3
Half-a-hero in a hard-hearted game.
Blue Öyster Cult. «The Marshall Plan»5
Оконные стекла задрожали от крика Робин. Она шарахнулась, не отрывая взгляда от этого чудовищного зрелища. Нога была стройная, бледная, гладкая. Взрезая картон, Робин скользнула по ней пальцем и теперь не могла избавиться от ощущения холодной, будто резиновой, кожи. Чтобы заглушить собственный крик, девушка зажала рот ладонями; сбоку тотчас же распахнулась стеклянная дверь. Ростом под два метра, Страйк ворвался в приемную с перекошенным лицом, даже не успев застегнуть рубашку, под которой виднелась по-обезьяньи волосатая грудь.
— Какого хе...
Он проследил за полным ужаса взглядом своей помощницы — и увидел ногу. Робин почувствовала на локте его железную хватку и без сопротивления позволила вывести себя на лестницу.
— Как это сюда попало?
— С курьером, — выдавила она, пока Страйк подталкивал ее вверх по ступеням. — На мотоцикле.
— Жди здесь. Я вызову полицию.
Он захлопнул дверь своей мансарды; Робин, с бешено колотящимся сердцем, приросла к полу и слушала, как Страйк спускается обратно в офис. К горлу подступила кислятина. Нога. Только что она, Робин Эллакотт, получила по почте ногу. И преспокойно занесла коробку с женской ногой в приемную агентства. Чья это нога? Где остальные части тела?
Робин отошла от двери, доплелась до ближайшего стула, дешевого, пластмассового, на металлических ножках, и опустилась на его мягкое сиденье, по-прежнему зажимая ладонями онемевшие губы. Посылка, припомнила она, была адресована ей лично.
В это время Страйк стоял у окна своего кабинета, выходящего на Денмарк-стрит, и, прижимая к уху мобильник, высматривал на улице хоть какие-нибудь следы курьера. В ожидании ответа блюстителей закона он перешел в приемную, чтобы изучить раскрытую коробку.
— Нога? — переспросил инспектор уголовной полиции Эрик Уордл. — Какая, к черту, нога?
— Даже не моего размера, — сострил частный сыщик, чего не решился бы сделать в присутствии Робин.
Из-под заколотой штанины его брюк виднелся металлический стержень, заменявший ему лодыжку. Из-за воплей своей помощницы Страйк не успел полностью одеться.
Только во время разговора с Уордлом он определил, что в коробке лежит именно правая нога, причем отрезанная, как его собственная, ниже колена. Не выпуская из руки телефона, Страйк склонился над столом, чтобы повнимательнее изучить эту конечность, и ему в нос ударил тошнотворный запах, как от размороженной курятины. Жертва принадлежала к белой расе; на гладкой, бледной коже не обнаружилось никаких изъянов, если не считать застарелой, зеленоватой гематомы на небрежно выбритой голени. Светлые волоски, чуть неопрятные ногти без лака. Из плоти белой ледышкой торчит кость. Отрублена чисто, заметил Страйк: вероятно, топором или мясницким секачом.
— Женская, говоришь?
— Похоже на то...
Заметил Страйк и кое-что другое: на задней части голени, возле места ампутации, виднелся старый шрам, никак не связанный с отсечением ноги от тела.
Сколько раз в детстве, на корнуэльском берегу, он останавливался спиной к предательской воде, которая застигала его врасплох? Кто не знаком с повадками моря, тот забывает о его тяжести и беспощадности. Когда оно холодным металлом обрушивалось на ребятишек, они цепенели. В силу своей профессии Страйк постоянно сталкивался, работал и боролся со страхом, но при виде этого застарелого шрама его на мгновение обожгла настоящая жуть, усиленная неожиданностью.
— Ты там не заснул? — спросил Уордл на другом конце.
— В смысле?
Дважды переломанный нос Страйка находился в каком-то дюйме от места отсечения женской ноги. В памяти всплыла детская ножка со шрамом — забыть это зрелище так и не получилось... Сколько же лет назад он видел ту девочку? Сколько было бы ей сейчас?
— Ты позвонил мне первому, потому что?.. — подсказал Уордл.
— Да-да, — спохватился Страйк, пытаясь собраться с мыслями. — Я хотел, чтобы этим делом занялся именно ты, но если тебе влом...
— Выезжаю, — сказал Уордл. — Скоро буду. Не суетись.
Страйк дал отбой и опустил мобильник на стол, не сводя глаз с ноги. Только теперь он заметил, что под ней лежит какая-то бумажка — отпечатанная записка. Прошедший хорошую армейскую школу, Страйк поборол в себе желание тут же вытащить ее и прочесть: к вещдокам прикасаться без нужды не положено. Вместо этого он неловко присел, чтобы разобрать перевернутый адрес на откинутой крышке.
Посылку отправили не кому-нибудь, а Робин; это плохо. Ее фамилия, напечатанная без ошибок на белом листке с клейким слоем, соседствовала с адресом агентства. Под этим стикером виднелся другой. Твердо решив не трогать коробку, даже чтобы прочитать надписи, Страйк прищурился и понял, что вначале имя адресата было указано как «Камерон Страйк» и лишь потом отправитель налепил сверху новую распечатку с именем Робин Эллакотт. С какой целью?
— Бляха-муха! — выругался Страйк себе под нос.
Не без труда распрямившись, он снял с крючка у входа сумку Робин, запер стеклянную дверь и пошел наверх.
— Полиция уже едет, — сообщил он, ставя перед ней сумку. — Чаю выпьешь?
Она кивнула.
— Бренди плеснуть?
— Бренди у тебя нет, — хрипловато заметила Робин.
— Уже пошарила?
— Еще не хватало! — возмутилась она, и Страйк даже улыбнулся: как можно было подумать, что Робин у него в квартире пойдет шарить по полкам? — Не такой ты человек... не такой ты человек, чтобы держать дома бренди для лечебных целей.
— Может, пивка?
Робин помотала головой, не в силах улыбнуться. Когда заварился чай, Страйк устроился напротив со своей кружкой. По его внешности было отчетливо видно, что это бывший боксер-тяжеловес, давно подсевший на табак и фастфуд. Грозные брови, нос расплющенный, асимметричный, в отсутствие улыбки — вечная мина сумрачного недовольства. Его плотные, черные, вьющиеся мелким бесом волосы напомнили Робин про Жака Бургера и Сару Шедлок. Тот скандал остался где-то в прошлом. О Мэтью она вспомнила сегодня разве что походя. Робин не представляла, как расскажет ему об этом происшествии. Он разозлится. Его и раньше бесило, что Робин работает у Страйка.
— Ты... рассмотрел? — прошептала она, взяла свою кружку, но тут же опустила — чай не пошел.
— Угу, — ответил Страйк.
Что бы еще такое спросить, она не знала. В посылке была отсеченная нога. Такая жуть, такой бред... любой вопрос прозвучал бы пошло, издевательски. Это, случаем, не от твоей знакомой? Как по-твоему, кто мог это прислать? И самое главное: а я-то при чем?
— Полицейские будут спрашивать про курьера, — сказал Страйк.
— Естественно. Постараюсь припомнить все до мелочей.
Снизу позвонили.
— Это, наверно, Уордл.
— Уордл? — Робин даже вздрогнула.
— Самый доброжелательный коп из всех, кого мы знаем, — напомнил ей Страйк. — Жди, я приведу его сюда.
В прошлом году Страйк умудрился восстановить против себя всю полицию Большого Лондона, причем даже не по своей вине. Раздутые прессой, два самых громких его расследования уязвили офицеров, которых он обошел. При этом Уордл, помогавший распутать первое из тех двух дел, слегка погрелся в лучах его славы, и за счет этого у них сохранились более или менее сносные отношения. Робин знала Уордла только по газетным фотографиям. В зале суда она его не видела.
Внешне он оказался довольно привлекательным: густая каштановая шевелюра, шоколадно-карие глаза, одет в кожаную куртку и джинсы. Перехватив его быстрый, испытующий взгляд, обшаривший Робин — ее волосы, фигуру и особенно левую руку, на которой блестело наглядное свидетельство помолвки, колечко с бриллиантом и сапфиром, — Страйк не знал, смеяться или досадовать.
— Эрик Уордл, — представился инспектор вкрадчиво и, как подумал Страйк, с совершенно лишней обольстительной улыбочкой. — А это сержант уголовной полиции Эквензи.
С ним прибыла чернокожая коллега: тощая, с кичкой выпрямленных африканских волос на затылке. Она приветствовала Робин краткой улыбкой, и Робин почему-то успокоилась от присутствия другой женщины. Сержант уголовной полиции Эквензи окинула взглядом тесное жилище Страйка, на все лады расписанное газетчиками.
— А где же посылка? — спросила она.
— Внизу. — Страйк вытащил из кармана ключи от офиса. — Я вас провожу. Как поживает твоя жена, Уордл? — не удержался он, выходя из квартиры с сержантом Эквензи.
— А тебе-то что? — огрызнулся офицер, но, к немалому облегчению Робин, перестал изображать из себя психотерапевта, сел напротив и открыл блокнот.
— Он дожидался у подъезда, — начала Робин, когда Уордл спросил, как у нее оказалась коробка с отрезанной ногой. — Я подумала, это курьер. Затянут в черную кожу, весь в черном, и только на плечах куртки — синие полосы. Гладкий черный шлем, зеркальный щиток опущен. Рост — где-то под два метра. Если не учитывать шлем — сантиметров на тридцать выше меня.
— Телосложение? — спросил Уордл, строча в блокноте.
— Я бы сказала, довольно плотное, но у него, вероятно, куртка была на теплой подкладке. — Робин невольно покосилась на Страйка — тот как раз входил в дверь. — Ну то есть, конечно, не...
— Конечно, не такой жирный кабан, как босс? — подсказал Страйк, и Уордл, никогда не упускавший случая пнуть частного сыщика или поржать над чужой подколкой, негромко хохотнул.
— Он был в перчатках, — без улыбки добавила Робин. — В черных кожаных байкерских перчатках.
— Куда же без перчаток, — отозвался Уордл, делая очередную пометку. — Мотоцикл, вероятно, вы не разглядели?
— «Хонда», красная с черным, — сказала Робин. — Я логотип запомнила — изображение крыла. По моим прикидкам, рабочий объем семьсот пятьдесят кубиков. Здоровенный.
Уордл не поверил своим ушам.
— Робин у нас — гонщица. Рассекает, как Фернандо Алонсо, — вставил Страйк.
Робин стало раздражать его панибратство и ерничество. У них в конторе, этажом ниже, лежала отсеченная женская нога. А где искать саму жертву? Сдержать слезы было нелегко, особенно после бессонной ночи. Проклятущий диван... В последнее время она нередко стелила себе в гостиной...
— И он заставил вас расписаться в получении? — спросил Уордл.
— Не то чтобы заставил, — уточнила Робин. — Он протянул мне папку-планшет с зажимом, и я машинально черкнула свою подпись.
— А что было под зажимом?
— То ли накладная, то ли...
Пытаясь восстановить это в памяти, Робин закрыла глаза. Теперь ей вспомнилось: бланк действительно выглядел каким-то кустарным, будто сляпанным на компьютере. Так она и сказала.
— А вы, вообще-то, ожидали какую-нибудь посылку? — спросил Уордл.
Робин объяснила, что к собственной свадьбе заказала для гостей одноразовые фотоаппараты.
— И что он сделал, когда коробка оказалась у вас в руках?
— Сел на мотоцикл и умчался. В направлении Черинг-Кросс-роуд.
В дверь мансарды постучали; сержант Эквензи принесла в пакетике для вещдоков отпечатанную на принтере записку, которую Страйк в самом начале заметил под ногой.
— Прибыли судмедэксперты, — доложила она Уордлу. — Вот это лежало в посылке. Хотелось бы услышать мнение мисс Эллакотт.
Сквозь прозрачный полиэтилен Уордл пробежал глазами записку и нахмурился.
— Белиберда какая-то, — сказал он и начал читать вслух: — «A harvest of limbs, of arms and of legs...»
— «...of necks that turn like swans...» — подхватил Страйк, который стоял прислонившись к плите, откуда уж никак не мог разобрать написанное, — «...as if inclined to gasp or pray»6.
Трое слушателей вытаращили глаза.
— Это текст песни, — сказал Страйк.
От Робин не укрылось выражение его лица. Она поняла, что эти слова наполнены для него особым, гнетущим смыслом. Страйк с видимым усилием объяснил:
— Из последнего куплета «Mistress of the Salmon Salt»7. Группы Blue Öyster Cult8.
Сержант уголовной полиции Эквензи вздернула тонко подведенные бровки:
— Это кто такие?
— Культовые рокеры семидесятых.
— Ты, надо думать, хорошо знаешь их музыку? — предположил Уордл.
— Я хорошо знаю эту песню, — ответил Страйк.
— А отправителя ты, случайно, не знаешь?
Страйк медлил. Троица слушателей выжидала, а в голове у сыщика мелькали образы и воспоминания. Чей-то приглушенный голос: «Она звала смерть... Quicklime Girl»9. Тонкая ножка двенадцатилетней девочки, исполосованная серебристыми шрамами от порезов. Темные, как у хорька, мужские глаза, сузившиеся от ненависти. Наколка — желтая роза.
А потом, в конце прочих воспоминаний (у кого-нибудь другого эта мысль возникла бы в начале), ему в голову пришел протокол допроса, в котором упоминался отрезанный от трупа пенис, отправленный по почте полицейскому осведомителю.
— Ты знаешь отправителя? — повторил Уордл.
— Возможно. — Страйк покосился на Робин и сержанта Эквензи. — Нам с тобой лучше потолковать с глазу на глаз. Ты узнал у Робин все, что хотел?
— Нам понадобится ваше полное имя, домашний адрес и прочее, — сказал Уордл. — Запиши, Ванесса.
Сержант Эквензи вышла вперед с блокнотом. Железные ступеньки лязгом отозвались под шагами мужчин и затихли. Робин отнюдь не горела желанием еще раз увидеть содержимое посылки, но расстроилась, что ее не позвали в офис. Как-никак на коробке была наклейка с ее именем.
Зловещее почтовое отправление все еще лежало этажом ниже, на конторском столе. Сержант Эквензи впустила еще двоих подчиненных Уордла: один фотографировал, второй вел переговоры по мобильному, когда мимо прошел их начальник с частным детективом. Полицейские проводили Страйка любопытными взглядами: он добился относительной известности, но вместе с тем успел насолить многим коллегам Уордла.
Закрыв за собой дверь кабинета, Страйк с Уордлом сели за стол друг против друга. Уордл открыл чистую страницу блокнота:
— Итак, известен ли тебе любитель расчленять трупы и по кускам рассылать частным лицам?
— Теренс Мэлли, — после небольшой заминки ответил Страйк. — Для начала.
Уордл не стал ничего записывать и только воззрился на Страйка, занеся ручку:
— Теренс Мэлли по кличке Диггер?
Страйк кивнул.
— Из харрингейской банды?
— А ты знаешь других Теренсов Мэлли? — Страйк начал раздражаться. — И сколько среди них любителей отправлять по почте расчлененку?
— Черт возьми, неужели ты пересекался с Диггером? Какими судьбами?
— Во время совместных рейдов с полицией нравов, в две тысячи восьмом. Он наркоту толкал.
— После той облавы его и закрыли?
— Точно.
— Ё-моё! — вырвалось у Уордла. — Вот же и ответ, да? Этот перец — больной на всю голову, только что освободился и пасет половину лондонских проституток. Впору пройтись землечерпалкой по Темзе — поискать остальные части тела.
— Загвоздка в том, что я давал показания анонимно. Он не мог знать, что закрыл его именно я.
— У них повсюду глаза и уши, — возразил Уордл. — Харрингейская группировка — это же чистой воды мафия. Ты слышал, как он послал Иэну Бевину отрезанный член Хэтфорда Али?
— Да, я в курсе, — ответил Страйк.
— Так про что там в песне поется? Про урожай какой-то долбаный...
— Вот это меня и настораживает, — с расстановкой произнес Страйк. — Для такого баклана, как Диггер, слишком тонко... наводит на мысль, что это мог быть один из троих других.
