Все свободны. История о том, как в 1996 году в России закончились выборы
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Предисловие
1
«Слишком рано ты взялся писать эту книгу. Еще многие живы. А пока люди живы, они могут врать», — говорит мне один из собеседников. И это правда. В книге, действительно, много врут. Это неизбежно.
Многие свидетели будут говорить, что все было не так, — и будут правы. В воспоминаниях каждого версии случившегося отличаются. Совпадений почти нет. У каждого свой 1996 год, свой Ельцин, свой Зюганов.
Я уверен, что многие собеседники лгали мне совершенно искренне, полагая, что говорят чистую правду. А если некоторые выдумывали сознательно — ну что же c этим поделать. Их мифы — тоже часть истории.
Эта книга про прошлое, но в то же время — и про будущее. Пожилой правитель не может расстаться с властью, а его окружение что есть силы убеждает его в том, что он единственный — никто, кроме него, не справится.
Сюжет вокруг выборов 1996 года уже стал классикой. Он не принадлежит только участникам, он принадлежит всем нам. Наша жизнь такова, какова она есть: события 1996-го, описанные в этой книге, — это завязка нашего сегодняшнего сюжета, это то, с чего начались наши дни.
Можно сказать, что это Россия за секунду до Путина.
2
Иногда кажется, что вся описанная в книге история не могла произойти на самом деле — слишком выдуманной она выглядит. Местами она напоминает трагедию Шекспира. Чем Борис Ельцин не король Лир? Но мне захотелось представить ее в виде фарсового приключенческого романа. Пусть это будут «Три мушкетера», и тогда президент Ельцин — это король Людовик XIII, генерал Александр Коржаков — кардинал Ришелье, а первый помощник Виктор Илюшин — капитан мушкетеров де Тревиль. Участники предвыборного штаба — это смелые мушкетеры. Анатолий Чубайс пусть сыграет роль Атоса, Игорь Малашенко — Арамиса, Сергей Зверев будет Портосом, а Валентин Юмашев — д'Артаньяном. Геннадию Зюганову, главному антиподу президента, конечно, уготована роль герцога Бэкингема. С героинями в этом романе проблема. Татьяна Дьяченко одна за всех проходит путь от скромной Констанции до самоуверенной Анны Австрийской — по мере того, как ее д'Артаньян превращается в кардинала Мазарини. Кто миледи, спросите вы. Выходит, что эта роль достается Борису Березовскому, который вечно всех опутывает своими чарами.
Почему такая странная аналогия? Зачем эта шутка?
«Три мушкетера» — это, конечно, книга для детей. Юные читатели видят в ней лихое героическое приключение. Взрослый же, вчитавшись в текст Александра Дюма, удивится — как много бессмысленного насилия и лжи, насколько отношения между героями иррациональны, а альянсы нелогичны и скоротечны и как благородные цели вскоре оказываются неактуальными и забываются. Исторические фигуры в романе не больше чем статисты, страна — и вовсе декорация. Герои много говорят о чести, долге и об ответственности — и мы им верим. Но вот если без дураков. Ответственность? Вы серьезно?
На события, которые описываю я, тоже интересно взглянуть другими глазами. Например, попытаться понять: как же так вышло, что герои сражались за все хорошее и победили — а в итоге добились прямо противоположного тому, за что боролись.
Вдруг, проследив за приключениями наших героев, мы сумеем разобраться, когда и что пошло не так? В какой момент они ошиблись? Либо они заблуждались с самого начала? Или, наоборот, были во всем правы?
3
Для того чтобы написать эту книгу, я взял больше сотни интервью, всякий раз обещая собеседникам, что обязательно сверю с ними цитаты и не буду ссылаться на них без их согласия. Были и такие, кто обещал «закопать меня заживо», если я упомяну их в книге (все же 1990-е иногда были брутальными).
Некоторые главные герои оказались недосягаемыми. Я никогда не брал интервью у Бориса Ельцина — хотя и начал работать журналистом во время его президентства. Я никогда не встречался с Александром Лебедем и, как ни странно, с Борисом Березовским — хотя и говорил с ним по телефону, будучи сотрудником принадлежавшей ему газеты «Коммерсантъ». Я не успел взять для этой книги интервью у Игоря Малашенко. Но смог, чуть раньше, еще до того, как начал писать книгу, пообщаться с Павлом Грачевым, Юрием Лужковым и Виктором Черномырдиным.
Я благодарю всех героев книги, которые помогли мне, рассказав о том, что помнят: Петра Авена, Тимура Бекмамбетова, Олега Бойко, Пилар Бонет, Павла Бородина, Александра Вайнштейна, Андрея Васильева, Алексея Волина, Марка Гарбера, Елену Горбунову, Владимира Григорьева, Юлия Дубова, Сергея Зверева, Дмитрия Зеленина, Геннадия Зюганова, Константина Кагаловского, Григория Казанкова, Михаила Касьянова, Евгения Киселева, Михаила Козырева, Джеймса Коллинза, Демьяна Кудрявцева, Александра Коржакова, Наташу Королеву, Альфреда Коха, Сергея Лисовского, Александра Любимова, Андрея Макаревича, Бориса Макаренко, Майкла Макфола, Татьяну Малкину, Сергея Медведева, Андраника Миграняна, Лолиту Милявскую, Александра Минкина, Игоря Минтусова, Дарью Митину, Дениса Молчанова, Дмитрия Муратова, Стаса Намина, Анну Наринскую, Людмилу Нарусову, Глеба Павловского, Сергея Пархоменко, Томаса Пикеринга, Алексея Подберезкина, Владимира Потанина, Сергея Пугачева, Ивана Рыбкина, Юрия Рыдника, Эдуарда Сагалаева, Георгия Сатарова, Николая Сванидзе, Алексея Ситникова, Ольгу Слуцкер, Светлану Сорокину, Гарика Сукачева, Олега Сысуева, Василия Титова, Николая Травкина, Артемия Троицкого, Михаила Фридмана, Ирину Хакамаду, Михаила Ходорковского, Олега Цодикова, Анатолия Чубайса, Павла Чухрая, Игоря Шабдурасулова, Василия Шахновского, Сергея Шпилькина, Игоря Шулинского, Валентина Юмашева, Татьяну Юмашеву, Константина Эрнста, Григория Явлинского, Леонида Ярмольника и еще многих собеседников, которые попросили меня не упоминать о нашей встрече.
Глава первая, в которой кардинал Ришелье убеждает короля принять важное решение
Президент в одном ботинке
«Борис, давай снимем пиджаки, это же все-таки не протокольная встреча», — говорит президент США Билл Клинтон. Заходит официант с тележкой. Российский президент Борис Ельцин берет себе большой стакан минеральной воды.
«Журналисты ждут от нашей встречи большого провала. Давай разочаруем их? Мы вместе добились многого. Мы все-таки уничтожили вероятность ядерной войны…» — начинает Клинтон. «Закончили холодную войну!» — добавляет Ельцин.
Клинтон начинает жаловаться: «У нас в конгрессе есть экстремисты, которые очень расстроены тем, что с окончанием холодной войны у них исчез главный враг, с которым нужно бороться. Эмоционально им очень нужен враг — чтобы посвящать борьбе с ним свою жизнь». Ельцин кивает.
Встреча происходит 23 октября 1995 года недалеко от Нью-Йорка, в поместье покойного президента США Франклина Делано Рузвельта. Двум президентам только что провели экскурсию по дому — Ельцин внимательно слушал рассказ о том, что Рузвельт большую часть президентства был тяжело болен и прикован к инвалидной коляске, однако избирался четыре раза. Только после его смерти американский конгресс принял поправку, запрещающую президенту занимать пост больше, чем два срока.
Вчера Ельцин выступил в ООН. Сегодня все газеты написали, что переговоры двух президентов обречены на провал.
«Что-то мне подсказывает, — продолжает Клинтон, — что в твоей стране есть люди, которые считают, будто мы хотим лишить вас вашего законного места в мире, лишить вас доступа к рынкам, в целом лишить той роли, которой вы заслуживаете. В этом подозрении нет ни капли правды. Я не хочу ничего подобного».
«Ты прав. И даже больше. В целом люди говорят: "Ельцин продался американцам и Клинтону"!», — возмущается российский президент. И сетует на то, что Россия и США «в последние два месяца сбились с пути». «Это не проблема между нами лично — между нами нет взаимного недоверия, но наши страны, наши правительства сталкиваются по очень многим вопросам». А и в России, и в США в следующем году президентские выборы, поэтому президенты «должны действовать в унисон, чтобы помогать друг другу в предвыборных кампаниях».
Клинтон согласен и обещает в начале следующего года предоставить России кредит. Ельцин жалуется, что американцы начали бомбардировку Боснии, не посоветовавшись: «Ты не можешь сказать, что я сделал что-то, не проконсультировавшись с тобой. По крайней мере ничего, что было бы важным для тебя».
Клинтон говорит, что бомбардировки начались в соответствии с резолюцией ООН, за которую Россия голосовала, — «Поэтому я и не позвонил, хотя, наверное, должен был».
Они обсуждают миротворцев в Боснии — Ельцин говорит, что российские военные могут быть в подчинении у американских генералов — но только не в рамках НАТО.
В комнату заходит официант с напитками. Ельцин спрашивает, нет ли пива. Клинтон посылает официанта за пивом.
Клинтон спрашивает, а в чем проблема с НАТО — по его словам, в противном случае конгресс не разрешит отправить американские войска на Балканы: «В Сомали мы были под эгидой ООН и потеряли немало народу — это был худший момент моего президентства».
«Только не НАТО, пожалуйста, — просит Ельцин, — у русских аллергия на НАТО». Клинтон настаивает. «Ну, тогда я проиграю. Лично я. В 1996 году — из-за того, что Россия будет под НАТО», — объясняет Ельцин.
Клинтон предлагает подумать еще. И просит Ельцина послать на Балканы хотя бы два батальона: воздушно-десантный и инженерно-саперный.
Президенты прерываются на рабочий ланч. За обедом подают калифорнийское вино из региона Russian River Valley. «Это в твою честь», — говорит Клинтон. Пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев вспоминает, что Ельцину — так ему кажется, будто нарочно все время подливают. По словам помощника Клинтона Строуба Тэлботта, Ельцин выпивает бокалов пять и сильно пьянеет. В своих воспоминаниях Тэлботт напишет, что Клинтону всегда было проще иметь дело с подвыпившим Ельциным.
После обеда переговоры продолжаются. Приносят десертное вино — Ельцин отказывается («слишком сладкое») и спрашивает, нет ли коньяка. Клинтон отправляет Тэлботта поискать коньяк, но тот не находит.
Клинтон и Ельцин начинают говорить об Иране, но вскоре президент США предлагает оставить эту тему — пусть ее обсудят премьер-министр России Виктор Черномырдин и вице-президент США Эл Гор. Ельцин хмурится. «Хорошо, что у Виктора и Эла есть возможность вникать во все детали и в то же время принимать решения на высоком политическом уровне», — говорит Клинтон. «Да, и у них есть больше времени на то, чтобы пить водку и вино, чем у нас», — отвечает Ельцин.
В конце разговора Ельцин подводит итог: «Наше партнерство — это самая ценная вещь для нас. Ты и я можем уйти со сцены; но то, чего мы добились вместе, переживет нас и станет нашим наследием. Это главное, что мы должны развивать. Мы с тобой, Билл и Борис». Клинтон говорит, что это как в семейной жизни — требуется очень много терпения, чтобы преодолевать трудности.
Президенты встают, чтобы идти на пресс-конференцию. Но уже в дверях Клинтон вспоминает, что за обедом Ельцин рассказывал о подарке, который ему несколько лет назад сделал предыдущий американский лидер Джордж Буш-старший — ковбойские сапоги. Но они оказались малы. Клинтон просит Ельцина разуться, чтобы проверить, какой у него размер. Ельцин снимает правый ботинок, Клинтон тоже — они меняются обувью. Оказывается, что размер обуви у них одинаковый. Ельцин начинает шутить, что так и надо пойти на пресс-конференцию — в ботинках друг друга. Шеф протокола Ельцина Владимир Шевченко чуть ли не на коленях начинает умолять президента: «Борис Николаевич, пожалуйста, пресса отреагирует совсем не лестно». Клинтон испытывает облегчение — он не хочет выходить к журналистам в ботинках Ельцина.
Борис Ельцин и Билл Клинтон в Гайд-парке, в поместье президента Франклина Рузвельта (на портрете). Справа на первом плане — первый помощник президента России Виктор Илюшин[1]
Президенты появляются перед прессой. Ельцин начинает: «Уважаемые журналисты… Я ехал сюда не с таким оптимизмом, который сейчас у меня имеется. И это все из-за вас. Потому что… вы предрекли, что наша встреча сегодня провалится… Так вот я вам говорю, что вы провалились».
После этой фразы Клинтон принимается хохотать. Вслед за ним начинают смеяться журналисты. Ельцин тоже улыбается. Клинтон надрывается: он всхлипывает, сгибается едва ли не пополам, утирает слезы, обнимает Ельцина. Немая сцена продолжается секунд 40.
«Клинтон изображает, что ему очень смешно — вспоминает Сергей Медведев, — и явно переигрывает. Заливается так, что мы думаем: сейчас упадет. Мне кажется, это он от страха, как бы Ельцин, не дай бог, не ляпнул что-нибудь еще, что могло бы осложнить отношения Клинтона с прессой. Ведь это святая святых — все американские президенты понимали, что с прессой надо дружить».
У Клинтона в этот момент отличные отношения с журналистами. Никто еще не знает о его романе со стажеркой Моникой Левински, который длится уже несколько месяцев.
После паузы Ельцин продолжает: «Наше партнерство слишком крепко. Наше партнерство рассчитано не на один год, не на десятилетия, а на столетия. На века!»
Пресс-конференция заканчивается, Ельцин возвращается в Москву. Обычно рано утром Ельцин отправляется в Кремль — у него нет привычки работать за городом. Но 25 октября он едет отдохнуть от долгого перелета в Завидово. Это охотничье хозяйство, принадлежащее Управлению делами президента, где любил охотиться советский лидер Леонид Брежнев, теперь же это одно из любимых мест отдыха Ельцина. Он идет в баню. На следующий день, 26 октября, его ждут на Красной площади — там закончилось строительство Иверской часовни, и президент должен присутствовать на ее освящении. Но он не появляется.
Ельцина на вертолете доставляют в Центральную клиническую больницу. У него инфаркт. Это уже второй инфаркт за год — первый был в июле.
Само собой, отменяются все ближайшие мероприятия — и переговоры президентов Сербии, Хорватии и Боснии в Москве, и государственный визит Ельцина в Китай. Под вопросом дальнейшие планы: выживет ли президент, выдержит ли он предвыборную кампанию, стоит ли вообще ему баллотироваться на второй срок — президентские выборы запланированы через полгода, в июне 1996-го.
Ребята, идите домой
В первый же деньболезни, 26 октября, первый помощник президента Виктор Илюшин сообщает журналистам, что у Ельцина «обострение ишемической болезни сердца». Слова «инфаркт» он не употребляет — как не делал этого и в июле.
Вечер, проливной дождь, толпа журналистов стоит около ворот главного входа в ЦКБ. Ждут, что кто-то выйдет и расскажет о состоянии здоровья президента. Ворота открываются, появляется первая леди, Наина Ельцина. Охранник несет над ней зонт. Они торопливо идут к машине, но по дороге останавливаются. Наина Ельцина смотрит на журналистов и с заботой в голосе произносит: «Ребята! Ну что же вы тут стоите? Идите домой! Завтра из газет все узнаете!»
Информации очень мало — говорят, что президент в порядке, работает с документами. Пресс-служба публикует фотографию Ельцина в спортивной футболке — якобы в ЦКБ, — но она подозрительно похожа на кадры, сделанные годом ранее в Сочи.
За здоровьем Ельцина следит вся мировая пресса. 29 октября The New York Times пишет, что «Россия — это полудемократия», «Борис Ельцин — царь, а теперь царь очень болен, время его правления, очевидно, подошло к концу, второй срок маловероятен».
Ельцин был избран президентом России в июне 1991 года, тогда еще существовал Советский Союз. Пятилетний срок его правления истекает через полгода — в июне 1996-го. И хотя пару дней назад Ельцин говорил Клинтону о своем намерении переизбраться вполне определенно, никто в России об этом еще не знает. Все питаются слухами. Поговаривают, что Ельцин вообще не будет баллотироваться или что отменит выборы: потому что слишком непопулярен. Теперь к этому добавляются еще и слухи о здоровье президента. Никто в России, вслед за Илюшиным, не произносит слово «инфаркт», но всем ясно, что очередная болезнь президента делает шансы на переизбрание еще более призрачными.
Многим Ельцин не кажется единственным возможным кандидатом. Даже больше того, многим он не кажется кандидатом вовсе — в ноябре 1995 года, по данным ВЦИОМ, его рейтинг около 4%. Даже среди сторонников президента есть куда более популярные политики: премьер-министр Виктор Черномырдин (10%), бывший и. о. премьера Егор Гайдар (7%) и нижегородский губернатор Борис Немцов (6%). А на верхних строчках в рейтингах — оппозиционеры: либерал Григорий Явлинский (15%) и коммунист Геннадий Зюганов (11%)1.
Впрочем, президентские выборы — это вопрос не самый актуальный для страны. Намного раньше — 17 декабря, всего через полтора месяца, должны состояться парламентские выборы. Инфаркт Ельцина происходит на финише предвыборной кампании. Парламентские выборы — это репетиция президентских. Главная дилемма — победят ли коммунисты, требующие возврата в Советский Союз и выступающие под популярным лозунгом «Банду Ельцина под суд», или все же демократы — как в 1995 году еще всерьез и безо всякой иронии называют и сторонников Ельцина, и всех прочих политиков, которые не хотят возврата к советскому прошлому.
Джефферсон и Гамильтон
«Тьма над нами! — кричит Иван Грозный. — Бояре расхитили казну земли русской. Воеводы не хотят быть защитниками христиан. Отдали Русь на растерзание Литве, ханам, немцам. Каждый думает о своем богатстве, забыв об Отечестве. А посему, повинуясь великой жалости сердца, беру снова государства свои и буду владеть ими самодержавно».
«А на каких условиях?» — спрашивает паренек в толпе.
«После узнаете», — страшным шепотом отвечает Иван Грозный, отвернувшись от толпы, и уходит. А убитого паренька уже волокут по снегу.
Это сцена из рекламного ролика банка «Империал», его снял режиссер Тимур Бекмамбетов. Ролик крутят по телевидению в начале осени 1995 года, в преддверии парламентских выборов.
В середине 1990-х телевизионная реклама — самое массовое и самое важное искусство в стране. Население России сидит у телевизора — других развлечений почти не существует. Кинотеатров мало. Кафе и рестораны — только для богатых, которых называют «новыми русскими». Вся страна смотрит телевизор: латиноамериканские сериалы, новости и рекламу.
Для массовой зрительской аудитории телевизионная реклама — это главный культурный феномен 1990-х. В советские годы на телевидении рекламы почти не было. Ее появление — один из самых очевидных символов перемен. Рекламе верят. Рекламные ролики знают наизусть и цитируют в разговорах. Рекламный сериал «Всемирная история. Банк "Империал"» — один из самых ярких на телевидении. Появление каждого нового ролика — событие. Для многих детей 1990-х ролики «Всемирной истории» едва ли не заменяют уроки в школе.
Поначалу Бекмамбетов делает исторические анекдоты или притчи, чаще всего без политического подтекста: о Суворове, о Екатерине II и о Тамерлане. Но в начале осени 1995-го Бекмамбетов снимает свой первый по-настоящему политический рекламный ролик: с Иваном Грозным в качестве главного героя.
«Это было политическое высказывание. Риторика Ивана Грозного смыкалась с зюгановской — коммунисты тоже говорили, что буржуазия все растащила, разворовала, надо у них все отобрать, взять в руки», — так спустя 25 лет описывает главную идею той рекламы сам Бекмамбетов. Ролик Бекмамбетова очень хорошо понятен зрителю 1995 года: с одной стороны смутное время с его боярами-расхитителями, с другой — угроза диктатуры, призыв к восстановлению былого величия, и все это закончится большой кровью.
Эта реклама очень нравится администрации президента. И тогда же в начале осени 1995-го популярного режиссера Бекмамбетова приглашают в Кремль — есть предложение поработать.
В Кремль его сопровождает приятель Михаил Лесин — молодой продюсер, соучредитель рекламной компании Video International. На проходной выясняется, что пропуска на Лесина нет — но он настаивает на том, чтобы Бекмамбетов провел его: «Попроси, чтоб на меня заказали пропуск. Ты же не один будешь снимать эту рекламу, ты должен вести переговоры вместе с продюсером».
Бекмамбетов идет, добивается пропуска для Лесина и возвращается за ним. «Мы с Лесиным вошли, и больше он оттуда не вышел», — шутит сейчас Бекмамбетов.
Действительно, Лесин скоро становится своим в Кремле, а его компания Video International оказывается постоянным подрядчиком властей.
В результате похода Бекмамбетова в Кремль возникает заказ на серию роликов про Ивана Рыбкина. Это председатель Государственной думы и на старте предвыборной кампании 1995 года — один из фаворитов Кремля. Два года назад, в 1993-м, он входил в руководство компартии, именно благодаря голосам коммунистов стал спикером Думы. Но потом Рыбкина быстро переманили на сторону власти.
За полгода до парламентских выборов помощник президента Ельцина Георгий Сатаров придумал такую конструкцию: в Думу должны идти сразу два блока сторонников президента: правый и левый — ведь самые устойчивые политические системы всегда двухпартийные. Кремлевские идеологи начала 1995 года фантазировали так: Ельцин — русский Джордж Вашингтон, создатель российского демократического государства. Поэтому, как было с Вашингтоном, его последователи должны разделиться на две партии. В Америке правую партию возглавил министр финансов Александр Гамильтон, а левую — госсекретарь Томас Джефферсон.
Правда, в XVIII веке в Америке все это случилось стихийно, а в России произошло по решению администрации: Джефферсоном назначили председателя Государственной думы Ивана Рыбкина — ведь он совсем недавно был коммунистом, значит, левый. А Гамильтоном сделали премьер-министра Виктора Черномырдина — ведь он возглавляет правительство реформаторов, значит, правый.
В итоге осенью 1995 года Рыбкин идет на выборы уже не с коммунистами, а как человек Ельцина — по замыслу кремлевских политтехнологов, он должен возглавить левоцентристское движение, которое отберет у коммунистов голоса.
Бекмамбетов придумал для Рыбкина странный рекламный ролик. По зимнему полю бредут корова и бык. «Вань, а Вань, а что такое справедливость?» — спрашивает корова. Бык отвечает ей: «Справедливость? Ну вот тебя доят. И из твоего молока делают масло. А ты сама это масло пробовала? В-о-о-т. А ты говоришь — "справедливость"». В конце ролика кандидат Рыбкин кормит корову бутербродом с маслом, а закадровый голос говорит: «Вот теперь справедливость».
Когда съемки закончились, вспоминает Бекмамбетов, фермер, хозяин коров, позвал съемочную группу к столу со словами: «Вот она, ваша актриса». Спустя годы режиссер очень смеется, вспоминая эту работу.
Ресурсов для ведения нормальной кампании у Рыбкина немного — у главы правительства Черномырдина явно больше. И быстро становится ясно, что шансы у Рыбкина минимальные, поэтому его продвижением особенно не занимаются — даже ролик с коровами похож скорее на насмешку, чем на серьезную политическую технологию. (На выборах блок Рыбкина получит 1% и не попадет в Думу. Расчет Кремля отобрать голоса у коммунистов не оправдается.)
Рекламная компания Video International осенью 1995 года — один из лидеров рекламного рынка в России. С ней сотрудничают многие популярные режиссеры. Рассказывают, что в 1995 году один из классиков, недавний лауреат «Каннских львов», снимает политическую рекламу по заказу Кремля — специально к думским выборам. Его трудно удивить знаменитостями на площадке, он недавно работал с далай-ламой, поэтому команды съемочной группе он раздает, не обращая ни на кого внимания: «Тут свет поярче. Тут контровой. И мордатому бличок на репу».
Смущается вся съемочная группа, только не «мордатый». Это премьер-министр Виктор Черномырдин. Он главный герой рекламного ролика, человек опытный и привык не мешать работать профессионалам. Если режиссер говорит, что ему нужен «бличок на репу», то пусть будет «бличок на репу».
Черномырдин — главный кандидат Кремля на парламентских выборах, он возглавляет движение «Наш дом — Россия».
Его не стали регистрировать в Министерстве юстиции как партию — по законам 1995 года этого для участия в выборах не требуется. Однако именно «Наш дом — Россия» — первая в постсоветской России «партия власти». Эту структуру возглавляет премьер, в нее входят члены правительства, губернаторы и прочие чиновники вниз по вертикали. Ее предвыборной кампанией заведует администрация президента, а за результат на местах отвечают региональные губернаторы. К осени 1995 года Виктор Черномырдин многими воспринимается как человек, который реально руководит Россией. Борис Ельцин болен, а Черномырдин — на работе.
Демократ от природы
В июне 1989 года министр газовой промышленности СССР пришел на заседание Совета министров Советского Союза с революционной идеей. Он предложил ликвидировать его министерство. Участники заседания не верили своим ушам: им казалось, что министр сошел с ума. Министра звали Виктор Черномырдин.
Наина Ельцина, Виктор Черномырдин и Борис Ельцин[2]
Черномырдин получил должность министра в 47 лет, когда в 1985 году страну возглавил Михаил Горбачев, которому было всего 54 года, и начал двигать во власть новое поколение
На заседании правительства в 1989 году Черномырдин рассказал, что за последние годы изучил мировой опыт, съездил на Запад, посмотрел, как устроена энергетическая система в Европе. Он уверен, что его министерство надо ликвидировать, а вместо него создать государственный концерн, который будет более эффективно вести хозяйство. «Виктор Степанович! Ты больше не хочешь быть министром? Ты понимаешь, что ты всего лишишься? Дачи, привилегий?» — пытался отговорить его глава правительства СССР Николай Рыжков. Но Черномырдин настаивал на своем.
«Я выслушала все, что сейчас докладывал министр, — взяла слово Александра Бирюкова, зампред правительства СССР, — и ничего не поняла из того, что он сказал. Но хочу сказать: а почему бы нам не попробовать? Чего мы боимся? Мы его хорошо знаем. Если у него не получится, то мы ему голову оторвем и все вернем на свои места». И советское правительство поддержало реформу Министерства газовой промышленности.
Иначе сложиться и не могло — Черномырдин был в тренде, тогдашний глава Советского Союза Михаил Горбачев требовал «нового мышления» и даже провел в том же 1989 году первые в стране альтернативные выборы — народных депутатов СССР.
Советскому Союзу оставалось просуществовать всего два года — в 1991-м он распался, а те министры, которые планировали оторвать Черномырдину голову, потеряли работу. Одновременно рухнула и прежняя советская экономика — предприятия остановились, страна оказалась в шаге от голода. Но бывший министр газовой промышленности успел к этому моменту не только расформировать собственное министерство, но и создать концерн «Газпром», который стал едва ли не единственным источником валюты для государственного бюджета.
В 1992 году руководитель самой богатой теперь уже российской госкомпании «Газпром» Виктор Черномырдин вновь был призван в правительство, которое возглавлял Егор Гайдар. На этот раз — вице-премьером по топливно-энергетическому комплексу. Но вскоре начал нарастать конфликт между парламентом и президентом, депутаты были недовольны реформами, которые проводило правительство, и не утвердили Гайдара премьером. И Гайдар предложил Ельцину компромисс: сделать главой правительства Черномырдина — он, с одной стороны, искренний сторонник реформ, а с другой — вызывает доверие у депутатов. Они считают его опытным советским руководителем, он умеет говорить и на их языке тоже.
Так Виктор Черномырдин стал премьер-министром. Удивительным образом, он сработался с гайдаровскими министрами: ведь он понял, что советская плановая экономика нежизнеспособна, а рыночная — наоборот. Но Черномырдин пришел к пониманию того, что предлагают более молодые министры, не за партой университета, а самостоятельно — прямо на производстве, а потом и в правительстве. Недоброжелатели повторяют шутку, якобы придуманную Гайдаром: «Черномырдин получил самое дорогое экономическое образование в мировой истории».
К 1995 году Черномырдин становится вторым по значению человеком в стране. В марте Ельцин поручает Черномырдину создать и возглавить правящую партию.
Черномырдин далеко не любимец прессы, каким некогда был Ельцин. Журналисты постоянно смеются над его своеобразными афоризмами вроде «Хотели как лучше, а получилось как всегда» или «Отродясь такого не бывало — и вот опять». Думская кампания НДР довольно старомодна и неизобретательна. Рекламные плакаты НДР — на них изображен Черномырдин, сложивший руки домиком, — высмеивают: говорят, что он кого-то крышует. Наконец, сам блок, помня о прежнем месте работы Черномырдина, называют «Наш дом — "Газпром»".
Но в разгар кампании случается самый страшный на тот момент в России теракт. В июне 1995 года группа террористов во главе с Шамилем Басаевым захватывает город Буденновск в Ставропольском крае. В заложниках оказывается около полутора тысяч человек — всех их сгоняют в центральную районную больницу. Ельцин собирается на саммит «Большой семерки» в Канаду и поездку решает не отменять. Переговоры с Басаевым по телефону ведет премьер-министр Черномырдин — причем их транслирует телевидение на всю страну. Легендарной становится фраза премьера «Шамиль Басаев, говори громче, вас не слышно».
Черномырдина потом будут упрекать в том, что он пошел на поводу у бандита и создал ненужный прецедент: если бы не эти переговоры, то не было бы и последующих терактов. Но в результате переговоров все заложники были освобождены. СМИ обращают внимание на то, что Черномырдин — единственный представитель власти, который не побоялся взять на себя ответственность. «Горцы прикрылись беременными женщинами, а вся российская власть — Черномырдиным» — с таким заголовком выходит газета «Московский комсомолец» после событий в Буденновске.
«Я думал не о нем и не о себе, а о тех людях, которые были в больнице. Конечно, нужно было разговаривать. Если страна не защищает своих граждан, то что же это за страна? Даже если бы было 10 человек, я бы все равно стал разговаривать», — так потом будет вспоминать эти события Черномырдин.
Успешное завершение переговоров в Буденновске меняет расклад в российской политике. Спасший заложников премьер показывает, что он самостоятельная политическая фигура, способная заменить главу государства и сделать это качественно и эффективно. Между президентом и премьером все чаще ощущается конкуренция.
Когда в июле 1995-го у Ельцина случается первый инфаркт, западная пресса начинает писать, что Черномырдин — очевидный преемник Ельцина и для России было бы лучше, если бы он стал президентом: он выглядит куда более надежно и предсказуемо.
Эти публикации вызывают мощную ревность у окружения Ельцина.
Черномырдин публично демонстрирует лояльность: он заявляет, что не собирался и не собирается баллотироваться в президенты. Но Ельцин, оправившись от инфаркта, выступает с прогнозом, что «Наш дом — Россия» получит на парламентских выборах всего 10%. Все понимают, что окружение президента совсем не хочет для НДР хорошего результата, который бы превратил Черномырдина в слишком сильного конкурента Ельцину.
В октябре 1995-го, после второго инфаркта Ельцина, западная пресса вновь обращает все свое внимание на Черномырдина как на человека, который по Конституции станет и. о. президента в случае, если глава государства умрет. Журнал Time задается вопросом, передаст ли президент ядерную кнопку Черномырдину на время болезни. И отвечает: конечно, нет. И сам Ельцин, пока может, не расстанется с властью. Но в первую очередь этого не допустит тот, кого в реальности стоит называть вторым человеком в стране. Это глава Службы безопасности президента Александр Коржаков.
Тень президента
Сейчас, много лет спустя, Александр Коржаков любит показывать шрам на руке. Он рассказывает, чтоэто его порезал Борис Ельцин в 1991 году в Якутии. Они якобы парились в бане и решили побрататься, смешав кровь. Но нож был слишком острым, а Ельцин слишком пьяным и не рассчитал силу удара. «Чуть руку не отрезал», — говорит Коржаков.
Неясно, можно ли ему верить, — сейчас у Коржакова сложная репутация. Нет сомнений, что многое из того, что он рассказывает, — выдумка. Но некоторая часть его слов все же подтверждается фактами и документами.
Все началось в 1985 году. Едва возглавивший СССР 54-летний Михаил Горбачев в поисках более молодых кадров начал переводить в Москву руководителей из регионов. Глава Свердловской области Ельцин был ровесником Горбачева, он получил должность руководителя столицы. Тогда это называлось «первый секретарь московского горкома». Ельцину выделили несколько телохранителей, одним из них был 35-летний офицер КГБ Александр Коржаков.
Коржаков оказался верным охранником: даже когда в 1987-м Ельцин попал в опалу, тот его не бросил и продолжал навещать. За что…