Безусловно лучшая литературная сказка на английском языке за последние семьдесят лет. Смешная, трогательная, страшная, потусторонняя, практи­ческая и магическая, путешествие сквозь тень и свет. Упоительное чтение, изящный и точный стиль: госпожа Кларк выстраивает слова так же хитроумно и грозно, как герцог Веллингтон выстраивал свои полки, а финальная часть истории таит множество неожиданных поворотов, словно лабиринт старых лондонских улочек или темный английский лес. Закрывая «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» на восьмисотой странице, я жалел лишь, что книга не оказалась вдвое длиннее... Чистое наслаждение от первой до последней строки.

Нил Гейман

Роман захватил меня и увлек так, что я не мог его отложить, пока не прочел до конца. Тон рассказчика выбран превосходно. Он полон иронии, преподносимой с серьезной миной, а его сдержанность позволяет читателю самому составить мнение о персонажах. Меня восхищала вымышленная ученость, завораживала смесь исторического реализма и чудесных событий. Я почти верил, что и впрямь существовала традиция «английской магии», о которой мне не доводилось слышать. Автор убедительнейше воспроизводит время и его литературные условности. И часть удовольствия от книги — наблюдать, как легко магия вписалась в роман XIX века. Настоящий шедевр. Не могу припомнить ничего хоть сколько-нибудь похожего.

Чарльз Паллисер

До ужаса правдоподобная параллельная история Британии, в которой волшебники играют не меньшую роль, чем известные нам исторические лица.

Мишель Фейбер

Книга для ума, книга для души, повод для разговоров и легкое чтение в дорогу — все это соединилось для меня в «Джонатане Стрендже и мистере Норрелле»... Я буквально не мог оторваться от этого романа.

Джулиан Феллоуз

Всякая книга, кроме телефонной, — вымысел уже потому, что ее единственным содержанием является чудо, преображающее жизнь в буквы, настоящее — в вечное, быль — в сказку. Когда я был маленьким, этот обман назывался «научной фантастикой».

Сегодня фантастическое не нуждается в алиби. С тех пор как Гарри Поттер стал главным героем нашего еще незрелого столетия, писатели всех стран и народов вступили в борьбу за его наследство. Мы живем в эпоху, переплавившую магический реализм в обычную сказку, упразднившую критерий правдоподобного для детей любого возраста. Выдавив другие жанры в нон-фикшн, сказка захватила единоличную власть над словесностью. В том числе и отечественной, что доказывают старые герои новой русской прозы — Сорокин и Пелевин. Первый сочиняет сказки для гностиков, второй — для агностиков. Сорокин выдает быль за сказку, Пелевин опрокидывает сказку в быль. У обоих подлинный смысл истории открывается лишь тем, кто приобщен к ее темным тайнам.

Сказка делает мнимую жизнь зловещей и подлинной. В сущности, тут не нужна магия. Но без нее не обойтись другой — еще более широкой — ­аудитории. С тех пор как истощенная расточительным постмодернистским эпилогом литература, впав в детство, вернулась к своему истоку и стала тем, чем, в сущности, всегда была — рассказом о чудесах. За что мы ее готовы простить и снова полюбить.

Со мной такое произошло, когда я прочел 800-страничный фолиант 50-летней дебютантки из Кембриджа Сюзанны Кларк под обманчиво скучным названием «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл». Восторженные критики уже успели назвать ее «Гарри Поттером для взрослых», но, по-моему, это сомнительный комплимент для автора, открывшего новый способ обращаться с чудесами.

Так мог бы выглядеть роман «Мастер и Маргарита», если бы его написал Диккенс.

Дело в том, что книга Кларк — грандиозный анахронизм: она написана так, будто мы еще живем в Викторианскую эпоху. Презрев «страх влияния», автор перебралась в XIX век, чтобы медленно и верно выткать подробный гобелен давно умершей эпохи.

Писать сегодня викторианскую книгу — все равно что строить действующую модель кареты в натуральную величину. Самое странное, что она действительно ездит, перенося читателя в бурную наполеоновскую эру, так хорошо нам знакомую по «Войне и миру». Обманчивая убедительность исторического повествования настолько обескураживает читателя, что он принимает главную, и единственную, условность романа — чудеса. Англия Сюзанны Кларк — страна великих магических традиций. Деяния средневековых волшебников, выходцев из смежного, но невидимого мира, — непреложный факт, документированная часть британской истории. Однако, вступив на путь прогресса, Англия утратила древнее магическое искусство, которое и взялся возродить тщеславный мизантроп мистер Норрелл со своим добродушным учеником Джонатаном Стренджем.

Тут-то и начинается самое интересное. Чудеса в книге изображены с той же неторопливой дотошностью, что и все остальное. Ирония уже давно ­на­учила сказку встречаться с прозой жизни, как это бывало у Гофмана, Ан­дерсена и Шварца. Но, кажется, впервые магия, реанимировав старомодный жанр, сошла на страницы толстого реалистического романа. Отказав сверхъестественному в специальном статусе, Кларк вплетает волшебство в ткань подлинной истории с ее реальными героями, вроде Веллингтона или Байрона.

Александр Генис
(Иностранная литература)

Сюзанне Кларк удалось неподдельное чудо: ее «викторианская фэнтези» — всамделишная литература, без кавычек и оговорок; не постмодернистская игра, не изящный жанровый эксперимент — живая, сильная книга. Содержащая вдобавок ноу-хау. Да, были уже Толкин и последователи, Урсула Ле Гуин, в конце концов, Нил Гейман (назвавший, между прочим, «Стренджа...» «лучшей литературной сказкой на английском языке за последние семьдесят лет»), но только Кларк столь естественно удается вплести свою волшебную нить, свалянную из кошачьих шагов и голосов рыб, в масштабный и дотошный гобелен исторической реальности эпохи Регентства и литературного канона Диккенса и Джейн Остен. Ну подумаешь, магия. Чем не занятие для джентльмена. В сущности, рутина: кто-то воюет с Бонапартием, кто-то торгует в заморских колониях, кто-то колдует и общается с эльфами. Бывает.

Александр Гаррос
(Эксперт Online)

Удивительная неспешность повествования, заставляющая вас позабыть о том, что на свете уже существуют метро, интернет и авиастроение. Абсурд­ное внимание к деталям (ко всем деталям: историческое и фантастическое Кларк живописует с одинаковой дотошностью). Ну и главное — язык, конечно. О событиях начала XIX века автор имеет наглость рассказывать языком начала XIX века — языком Диккенса, языком Вальтера Скотта. Впрочем, наглость эта простительна: Сюзанна Кларк — прирожденный стилист; она пишет — ты веришь. Вероятно, именно это ощущение подлинности, которое, точно пряный запах старинного фолианта, насквозь пропитывает книгу, и превращает «Джонатана Стренджа...» в блестящий сеанс магии — причем без последующего разоблачения. Невозмутимая леди Кларк внушает читателю даже не то, что волшебство существует, но то, что оно так же банально и естественно, как, скажем, насморк, который читатель наверняка схватит, если промочит ноги.

Анна Старобинец
(Гудок)

Девятисотстраничный фолиант Сюзанны Кларк способен понравиться самым разным читателям. Во-первых, это исторический роман, в котором дотошно воссозданы не только реалии эпохи, но и ее язык, ее стиль, — история современной литературы знает только один подобный подвиг: «Имя Розы» Умберто Эко. Радует то, что языковые прелести книги доступны и россиянам: книга великолепно переведена, что заставляет вспомнить и сдержанную прозу Пушкина, и достоверные гоголевские гротески. Во-вторых, Кларк должна прийтись по нраву каждому поклоннику фэнтези. «Стрендж и Норрелл» — дальние родственники «Волшебника Земноморья»: автор использует магию не только как прием авантюрного романа, но описывает очертания границ, за которые не следует заглядывать человеку, и причины, по которым их порой все же стоит пересекать. В-третьих, «Стрендж и Норрелл» — подарок для англомана: за тем, что покажется иным читателям занудством и бесчувственностью, поклонники Вальтера Скотта и Кольриджа увидят английскую сдержанность, способ передавать через недосказанность массу косвенной информации. Кларк обставила свою выдумку с беспримерным вкусом и вниманием: обилие ссылок на несуществующие труды по магии, исторических ироничных анекдотов, вставных новелл и красочных описаний иных миров заставляет читателя поверить, что перед ним не просто огромный роман, но достоверный исторический рассказ о возрождении магии.

Иван Якшин
(Книжная витрина)

Что же такое «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл»? Самым коротким ответом будет: Джейн Остен в Стране чудес. Викторианская Англия, Наполеоновские войны, зеленые лужайки, экипажи, кукольные домики, мильные­ столбы и вересковые пустоши. Это не только место действия, это время написания. Представьте себе роман Чарлза Диккенса или Джейн Остен, где чопорные политики становятся жертвами зловредных эльфов, а на приеме у тетушек, жаждущих пристроить своих племянниц замуж, появляется пара волшебников, только что отчитавшихся в Министерстве внутренних дел об исполнении поручения о предотвращении разлива рек в графстве Суффолк.

Стилизация выполнена настолько идеально, что даже вызывает оторопь. Это что, всерьез? Ну кому сейчас придет в голову писать, а уж тем более издать викторианский роман? Его многословие, пространные описания чувств и пейзажей, неторопливая размеренность были хороши во времена, когда скорость передвижения не превышала 15 километров в час, а новости недельной давности считались последними известиями. Но в наше время читать эти 890 страниц, где динамичность повествования развертывается со скоростью перемещения дамы в кринолине? Как выясняется, и в карете прошлого можно уехать далеко, если она находится в рабочем состоянии.

Приключения мистера Норрелла, задумавшего воскресить в Англии утраченное искусство магии, и его ученика Джонатана Стренджа, однажды покинувшего учителя, прибирают тебя к рукам постепенно и исподволь, и вскоре ты, успокоившись, перестаешь досадовать на неспешность езды и начинаешь получать удовольствие от забытых, а то и никогда не испытанных ощущений альтернативного способа перемещения в альтернативном мире.

Вадим Нестеров
(Gazeta.Ru)

Эта Кларк оказалась такой изобретательной и остроумной рассказчицей, что нет ни одной причины, по которой взрослый человек может позволить себе проигнорировать этот роман про волшебников; и вам вовсе не нужно быть литературным критиком, предсказуемо реагирующим на подмигивания в сторону Джейн Остен и Мэри Шелли, чтобы понимать, ознакомившись с первой же сотней страниц, что в ваших руках — классическое произведение, которое будут читать в вашей семье еще в нескольких поколениях. «Гарри Поттер» для взрослых? Дж. Роулинг со своей метлой «Нимбус-2000» может наниматься к Кларк в дворники.

Лев Данилкин
(Афиша)

Эта волшебная история затянула меня... увлекательный сюжет и магическая премудрость. Великолепно!

Independent on Sunday

Плотный, написанный слогом XIX века роман согреет читателя в темные и ненастные ночи... не книга, а огромный бурлящий котел.

Daily Telegraph

Блистательно, остроумно, увлекательно, триумф многовековой литературной традиции... Книга берет читателя в плен и отправляет в странствие, полное невероятных приключений.

Irish Times

Изящная и остроумная историческая фантазия, достойная того, чтобы ее оценивали по ее собственным (значительным) достоинствам.

Sunday Telegraph

Книга, полная заклинаний, непогоды, говорящих статуй, призрачных бальных залов и зловещих джентльменов с волосами, как пух на отцветшем чертополохе... поддайтесь чарам!

Elle

Книга сказочная и в прямом, и в переносном смысле слова... в высшей степени неординарная и увлекательная.

Sunday Times

Мастерская шлифовка деталей и щедрый юмор, интригующие загадки и приключения черпают энергию из самых мрачных фантазий.

Zembla

Волшебно... Мастерское, блистательно размеренное повествование... буйство воображения, изящный юмор, чарующий слог.

Scotsman

От оригинальности и смелости захватывает дух... ошеломляющий полет воображения. Читать всенепременно.

Image

Изумительно... Роман, в котором темная мифология на фоне восхитительной комедии нравов в духе Джейн Остен рождает шедевр толкиновских масштабов... Уникальность «Джонатана Стренджа и мистера Норрелла» — в отношении к магии. Магия у Кларк печальна и зловеща; она соткана из дождя, снега и зеркал и описана с абсолютным реализмом... У Кларк есть и другое редкое достоинство: она умеет живописать зло... через темные, спутанные корни жанра она углубляется в Средневековье и страшную, фрейдистскую составляющую сказок. «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» объясняет живучесть литературного вымысла: он говорит на языке наших снов. И наших кошмаров.

Time

Воображение Кларк не знает пределов; волшебный темп повествования и тонкая ирония сплетаются в величественную картину.

The New York Times

Восхищает способность Кларк выстроить полностью воображаемый мир, раскрываемый в длинных остроумных примечаниях...

The New Yorker

Какое волшебство надо вложить в восьмисотстраничный роман, чтобы он показался коротким? В чем бы ни состояло это волшебство, Сюзанна Кларк им владеет.

USA Today

Грандиозно, умно, изобретательно... Кларк пишет сдержанно и остроумно; ее стиль великолепен.

Entertainment Weekly

Кларк мастерски вместила в свои восемьсот страниц мир Джейн Остен, ­готический роман, светскую новеллу, военно-исторические приключения в духе «Стрелка Шарпа» и «Хозяина морей», романтический байронизм и вальтер-скоттовскую страсть к героическому прошлому Севера. Есть книги, которые читаешь, книги, которые изучаешь, и книги, в которых живешь. «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» — из тех книг, в которых живешь.

The Washington Post

Соединяя фольклор с вымыслом, от которого веет романом ужасов, Кларк создает Англию наполеоновских времен, полную обещаний... опасностей... неуправляемых сил... Точный и строгий стиль придает фантазии весомость, а тщательные исторические изыскания наделяют магические эпизоды пугаю­щим реализмом.

People

Самый блистательный литературный дебют года.

Salon

Завораживающе.

Harper’s Bazaar

Восьмисотстраничный литературный вымысел — представьте себе Гарри Поттера с толкиновским флером, — альтернативная история Англии, где магия, эльфы и колдовство присутствуют в обыденной жизни... Роман, который Кларк писала больше десяти лет, заканчивается чересчур быстро.

New York Post

Вот писатель, который помнит, что сказочные персонажи вовсе не так бе­зобидны, как предстают в пересказах для детей. Ее бесподобная книга — наглядный урок наслаждения, риска и волшебства.

Village Voice

Роскошно... Блестящая, феноменально смелая книга.

The Onion

Роман, мгновенно ставший классикой. Одна из лучших литературных фантазий всех времен.

Kirkus Reviews

Невероятно... Одинаково понравится любителям мейнстрима и фантастической прозы.

Publishers Weekly

Оглушительный успех... История и вымысел идут рука об руку...

Booklist

Чудесно. Почти восемьсот страниц плотного, закрученного повествования наполнены мастерски прописанными персонажами, неожиданными поворотами, древними пророчествами и самыми невероятными человеческими и нечеловеческими конфликтами... одна великолепная сцена сменяет другую.

Toronto Globe and Mail

«Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» составлен из равных частей Джейн Остен и Диккенса, приправленных Толкином и Роулинг. Безусловно лучший и самый оригинальный роман года.

National Post (Canada)

Ехидное остроумие Джейн Остен в сочетании с мистическим ужасом Артура Конан Дойла.

Seattle Times

Книга, которая затягивает с головой.

Baltimore Sun

Остроумные диалоги, меткие наблюдения, интригующие примечания... Головокружительное приключение, полное выразительных деталей. Из смеси истории и воображения рождается вымышленный мир, который выглядит таким же реальным, как наш собственный.

San Francisco Chronicle

Хотя в «Джонатане Стрендже и мистере Норрелле» присутствует тот же элемент игры, что в «Гарри Поттере», роман одновременно грустный и трагический — прямая противоположность детскому чтению... Кларк написала пронзительно точную книгу о вечных истинах.

Fort Worth Star-Telegram

Дивно. Затейливое переплетение исторической прозы с литературной сказкой понравится каждому, кто любит погрузиться в мир, созданный великолепным рассказчиком.

Denver Post

Феноменально... Если, читая «Гарри Поттера», хочется вновь стать ребенком, «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл» напоминает, что быть взрос­лым куда увлекательнее.

Atlanta Journal-Constitution

Памяти моего брата
Пола Фредерика Ганна Кларка
(1961–2000)

Предисловие

Январь, я приезжаю в загородный йоркширский дворец. Парк скрыт за туманом и дождем. Дворец — полутемный лабиринт великолепных, но запустелых комнат, наполненных зимними тенями и отзвуками шагов.

Все нравится мне невероятно: идеальная обстановка для романа, стилизованного под девятнадцатый век.

Первый раз мне позвонили и сказали о возможной съемке телесериала по «Джонатану Стренджу и мистеру Норреллу» много лет назад, но теперь, когда время пришло и я здесь, в Вентворт-Вудхау­се, на меня накатывает растерянность. И дело не только в масштабе происходящего. (Взять хоть целый парад грузовиков перед фасадом, — может, мне надо кого-нибудь найти и попросить извинения за доставленные хлопоты?) И не в ощущении потусторонней, вывернутой реальности, — наверное, это свойство всех съемочных площадок. (Взять хоть мили проводов, что змеятся по лестницам и пропадают в темноте одной из сотни безымянных комнат.) Нет, больше всего меня ошеломили люди с прическами начала девятнадцатого века и в нарядах начала девятнадцатого века. Наверное, мне следовало этого ожидать, да их тут и не так много, во всяком случае, по сравнению со съемочной группой.

Однако ничто не подготовило меня к виду собственных персонажей, разгуливающих по дому. Сценарист или драматург, наверное, предвидят такое, писательница — нет и, естественно, решает, что сошла с ума. (Зачем им столько зонтов? Разве эти люди не понимают, что они все вымышленные?)

В той части Вентворт-Вудхауса, которая сейчас изображает палату общин, сэр Уолтер Поул с улыбкой бросается ко мне, чтобы сказать несколько слов. В неимоверно роскошном бальном зале леди Поул и миссис Стрендж исполняют танец собственного сочинения, комичный и в то же время грациозный. (Потом мне подарят фотографию с этой сценой.) Стивен Блэк, серьезный и сосредоточенный, держится в тени. Чилдермасс по-йоркширски раскованно протягивает мне свою колоду Таро — она теплая и приятно грубая на ощупь. Из выстроенного для танца ряда эльфов и фей машет мне джентльмен с волосами, как пух на отцветшем чертополохе. (Что, признаю, совершенно не в его образе.)

Кого я, к некоторому облегчению, не встретила на съемках, так это Джонатана Стренджа и Гильберта Норрелла. Я знаю, что не встретила их, потому что самые заметные черты Стренджа и Норрелла — заносчивость и самовлюбленность. (Мне печально говорить такое о близких людях, но это правда). Те, кого я встретила вместо них — Берти Карвел и Эдди Марсан, — совсем другие, очень милые и душевные.

Месяц спустя мы в Йорке перед собором. Люди идут домой с работы, едут на машинах, едят в ресторанах. Все тихо и обыденно. И только здесь, перед величественным западным фасадом, метет метель. Через нее пробиваются волшебники в черных сюртуках и черных треуголках. В руках у них фонари. Сейчас мистер Норрелл вновь сотворит волшебство в Йоркском соборе. Прохожие останавливаются и смотрят. Посреди Йорка двадцать первого века в обычный будний день внезапно возник странный пузырь никогда не существовавшей Англии девятнадцатого столетия.

На следующий день мы c приятельницей проходим перед собором. Я смотрю под ноги и вижу, что в щелях булыжной мостовой что-то белеется.

— Ой, глянь, — говорю я. — Это мой снег.

Сюзанна Кларк

Ноябрь 2014-го

Том I.
Мистер Норрелл

Он редко говорил о магии, а если и говорил, это больше напоминало урок истории, и ни у кого не хватало терпения его слушать.

1

Библиотека Хартфью

Осень 1806 — январь 1807 года

Некоторое время назад существовало в городе Йорке общество волшебников. Каждую третью среду месяца его члены собирались и читали друг другу длинные скучные статьи по истории английской магии.

То были волшебники-джентльмены: своим колдовством они никому не принесли и малейшего вреда, как, впрочем, и малейшей пользы. Вообще-то, сказать по правде, ни один из них за целую жизнь не произнес и одного заклинания; ни один листик не дрогнул под воздействием их чар, ни одна пылинка не сменила курса, ни один волосок не упал с чьей-либо головы. Впрочем, несмотря на упомянутое мелкое обстоятельство, они пользовались репутацией наимудрейших джентльменов в Йоркшире.

Один великий волшебник как-то сказал о своих коллегах, что те «не могут вбить себе в голову и крупицу знания, а вот ссоры и свары даются им без труда»1, и йоркские волшебники на протяжении многих лет успешно доказывали справедливость его слов.

Осенью 1806-го к ним прибыло пополнение в лице некого Джона Сегундуса. На первом же собрании этот джентльмен обратился к коллегам с речью. Для начала он упомянул о славной истории общества и перечислил множество именитых волшебников и ученых, состоявших в разное время в его рядах, а также намекнул, что именно желание познакомиться с обществом главным образом и привело его в Йорк. Северные волшебники, напомнил он слушателям, всегда пользовались большим уважением, чем их южные собратья. Мистер Сегундус поведал, что изучает магию на протяжении многих лет и знает практически обо всех великих чародеях прошлого, читал все последние публикации, посвященные магии, и даже сам выступил с несколькими скромными статьями. Однако с недавних пор он серьезно задумался над тем, почему великие магические свершения предстают лишь на страницах книг, но не на улицах или в газетной хронике. Мистер Сегундус желал знать, почему современные волшебники уже не способны на то колдовство, о котором так красиво пишут. Неужто в Англии разучились колдовать?

Трудно вообразить более избитый вопрос. Каждый английский ребенок рано или поздно задает его гувернантке, учителю или кому-нибудь из родителей. Однако высокоученым членам Йоркского общества вопрос этот не понравился, и вот почему: они, как и все остальные, не могли на него ответить.

Президент Йоркского общества доктор Фокскасл повернулся к Джону Сегундусу и объяснил, что неправильна сама постановка вопроса.

— Считается, будто практиковать магию — святая обязанность волшебников. Это нелепое заблуждение. Надеюсь, вы не полагаете, что задача ботаников — изобретать новые цветы? Или что астрономы должны передвигать звезды на небе? Волшебники, мистер Сегундус, изучают магию прошлого. Чего еще можно требовать?

Пожилой джентльмен с блеклыми глазами и в блеклой одежде (не то Харт, не то Хант — мистеру Сегундусу никак не удавалось толком расслышать его имя) блеклым голосом произнес, что неважно, кто чего требует. Джентльмен не может заниматься магией. Магия — это то, чем уличные шарлатаны выманивают у детишек мелкие деньги. Магия (в практическом смысле) себя скомпрометировала. Она вращается в дурном обществе, водит знакомство с бородачами, цыганами, карманниками, живет в обшарпанных комнатушках за грязными желтыми занавесками. Ну уж нет! Настоящий джентльмен никогда не будет таким заниматься! Джентль­мену прилично изучать историю магии (разве можно придумать занятие благороднее!), но дальше идти не следует. Пожилой джентльмен посмот­рел на мистера Сегундуса блеклым отеческим взором и выразил надежду, что тот никогда не пытался произносить закли­нания.

Джон Сегундус залился краской.

Однако давно подмечено, что два волшебника — в нашем случае доктор Фокскасл и мистер Хант (он же Харт) — не могут прийти к единому мнению без того, чтобы два других не заняли тут же проти­воположную позицию. Некоторые совершенно неожиданно открыли для себя, что всецело согласны с мистером Сегундусом по вопросу о важности практической магии. Наиболее рьяно поддержал его некий Хонифут, приятный и дружелюбный господин лет пятидесяти пяти, седой и краснолицый. По мере того как спор накалялся и доктор Фокскасл метал в мистера Сегундуса все более и более острые стрелы сарказма, мистер Хонифут то и дело поворачивался к нему и ободряюще шептал: «Не слушайте их, сэр. Я полностью на вашей стороне», или «Вы правы, не дайте им себя смутить», или «Вы попали в самую точку, сэр! Мы никуда не движемся, потому что не догадывались задать нужный вопрос. Зато теперь, с вашей помощью, мы придем к великим свершениям».

Эти добрые слова не замедлили произвести приятное впечатление на Джона Сегундуса, глубоко потрясенного столь жарким отпором.

— Боюсь, я не угодил обществу, — прошептал он мистеру Хонифуту. — Однако, уверяю, это никак не входило в мои намерения.

Поначалу мистер Сегундус безропотно терпел, но некоторые особо язвительные выпады доктора Фокскасла вызвали его негодование.

— Этот джентльмен, — начал Фокскасл, пригвождая мистера Сегундуса ледяным взглядом, — кажется, желает, чтобы мы разделили печальную участь Манчестерского общества волшебников!

Мистер Сегундус наклонился к мистеру Хонифуту и сказал:

— Я никак не ожидал, что йоркширские волшебники окажутся такими твердолобыми. Если в Йоркшире не любят волшебство, то где же тогда его любят?

Доброта мистера Хонифута не закончилась после закрытия заседания. Он пригласил мистера Сегундуса в свой дом на Хайпи­тергейт — отобедать в компании миссис Хонифут и трех ее очаровательных дочерей. Мистер Сегундус, будучи холост и небогат, с огром­ным удовольствием принял столь лестное приглашение. ­После обеда старшая мисс Хонифут играла на фортепьяно, а мисс Джейн пела по-итальянски. На следующий день миссис Хонифут сказала мужу, что Джон Сегундус — истинный джентльмен, но ­едва ли добьется в жизни больших успехов, ибо доброта и скромность нынче не в моде.

Знакомство быстро переросло в прочную дружбу. Вскоре мистер Сегундус уже проводил в доме на Хайпитергейт два или три вечера в неделю. Когда собиралось много молодых людей, устраивали танцы. Все было очень мило, но частенько мистер Хонифут и мис­тер Сегундус тихонько ускользали, чтобы обсудить то единственное, что занимало обоих — почему в Англии больше не колдуют? Однако, сколько бы они ни говорили (а их беседы частенько длились до самого утра), они ни на дюйм не приблизились к разгадке. Впрочем, это и неудивительно, ведь множество волшебников, историков, ученых или просто любителей древностей спрашивали о том же вот уже двести с лишним лет.

Мистер Хонифут — высокий, бодрый, улыбчивый джентльмен с неисчерпаемым запасом энергии — любил что-нибудь делать или планировать, редко удосуживаясь спросить, зачем это надо. Нынешняя задача напомнила ему про средневековых волшебников2, которые, столкнувшись с неразрешимым на первый взгляд вопросом, уезжали на год и один день в сопровождении лишь эльфа-слуги в качестве провожатого и непременно находили ответ. Мистер Хонифут сказал мистеру Сегундусу, что, по его мнению, им следует взять пример с этих великих людей, уезжавших в наиболее отдаленные уголки Англии, Шотландии или Ирландии (где самый воздух пронизан магическими чарами) либо вообще покидав­ших наш мир, так что никто теперь не скажет наверняка, где они были и что там делали. Мистер Хонифут не предлагал заходить столь далеко и вообще сильно отдаляться от дома: стояла зима и дороги были ужасны. Однако он был твердо убежден, что им нужно куда-нибудь отправиться и с кем-нибудь посоветоваться. Они топчутся на месте; им нужна свежая струя. Впрочем, куда или к кому ехать, мистер Хонифут не знал и потому совершенно пал духом.

Несколько лет назад до Йоркского общества дошли слухи, что в Йоркшире обитает еще один волшебник. Этот джентльмен жил в самой отдаленной части графства, где (как рассказывали) проводил дни и ночи в собственной удивительной библиотеке, изучая редкие и древние магические тексты. Доктор Фокскасл выяснил, как зовут волшебника, где он живет, и отправил ему письмо с вежливым приглашением вступить в общество. В ответном письме тот благодарил за оказанную честь и выражал глубокое сожаление, что не сможет приехать: огромное расстояние между Йорком и аббатством Хартфью... дурное состояние дорог... невозможность оставить работу... и прочая, и прочая.

Все йоркские волшебники прочли письмо и сошлись во мнении, что человек с таким мелким почерком вряд ли может быть дельным волшебником. Потом — легонько вздохнув из-за того, что не увидят прославленной библиотеки, — выбросили строптивого коллегу из головы. Однако мистер Хонифут сказал мистеру Сегундусу, что ввиду чрезвычайной важности вопроса «Почему в Англии больше не колдуют?» им не следует упускать ни единой возможности. Кто знает, быть может, тот волшебник скажет что-нибудь толковое. Поэтому мистер Хонифут написал письмо, где сообщал, что они с мистером Сегундусом хотели бы посетить его в третий вторник после Рождества в два часа пополудни. Ответ пришел быстро, и мистер Хонифут со свойственной ему душевной щедростью сразу же послал за мистером Сегундусом, дабы и тот мог прочесть письмо. Мелким почерком волшебник писал, что рад будет свести знакомство. Мистер Хонифут был очень доволен и тут же пошел сказать Уотерсу, кучеру, в какой день тот будет им нужен.

Мистер Сегундус остался в комнате один на один с письмом. Он прочел: «Признаюсь, я в легкой растерянности, ибо затрудняюсь понять, чему обязан столь неожиданной честью. Трудно поверить, что йоркские волшебники, которым выпало счастье жить в окружении множества высокоученых коллег, сочли нужным советоваться с таким одиноким отшельником, как я...»

В письме сквозил тонкий сарказм; казалось, автор в каждом слове смеется над мистером Хонифутом. Мистер Сегундус порадовался, что мистер Хонифут этого не заметил, — иначе не пошел бы в таком воодушевлении говорить с Уотерсом. Послание было выдержано в столь недружелюбной манере, что мистеру Сегундусу решительно расхотелось встречаться с автором. Впрочем, подумал он, какая разница, я поеду, коли того желает мистер Хонифут. В конце концов, что мы теряем? В худшем случае увидим его, разочаруемся, и делу конец.

За день до визита погода выдалась дождливая, на бурых опустелых полях блестели длинные зигзаги луж, черепичные­ крыши домов превратились в каменные зеркала; экипаж мистера Хонифута ехал через мир, в котором пасмурного неба было ку­да больше, а твердой земли куда меньше, нежели в обычные дни.

С первого вечера мистер Сегундус намеревался расспросить мистера Хонифута об Ученом обществе манчестерских волшебников, которое доктор Фокскасл упомянул в споре. Сейчас он наконец исполнил свое намерение.

— Общество было основано в самое недавнее время, — сказал Хонифут, — и состояло из бедных священников, аптекарей, адвокатов, отошедших от дел фабрикан­тов и респектабельных торговцев, вызубривших пару латинских слов, и тому подобных людей, которых обычно именуют полуджентльменами. Полагаю, доктор Фокскасл был рад, когда общество распалось: он считал, что у пуб­лики такого сорта не может быть ничего общего с магией. Впрочем, среди них попадались умные люди. Они, как и вы, начали с того, что решили возродить практическую магию. Люди деловые, они решили применить принципы разума и науки к чародейству, как применили к производству. Они назвали свое направление «Рациональным чудотворением». Когда ничего не получилось, они были сильно разочарованы, и здесь их можно понять. Однако, поддавшись разочарованию, они пришли к самым нелепым выводам. Им начало казаться, что магии вообще нет и никогда не было. Они объявили, что волшебники-ауреаты обманывали себя либо других, а Король-ворон вообще выдуман северными англичанами для защиты от тирании южных (будучи северянами, они вполне им в этом сочувствовали). Каких только доводов они не насочиняли, вполне изобретательных... забыл, как они объясняли эльфов и фей. Общество самораспустилось, а один из членов, по фамилии Обри, если не ошибаюсь, решил все записать и опубликовать. Впрочем, когда дошло до дела, на него напала сильнейшая меланхолия, и он так и не набрался сил приступить к работе.

— Бедняга, — вздохнул мистер Сегундус. — Может быть, сейчас просто не время для магии, сэр? Коммерсанты процветают, мореходы и политики тоже, да кто угодно, только не волшебники. Наше время ушло. — Он задумался. — Три года назад я был в Лондоне, там мне встретился уличный чародей, бродячий шарлатан со странным шрамом на шее. Этот человек убеждал меня расстаться со значительной суммой денег, обещая взамен раскрыть величайший сек­рет. Получив деньги, бродяга поведал мне, что когда-нибудь два волшебника возродят английскую магию. Не то чтобы я верил в пророчества, однако именно его слова побудили меня задуматься о причинах нашего нынешнего упадка — не странно ли?

— Вы абсолютно правы, все предсказания — чепуха, — рассмеялся мистер Хонифут. И замер, пораженный внезапно пришедшей мыслью. — Нас двое волшебников, Хонифут и Сегундус, — произнес он, словно представляя, как будут смотреться их фамилии в газетах и учебниках истории. — Хонифут и Сегундус — звучит неплохо.

Мистер Сегундус покачал головой:

— Фокусник знал, что я волшебник. Ему естественно было бы мне польстить, сказав, что я — один из этих двоих. Однако под конец он ясно дал понять, что это не я, хотя в начале разговора, кажется, еще сомневался. Что-то во мне... Он попросил меня написать мое имя на бумажке и довольно долго на нее смотрел.

— Наверняка он просто решил, что больше денег из вас не вытянешь, — сказал мистер Хонифут.

Аббатство Хартфью лежало в четырнадцати милях от Йорка. В самом его названии ощущался аромат старины. Когда-то здесь действительно было аббатство, но очень давно; нынешний дом воздвигли в правление королевы Анны. Живописная и основательная усадьба стояла в красивом парке, полном призрачных деревьев (ибо начал спускаться туман). Речка (носящая название Харт) нетороп­ливо пересекала парк; над нею красивой дугой изгибался классических очертаний мост.

Волшебник (фамилия его была Норрелл) встретил гостей в прихожей. Он был мелкий, как и его почерк, а говорил так тихо, словно не привык выражать мысли вслух. Мистер Хонифут, чуть туговатый на ухо, не разобрал его слова: «Я старею, сэр, — недостаток довольно распространенный, так что не обессудьте».

Мистер Норрелл провел гостей в красивую гостиную, в которой ярко пылал камин. Свечи были погашены; свет лился через два больших окна, впрочем серый и безрадостный. Мистеру Сегундусу все время казалось, что в комнате горят свечи или второй камин, поэтому он часто оборачивался, ища их глазами, однако ничего такого не видел — разве что зеркало или старинные часы.

Мистер Норрелл сообщил, что ему доводилось читать работу мистера Сегундуса о волшебных слугах Мартина Пейла3:

— Добротное исследование, сэр, однако вы не упомянули о мас­тере Пустодуме. Безусловно, малозначительный дух, чья полезность для великого доктора Пейла весьма сомнительна4. Тем не менее без него ваша работа неполна.

— Эльф Пустодум, сэр? — повторил мистер Сегундус после непродолжительного молчания. — Мм... Что-то не припомню такого — в этом мире или в другом.

Впервые с их встречи мистер Норрелл улыбнулся, однако как будто про себя.

— Ну конечно. Простите, запамятовал. Пикл и Холгарт рассказывают о нем в своей книге, которую вы вряд ли читали. И хорошо — отвратительная была парочка, более мошенники, нежели чародеи; чем меньше о них знать, тем лучше.

— О да, сэр! — воскликнул мистер Хонифут, подозревая, что волшебник рассказывает об одной из своих книг. — Мы наслышаны о вашей библиотеке. Все волшебники Йоркшира умирают от зависти, когда слышат о вашем великолепном собрании!

— Неужто? — холодно бросил мистер Норрелл. — Не ожидал. Вот уж не думал, что мои дела столь широко обсуждаются... навер­но, это Торогуд. — Волшебник назвал человека, который торговал книгами и разными диковинами на улице Кофе-Ярд в Йорке. — Чилдермасс несколько раз предупреждал, что Торогуд — болтун.

Мистер Хонифут не понимал недовольства хозяина. Будь у него самого столько магических книг, он бы радовался, что их обсуждают и превозносят; ему трудно было поверить, что мистеру Норреллу это неприятно. Поэтому он вообразил, будто тот робок, и, дабы его подбодрить, продолжил:

— Простите, сэр, не позволите ли вы нам взглянуть на вашу прославленную библиотеку?

Мистер Сегундус был уверен, что мистер Норрелл откажет, но тот, еще раз внимательно оглядев гостей (глаза его, маленькие и голубые, смотрели словно из какого-то укрытия), согласился почти любезно. Мистер Хонифут рассыпался в благодарностях, убеж­денный, что угодил и хозяину, и самому себе.

Мистер Норрелл повел их по коридору (самому обычному, поду­мал мистер Сегундус), обшитому дубом и с дубовыми же, пахнущими воском полами, затем по лестнице — хотя, может быть, то были лишь три или четыре ступени — и по другому коридору, где воздух был холоднее, а пол — вымощен добрым йоркским камнем. Все выглядело совершенно непримечательным. (То…