Капитализм в Америке. История

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Моей любимой Андреа.

Алан Гринспен

Моим дочкам, рожденным в Америке, — Элле и Доре.

Адриан Вулдридж

Предисловие

Начнем нашу историю с фантазии. Представьте себе встречу Всемирного экономического форума в Давосе в 1620 г. Сильные мира сего со всего света собрались в альпийской деревушке: китайские ученые в шелковых халатах, британские авантюристы в камзолах и колетах, османские чиновники в тюрбанах и кафтанах — все они пробираются, то и дело падая, по обледеневшим тропкам и собираются в тавернах и харчевнях, согревая и оживляя беседу добрым глотком вина.

На повестке дня этой конференции — взрывоопасный вопрос: кто будет господствовать в мире в грядущих столетиях? Всякий желающий приобщиться к мудрости Давоса вынужден разрываться между сменяющими друг друга дискуссиями экспертов и спотыкаться на каждом шагу от следующих за ними застолий.

Китайцы приводят самый убедительный довод в свою пользу: население Пекина составляет больше миллиона человек, в то время как крупнейшие европейские города (Лондон, Париж, Ницца) едва дотягивают до 300 000; чиновники на государственную службу отбираются по всей огромной империи через строжайшую систему экзаменов; китайские ученые только что создали энциклопедию в 11 000 томах. Китайские кораблестроители строят крупнейшие корабли в мире1.

Однако у оппонентов Китая хватает контраргументов. Турки заявляют, что Оттоманская империя, самая могущественная держава в исламском мире, объединяющем земли Турции и Аравии, районы южнее Сахары и территории в Азии, расширяет свои владения на западе и вскоре покорит и Европу. Представитель империи Великих Моголов подчеркивает, что она объединяет людей всех рас и религий, став настоящим плавильным котлом творческого созидания. Испанский гранд снисходительно замечает на это, что именно Испания с благословления единственно истинной церкви вот-вот распространит свое милосердное правление на всю остальную Европу и даже на Латинскую Америку, обеспечивающую дальнейшую экспансию метрополии нескончаемым потоком золота и серебра. Однако с самым неожиданным заявлением выступает отважный британец. Его крошечная страна разрывает все связи с континентом, закосневшим и насквозь коррумпированным, и сосредоточивается на развитии новых динамичных институтов: мощного парламента, могучего флота (поддерживаемого пиратами), а также организаций совершенно нового типа — получавших королевскую лицензию акционерных обществ, способных вести дела по всему миру.

За давосскими спорами совершенно незамеченным остается один регион — Северная Америка. По сути, это почти белое пятно на карте — грандиозная, но дикая местность где-то к северу от Латинской Америки, богатой драгоценными металлами. Эта пустошь расположена между Тихим океаном и Атлантикой, где пролегают основные торговые пути и ходят огромные косяки рыбы. Населена она аборигенами — дикарями, которые еще не пересекались с давосской публикой. В Новой Англии и Вирджинии обретается горстка европейцев, но те сообщают, что жизнь там тяжелая, а признаки цивилизации отсутствуют. Весь Североамериканский континент производит меньше материальных благ, чем самое мелкое германское княжество.

Сегодня Соединенные Штаты Америки — крупнейшая экономика мира: обладая всего 5% населения Земли, страна производит четверть мирового ВВП в долларовом эквиваленте2. Уровень жизни в Америке один из самых высоких в мире — он уступает лишь немногим маленьким странам вроде Катара или Норвегии. Кроме того, США доминируют в отраслях, формиру­ющих будущее человечества, — в интеллектуальной робототехнике, производстве беспилотных автомобилей, разработке лекарств, увеличивающих продолжительность жизни. В 1980 г., когда президентом США был избран Рональд Рейган, Америке принадлежало 10% мировых патентов. Сегодня ей принадлежит 20%.

Экономика Америки настолько же разнообразна, насколько и огромна. Америка занимает лидирующие позиции в целом спектре отраслей — от разработки природных ресурсов до информационных технологий, от целлюлозно-бумажной промышленности до биотехнологий. Многие ведущие экономики опасно сконцентрированы в одном городе-центре. Наиболее очевидный пример такой концентрации — Великобритания. Схожая ситуация в Южной Корее и в Швеции. В США есть множество ведущих центров: в Нью-Йорке сосредоточены финансы, в Сан-Франциско — технологии, в Хьюстоне — энергетика, в Лос-Анджелесе — кинематограф.

Американский капитализм — самый демократичный в мире. Именно в Америке возникли главные движители «народного капитализма»3 — от поточного производства до франчайзинга и паевых инвестиционных фондов. Во многих странах капитализм устойчиво ассоциировался с плутократической элитой. Но в Америке он всегда подразумевал открытость и новые возможности. Американский капитализм давал тем, кто был рожден в безвестности, шанс пробиться к высшим ступеням в обществе. Американский капитализм обеспечивал обычным людям доступ к товарам и услугам, прежде доступным исключительно для представителей верхушки. Роуленд Мейси, бывший китобой с наколкой на руке, продавал «товары, приличеству­ющие миллионеру, по ценам, доступным миллионам». Сын фермера Генри Форд гордился тем, что его «Жестяная Лиззи» (Model T) — это «машина для обычных людей». Иммигрант из Италии Амадео Джаннини основал Bank of America, стремясь сделать банковские услуги доступными «маленькому человеку». Другой иммигрант, Пьер Омидьяр, создал интернет-базар eBay, втянув простого обывателя в процесс свободного обмена.

Путь Америки к своему величию был, конечно, запятнан множеством постыдных фактов, важнейшие из которых — притеснение коренного населения континента и обращение миллионов чернокожих в рабство. Тем не менее в широкой исторической перспективе этот путь был, безусловно, позитивным процессом. Америка обеспечила не только благосостояние своих граждан, но и экспортировала процветание в форме изобретений и идей. Не вступи Америка во Вторую мировую вой­ну, Гитлер вполне мог бы поработить Европу. Не прояви Америка непоколебимой решимости в период холодной вой­ны, духовные наследники Иосифа Сталина вполне могли бы до сих пор оставаться у власти в Восточной Европе и по крайней мере в большей части Азии. Дядя Сэм создал арсенал демократии, который спас ХХ век от тотальной катастрофы.

Это великолепная, выдающаяся история. Но ее развязка совсем не похожа на хеппи-энд: сегодня рост производительности практически прекратился. Тайлер Коуэн говорил о «великой стагнации». Лоуренс Саммерс вдохнул новый смысл в термин Элвина Хансена «секулярная стагнация». Исследование Роберта Гордона, посвященное истории американской экономики со времен Гражданской вой­ны, называется «Взлеты и падения американского экономического роста» (The Rise and Fall of American Growth)4. Китай и другие быстро растущие державы отбирают у Америки экономическое первенство отрасль за отраслью. Темпы возникновения новых компаний опустились до рекордно низкого показателя за весь современный период. Рынок труда в застое. Нормативные требования множатся.

Америка умеет оправляться от былых разочарований. В 1930-е гг. она пережила одну из самых долгих и тяжелых экономических депрессий, которые ­когда-либо обрушивались на любую страну. Из Второй мировой вой­ны США вышли страной с самой мощной экономикой мира — и остаются таковыми до сих пор. В 1970-е гг. Америку поразила стагфляция, она потерпела несколько болезненных поражений в конкуренции с Германией и Японией. Но в последующие два десятилетия Америка сумела воспользоваться возможностями, предоставленными развитием информационных технологий и глобализацией, для того, чтобы вновь стать самой динамичной экономикой. Cумеет ли Америка провернуть подобный фокус вновь, пока неясно.

Эта книга рассказывает о замечательнейшей истории последних 400 лет: 13 колоний из мирового захолустья сумели создать самую мощную экономику когда-либо известную человечеству. Обращаясь к урокам истории, мы попытаемся ответить на самый насущный вопрос современности: сумеют ли Соединенные Штаты сохранить свое превосходство или лидерство неизбежно перейдет от США к какой-то другой (и почти наверняка гораздо менее свободной) державе?

Прекрасная эпоха для старта

300 лет назад Америка была лишь совокупностью разрозненных поселений где-то на краю обитаемого мира. Образованнейшие люди вспоминали о ней в последнюю очередь. В международной политике ее касались вскользь. Богатая природными ресурсами территория находилась слишком далеко от центров цивилизации; огромные новые земли оставались по большей части почти недосягаемыми. Однако удача улыбалась молодой стране. Своим появлением на свет Америка обязана целой цепочке счастливых для нее перемен. Восстание, которое создало Соединенные Штаты, могло бы и не начаться вовсе, если бы британские правящие круги прислушались к словам Эдмунда Бёрка5 и проводили чуть менее жесткую политику по отношению к колониям. Восставшие против британского господства колонисты извлекли немалую пользу из вой­ны мирового масштаба, развернувшейся между Британией и Францией. Не будь Джордж Вашингтон таким выдающимся лидером, борьба за независимость могла бы и захлебнуться. Обстоятельства благоприятствовали Америке и после ее появления. В 1803 г. Томас Джефферсон приобрел у Франции Территорию Луизиану, что вдвое увеличило размер страны. Эта покупка принесла США огромные площади плодородной земли для сельского хозяйства, реку Миссисипи и порт Новый Орлеан. В 1821 г. Америка купила Флориду у Испании, в 1845-м аннексировала Техас, в 1846 г. — Орегон, а в 1850-м, после победы в американо-мексиканской вой­не, присоединила Калифорнию.

Америке также повезло с «родителями»: оказаться «дочкой» страны, в которой произошла первая промышленная революция и возникла первая парламентская демократия, было гораздо лучше, чем, допустим, «дочкой» Испании или Бельгии. И сегодня американцы считают монархическую тиранию безусловным злом, превознося при этом достоинства Американской революции. Но Вой­на за независимость США была во многих своих проявлениях революцией незавершенной. Америка унаследовала многие лучшие традиции Британии — от ограниченных полномочий правительства до обычного (прецедентного) права и уважения к личным правам и свободам, которое, если верить авторитетному историку Алану Макфарлейну, восходит еще к XIII в.6 [1]. Америка была вовлечена в постоянный неофициальный обмен информацией с Великобританией. В американские колонии продолжали приезжать британцы, часто обладавшие промышленными секретами. Американцы посещали британские фабрики, заводы и выставки. Америка заимствовала британские модели организации рынка ценных бумаг, товарно-сырьевой биржи и патентного права. Разные по названию страны, Америка и Британия были тем не менее объединены общей культурой.

Но больше всего Америке повезло со временем появления. Соединенные Штаты возникли в эпоху Просвещения, когда старые истины переосмыслялись, а устоявшиеся институты реорганизовывались. Жестокая борьба Америки за независимость (1775–1783) началась за год до того, как свет увидела величайшая книга о свободной рыночной экономике — «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита7. Почти на всем протяжении писаной истории человечество молчаливо соглашалось со статичным и предсказуемым состоянием общества — и даже в каком-то смысле приветствовало его. По данным исследования Ангуса Мэддисона, с рождения Иисуса до примерно 1820 г. экономический рост составлял всего 0,11% в год — или 11% за век [2]. Молодой крестьянин XV в. мог вполне рассчитывать на то, что он будет обрабатывать все тот же надел, определенный ему сюзереном, до тех пор, пока болезнь, голод, природный катаклизм или насильственная смерть не подведут счет его дням. Он мог примерно с той же вероятностью рассчитывать и на то, что его дети и дети его детей будут обрабатывать все тот же участок земли.

Адам Смит предложил революционную концепцию динамичного общества, в котором производство материальных благ умножалось, а возможности возникали в изобилии. Это был выдающийся интеллектуальный эксперимент, настоящий переворот в экономической мысли, до тех пор поиск собственной выгоды считался в лучшем случае занятием недостойным, а в худшем — греховным. Смит пошел наперекор сложившемуся стереотипу, доказывая, что поиск этой выгоды, не выходящий за рамки закона и морали, резко повышает благосостояние всей страны.

Ни одна страна не прониклась этой идеей глубже, чем та, что появилась на свет сразу после того, как Адам Смит обнародовал свои мысли. Эта новая страна родилась во время восстания против меркантилистского режима, уверенного в том, что экономическая состоятельность государства измеряется в объеме золота, которым оно владеет, а этот объем, в свою очередь, зависит от величины положительного сальдо торгового баланса, которую обеспечивают протекционистские меры. Конституция США, написанная в 1787 г. и ратифицированная в 1788-м, постулировала, что вся страна является единым общим рынком без внутренних тарифов, сборов или налогов на коммерческую деятельность, осуществляемую между собой отдельными штатами в составе общего государства. Америка была первой страной, появившейся в эпоху экономического роста, когда насущной экономической задачей стало содействие силам перемен, а не распределение конечного объема ресурсов.

Вторым мощным фактором формирования американской идентичности стал главный антагонист Просвещения — религия, и прежде всего — протестантизм. Америка находилась под гораздо более мощным влиянием европейской Реформации, чем ­какая-либо иная страна. Если католическая церковь требовала от прихожан обращаться к Господу через посредника-священнослужителя, то протестантская церковь побуждала своих последователей обращаться к Богу через посредство Библии. Протестанты должны были читать Добрую Книгу дома и само­стоятельно приходить к тем или иным суждениям по религиозным вопросам, а не полагаться на авторитетное мнение вышестоящих. Переселенцы-пуритане, осевшие в Массачусетсе, основали беспрецедентное количество школ и университетов. Закон Массачусетса обязывал всех владельцев домохозяйств обучать детей чтению. «После того, как Господь сохранил нас на пути в Новую Англию и мы построили дома, обустроили хозяйство, выделили достойные места для почитания Господа и создали гражданское управление, — говорилось в письме от 1643 г. из Гарвардского университета в Англию (это первый известный образец письма-декларации о создании университета), — одним из самых горячих наших устремлений и желаний было способствовать развитию и распространению образования и обеспечить постоянную передачу знаний нашим потомкам».

В первые годы существования страны Америке выпала еще одна удача: отцы-основатели8 поняли, что единственный путь к процветанию в меняющемся мире пролегает по маршруту, заданному фиксированными, не меняющимися ориентирами. Они предоставили гражданам страны определенный набор прав, которые правительство не могло нарушить, а также Конституцию, предназначенную контролировать власть. Чем шире становились пределы народовластия, тем строже нужно было следить за тем, чтобы люди не злоупотребляли этой властью. Чем шире становились возможности для бизнеса, тем эффективнее должны были становиться механизмы, не позволяющие торговцам обрушить валюту или надувать своих покупателей.

Отцы-основатели сделали права собственности частью нацио­нального ДНК Америки. Фраза Томаса Джефферсона о том, что человек обладает «неотъемлемым правом» на «жизнь, свободу и поиск счастья» была парафразом мысли Джона Локка из «Второго трактата о гражданском правлении»9 о том, что человек обладает «природным» правом охранять «свою жизнь, свободу и собственность против любого урона или посягательств со стороны других людей». Конституция использовала принцип разделения властей прежде всего для того, чтобы защитить имущих от ограбления их массами или диктатором. Такая активная защита частной собственности прекрасно стимулировала предпринимательство в самом государстве, поскольку граждане имели достаточно веские основания полагать, что сумеют сохранить заработанную прибыль. Более того, она привлекала иностранных инвесторов — те с охотой вкладывали свои капиталы в Америку в уверенности, что их вложения не будут украдены, а условия договоров будут соблюдаться.

Приверженность Америки к защите частной собственности распространила эту защиту даже на плоды воображения. Отцы-основатели сделали патентную защиту частью Конституции — об этом прямо говорит раздел 8 статьи I. Америка предложила защиту прав интеллектуальной собственности тем, кто никогда не имел ее в Европе; патентная пошлина в США составлял всего 5% от суммы такой пошлины в Великобритании. При этом, защищая права изобретателей на извлечение прибыли от коммерциализации их изобретений, законы США требовали от них публиковать детали своих патентов с тем, чтобы информация об новинках распространялась как можно шире.

Это особое внимание к патентам указывает на еще одно пре­имущество: Америка родилась в эпоху бизнеса. Эту страну создали корпорации — такие как Virginia Company или Massachusetts Bay Company. Фактически первые американские «фримены»10 были акционерами компаний, а первыми «содружествами» стали общие собрания акционеров. Американцы первыми использовали слово «бизнесмен» в его современном значении. В XVIII в. англичане называли «людьми бизнеса» (или «деловыми людьми») тех, кто подвизался в публичной политике. Дэвид Юм охарактеризовал Перикла именно как «делового человека» (man of business). В 1830-е гг. американцы начали использовать это выражение для описания людей, занятых коммерческими операциями [3].

С тех пор американцы выработали в себе такое же уважение к бизнесменам, какое британцы питают к джентльменам, французы — к интеллектуалам, а немцы — к ученым. Готовность Америки «привнести нечто героическое в то, как они ведут дела» — по выражению Алексиса де Токвиля — привела к формированию культа предпринимателя. Американцы были инстинктивными приверженцами идеи Йозефа Шумпетера о том, что истинным движителем исторических перемен являлись не рабочие, как утверждал Карл Маркс, и не абстрактные экономические силы, как полагали экономисты того же направления, а люди, способные построить нечто из ничего — изобретатели, подобные Томасу Эдисону, имевшему 1093 патента, или создатели компаний, подобные Генри Форду, Томасу Уотсону и Биллу Гейтсу.

Исторический путь развития Америки после вой­ны за независимость не был прямым как стрела. Молодая республика фактически разделилась надвое — между двумя разными образами будущего. Томас Джефферсон видел Америку децентрализованной аграрной страной, населенной свободными фермерами-­йоменами11. А в представлении (удивительно живучем) Александра Гамильтона Америка выглядела урбанистической республикой, экономический рост которой определяли промышленные предприятия и мощный банк, обеспечивающий их денежными потоками. Эти две разительно отличные модели реализовались в двух частях Америки, фактически поделив ее на капиталистический промышленный Север и рабовладельческий сельскохозяйственный Юг. С течением времени это разделение стало еще более явным — по мере того, как Север все активнее инвестировал в машины и оборудование, а Юг — в хлопководство, одновременно пытаясь распространить рабство и на новые территории — Канзас, например. В конечном счете этот спор разрешила Гражданская вой­на 1861–1865 гг. Ее исход определил будущее страны, и Соединенные Штаты энергично занялись распространением своей версии бизнес-цивилизации на весь континент.

Люди страны изобилия

Американская бизнес-цивилизация укоренилась в стране, щедро обеспеченной тремя важнейшими предпосылками производства — капиталом, землей и рабочей силой. С 1818 по 1914 г. американский банковский сектор разросся с 338 банков с общими активами в 160 млн долл. до 27 864 банков, активы которых насчитывали 27,3 млрд долл. Америка стала мировым лидером в импорте капитала; главным ее донором была Великобритания — предшественница США в качестве штаб-квартиры мирового капитализма. Территория США в первой половине XIX в. прирастала постоянно и быстро — от 2 239 681,86 кв. км в 1800 г. до 7 614 673,82 кв. км в 1850 г. Между окончанием Гражданской и началом Первой мировой вой­ны американцы освоили как сельхозугодия 1 618 744 кв. км диких земель, что почти вдвое больше, чем вся территория Западной Европы.

Эта земля была необычайно богата природными ресурсами. Общая длина судоходных рек США больше, чем во всех остальных странах мира, вместе взятых. Величайшие из этих рек — Миссури, Огайо, Арканзас, Теннесси и, конечно, могучая Миссисипи — пересекают страну скорее по диагонали, чем перпендикулярно, разделяя ее на естественные географические зоны [4]. Аппалачи, простирающиеся от Пенсильвании до Кентукки и холмов Западной Вирджинии, переполнены каменным углем. Монтана настолько богата драгоценными металлами, что ее прозвали штатом-сокровищницей. В районе Месаби в Миннесоте — богатейшее месторождение железной руды. В земле Техаса — моря нефти (которые сегодня оказались еще более «полноводными» благодаря технологии гидроразрыва пласта). Средний Запад — житница Америки.

Изобилие природных ресурсов оказывало огромное влияние на экономическое развитие США. Порой оно проявлялось в форме общенациональной истерии вокруг этих ресурсов — достаточно припомнить золотую лихорадку 1849 г. и нефтяные бумы начала или середины ХХ в. Оно формировало мощные отрасли хозяйства, работающие на экспорт, — например, зерновых. Но один из наиболее существенных факторов такого изобилия оставался неявным — экономическое развитие Америки, в отличие от других стран, не сдерживалось нехваткой природных ресурсов. За период бурного роста американской сталелитейной промышленности с 1890 по 1905 г. доля Миннесоты в обще­национальном производстве железной руды выросла с 6 до 51%, а цена на руду в стране упала вдвое: американским стальным магнатам сырье обходилось гораздо дешевле, чем их британским конкурентам.

Америка притягивала людей как магнитом. Уровень рождаемости в колониальной Америке был одним из самых высоких в мире — благодаря изобилию земли и нехватке рабочей силы. Темпы прироста численности населения, и без того достаточно высокие, резко ускорились, когда в Америку хлынули люди со всего мира. В XIX в. население выросло почти в 15 раз — с 5,3 млн человек до 76 млн. Столько людей не жило ни в одной стране Европы, за исключением России. К 1890 г. 80% ньюйоркцев и 87% чикагцев были иммигрантами или детьми иммигрантов.

Среди икон американского предпринимательства необычайно высока доля иммигрантов или их детей. Александр Белл и Эндрю Карнеги родились в Шотландии. Никола Тесла, «перво­открыватель» переменного тока, — серб. Джордж Митчелл, изобретатель технологии фрекинга, один из самых влиятельных бизнесменов последних десятилетий, — сын грека-козопаса.

Прибывшие в Америку поселенцы оказывались необычайно мобильными: они выросли в странах, где свободная земля — огромная редкость, а тут она была в изобилии. Их охватывала и жажда обладания землей, и «охота к перемене мест» — жажда странствий. Эта тяга к мобильности, к свободе перемещений никуда не ушла и после создания более «зажиточной» цивилизации: «Средний город» (Middletown), исследование типичного города Среднего Запада (города Манси в штате Индиана), проведенное Робертом и Хелен Линд, показало, что с течением времени американцы становились все более мобильными. Если в 1893–1898 гг. переезжало 35% американских семей, то в 1920–1924 гг. уже 57%. За первые десятилетия ХХ в. миллионы черно­кожих американцев Юга бежали от кабальной испольщины на Север — в бурно растущие промышленные центры вроде Детройта или Чикаго. (В 1980-е гг. эти миграционные потоки повернулись вспять — миллионы людей разного цвета кожи оставляют территорию «Ржавого пояса» ради процветающего «Солнечного»12).

Во второй половине XIX в. сочетание всех разнообразных преимуществ — культурных и демографических, политических и географических — позволило США стать самой мощной экономикой мира. Сеть железных дорог, пронизавших территорию страны, превратила ее в крупнейший в мире единый рынок: к 1905 г. только через один Чикаго проходило 14% железнодорожных путей мира. В Америке сформировались крупнейшие мировые корпорации: в созданной в 1901 г. компании U. S. Steel (первая в мире компания-миллиардер) работало около 250 000 человек. Америка сделал больше, чем ­какая-либо другая страна, для того, чтобы превратить две важнейшие новаторские технологии — электричество и двигатель внутреннего сгорания — в неиссякаемый источник потребительских товаров — автомобилей и грузовиков, стиральных машин и радиоприемников.

Как стать богатым

В этой книге мы ведем рассказ, опираясь на три структурных принципа — производительность, созидательное разрушение, политика. Производительность отражает способность общества получить бóльшую отдачу при заданных вложениях. Созидательное разрушение определяет процесс, который стимулирует рост производительности. Политика имеет дело с негативными последствиями созидательного разрушения. Первое — чисто техническая сторона экономики. Второе — экономическое явление, связанное с фундаментальными проблемами социальной философии. Третье уводит нас все дальше из мира таблиц и графиков в мир практических политических решений. Тот же, кто считает, что история экономики существует вне связи с политикой, читает не ту книгу.

Производительность — наивысший критерий экономического успеха [5]. Ее степень определяет средний уровень жизни общества и отличает развитые страны от развивающихся. Наиболее распространенная ее мера — производительность труда, которая определяется выработкой (количеством добавленной стоимости) за единицу рабочего времени (рабочий час). Главными определяющими факторами (детерминативами) уровня производительности труда являются объем вложенного в производство капитала (производственные площади и оборудование) и количество рабочих часов с учетом образования и квалификации работников.

В 1950-е гг. адепты теории экономического роста во главе с Мозесом Абрамовичем и Робертом Солоу обнаружили, что вложения труда и капитала не определяют параметры роста ВВП полностью. Сведя остаточные факторы влияния на экономический рост к одному, они назвали его многофакторной производительностью (далее — МФП)13. В основе МФП лежат новации. Она растет преимущественно от вложений капитала и труда.

Проблема подсчета показателей ВВП и МФП в долгосрочной перспективе состоит в недостоверности статистики — чем дальше вы уходите в историю, тем сложнее получить надежные данные. Правительство США начало систематический сбор информации о национальном доходе и счетах производства только в 1930-е гг., обратившись к опыту Саймона Кузнеца из Стэнфордского университета и Национального бюро экономических исследований. В поисках данных, относящихся к более ранним периодам, историкам приходится обращаться в основном к материалам пере­писей населения, проводившихся раз в десятилетие с конца 1790-х гг. К этим данным историки добавляют разрозненные сведения о промышленном производстве, посевах и урожаях, поголовье скота, а также рабочих часах, но, как показал Пол Дэвид, эти данные до 1840-х гг. грешат серьезными неточностями. Тем не менее, несмотря на все эти ограничения, целый леги­он специа­листов по экономической истории сумел воссоздать более или менее надежную статистическую хронологию ВВП — как номинального, так и реального — для самого раннего периода сущест­вования США (см. приложение) [6]. Мы в книге постоянно будем обращаться к этим данным.

Созидательное разрушение

Созидательное разрушение — главная движущая сила экономического прогресса, нескончаемая буря14, разрушающая бизнес и человеческие жизни, но по ходу этого создающая более продуктивную экономику. За редким исключением, единственный способ повысить выработку в единицу времени — направить ресурсы общества в те области, которые дают наивысшую отдачу на вложения, или, говоря более формально, направить валовые накопления населения (а также накопления, заимствованные за рубежом) на финансирование самых современных технологий и организаций. Созидание и разрушение — сиамские близнецы. Этот процесс подразумевает замещение прежде продуктивных и эффективных активов и связанных с ними рабочих мест новыми технологиями и рабочими местами. Так революционная технология литья Генри Бессемера в 1855 г. вытеснила предыдущие, более затратные способы получения стали.

Идеей созидательного разрушения мир обязан Йозефу Шумпетеру и его великой книге «Капитализм, социализм и демо­кратия»15. «Процесс созидательного разрушения является самой сущностью капитализма, — писал Шумпетер. — В этом капитализм и состоит, в его рамках приходится существовать каждому капиталистическому концерну». Однако — при всей своей гениальности — в разработке последовательной теории созидательного разрушения Шумпетер не пошел дальше блестящих метафор, оставив эту задачу своим последователям. Современные экономисты пытались наполнить его идеи реальным содержанием, превратить метафоры в концепции, которые учитывают политические реалии и воспринимают мир таким, каков он есть.

Для изучения этой «нескончаемой бури» нет лучшего места и времени, чем Америка конца XIX в., где появилась плеяда титанов бизнеса. Они преображали целые отрасли в континентальном масштабе. Это было время, когда федеральное правительство сосредоточилось в основном на защите прав собственников и соблюдении договорных условий, не пытаясь «обуздать» процесс созидательного разрушения. Благодаря постоянному совершенствованию технологий издержки производства на единицу продукции (показатель, в принципе аналогичный почасовой выработке) «бессемеровской стали» резко снизились, в результате чего оптовая цена на сталь с 1876 по 1901 г. упала на 83,5%. Дешевая сталь запустила целый цикл новаций: стальные рельсы были в десять с лишним раз долговечнее чугунных, а стоили лишь немногим дороже, что позволяло перевозить по железным дорогам больше людей и товаров за меньшие деньги. Аналогичный каскад модернизационных изменений, затронувших почти все сферы деятельности человека, удвоил уровень жизни в Америке всего за поколение.

Наиболее очевидным способом стимуляции созидательного разрушения является производство более мощных машин и механизмов. Примечательно, что многие подобные механизмы, совершившие революционные преобразования в производительности труда, выглядят как кустарные поделки непонятного предназначения. Жатка Сайруса Маккормика, которую лондонская The Times описывала как помесь акробатической трапеции и инвалидной коляски [7], за период с 1831 г. (когда она была изобретена) по конец XIX в. позволила повысить производительность труда на 500% при сборе пшеницы и на 250% — при сборе кукурузы. При этом за тот же период высвободилось до четверти мировой рабочей силы в области сельского хозяйства. В 1800 г. вооруженный серпом фермер за один день тяжкого труда мог сжать колосья пшеницы с 0,4 га земли. К 1890 г. двое фермеров, используя пару лошадей, за то же время могли сжать и связать пшеницу в снопы с 8 га. Швейная машинка, изобретенная в 1846 г., в 1870-е гг. уже пошедшая в массовое производство, повысила производительность труда более чем в пять раз. Новые табуляторы (счетно-аналитические машинки) позволили завершить перепись населения в 1890 г. всего за год — всего десяти­летием раньше полная обработка данных по переписи населения занимала (по оценкам) 13 лет. Телетайп, появившийся в 1910 г., к 1929 г. лишил работы от 80 до 90% телеграфистов, оперировавших азбукой Морзе.

Совершенствование бизнес-практик важно не менее технологических новшеств. Главным вкладом Америки в повышение мировой производительности труда стало, возможно, именно массовое производство. В Европе XIX в. производство технологичных продуктов — таких, например, как ружья или часы — было сосредоточено в руках отдельных мастеров-ремесленников. В Америке Эли Уитни и другие новаторы преобразовали производство механизмов в процесс производства стандартизированных деталей. В 1913 г. Генри Форд запустил первый конвейер, доставлявший рабочее место к работнику. Успехи Америки в производстве более совершенных машин и производственных процессов признавали даже самые недалекие умы. Сталин назвал Америку «страной машин» [8]. Гитлер заявлял, что нацизм — это «фордизм плюс фюрер».

Вкупе с этими мощными силами в том же направлении действовали и более деликатные. Самая важная из них — информация. За последние годы мы настолько привыкли получать необходимую информацию вовремя, что воспринимаем ее как воздух, которым дышим. Но на протяжении большей части истории человечества информация была настолько дорогой, что людям зачастую приходилось действовать в полном неведении. Битва за Новый Орлеан, сделавшая Эндрю Джексона национальным героем Америки, — последнее крупное сражение англо-американской вой­ны 1812 г., в котором британцы потеряли 700 человек убитыми, — состоялась через две недели после того, как был заключен Гентский мирный договор, завершивший вой­ну16.

В 1827 г. вышел Journal of Commerce, ставший незаменимым источником самых горячих деловых новостей: журналисты на скоростных шхунах перехватывали в открытом море корабли, направляющиеся в Новый Свет, чтобы узнать последние известия до того, как те вой­дут в порт. Телеграф Сэмюэла Морзе, впервые продемонстрированный публике в 1844 г., сократил время передачи информации до считаных секунд. Телеграфная компания Western Union связала тихоокеанское и атлантическое побережья Америки в единую коммуникационную систему в 1861 г., соединив телеграфные линии в городе Форт-Ларами, Вайоминг. Всего через несколько лет, в 1869 г., реальностью стали трансконтинентальные грузовые и пассажирские перевозки. Золотой костыль был торжественно вбит на церемонии в Промонтори-саммит, в Юте — в точке, где соединились железнодорожные сети Union Pacific и Central Pacific. Параллельно железнодорожным путям строились телеграфные сети. Сооружение трансатлантического телеграфного кабеля (после серии неудач) в 1866 г. наконец создало трансатлантическое финансовое сообщество: коммерсанты в Нью-Йорке, Сан-Франциско и Лондоне получили возможность общаться в реальном времени.

Информационная революция устранила все помехи и неопределенности, которые прежде затрудняли и тормозили деловую активность. Теперь продавцы могли дозаказать товар сразу после того, как тот уходил с полки. Поставщики получили постоянный контроль за цепочками поставок. Мгновенная коммуникация между кассой на прилавке и производственной площадкой, между поставщиками и перевозчиками снижает время доставки товара и необходимость складировать (и учитывать) массу товаров, не вовлеченных непосредственно в товарооборот.

Второй аспект созидательного разрушения — снижение затрат на капитальные вложения в экономику. Эндрю Карнеги и Джон Рокфеллер были героями созидательного разрушения: за счет выдающейся организации бизнеса и постоянных новшеств они сокращали затраты на капиталовложения в производство стали (Карнеги) и энергии (Рокфеллер), регулярно гальванизируя экономику снижением цен и предложением все более широкого доступа к ресурсам.

Третий аспект — более эффективное использование капитало­вложений. В славные дни американского промышленного могущества степень успеха измерялась ценой завода или высотой небоскреба. Со временем, однако, размер становился все менее адекватным мерилом экономического могущества — объем сырья, необходимый для производства единицы товара или продукции, за последние десятилетия неуклонно снижался. Развитие интегральных микросхем позволило «упаковывать» все большее количество функций во все более миниатюрные электронные коробки, достижения в материаловедении — производить более легкие (в пересчете на лошадиную силу) автомобили и более рационально устроенные здания. По нашим оценкам, с 1879 по 2015 г. снижение доли материалов на каждый доллар в реальном ВВП добавило 0,26% к росту ВВП каждый год. К 2015 г. это добавило к общему ВВП 40%. Ежегодная прибавка к росту ВВП была особенно значительной в период с 1879 по 1899 г., когда эффективность добавляла к росту реального ВВП 0,52 процентных пункта в год — в 1899 г., соответственно, общий уровень прироста реального ВВП из этого источника составил 10,6%.

Еще один аспект созидательного разрушения — снижение расходов на транспортировку. Лист холоднокатаной стали в машине, стоящей в салоне автодилера, стоит дороже, чем на выходе с прокатного стана сталелитейного завода в Питтсбурге. Соответственно, совершенствование транспортной системы приносит два очевидных преимущества: оно облегчает сведение воедино всех факторов производства и позволяет предпринимателям быстрее доставлять потребителям конечные результаты этого производства — готовую продукцию. На заре существования США скорость лошади и ход парусного корабля определяли возможности для роста производительности. Улучшение качества дорог или такелажа могли лишь незначительно повысить производительность, ибо лошадь и парусник не могли двигаться слишком быстро. Производительность повысилась, когда пароходы вытеснили парусники — и не только потому, что выросла скорость речного сообщения, но и потому, что паро­ходы одинаково легко шли как вниз по течению, так и вверх. Трансконтинентальная железная дорога сократила время пере­возки грузов и пассажиров от побережья до побережья с шести месяцев до шести дней [9]. С развитием местных железных дорог к общенациональной транспортной сети «подключалось» все больше человеческих и физических ресурсов страны; нарастал масштаб перемещения товаров и людей внутри США. Автомобили и шоссейные дороги постепенно потеснили железные дороги с ведущих позиций: с их помощью товары можно было доставить к двери заказчика, а не на ближайшую к нему железнодорожную станцию. Следующая революция — миниатюризация — сократила транспортные расходы еще сильнее: компьютерная отрасль по природе своей имеет более глобальный характер, чем, скажем, производство цемента, поскольку легкие и дорогие компьютерные комплектующие проще перево­зить из одной части мира в другую.

Пятый фактор повышения производительности — географический. В сегодняшнем «плоском» мире цепочки поставок глобальны, а коммуникации мгновенны, и мы порой забываем то, что было очевидно для наших предшественников: разумный выбор места для производственной площадки может резко повысить производительность. Предприниматели наживали состояния, выстроив фабрику рядом с водопадом (за счет дармовой энергии) или около реки (бесплатный транспорт) — или просто грамотно расположив само производство и связанные с ним средства его обслуживания. Логика, направленная на повышение производительности, одинаково приложима к любым единицам измерения — как к ярдам или милям, так и к долям дюйма. Она действует одинаково в любом масштабе. В XIX в. предприниматели создавали экономическую ценность, строя железные дороги для того, чтобы перевозить железную руду из Месаби-рендж в Миннесоте и уголь из Западной Вирджинии к плавильным печам Питтсбурга, где из них вместе на выходе получали сталь. Сегодня предприниматели создают экономическую ценность, еще компактнее «упаковывая» в интегральные схемы постоянно уменьшающиеся в размерах кремниевые чипы, чтобы получить на выходе очередной прирост вычислительной мощности.

Коварство истории

В реальном мире созидательное разрушение редко работает в соответствии с безупречной компьютерной логикой закона Мура17. Новой технологии может понадобится много времени для того, чтобы кардинально изменить экономику. Распространение телеграфа Сэмюэла Морзе осложнялось размером страны и особенностями ее рельефа. Телеграфные сети быстро покрыли Восточное побережье США и густонаселенные районы западного, обеспечив жителей этих территорией почти моментальной связью, но центральные части страны оставались в информационном вакууме. В конце 1850-х гг. для передачи сообщения с одного побережья на другое совместными усилиями телеграфа и почтового дилижанса все еще требовалось три недели. Порой старые технологии могут идти (и работать) рука об руку с новыми: с 1860 г. усилиями курьерской службы Pony Express, конные почтальоны которой доставляли сообщения, меняя на почтовых станциях уставших лошадей на свежих, депеши пересекали страну уже быстрее, чем за десять дней [10]. Конная курьерская служба оказалась гораздо гибче, чем более технологичное железнодорожное сообщение, — лошади курьеров мог…