Выбор. Правила Голдратта
Элияху Голдратт и Эфрат Голдратт-Ашлаг
ВЫБОР: ПРАВИЛА ГОЛДРАТТА
Перевела с английского Д. Баймухаметова по изданию: THE CHOICE / by Eliyahu M. Goldratt, Efrat Goldratt-Ashlag
Originally published by North River Press USA
© 2008 Eliyahu M. Goldratt
Revised edition © 2010 Eliyahu M. Goldratt
© 2014 Goldratt1 Ltd.
In memory of the author, the late Eliyahu, M. Goldratt. Words cannot describe our esteem and respect for his lifeworks.
© Электронное издание. ООО «Альпина Паблишер», 2014
Голдратт, Э., Голдратт-Ашлаг, Э.
Выбор: Правила Голдратта / Э. Голдратт, Э. Голдратт-Ашлаг; пер. с англ. Д. Баймухаметова.
ISBN 978-5-9614-3555-9
Все права защищены. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Предисловие
Миллионам читателей Эли Голдратт известен как бизнес-гуру. Тот, кто знает его, видит в нем ученого и педагога. Некоторые считают его гением, чему он, кстати, рьяно противится. Для меня же он — все это и даже сверх того. Я издатель Эли, редактор и друг уже больше 25 лет.
Еще в начале нашего сотрудничества я понял, что Эли стремится продемонстрировать, как подходы и методы точных наук могут и должны прилагаться к наукам общественным. Он сосредоточился на науке управления, утверждая, что наглядность результатов в этой сфере привлечет внимание к преимуществам использования методов точных наук. Наблюдать, как работает Эли, как он постепенно завоевывает деловой мир, было необыкновенно увлекательно. Теорию ограничений Голдратта (TOC) сегодня преподают почти во всех бизнес-школах, она включена в программы MBA, ее применяют тысячи компаний и правительственных учреждений во всем мире. TOC успешно используют в различных областях экономики, от промышленности до здравоохранения и образования.
Читателям, в отличие от меня, не довелось видеть, как Эли работает. Мы вместе боролись с издателями, которые считали свое дело настолько особенным, что не желали поступиться ни на йоту собственными установками и ограничениями. Не считая нынешней, мы выпустили вместе девять книг. Они переведены на 27 языков, проданы миллионы их экземпляров. Это — оглушительный успех, мы обошли по продажам множество бестселлеров, и спрос на наши книги по сей день остается неизменным. Сейчас в год продается столько же экземпляров первой книги Эли Голдратта «Цель», сколько и 20 лет назад. Бесспорно, мы совершали и ошибки, но каждая ошибка наводила на новые мысли, заставляла искать новые пути, что, в конечном итоге, обеспечивало еще больший успех.
В ходе нашей совместной борьбы я осознал, что Эли, по сути дела, работает намного больше, чем пишет о своей работе. Я убедился, что он развил целую философскую систему, которой не только придерживается при написании книг, но и руководствуется в жизни. Не удивительно, что я стал настаивать на том, чтобы он поделился своим уникальным опытом, написал о нем. Долгое время он отказывался, ссылаясь на то, что еще не готов. Но, наконец-то, я добился своего. И вот перед вами лежит эта книга. Надеюсь, она принесет вам пользу и доставит не меньше удовольствия, чем мне.
Лоренс Гэдд.
Издательство North River Press
Пролог
Вначале отец попросил разрешения лишь использовать мое имя. Он сообщил, что планирует новую книгу и хотел бы написать ее в форме диалога между нами. Речь шла уже о десятой книге отца, и я не могла не оценить его поиск нового стиля изложения. Скрепя сердце, согласилась. Затем он обратился с новой просьбой: ему интересно, как я отреагирую на его идеи — так, по мнению отца, книга станет более достоверной. Ясно было, что все это займет немало времени, а время — дефицитный ресурс в наши дни, тем более, что мне приходится совмещать работу с воспитанием двух сыновей. Осведомилась о содержании, будучи почти уверена, что услышу об очередной книге, посвященной теории ограничений. Однако меня ждал сюрприз. Да, в книге будет несколько глав о бизнесе, но главное, подчеркнул отец, она должна рассказать о том, как жить полной жизнью. Он точно знал, на какой рычаг надавить. Эта тема — моя, она крайне важна и для меня, и для моей работы, то есть для моих клиентов, которых я консультирую. Мне стало очень любопытно, потому что я знаю, как оригинально мыслит отец.
Так началось самое увлекательное интеллектуальное путешествие в моей жизни. Месяц за месяцем мы встречались и часами дискутировали. Отец разъяснял идею, которую хотел донести до читателя, а я высказывала свои соображения. Я почувствовала новую перспективу мышления, мне открылся новый взгляд на реальность и принятие решений, новый подход, способный не только усовершенствовать бизнес, но, в первую очередь, помочь сделать жизнь такой, как я хочу. Намерение отца писать книгу как цикл диалогов воплощалось.
Наши дискуссии проходили в стремительном темпе. Отец поднимал вопрос за вопросом, и я опасалась, что мне не хватит времени усвоить обсуждаемое. Никогда раньше я не чувствовала себя такой растерянной. Нарастало ощущение, что множество важных моментов мной упущено. Но было очень интересно: а способна ли я на то, что он предлагает? Мне захотелось поэкспериментировать с логическими картами, о которых говорил отец, и я попросила его помочь мне в составлении карт, отражающих наше взаимодействие. Чтобы убедиться, что я не запуталась, в карты следовало внести основную идею каждой из глав. Я также стала делать заметки в надежде проследить, как я воспринимаю карты, и четко увидеть, на чем остановилась. Логические карты и мои заметки приведены в конце книги.
Эфрат Голдратт-Ашлаг
Какой выбор у нас есть?
Меня зовут Эфрат. Я привыкла читать вслух моему отцу все, что им написано. Он утверждает, что мои замечания, а еще больше — мимика и жесты подсказывают ему, где его построения и аргументация недостаточно ясны и убедительны.
Однажды я спросила его:
— Почему именно я?
— Потому что в отличие от других ты не обманываешь себя, не считаешь, что знаешь все об организациях, не говоря уже о поведении людей.
Мне понравился его ответ. Я упорно работала, чтобы получить ученую степень в области организационной психологии. Немало лет прошло, пока я поняла, как многого мы не знаем. Ничего удивительного, что заголовок отчета, который я на этот раз должна была читать, сразу привлек мое внимание. Отчет назывался «Свобода выбора».
Я спросила отца:
— Какой выбор сильнее всего повлиял на твою жизнь?
Он немедля ответил:
— Я хотел жить полной жизнью. Самым главным решением, которое открывало путь к этому, было посвятить все время осмыслению, истинному пониманию самых важных для меня жизненных аспектов — семье, друзьям и работе.
Я знала, что под «истинным пониманием» отец имел в виду бесконечные часы, которые он проводил, разбираясь в причинно-следственных связях, влияющих на ситуацию. И вздохнула:
— Это нелегко!
— Кто говорит о легкости? Тебе хотелось бы легкой жизни?
Сколько же раз я слышала от отца этот вопрос!
— Знаю, знаю. Хочешь легкой жизни — возьми молоток потяжелее и стукни себя по голове посильнее. И обеспечишь себе легкую жизнь. Даже еду в постель будут приносить.
Безусловно, я хочу жить жизнью наполненной смыслом, полной жизнью, как, впрочем, и все, с кем я знакома и кто меня окружает. Но мне отлично известно, что большинству не удается достичь этого, несмотря на желание.
— Почему людям трудно признаться в том, что они не хотят легкой жизни? — спросил отец.
— Как раз хотят, хотят жить легче, ведь достичь возможности жить жизнью, наполненной смыслом очень трудно.
Он нетерпеливо махнул рукой:
— Есть немало способов приблизить эту цель. Человеку всего лишь нужно думать. Думать ясно и четко. Как делают настоящие ученые.
— Другими словами, — съязвила я, — нужно всего лишь родиться гением.
— Нет, не нужно, — парировал отец. — Я не родился с выдающимися умственными способностями, и мой IQ в юности — тому свидетельство. Я — как бодибилдер. Тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться. Эфрат, когда ты, наконец, осознаешь, что у тебя, как у всех и у каждого, достаточно интуиции и интеллектуальной силы, и ты в состоянии думать, как настоящий ученый?
Я не поверила. Однако кое-что в его словах зацепило меня.
— Но каким образом научное или другое мышление позволит человеку жить полной жизнью?
Отец усмехнулся и в своей излюбленной сократической манере задал очередной вопрос:
— Может быть, ты выведешь ответ из работы, к чтению которой мы пытались приступить пятнадцать минут назад?
И я начала читать.
Отец описывал то, что полностью занимало его в последние несколько недель…
Все начиналось удачно: две сети розничных магазинов проявили интерес к его разработкам. Всего двух недель оказалось достаточно, чтобы в дело оказались вовлечены пять крупнейших розничных сетей Бразилии. Но затем, ровно в тот момент, когда отец со своей группой углубились в исследование открывающихся перспектив, все рассыпалось в пыль1.
Когда я закончила читать, отец поинтересовался:
— Ну?
— Каким, должно быть, разочарованием это стало для тебя…
— Почему ты говоришь о разочаровании? — в его голосе звучало удивление.
Я ответила прямо:
— Любой человек почувствует разочарование, когда его инициативы рушатся. И чем перспективнее инициатива, тем сильнее разочарование. Даже если человек сделал правильный выбор, даже если он настроен оптимистически и видит во всем лучшую сторону, он все равно испытает разочарование. Будь он хоть из железа! Ты подавляешь в себе чувства, но это не означает, что их нет.
Отец засмеялся:
— Типичный вывод психолога. Ты заявляешь, что я подавил в себе чувство разочарования, разве ты поверишь, если я скажу, что ни капли не разочарован?!
Я отмахнулась от его замечания; я была уверена, что права.
— Давай взглянем на ситуацию под другим углом, — предложил он. — Допустим, ты ученый и пытаешься создать инструмент, в основе которого лежит новая методика. Конечно — у тебя ведь есть опыт — вначале ты проведешь эксперимент, создашь прототип. Чего ты будешь ждать от прототипа?
Я тщательно подбирала слова:
— Только дурак может надеяться, что модель сразу заработает идеально. Ожидать от эксперимента следует другого, того, что он покажет, насколько работа соответствует расчетам, а насколько — нет.
— Хорошо, — подбодрил отец. — Теперь предположим, что прототип выявил ряд эффективных моментов и один нефункциональный. Иными словами, выходит, что если где-то произошел сбой, прототип как инструмент работает не очень хорошо или не работает вовсе. Думаешь ли ты, моя дорогая дочь, что ты, ученый, создавший этот прототип, будешь разочарована?
Я понимала, к чему он ведет. И это было интересно.
— Разве что чуть-чуть...
— А еще ты обнаружила, как исправить недостатки механизма. Что ты при этом почувствуешь?
— Воодушевление, — призналась я.
Для моего отца любая ситуация — это возможность учиться, каждое новое начинание для него — исследование. Я взглянула на документ, который только что прочитала. Было очевидно, что проект испытывался в процессе его создания. Аналогия с прототипом абсолютно точна.
— Какова разница между ученым, создающим модель, и человеком, использующим готовые инструменты? — спросил отец.
Простой вопрос. Я четко ответила:
— Большинство людей мало что знают о внутреннем устройстве инструмента. И воспринимают его как нечто цельное. Поэтому, если инструмент не работает, возникает разочарование. А если инструмент еще необходим и для работы, то не только разочарование, но и злость.
Отец кивнул.
— Что же касается ученого, — продолжила я, — то он детально знаком с инструментом, он в курсе, как и почему инструмент работает. Ученый разбирается в причинно-следственных связях, заставляющих инструмент функционировать. Стало быть, если прототип дает сбой, ученый получает новую информацию о действующих и нарушенных причинно-следственных связях, а удовлетворение от прогресса компенсирует разочарование.
Отец подался вперед:
— Когда модель — новый проект — не работает, у нас есть альтернатива: либо обозлиться на весь мир, либо принять, как подарок, новое знание. О том, что нуждается в доработке. Вот почему я назвал отчет «Свобода выбора».
Я не успела еще осмыслить сказанное отцом, но он уже продолжал:
— Ну, довольно об инструментах и прототипах. Давай поговорим о прочитанном, о том, что происходило в действительности. Ты до сих пор считаешь, что я был разочарован?
Повисла короткая пауза, и он повторил вопрос:
— Эфрат, ты до сих пор думаешь, что я разочаровался?
Наконец, я ответила:
— Ты, возможно, и нет, но я уверена, что люди, работавшие с тобой, сильно разочаровались.
— Ты права, — согласился отец.
— И, готова поспорить, тебе было непросто помочь им преодолеть обескураженность. Не сомневаюсь, пришлось изрядно потрудиться, чтобы вновь заразить их собственным энтузиазмом и решимостью. Ты назвал работу «Свобода выбора». Тебе, возможно, это дается легко, но, как правило, людям очень сложно принять такой, пусть и плодотворный в результате, выбор.
— Почему? — спросил он после небольшого раздумья.
— Почему сложно другим или почему легко тебе?
— Почему для меня это иначе?
Я колебалась:
— Ты всегда был ученым. Ты постоянно изучаешь, как функционирует мир, стараясь выразить в словах причинно-следственные связи — по любому поводу, в любой ситуации, — я говорила все увереннее. — Для тебя каждое явление — прототип. Ситуации, которые у других вызывают разочарование и раздражение, для тебя — источник энергии.
Подобное заключение было для меня внове. Очевидно, что научный подход дает заметные преимущества. Но в чем именно выражается этот подход?
С одной стороны, нужно обладать известной долей скромности и принимать тот факт, что ты чего-то не знаешь. Чтобы избежать разочарования, нужно быть готовым к тому, что многое поначалу наверняка не будет получаться. С другой, необходима изрядная самонадеянность, полная уверенность, что сможешь заставить все работать должным образом.
Совместим эти два условия и получим великолепный оксюморон: скромная самонадеянность.
Глядя на отца, я сказала:
— Впервые поняла, как исследовательский подход помогает поддерживать упорство, необходимое для продвижения новых начинаний.
— Он полезен и при зарождении новых начинаний, — добавил отец.
— Возможно.
Отцу не понравилась моя уклончивость.
— Ты согласна с тем, что сказал Сенека две тысячи лет назад? Что удача там, где подготовленность встречается с возможностью?
— А изучение причин и следствий, управляющих ситуацией, — медленно проговорила я, — это лучшая подготовка.
Отец не останавливался:
— Что произойдет, если человек не подготовлен? Если он не видит возможностей, которые предоставляет ему реальность?
Было несложно предвидеть развязку.
— Неподготовленный не увидит большинства возможностей. Он будет дожидаться удачного случая, когда ему поднесут все на блюдечке. А если возможностей не достаточно, он поверит, что жизнь не дала ему шанса, что его ограничили обстоятельства, и он бессилен.
Интересно, скольких своих друзей я сейчас описала?
Не чрезмерно ли упрощен такой образ мышления? Над этим надо подумать.
— Неудача случается, когда реальность наталкивается на неподготовленность, — заключил отец. — Если рассматриваешь действительность как ученый, то тем самым обеспечиваешь подготовленность. — И добавил: — Если же человек не готов, разве у него есть свобода выбора?
Тут я начала понимать: выбор оптимистического подхода — это еще не свобода выбора. Свобода выбора обязательно связана со способностью распознавать ситуации, которые можно обратить в реальные возможности.
Отец, глубоко вздохнув, прервал мои размышления.
— К сожалению, несмотря на все усилия, я слишком часто понимаю, что не подго…