Каждый хочет любить

Оглавление

Marc Levy

Mes amis mes amours

Марк Леви

Каждый хочет любить

Роман

Перевод Р. Генкиной

УДК 821.133.1–312.6Леви
ББК 84(4Фра)–44
Л36

Леви М.

Литературная карьера Марка Леви, одного из самых популярных французских писателей, развивалась стремительно. Первая же его книга “Между небом и землей” прогремела на весь мир и вскоре была экранизирована Стивеном Спилбергом. Следующие романы неизменно становились бестселлерами, и не только во Франции.

“Каждый хочет любить” — забавная и трогательная история двух разведенных мужчин, которые пытаются жить одним домом вместе с детьми, не допуская в свой налаженный быт приходящих нянь и женщин вообще. Но, как бы высоко ни ценили они дружбу, сердце требует большего, а потому, каждый на свой лад, друзья не перестают искать настоящего счастья.

	УДК 821.133.1–312.6Леви
	ББК 84(4Фра)–44

	© 2006 Editions Robert Laffont/Susanna Lea Associates
	© Р. Генкина, перевод с французского, 2006
	© Н. Черемных, оформление, 2011
	© ООО “Издательская Группа “Азбука-Аттикус”, 2012 Издательство Иностранка®

Париж

— Помнишь Каролину Леблон?

— Второй “А”, всегда сидела на задних партах. Твой первый поцелуй. Сколько лет уже...

— Чертовски хороша она была, эта Каролина Леблон.

— С чего это ты вдруг о ней вспомнил?

— Вон там, рядом с каруселью, та женщина на нее похожа, как мне кажется.

Антуан внимательно оглядел молодую мамашу с книжкой. Переворачивая страницу, она бросала быстрый взгляд на маленького сынишку, который хохотал, вцепившись в холку своей деревянной лошадки.

— Этой женщине у карусели лет тридцать пять, если не больше.

— Нам тоже за тридцать пять, — заметил Матиас.

— Думаешь, это она? Ты прав, чем-то она напоминает Каролину Леблон.

— Как же я был в нее влюблен!

— Ты тоже делал за нее задания по математике в обмен на поцелуй?

— Что за мерзости ты говоришь.

— Почему мерзости? Она целовала всех отличников.

— Говорю же, я был по уши влюблен в нее!

— Ну и ладно, самое время перевернуть страницу.

Сидя бок о бок на скамейке у площадки с аттракционами, Антуан и Матиас отвлеклись от молодой мамы и стали разглядывать мужчину в синем костюме, который пристроил большую розовую сумку у ножки стула и повел свою маленькую дочурку к карусели.

— Спорим, у него уже месяцев шесть срока, — изрек Антуан.

Матиас вгляделся в бедолагу. Молния на сумке была приоткрыта, и оттуда высовывались пачка печенья, бутылочка лимонада и лапа плюшевого мишки.

— Давай! Три месяца, не больше!

Матиас протянул руку, Антуан хлопнул по ладони:

— Спорим!

Девчушка на лошадке с позолоченной гривой на секунду потеряла равновесие. Отец ринулся вперед, но служитель карусели подоспел раньше и поудобнее усадил ее в седле.

— Ты проиграл... — заверил Матиас.

Он подошел к мужчине в синем костюме и уселся рядом.

— Поначалу трудно, а? — снисходительно спросил Матиас.

— Еще как! — со вздохом согласился мужчина.

— Потом станет еще сложнее, вот увидите.

Матиас бросил беглый взгляд на соску, не прикрытую колпачком, торчащую из сумки.

— Давно вы разошлись?

— Три месяца...

Матиас похлопал его по плечу, с победоносным видом направился обратно к Антуану и сделал другу знак следовать за ним.

— С тебя двадцать евро!

Вдвоем они двинулись прочь по аллее Люксембургского сада.

— Ты возвращаешься в Лондон завтра? — спросил Матиас.

— Сегодня вечером.

— Так мы даже не поужинаем вместе?

— Только если ты сядешь в поезд вместе со мной.

— Я завтра работаю!

— Перебирайся работать туда.

— Не начинай по новой. Что, по-твоему, мне делать в Лондоне?

— Быть счастливым!

1

Лондон, несколько дней спустя

Сидя за рабочим столом, Антуан дописывал последние строчки письма. Перечитал, остался доволен, аккуратно сложил листок и убрал в карман.

Свет прекрасного осеннего дня просачивался сквозь жалюзи окна, выходящего на Бьют-стрит, и стекал на светлый паркет архитектурного бюро.

Антуан накинул пиджак, висевший на спинке стула, поправил рукава свитера и быстрым шагом направился к вестибюлю. По дороге притормозил и склонился над плечом одного из своих инженеров, чтобы рассмотреть чертеж, над которым тот корпел. Антуан переместил угольник и поправил линию в разрезе. Маккензи кивком поблагодарил его, Антуан ответил улыбкой и продолжил свой путь к двери, поглядывая на часы. На стенах были развешаны фотографии и чертежи проектов, осуществленных агентством со дня своего основания.

— Вы сегодня уходите в декрет? — спросил он у секретарши.

— Ну да, пора уже малышу появиться на свет.

— Мальчик или девочка?

Молодая женщина скорчила гримаску, положив руку на круглый живот.

— Футболист!

Антуан обошел стойку, обнял секретаршу и осторожно прижал к себе.

— Возвращайтесь скорее... не слишком быстро, и все же поскорее! В общем, возвращайтесь, когда захотите.

Он помахал ей рукой, отошел и толкнул стеклянные двери, ведущие к лифтам.

Париж, тот же день

Стеклянные двери большого книжного парижского магазина распахнулись перед клиентом в шляпе и шарфе, обвязанном вокруг шеи. Он явно торопился и сразу направился в отдел школьных пособий. Продавщица, стоя на самом верху стремянки, громко выкликала названия и количество стоящих на полке книг, а Матиас заносил данные в тетрадку. Без всякого вступления клиент поинтересовался не слишком приветливым тоном, где он может найти полное собрание сочинений Гюго в издании “Плеяды”.

— Какой том? — спросил Матиас, подняв глаза от своей тетрадки.

— Первый, — ответил мужчина еще суше.

Молоденькая продавщица перегнулась и ухватила книгу кончиками пальцев. Затем наклонилась, чтобы передать ее Матиасу. Мужчина в шляпе проворно выхватил книгу и пошел к кассе. Продавщица вопросительно взглянула на Матиаса, а он, сжав зубы, положил тетрадку на прилавок и бросился следом за клиентом.

— Здравствуйте, пожалуйста, спасибо, до свидания! — прорычал он, перекрывая тому доступ к кассе.

Изумленный клиент попробовал обойти его, но Матиас вырвал у него из рук книгу и, не переставая твердить во все горло: “Здравствуйте, пожалуйста, спасибо, до свидания!”, вернулся к прерванной работе. Несколько посетителей в растерянности наблюдали за этой сценой. Разъяренный мужчина в шляпе покинул магазин, кассирша пожала плечами, молодая продавщица на своей верхотуре изо всех сил сдерживала смех, а владелец магазина попросил Матиаса зайти к нему до конца дня.

Лондон

Антуан шел по Бьют-стрит пешком. Когда он поравнялся с переходом, рядом с ним притормозило и остановилось такси. Антуан кивком поблагодарил водителя и доехал до французского лицея. Прозвенел звонок, и двор начальной школы заполнила детвора. Эмили и Луи с ранцами на спине шагали бок о бок. Мальчик повис на шее отца. Эмили улыбнулась и отошла к ограде.

— Валентина не пришла за тобой? — спросил Антуан у Эмили.

— Мама позвонила учительнице, она запаздывает и просила меня подождать ее в ресторане у Ивонны.

— Тогда пойдем с нами, я тебя отведу, и мы втроем что-нибудь перекусим.

Париж

Мелкий дождик отбивал дробь по блестящим тротуарам. Матиас плотнее запахнул плащ, поднял воротник и двинулся по переходу. Такси засигналило и едва не задело его. Шофер высунул руку в окно и недвусмысленным жестом выставил средний палец. Оказавшись на другой стороне, Матиас зашел в небольшой супермаркет. Серые отсветы парижского неба сменились яркими неоновыми огнями. Матиас поискал на стеллажах кофе, взял банку, в раздумье глянул на замороженные полуфабрикаты и предпочел им ветчину в вакуумной упаковке. Наполнив металлическую корзинку, подошел к кассе.

Продавец вернул ему сдачу, но не улыбку; “доброго вечера” он тоже не дождался.

Когда он добрался до прачечной, там уже были опущены металлические шторы. Матиас вернулся к себе.

Лондон

Устроившись за столиком в пустом зале ресторана, Луи и Эмили рисовали что-то в своих тетрадках, не забывая лакомиться карамельным кремом, секрет которого был известен только хозяйке заведения Ивонне. Она как раз поднималась из винного погреба, Антуан шел следом, таща ящик с бутылками, две плетенки с овощами и три банки сметаны.

— Как ты умудряешься все это сама перетаскивать? — недоумевал Антуан.

— Уж как-то умудряюсь! — отвечала Ивонна, указывая ему место за стойкой, куда сложить все принесенное.

— Ты бы наняла кого-нибудь в помощники.

— А чем я буду расплачиваться с этим кем-нибудь? Я и одна-то едва концы с концами свожу.

— В воскресенье мы с Луи придем тебе на подмогу; хоть приведем в порядок твой склад, а то там черт ногу сломит.

— Оставь мой склад в покое; лучше отведи своего сына в Гайд-парк покататься на пони или сходи с ним в Тауэр, он уже сколько месяцев об этом мечтает.

— Он больше мечтает побывать в Музее ужасов, а это далеко не одно и то же. Он еще слишком мал.

— Или ты слишком стар, — возразила Ивонна, расставляя бутылки бордо.

Антуан просунул голову в дверь кухни и с вожделением уставился на два огромных противня, водруженных на плиту. Ивонна потрепала его по плечу.

— Накрыть вам вечером на двоих? — спросила она.

— А может, на троих? — Антуан взглядом указал на Эмили, прилежно склонившуюся над тетрадкой в глубине зала.

Но не успел он договорить, как мама Эмили, вся запыхавшаяся, влетела в бистро. Она обняла дочь, извиняясь за опоздание и объясняя, что ее задержало собрание в консульстве. Спросила, сделала ли Эмили домашнее задание, и та кивнула, очень гордая собой. Антуан и Ивонна наблюдали за ними от стойки.

— Спасибо, — сказала Валентина.

— Не за что, — хором ответили Ивонна и Антуан.

Эмили собрала ранец и взяла мать за руку. На пороге они обернулись и попрощались.

Париж

Матиас поставил фотографию в рамке на кухонную стойку. Кончиками пальцев он провел по стеклу, будто лаская волосы дочери. На фотографии Эмили одной рукой держалась за мать, а другой махала ему на прощание. Это было в Люксембургском саду, три года назад. Накануне того дня, когда Валентина, его жена, покинула его, чтобы уехать вместе с дочерью в Лондон.

Стоя за гладильной доской, Матиас поднес руку к поверхности утюга, проверяя, достигла ли она нужной температуры. Среди рубашек, на каждую из которых он тратил по четверти часа, лежал маленький пакет, завернутый в фольгу, и Матиас прогладил его с особым тщанием. Потом поставил утюг на подставку, выдернул шнур из розетки и развернул фольгу, под которой обнаружился дымящийся сэндвич с ветчиной и сыром. Матиас переложил его на тарелку и понес свой ужин к дивану в гостиной, прихватив по дороге газету с журнального столика.

Лондон

Если у стойки бара в начале вечера царило оживление, то обеденный зал оставался полупустым. Софи, молодая цветочница, которая держала магазинчик рядом с рестораном, зашла, придерживая обеими руками огромный букет. Очаровательная в своем белоснежном халатике, она расставила лилии в вазе на стойке. Хозяйка незаметно указала ей на Антуана и Луи. Софи направилась к их столику. Она поцеловала Луи и отклонила предложение Антуана присоединиться к ним: ей еще нужно прибраться в магазине, а завтра спозаранок отправляться на цветочный рынок на Коламбиа-роуд. Ивонна подозвала Луи, чтобы он выбрал себе мороженое в холодильнике. Мальчик убежал.

Антуан достал письмо из кармана пиджака и незаметно передал его Софи. Та развернула листок и принялась читать с видимым удовольствием. Не прерывая чтения, подтянула к себе стул и уселась. Потом передала первую страницу Антуану.

— Можешь начать так: “Любовь моя...”

— Ты хочешь, чтобы я написал “любовь моя”? — задумчиво переспросил Антуан.

— Да, а в чем дело?

— Ни в чем!

— Что тебя смущает? — недоумевала Софи.

— Мне кажется, это немного слишком.

— Слишком что?

— Просто слишком!

— Не понимаю. Если я люблю человека, то называю его “любовь моя”! — убежденно настаивала Софи.

Антуан взял ручку и снял колпачок.

— Это ты любишь, тебе и решать! И все-таки...

— Все-таки что?

— Если бы он был здесь, возможно, ты любила бы его немного меньше.

— Вредный ты, Антуан. Ну почему ты вечно говоришь такие гадости?

— Потому что это правда! Когда люди видят нас ежедневно, они с каждым разом все меньше обращают на нас внимание... а через некоторое время и вовсе перестают замечать.

Не выдержав обиженного взгляда Софи, он сдался.

— Отлично, значит, скажем: “Любовь моя...”

Он помахал листком, чтобы чернила высохли, и отдал его Софи. Она поцеловала Антуана в щеку, поднялась, послала воздушный поцелуй Ивонне, хлопочущей за стойкой, и уже переступила было порог, когда Антуан окликнул ее:

— Извини меня за все, что я наговорил.

Софи улыбнулась и вышла.

Зазвонил мобильник Антуана, на дисплее высветился номер Матиаса.

— Ты где? — спросил Антуан.

— Дома, на диване.

— Что-то у тебя голос кислый или мне кажется?

— Нет, нет, — запротестовал Матиас, теребя уши плюшевого жирафа.

— Я сегодня забрал твою дочку из школы.

— Знаю, она мне сказала, я только что с ней разговаривал. Кстати, я должен ей перезвонить.

— Ты так по ней скучаешь? — спросил Антуан.

— Еще больше, когда вешаю трубку после разговора с ней, — с легкой грустью признался Матиас.

— Думай о том, как ей пригодится потом в жизни свободное владение двумя языками, и радуйся. Она замечательная, и она счастлива.

— Да, в отличие от ее папы... я все знаю.

— У тебя неприятности?

— Думаю, меня в конце концов уволят.

— Лишний повод перебраться сюда, к ней поближе.

— А на что я буду жить?

— В Лондоне тоже есть книжные магазины, и работы здесь хватает.

— А эти твои магазины часом не английские?

— Мой сосед уходит на пенсию. Его книжная лавка расположена в самом центре французского квартала, и он ищет управляющего себе на замену.

Антуан признал, что магазинчик соседа куда скромнее, чем тот, в котором Матиас работает в Париже, зато он будет сам себе хозяин, что в Англии не считается преступлением... В целом лавочка очень приятная, хотя косметический ремонт ей бы не помешал.

— А много надо переделывать?

— Это уже по моей части, — заметил Антуан.

— И во сколько мне обойдется должность управляющего?

— Владелец прежде всего хочет, чтобы его детище не превратилось в закусочную. Он вполне удовлетворится небольшим процентом с продаж.

— А что именно, на твой взгляд, означает “небольшим”?

— Небольшим! Небольшим, как... расстояние, которое будет отделять твое рабочее место от школы твоей дочери.

— Я никогда не смогу жить за границей.

— Почему? Или ты думаешь, что жизнь в Париже станет прекрасней, когда пустят трамвай? Здесь трава растет не только между рельсами, а вокруг полно парков... Вот, например, сегодня утром я кормил белок в своем саду.

— Да уж, вижу, ты занят по горло!

— Ты прекрасно освоишься в Лондоне, энергия здесь бьет ключом, люди приветливы, а что до французского квартала, здесь точь-в-точь Париж... только без парижан.

И Антуан выдал исчерпывающий список французских заведений, расположенных вокруг лицея.

— Ты даже сможешь покупать свою любимую “Л’Экип” и пить кофе со сливками на террасе кафе, не покидая Бьют-стрит.

— Ты преувеличиваешь!

— А почему, как ты думаешь, лондонцы прозвали эту улицу Лягушачьей аллеей? Матиас, здесь живет твоя дочь. И лучший друг тоже. Да к тому же ты сам все время твердишь, что жизнь в Париже — сплошной стресс.

Матиаса уже давно раздражал шум, доносившийся с улицы; он поднялся и подошел к окну: какой-то водитель поносил мусорщиков.

— Не вешай трубку, — попросил Матиас и высунул голову наружу.

Он заорал водителю, что если уж тому плевать на окружающих, то он мог бы по крайней мере проявить уважение к тем, кто занят тяжелой работой. Водитель из-за опущенного стекла выдал новую порцию ругани. В конце концов мусорщик отъехал к обочине, и машина, скрежеща шинами, рванулась прочь.

— Что случилось? — спросил Антуан.

— Ничего! Так что ты там говорил о Лондоне?

2

Лондон, несколько месяцев спустя

Весна объявилась вовремя. И если солнце в эти первые апрельские дни еще пряталось за тучами, то наступившее тепло не оставляло сомнений в том, что новое время года не за горами. В районе Южного Кенсингтона царило бурное оживление. Прилавки зеленщиков ломились от аппетитно разложенных фруктов и овощей, цветочный магазин Софи предлагал выбор на любой вкус, а ресторанчик Ивонны готовился открыть летнюю террасу. На Антуана навалилась куча работы. Сегодня ему пришлось перенести пару встреч, чтобы лично проследить за тем, как идут отделочные работы в симпатичном маленьком книжном магазине на углу Бьют-стрит.

Витрины “Французского книжного” были занавешены целлофаном, предохранявшим их от брызг краски, и маляры уже клали последние мазки. Антуан нервно взглянул на часы и повернулся к своему сотруднику:

— К вечеру они точно не закончат!

В магазин зашла Софи.

— Я загляну попозже, чтобы поставить букет; цветы краску не любят.

— Судя по тому, как продвигается дело, можешь заглянуть завтра, — заметил Антуан.

Софи подошла к нему.

— Он обалдеет от радости. И ничего страшного, если где-то останутся стремянка и пара банок шпаклевки.

— Нет, нужно все довести до конца, только тогда будет красиво.

— Зануда! Ладно, сейчас закрою магазин и приду помогать. В котором часу он приедет?

— Понятия не имею. Ты ж его знаешь, он уже четыре раза менял билеты.

Устроившись на заднем сиденье такси, с чемоданом в ногах и свертком под мышкой, Матиас безуспешно пытался понять, о чем толкует шофер. Из вежливости он отвечал наугад то “да”, то “нет”, пытаясь определить правильность ответа по взгляду водителя в зеркальце. Пускаясь в путь, он записал адрес конечного пункта на обратной стороне железнодорожного билета и вот теперь вручил все сведения этому человеку, внушавшему полное доверие. Однако языковой барьер преодолевать становилось все труднее, а расположенный не с той стороны руль сбивал с толку.

Солнце пробивалось сквозь облака, и его лучи отражались в Темзе, превращая ее волны в длинную серебристую ленту. Переезжая через Вестминстерский мост, Матиас заметил на другом берегу очертания аббатства. На тротуаре молодая женщина, прислонившись к парапету, наговаривала текст, глядя в камеру.

— Более четырехсот тысяч наших соотечественников пересекли Ла-Манш, чтобы обосноваться в Англии.

Такси миновало журналистку и устремилось в самое сердце города.

Стоя за прилавком, пожилой английский господин складывал листы бумаги в старую кожаную папку, покрывшуюся за долгие годы верной службы мелкими трещинками. Он огляделся вокруг, глубоко вздохнул и вернулся к своему занятию. Незаметным движением включил механизм, открывающий кассовый аппарат, и прислушался к тонкому перезвону маленьких колокольчиков, звучавших, когда выщелкивалась коробочка с деньгами.

— Господи, как мне будет не хватать этого звука, — произнес он.

Его рука скользнула под старинный агрегат, высвобождая пружину, которая удерживала ящик-кассу. Он поставил ящик на табурет рядом с собой. Наклонился, чтобы достать из углубления маленькую книжку в алой выцветшей обложке. Имя автора было Г. Вудхауз. Пожилой английский господин, известный как Джон Гловер, поднес книгу к лицу, вдохнул запах и крепко прижал ее к себе. Перелистал несколько страниц с осторожностью, граничащей с нежностью. Потом пристроил книгу на видное место на единственном стеллаже, не завешенном целлофаном, и вернулся к себе за прилавок. Закрыл кожаную папку и стал ждать, скрестив руки на груди.

— Все хорошо, господин Гловер? — спросил Антуан, поглядывая на часы.

— Требовать лучшего было бы нахальством, — отвечал старый книготорговец.

— Он скоро будет.

— Когда в моем возрасте откладывается неизбежная встреча — это доброе известие, — сдержанно заметил Гловер.

У тротуара остановилось такси. Дверь книжного магазина распахнулась, и Матиас бросился в объятия друга. Антуан кашлянул и глазами указал на пожилого господина, который ожидал в глубине магазина, шагах в десяти от них.

— Ага, теперь я вижу, какой смысл ты вкладываешь в слово “маленький”, — прошептал Матиас, оглядываясь вокруг.

Старый книготорговец выпрямился и протянул Матиасу руку.

— Господин Попино, полагаю? — произнес он на почти безупречном французском.

— Зовите меня Матиас.

— Очень рад видеть вас здесь, господин Попино. Возможно, поначалу вам будет немного сложно во всем разобраться, помещение кажется тесноватым, но душа этого магазинчика необъятна.

— Господин Гловер, меня зовут вовсе не Попино.

Джон Гловер протянул Матиасу старую папку и раскрыл ее.

— В центральном отделении вы найдете все документы, подписанные нотариусом. Осторожней с молнией, после своего семидесятилетнего юбилея она сделалась на удивление капризной.

Матиас принял папку и поблагодарил хозяина.

— Господин Попино, могу ли я попросить вас об одном одолжении, совсем незначительном, но мне оно доставило бы огромную радость?

— С удовольствием, господин Гловер, — замявшись, ответил Матиас, — но, извините за настойчивость, моя фамилия не Попино.

— Как вам будет угодно, — приветливо отозвался книготорговец. — Не могли бы вы…