1
Год спустя
Детектив Томас Мур ненавидел запах латекса и сейчас, натягивая перчатки, из которых вырвалось облачко талька, ощутил, что к горлу подступает тошнота. Этот запах резины сопровождал самый неприятный аспект его работы и неизменно ассоциировался с кровью и продуктами жизнедеятельности человека. В такие минуты Мур мысленно сравнивал себя с собакой Павлова, натренированной на слюноотделение при виде пищи. Запах был для него своего рода обонятельным сигналом взять себя в руки.
Что он и сделал, прежде чем войти в прозекторскую. После уличной духоты в морге было особенно прохладно, и он чувствовал, как остывают на коже капельки пота. Пятница двенадцатого июля выдалась необыкновенно жаркой, и по всему Бостону надрывно шумели кондиционеры, перемалывая горячий воздух. На мосту Тобин уже томились в пробке автомобилисты, устремившиеся на север, в прохладные леса Мэна. Но Томас Мур не был в числе этих счастливчиков. Его отозвали из отпуска, и теперь его ожидало соприкосновение с настоящим кошмаром.
Он уже облачился в хирургический халат, который достал из бельевого шкафа, осталось только надеть бумажный колпак, чтобы спрятать непослушные волосы, и бахилы — он не раз видел, сколько всякой гадости падает со стола на пол и, соответственно, на обувь. Кровь, обрывки тканей. Его нельзя было назвать чистюлей, но приносить домой на подошвах ошметки из прозекторской совсем не хотелось. На мгновение Мур замер перед дверью, потом сделал глубокий вдох и, готовый к испытанию, вошел в секционный зал.
Накрытый простыней труп лежал на столе, — судя по очертаниям, это была женщина. Мур не стал задерживать взгляд на мертвой и предпочел сосредоточиться на живых, присутствовавших на вскрытии. Судмедэксперт доктор Эшфорд Тирни и санитар морга раскладывали на столике инструменты. По другую сторону стола, прямо напротив Мура, стояла Джейн Риццоли, тоже из отдела по расследованию убийств. Тридцатитрехлетняя Риццоли была маленькой женщиной с волевым подбородком. Ее непокорные кудри были спрятаны под бумажной шапочкой, и лицо, лишенное мягкого обрамления волос, казалось, состояло сплошь из острых углов, а взгляд темных глаз был испытующим и твердым. Полгода назад ее перевели в убойный отдел из подразделения по борьбе с наркотиками. Она была единственной женщиной в команде, и в ее отношениях с одним из детективов уже успели возникнуть проблемы — обвинения в сексуальном домогательстве, встречные упреки в стервозности. Мур не мог сказать, что ему нравилась Риццоли, да и она к нему явно не благоволила. До сих пор им удавалось сохранять чисто деловые отношения, и казалось, она предпочитала именно такой стиль общения.
Рядом с Риццоли стоял ее напарник Барри Фрост, в высшей степени жизнерадостный полицейский. Круглая, лишенная растительности физиономия делала Барри значительно моложе его тридцати лет. Фрост работал с Риццоли вот уже два месяца и не жаловался. Пожалуй, он был единственным человеком в команде, который безропотно сносил ее дурной характер.
Когда Мур подошел к столу, Риццоли заметила:
— А мы все гадаем, когда же вы объявитесь.
— Я был на автостраде, когда вы позвонили мне на пейджер.
— Мы ждем здесь с пяти часов.
— Я только начинаю внутренний осмотр, — сказал доктор Тирни. — Так что детектив Мур прибыл как раз вовремя.
Вот она, мужская солидарность. Доктор Тирни хлопнул дверцей стеклянного шкафа, и она отозвалась жалобной дрожью. Это был редкий случай, когда Тирни позволил себе выплеснуть раздражение. Выходец из Джорджии, доктор Тирни был до мозга костей джентльменом и полагал, что леди должны вести себя как леди. Нельзя сказать, чтобы ему нравилось работать под руководством колючей Джейн Риццоли.
Санитар морга подкатил тележку с инструментами к столу, и в его коротком взгляде, брошенном на Мура, явственно читалось: «Неужели ты веришь этой стерве?»
— Сожалею, что вам сорвали рыбалку, — сказал Тирни Муру. — Но, похоже, ваш отпуск отменяется.
— Вы уверены, что это опять наш старый знакомый?
В ответ Тирни сдернул простыню с трупа:
— Ее имя Елена Ортис.
Хотя Мур и настроился на то, что зрелище будет не из приятных, первый взгляд, брошенный на жертву, был как удар кулаком в лицо. Свалявшиеся, в сгустках запекшейся крови, черные волосы женщины, словно иглы дикобраза, торчали вокруг лица цвета голубого мрамора. Приоткрытые губы застыли, словно в попытке что-то произнести. Кровь уже смыли с тела, и раны зияли пурпурными прорехами в сером полотне кожи. Видимых ран было две. Одна, особенно глубокая, рассекала горло от левого уха, затрагивая левую сонную артерию и обнажая гортанный хрящ. Типичный coup de grâce, смертельный удар. Вторая зияла в нижней части живота. Эта рана не была смертельной, она была нанесена с совершенно иной целью.
Мур с трудом сглотнул слюну:
— Теперь я понимаю, почему меня отозвали из отпуска.
— Руководить этим расследованием назначили меня, — сказала Риццоли.
В ее словах он уловил нотки предупреждения: она явно защищала свою территорию. Мур понимал, откуда это берется — постоянные насмешки и скептицизм по отношению к женщинам-полицейским заставляли их быть жесткими. По правде говоря, у него не было ни малейшего желания выяснять с ней отношения. Им предстояло вместе работать по этому делу, и сейчас не время было бороться за лидерство.
Мур постарался придать своему голосу уважительный тон:
— Не могли бы вы посвятить меня в обстоятельства происшествия?
Риццоли по-деловому кивнула:
— Жертва была обнаружена сегодня в девять утра в своей квартире на Вустер-стрит, в Южном округе. Обычно она приходит на работу в шесть утра. Цветочный салон «Селебрейшн Флористс» находится в нескольких кварталах от ее дома. Это семейный бизнес, которым владеют ее родители. Когда дочь не явилась на работу, они заволновались. Брат пошел к ней домой проверить, в чем дело. Он обнаружил ее труп в спальне. Доктор Тирни полагает, что смерть наступила между полуночью и четырьмя часами утра. По словам родных, в последнее время у нее не было приятеля, да и соседи по дому не видели, чтобы к ней заходил кто-то из мужчин. Обычная работящая католичка.
Мур взглянул на запястья жертвы:
— Она была связана.
— Да. Клейкая лента на запястьях и щиколотках. Ее нашли обнаженной. На ней были лишь некоторые ювелирные украшения.
— Что за украшения?
— Цепочка. Кольцо. Серьги-гвоздики. Шкатулка с украшениями в спальне не тронута. Так что ограбление как мотив убийства исключается.
Мур посмотрел на цепочку ссадин, опоясывающую бедра жертвы.
— Тело тоже было связано?
— На талии и бедрах следы клейкой ленты, которую используют для герметизации водопроводных труб. Рот тоже был заклеен.
Мур глубоко вздохнул:
— Боже...
Глядя на Елену Ортис, он в какой-то момент увидел перед собой другую молодую женщину, тоже мертвую, — блондинку с кровавыми ранами на шее и животе.
— Диана Стерлинг, — пробормотал он.
— Я уже взял из архива протокол вскрытия Стерлинг, — сказал Тирни. — На случай, если вам понадобится перечитать его.
Мур не видел в этом необходимости. Дело Стерлинг, расследованием которого он руководил, до сих пор было живо в памяти.
Год назад тридцатилетнюю Диану Стерлинг, служащую туристического агентства «Кендалл и Лорд», нашли мертвой в ее собственной квартире. Она была обнажена и привязана к кровати клейкой лентой. У Стерлинг были рассечены шея и низ живота. Убийцу так и не обнаружили.
Доктор Тирни направил луч лампы на живот Елены Ортис. Кровь уже смыли, и края раны теперь были бледно-розовыми.
— Есть какие-нибудь улики? — спросил Мур.
— Прежде чем труп был обмыт, мы сняли с тела несколько волокон. И еще волос, прилипший к краю раны.
Мур оживился:
— Волос жертвы?
— Гораздо короче. И светло-русый.
У Елены Ортис волосы были черные.
— Мы уже запросили образцы волос всех, кто соприкасался с телом, — вставила Риццоли.
Тирни привлек их внимание к ране:
— Здесь мы имеем поперечный разрез. Хирурги называют это разрезом по Мэйларду. Передняя брюшная стенка рассекалась послойно: кожа, поверхностная фасция, мышцы и, наконец, брюшина.
— Как и у Стерлинг, — заметил Мур.
— Совершенно верно. Как у Стерлинг. Но есть различия.
— Да? Какие же?
— У Дианы Стерлинг рана была местами рваной, что указывает на некоторую нерешительность убийцы. А здесь этого нет. Видите, как четко проходит линия разреза? Ни разу не оборвавшись. Очевидно, что убийца нанес удар с абсолютной уверенностью. — Тирни встретился взглядом с Муром. — Наш неизвестный учится. Оттачивает технику.
— Если это тот самый неизвестный, — заметила Риццоли.
— Есть и другие схожие детали. Видите прямоугольный край раны? Это указывает на то, что разрез был сделан справа налево. Как и у Стерлинг. Лезвие, которым нанесена рана, прямое, без зазубрин. Таким же лезвием убили Стерлинг.
— Скальпель?
— Похоже на скальпель. Прямая линия разреза подтверждает, что лезвие не дрожало. Жертва была либо без сознания, либо так крепко связана, что не могла и шелохнуться, не говоря уже о том, чтобы сопротивляться. Так что лезвие скользило как по маслу.
У Барри Фроста было такое выражение лица, будто его вот-вот вырвет.
— О боже! Умоляю, скажите, что она уже была мертва к тому моменту, когда он это сделал.
— Боюсь, это не посмертная рана. — В зеленых глазах Тирни, видневшихся над хирургической маской, полыхала злость.
— Что, было предсмертное кровотечение? — спросил Мур.
— Да, обнаружено скопление крови в тазовой полости. Это значит, что ее сердце еще работало. Она была жива, когда... происходила эта процедура.
Мур посмотрел на запястья, там были синие пятна. Такие же отметины виднелись и на обеих щиколотках, а бедра опоясывала точечная сыпь кровоизлияний. Судя по всему, Елена Ортис сопротивлялась, пытаясь вырваться из пут.
— Есть и другое доказательство того, что она была жива к моменту нанесения смертельной раны, — сказал Тирни. — Залезьте рукой в рану, Томас. Думаю, вы уже знаете, что там найдете.
Мур неохотно сунул руку в полость. Сквозь латекс перчатки он ощутил мягкую плоть, еще прохладную после длительной заморозки. У него вдруг возникло ощущение, будто он шарит внутри тушки индейки в поисках мешочка с потрохами. Он продвинул руку глубже, и его пальцы стали ощупывать стенки полости. Это было грубое вторжение в самую интимную часть женского тела. Он старался не смотреть на лицо Елены Ортис. Только так он мог сохранять бесстрастность, сосредоточившись исключительно на техническом аспекте надругательства над ее телом.
— Матка отсутствует. — Мур взглянул на Тирни.
Судмедэксперт кивнул:
— Ее удалили.
Мур вытащил руку из полости и уставился на рану, зияющую, словно открытая пасть. Теперь настала очередь Риццоли, и ее короткие пальцы принялись исследовать нутро жертвы.
— Больше ничего не тронули? — спросила она.
— Только матку, — сказал Тирни. — Мочевой пузырь и кишечник на месте.
— А что это за твердый узелок я нащупала слева? — спросила она.
— Это шовная нить. Он перевязал ею кровеносные сосуды.
Риццоли опешила:
— Так это хирургический узел?
— Простой кетгут два-ноль, — предположил Мур и взглядом обратился к Тирни за подтверждением.
Тирни снова кивнул:
— Тот же самый, что мы обнаружили в теле Дианы Стерлинг.
— Кетгут два-ноль? — слабым голосом спросил Фрост. Он уже отошел от стола и теперь стоял в углу возле раковины, приготовившись блевать. — Это что, название какого-то бренда?
— Нет, это не бренд, — сказал Тирни. — Кетгут — это хирургическая нить, изготовленная из кишок коровы или овцы. Она используется для зашивания глубоких слоев соединительной ткани. В теле нитки со временем рассасываются.
— Откуда у него мог взяться этот кетгут? — Риццоли взглянула на Мура. — Вы не проверяли источник, когда работали по делу Стерлинг?
— Установить конкретный источник практически невозможно, — ответил Мур. — Этот шовный материал производится десятками компаний, по большей части в Азии. Он до сих пор используется во многих зарубежных клиниках.
— Только в зарубежных?
В разговор вмешался Тирни:
— Сегодня существуют более совершенные материалы. Кетгут уступает синтетическим нитям в прочности и долговечности. Я сомневаюсь, что кто-то из врачей в США использует его сегодня.
— А зачем нашему убийце вообще понадобилось накладывать швы?
— Чтобы кровотечение не портило картину. Ему нужно было видеть, что он делает. Наш неизвестный — исключительный аккуратист.
Риццоли вытащила руку из раны. На резиновой ладони алел крохотный сгусток крови.
— Убийца имеет определенную квалификацию, но какую? Мы имеем дело с врачом или с мясником?
— Совершенно очевидно, что он обладает анатомическими познаниями, — сказал Тирни. — Не сомневаюсь, что он уже проделывал нечто подобное.
Мур сделал шаг назад от стола, пытаясь не думать о том, какие муки пришлось принять Елене Ортис, но избавиться от этих страшных мыслей было непросто. Жертва чудовищного истязания лежала перед ним, уставившись в потолок широко раскрытыми глазами.
Из оцепенения его вывело звяканье инструментов в лотке, и он в удивлении обернулся. Оказывается, санитар уже подкатил тележку к доктору Тирни, и тот приготовился сделать Y-образный разрез. Теперь всеобщее внимание было приковано к ране в брюшной полости.
— И что потом? — спросил санитар. — Что он делает с удаленными матками?
— Этого мы не знаем, — сказал Тирни. — Органы исчезают бесследно.
