Золотая пряжа

Содержание

Бесшабашный. Книга 3 : Золотая пряжа
Выходные сведения
Посвящение
1. Принц Лунного Камня
2. Союз заклятых врагов
3. По ту сторону зеркала
4. Надежный тайник
5. Должок
6. Клара
7. Окровавленная колыбель
8. Бессонница
9. Прочь
10. Слишком много псов
11. Жили-были
12. Не туда
13. Братский долг
14. На дорогах королевства
15. Слепота
16. Это как пройти через дверь
17. Старый знакомый
18. Предостережение
19. Вопреки всему
20. Дупляк
21. Свет мой, зеркальце
22. Война
23. Скоро
24. Игры смертных
25. Как в старые времена
26. Чужое лицо
27. Тысяча шагов на восток
28. Краски Бабы-Яги
29. Забытый мотылек
30. Все пропало
31. Исчезла
32. Сестра
33. Город золотой
34. Царский бал
35. Узы
36. Сама по себе
37. То, чего мы желаем
38. Забавно
39. Ее частичка
40. Свет клином не сошелся
41. Варяжский медведь
42. Разбойники на деревьях
43. Забытые истории
44. Новая рука
45. От нее
46. Неправильные вопросы
47. Известие для Селесты Оже
48. Одежды войны
49. Дом
50. Подарок гоилов
51. Сказка
52. Забытье
53. Блудный сын
54. Скрытые слова
55. Предательство
56. Парк привидений
57. Ковер мой, лети!
58. Лжемертвецы
59. Мираж
60. Самое место
61. У цели
62. Трус
63. Каждый своей дорогой
64. Беззащитный
65. Ткачиха
66. И так много потерять
67. Слабость
68. Да свершится предначертанное
69. Как в ее снах
70. Прочь
71. Палач
72. Серебро и золото
73. Нет

Cornelia Funke

RECKLESS: DAS GOLDENE GARN

Text copyright © 2010 by Cornelia Funke

Illustrations copyright © 2010 by Cornelia Funke

Based on a story by Cornelia Funke and Lionel Wigram

All rights reserved


Перевод с немецкого Ольги Боченковой

Серийное оформление Татьяны Павловой

Внутренние иллюстрации автора

Иллюстрация на обложке Виталия Еклериса


Функе К.

Бесшабашный. Книга 3 : Золотая пряжа : История, найденная и записанная Корнелией Функе и Лионелем Виграмом / Корнелия Функе ; пер. с нем. О. Боченковой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. (Чернильное сердце).

ISBN 978-5-389-10896-7

12+


Впервые на русском языке — долгожданное продолжение «Бесшабашного», истории не менее завораживающей, чем блестяще экранизированное в Голливуде «Чернильное сердце»! И кстати, между миром «Чернильного сердца» и Зазеркальем «Бесшабашного» гораздо больше общего, чем вам кажется...

Джекобу Бесшабашному повезло: он нашел путь в волшебный мир, стяжал там славу и обрел любовь. Ему удалось спасти брата от чар Темной Феи, а потом спастись от нее и самому. Но Зазеркалье еще таит множество загадок, и вот Бесшабашному снова предстоит отправиться в путь, на этот раз — по следам бегущей Феи, на восток, через Карпатские горы, бескрайние степи, темные леса… туда, где обитает Баба-яга, Серый Волк и птица Сирин — и то, к чему стремится Фея...

Новая книга от автора культовой трилогии «Чернильное сердце», «Чернильная смерть», «Чернильная кровь» и супербестселлера «Король воров».




© О. Боченкова, перевод, 2015

© В. Еклерис, иллюстрация на обложке, 2015

© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа
„Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА®

Эта книга посвящается:

Фениксу — Мэтью Каллену
и его волшебникам в алфавитном порядке,

Магическому букмекеру — Марку Бринну,

Всевидящему Оку — Энди Кокрену,

Канадцу — Дэвиду Фаулеру,

Фее Марины дель Рей — Андрин Мил-Шедвиг,

Укротителю магических животных — Энди Меркину.



А также:

Томасу Гэтгенсу, Изотте Поги и — в последнюю очередь лишь благодаря алфавитному порядку — Фрэнсис Терпак, открывшим передо мной и Джекобом сокровищницы исследовательского института Гетти.

1

Принц Лунного Камня

Кукольная принцесса рожала тяжело. От ее воп­лей не было спасения даже в саду, где стояла Темная Фея. Каждый крик, доносившийся из дворца, подпитывал ненависть в ее сердце. Темная Фея надеялась, что Амалия умрет. Она желала этого с того самого дня, когда Кмен перед алтарем поклялся в верности Другой — хорошенькой принцессе в залитом чужой кровью подвенечном платье.

Но ведь было еще дитя, заставлявшее нежный ротик Амалии исторгать столь чудовищные звуки. Лишь колдовство Темной Феи поддерживало в нем жизнь все эти месяцы. Ребенок, которого не должно было быть.

«Ты спасешь его для меня. Обещай». Каждое их свидание начиналось с этой просьбы. Только ради ребенка Кмен и ложился в постель к Амалии. Эти ночи лишали его сил.

О, как же она кричала! Как будто младенца вырезали из нее ножом. Из ее мягкого тела, ставшего желанным только благодаря лилиям фей. Убей же ее, Принц-без-кожи. Собственно, что дает ей право называться твоей матерью? Ты бы сгнил в ее чреве, как яблоко, если бы не защитный кокон, сплетенный из чар. Сын. Темная Фея уже видела его во сне.

На этот раз Кмен не явился лично просить ее помощи. Вместо этого он подослал своего верного пса, яшмового истукана с молочными глазами. Хентцау остановился перед Феей, как всегда избегая ее взгляда.

— Повитуха сказала, что она теряет ребенка.

Зачем фея пошла за ним?

Только ради принца.

То, что сын Кмена решил появиться на свет ночью, наполняло ее сердце тихой радостью. Амалия боялась темноты. В ее спальне горело не меньше дюжины газовых ламп, их матовый свет резал глаза ее мужу.

Кмен стоял возле кровати жены. Он обернулся, когда слуга распахнул дверь перед королевской любовницей. На миг Фее показалось, что глаза Кмена вспыхнули. Любовь, надежда, страх — опасное смешение чувств в королевском сердце. Но на каменном лице не отразилось ничего. Сейчас Кмен, как никогда, походил на статую, какие устанавливало ненавистное ему людское племя в честь своих правителей.

Когда Фея приблизилась к роженице, повитуха со страху опрокинула таз с кроваво-красной жидкостью, а толпа докторов — гоилов, людей и карликов — отшатнулась. Черные сюртуки делали ученых мужей похожими скорее на стаю воронов, слетевшихся на запах смерти, чем на предвестников новой жизни.

На опухшем лице Амалии застыл ужас. Длинные ресницы вокруг фиалковых глаз слиплись от слез. Глаза, дарованные лилиями фей. Темная Фея смот­релась в них, как в воду, некогда ее породившую.

— Исчезни, — прохрипела Амалия. — Что тебе здесь нужно? Или это он послал за тобой?

Фея уже представляла себе, как потухают нежные фиалковые очи, как увядает и холодеет кожа, которой касались в ласке пальцы Кмена… Она улыбнулась и тут же отогнала сладостное видение прочь. Увы, такое невозможно, ведь тогда Другая унесет с собой ребенка.

— Я знаю, что мешает тебе разродиться, — прошептала Фея. — Ты просто боишься его увидеть. Но я не позволю принцу задохнуться в твоем смертном чреве. Скорее велю вырезать его оттуда.

Как эта кукла на нее уставилась! Чего было больше в этом взгляде — ненависти, страха или ревности? Или давали о себе знать иные, еще более ядовитые плоды любви?

Когда же Амалия наконец выдавила из себя младенца, повитуха невольно скривилась. Народ давно уже прозвал его Принцем-без-кожи, но как раз кожа стараниями Феи у него была. Твердая и гладкая, как лунный камень, и такая же прозрачная, она не скрывала ничего — ни единой пульсирующей жилки, ни единой косточки крохотного черепа, ни одной мышцы или сухожилия, ни пятнышка на глазном яблоке.

Сын Кмена был ужасен, как сама смерть. Или как ее только что народившееся дитя.

Амалия застонала и спрятала лицо в ладонях. Но Кмен, единственный из всех, смотрел на новорожденного без отвращения. Поэтому Фея взяла склизкое тельце и принялась гладить шестипалыми руками, пока кожа мальчика не окрасилась в матово-красный, как у его отца, цвет. Несколько прикосновений к крохотному личику — и присутствующие глаз не могли отвести от очаровательного маленького принца. Амалия протянула к нему руки, но Фея передала ребенка Кмену и тут же направилась к двери, ни разу не оглянувшись. Король не стал ее удерживать.

Фея задыхалась и на полпути вышла на балкон глотнуть свежего воздуха. Она вытирала дрожащие руки о платье, пока не перестала чувствовать на пальцах теплое тельце принца.

Ребенок. В ее родном языке давно уже не существовало такого слова.

2

Союз заклятых врагов

Однажды Джон Бесшабашный уже удостаивался аудиенции у Горбуна. Правда, тогда у него было иное имя и иное лицо. Неужели он здесь всего пять лет? Трудно поверить, хотя за этот срок Джон узнал много нового о времени. О днях, которые растягиваются на годы, и годах, сменяющих друг друга так же быстро, как дни.

— Значит, эти будут лучше?

Принц Луи широко зевнул, прикрывая ладонью рот, и Горбун недовольно поморщился. Диагноз Луи, летаргия Белоснежки, давно уже ни для кого не был секретом. Правда, при дворе замалчивали, где и когда кронпринц подцепил этот недуг (из уважения к техническому прогрессу действие черной магии называли не иначе как болезнью). Однако в парламенте Альбиона уже вовсю обсуждали опасности и преимущества, которые повлечет за собой появление на троне Лотарингии короля, в любой момент готового провалиться в многочасовой беспробудный сон.

К кому только не обращался Горбун! По сведениям альбийской разведки, он просил помощи даже у ведьм-деткоежек. Но Луи все так же зевал каждые десять минут, прикрывая лицо рукавом бордового камзола.

— Слово Уилфреда Альбийского тому порукой, если недостаточно моего, — ответил Джон на вопрос короля. — Машины, которые я предлагаю вашему величеству, не только летают быстрее и выше гоильских, но и не в пример лучше вооружены.

Кто-кто, а Джон Бесшабашный мог утверждать это смело, потому что гоильские самолеты тоже изготовлялись по его чертежам. Но Горбуну он об этом, конечно, не сказал. Даже Уилфред Альбийский ничего не знал о прошлом прославленного инженера. Новое лицо и имя надежно защищали от нежелательных разоблачений, равно как и от преследований, потому что, по слухам, гоилы до сих пор не оставили надежды разыскать Джона Бесшабашного.

Но новый нос и подбородок — лишь малая часть платы за обретенный покой. Джон Бесшабашный провел годы в гоильских застенках. То, что ему довелось пережить там, до сих пор являлось ему в ночных кошмарах — хорошо еще он привык обходиться лишь несколькими часами сна.

Последние годы многому его научили. Вряд ли убавили спеси и жадности — порой приходится смотреть правде в глаза — и вряд ли прибавили храбрости. Но, даже оставаясь все тем же эгоистичным, самовлюбленным трусом, Джон Бесшабашный осознал кое-что важное, касающееся как его лично, так и людей вокруг и жизни в целом.

— Даже если генералы вашего величества не считают милитаристские потуги гоилов достойными внимания, Альбион, смею заверить, разделяет мою обеспокоенность, — продолжал Джон. — Именно поэтому парламент и поручил мне представить вашему величеству кое-что из моих последних изобретений.

На самом деле повеление исходило от Уилфреда Альбийского. Упоминание парламента было лишь данью уважения демократическим традициям, которыми так гордился Альбион, нисколько не смущаясь тем, что на деле власть в стране по-прежнему оставалась в руках короля и высшего дворянства. Совсем как в Лотарингии, где народ, правда, был настроен куда менее романтически, отчего мятежи вспыхивали в столице один за другим.

Луи снова зевнул. Если верить слухам, кронпринц дурак не только с виду. Глуп, капризен и проявляет такую склонность к жестокости, что это пугает даже его отца. А ведь Шарль Лотарингский стареет, хотя и красит волосы в черный цвет и вообще следит за внешностью.

Джон кивнул гвардейцу, сопровождавшему его от самого Альбиона по личному приказу Моржа, — это прозвище Уилфреда I казалось Джону таким метким, что он опасался ненароком употребить его в беседе со своим венценосным патроном.

Уилфред Альбийский настоял на этой поездке, невзирая на общеизвестное отвращение Джона Бесшабашного к морским путешествиям. Вероятно, Морж полагал, будто в устах известного инженера предложение союза прозвучит более убедительно.

Чертежи, которые гвардеец как раз передавал своему адъютанту, Джон Бесшабашный изготовил специально для этой аудиенции. В случае успеха миссии их оставалось дополнить лишь несколькими необходимыми деталями.

Инженеры Горбуна, конечно же, ничего не заподозрят. Им ли тягаться с техническими возможностями его мира…

— Я назвал их танками. — Джон с трудом удержался от улыбки, видя, с какими лицами склонились над его бумагами лотарингские коллеги. — Против них бессильна даже кавалерия гоилов.

В другой папке Джон представил проект ракеты со взрывающейся боеголовкой. Он даже почувствовал нечто вроде угрызений совести, когда лотарингские инженеры развернули бумаги.

Но в конце концов, он подарил Зазеркалью и немало других изобретений, в том числе и своих собственных, которые сделали здешних обитателей сильнее и здоровее. Кроме того, Джон занимался благотворительностью. Он жертвовал в альбийский сиротский дом и общество защиты прав женщин, словно хотел таким образом загладить свою вину перед Розамундой и сыновьями.

— Но кто будет поставлять нам эти вентили?

Брошенная через зал фраза вернула Бесшабашного к действительности, в мир, где у него не было никаких сыновей, а супруга, дочь левонского дипломата, была пятнадцатью годами моложе его.

— Если их будет поставлять Альбион, — подхватил король мысль одного из своих инженеров, — думаю, остальное мы потянем. Или мне придется отправить своих людей в университеты Лондры и Пендрагона, чтобы подучились?

Инженер изменился в лице, а советник Горбуна смерил Джона холодным взглядом. Каждый в этом зале понимал, что означает ответ короля: отныне союз Альбиона и Лотарингии — дело решенное. Исторический момент. Две нации, которым на протяжении столетий не нужно было искать предлога, чтобы развязать друг против друга войну, объединились против общего врага. Старо как мир.

Теперь Джону оставалось лишь уведомить короля и парламент об успехе дипломатической миссии. Депешу Бесшабашный решил написать в замковом саду, хотя там не так-то просто было отыскать скамейку, вблизи которой не просматривалось никаких статуй. С некоторых пор при виде каменных изваяний Джону Бесшабашному становилось не по себе — сказывался опыт гоильского плена.

Пока Бесшабашный составлял послание, призванное потрясти основы зазеркального мира, его вооруженный охранник развлекался тем, что наблюдал за дамами, прогуливавшимися вдоль фигурно подстриженных кустов. Слухи о том, что Горбун задался целью собрать при своем дворе самых красивых женщин королевства, судя по всему, не были преувеличением. Супруг из Шарля Лотарингского никудышный, и эта мысль утешала Джона. Ведь, в отличие от короля, Бесшабашный не изменял своей Розамунде, по крайней мере пока в его руки не попало волшебное зеркало. А что до его проделок в Шванштайне, Виенне и Бленхайме, то еще неизвестно, как их оценивать с точки зрения морали его мира. Имело ли здесь место нарушение супружеской верности? Джон вздохнул: да, имело.

Не успел он поставить под депешей свою подпись — собственноручно модернизированным пером, поскольку ему надоело ходить с перепачканными в чернилах пальцами, — как на белой гравийной дорожке появился человек. Бесшабашный заприметил его еще в тронном зале, где он стоял рядом с кронпринцем. Нежданный визитер казался не выше рослого карлика и носил старомодного покроя сюртук. Мужчина остановился перед Джоном и поправил съехавшие на кончик носа очки, сквозь толстые стекла которых его глаза казались огромными, как у насекомого. Расширенные зрачки, черные и блестящие, как у жука, усиливали это сходство.

— Месье Брюнель? — Незнакомец отвесил поклон, по его лицу пробежала улыбка. — Поз­вольте представиться: Арсен Лелу, наставник его высочества кронпринца. Могу ли я, — тут мужчина прокашлялся, словно то, с чем он сюда пришел, застряло у него в горле, — обратиться к вам с просьбой?

— Разумеется. А в чем дело?

В первый момент Бесшабашный подумал, что Лелу требуется помощь в разъяснении кронпринцу каких-нибудь технических новинок. Нелегко быть наставником будущего короля в столь стремительно меняющемся мире. Однако просьба Арсена Лелу не имела никакого отношения в новой магии — так называли достижения науки и техники по эту сторону зеркала.

— Вот уже несколько месяцев люди моего венценосного ученика заняты поисками одной особы, состоящей также и на службе альбийского королевского дома. Не могли бы вы при случае обратиться к его величеству от имени его высочества с просьбой посодействовать ее поимке?

Джон Бесшабашный невольно посочувствовал упомянутой особе. Он был достаточно наслышан о том, как Луи Лотарингский обращается со своими врагами. Тем не менее Джон решил, что проявить отзывчивость в любом случае будет нелишним.

— Разумеется, — повторил он. — Могу я узнать имя?

— Бесшабашный, — ответил Лелу. — Джекоб Бесшабашный. Печально известный охотник за сокровищами. Помимо всего прочего, частенько выполнял поручения низложенной императрицы Аустрии.

Рука, протягивавшая гвардейцу подписанную депешу, задрожала, и это не ускользнуло от внимания Арсена Лелу. Джон выругался про себя, негодуя на то, как легко реакция тела выдала его чувства.

— Последствия морских странствий, — объяснил он наставнику. — Огни святого Эльма, видели? Ничего нет ужасней. Пять лет прошло, а все никак не уймется.

Оставалось радоваться, что он вовремя сменил черты лица. Новая внешность Джона даже отдаленно не намекала на родство с Джекобом Бесшабашным.

— Передайте его высочеству, что он может прекратить поиски, — проговорил Джон. — По моим сведениям, Джекоб Бесшабашный погиб при нападении гоилов на альбийский флот.

Джон был рад, что ему удалось сохранить внешнюю невозмутимость. Во всяком случае, по его голосу Арсен Лелу вряд ли заподозрил, что когда-то это известие на несколько дней выбило Бесшабашного из рабочего графика. Он хорошо помнил, как все было. Хлынувшие из его глаз слезы насквозь промочили газету. Джон сначала даже не поверил, что это он разрыдался.

Старший сын… Разумеется, Джон предполагал, что когда-нибудь Джекоб отыщет дорогу в Зазеркалье. Потом он читал в газетах о его подвигах. Тем не менее неожиданная встреча в Голдсмуте обернулась для него настоящим потрясением, хотя новое лицо и на этот раз спасло его, позволив скрыть переполнявшие Джона чувства — внезапный ужас и любовь. Да, любовь. Джон и сам удивился тому, что она не угасла.

Для него не было неожиданностью, что Джекоб последовал за ним. В конце концов, записку со словами, указывающими дорогу, он сам почти преднамеренно «забыл» в книжке. В одном из трудов по химии, который оставил Розамунде в наследство один из ее знаменитых предков. Джон находил забавным, что его старший сын посвятил себя сохранению исторического прошлого этой земли, в то время как сам он указывал ей путь в будущее. Что касается характера, здесь Джекоб скорее пошел в мать. Розамунда всегда подолгу цеплялась за старые вещи и неохотно меняла их на новые.

Имел ли Джон право гордиться сыном, которого бросил? Так или иначе, он собирал газетные вырезки со статьями о подвигах Джекоба и его фотографиями и никому не рассказывал об этой коллекции, даже второй жене. Слез, пролитых им по старшему сыну после известия о гибели, она также не видела.

— Нападение гоилов? — Лелу смахнул муху с бледного лба. — Да, это было ужасно. Эти самолеты слишком часто приносят победу истуканам. Горю нетерпением увидеть тот день, когда ваши машины встанут на защиту нашей священной земли. Благодаря вашему гению Лотарингия сможет наконец дать достойный отпор каменному королю.

Льстивая улыбка наставника напомнила Джону сахарную глазурь, которой ведьмы-деткоежки покрывали порожки своих пряничных домиков. Без сомнения, Арсен Лелу был опасный человек.

— Должен, однако, вас поправить, — продолжал наставник, сияя самодовольством. — Очевидно, секретные службы короля Уилфреда не так всеведущи, как о них говорят. Джекоб Бесшабашный пережил разгром альбийского флота. Я лично имел сомнительное удовольствие видеться с ним спустя несколько недель после этого трагического события. Альбион — родина Бесшабашного, как я слышал. Кроме того, этот охотник за сокровищами нередко прибегает к услугам профессора истории Пендрагонского университета Роберта Данбара в вопросах экспертной оценки предметов старины. Все это делает весьма вероятным его появление при альбийском дворе. В конце концов, там ему дают поручения. Поверьте, месье Брюнель, я не стал бы утруждать вас, не будучи уверенным, что вы сможете помочь кронпринцу.

В голове Джона все смешалось. Новость Лелу обернулась для него новым потрясением. Такого не могло быть, придворный ошибался! В той катастрофе не выжил никто. Джон просматривал списки не меньше десяти раз.

Хотя, собственно, что это меняло? Джон отказался от единственного человека, которого любил, такова цена его новой жизни. Но мысль о возможном прощении ожила еще во мраке гоильских подземелий, точно одно из бесцветных растений, которые выращивает каменный народ в своих пещерах. А вместе с ней ожила и надежда на то, что любовь, столь легкомысленно отвергнутая Бесшабашным-старшим, угасла не окончательно.

Джон все понимал. Мать простит, простит жена, любовница… Сыновья прощают не так легко. Тем более такие упрямцы, как этот.

О, Джон достаточно наслышан о его гордости! И бесстрашии.

К счастью, Джекоб был слишком молод, чтобы осознать, что за мелкая душонка его отец. Джон боялся, сколько себя помнил, провала, нищеты, осуждения, собственной слабости и тщеславия. В этом отношении годы плена доставили ему даже некоторое облегчение: наконец-то у него по­явилась уважительная причина для страха. Смешно опасаться за свою жизнь, если авария на дороге — самое худшее, что может с тобой приключиться.

— Месье Брюнель?

Наставник все еще стоял перед ним.

Джон выдавил из себя улыбку.

— Я буду прислушиваться, месье Лелу, и дам вам знать, как только что-нибудь разузнаю. Обещаю.

Черные глаза жука заблестели от любопытства. Арсен Лелу не купился на историю о блуждающих огнях. Джон Брюнель что-то скрывал. В свою очередь, Джон не сомневался, что стоявший перед ним человек являет собой хранилище самых разнообразных тайн и при случае продаст их с наибольшей выгодой для себя.

Однако и Джон знал цену своим секретам.

Он поднялся со скамьи. Нелишне будет напомнить самовлюбленному карлику, что за фигура перед ним.

— Позвольте и мне спросить вас, месье Лелу, проявляет ли ваш царственный ученик интерес к новой магии?

Джекоб часами мог слушать отцовские лекции о функциях переключателей или особенностях того или иного вида батарей, а сейчас все силы положил на возвращение в этот мир старой магии. Или это вызов отцу, пусть даже неосознанный? В конце концов, Джон никогда не делал секрета из того, что его занимают исключительно руко­творные чудеса.

— О да, разумеется, — услышал он голос Лелу. — Кронпринц большой поборник прогресса.

Арсен Лелу сделал честные глаза, но дрогнувший голос подтвердил то, что говорили о Луи при альбийском дворе: ничто, кроме игральных костей и девушек, не в состоянии удерживать внимание будущего лотарингского короля больше пары минут.

Правда, в последнее время, если верить шпионам, в принце развилась страсть к разным видам оружия. Порочная, принимая во внимание его садистские склонности, но, безусловно, отвечающая планам Альбиона укрепить мощь обеих армий.

Ты еще учишь их строить ракеты и танки, Джон…

И неправда, что у Бесшабашного нет совести. У всех она есть. Просто ее нелегко расслышать среди множества голосов, кричащих наперебой: тщеславия, жажды славы, успеха, наконец… мести. За четыре украденных у него года. Разумеется, гоилы, надо отдать им должное, обращаются со своими узниками не в пример мягче, чем альбийцы, не говоря уже о Горбуне с его методами. Однако Бесшабашный жаждал мести, это было сильнее его.

3

По ту сторону зеркала

Дом, где вырос Джекоб, вздымался в небо выше замковых башен, которых Лиска так боялась в детстве.

Да и сам Джекоб стал здесь другим. Лиса не могла сказать, каким именно, но чувствовала эту разницу так же отчетливо, как между звериной шкурой и человечьей кожей. Последние недели помогли ей понять в нем то, что оставалось для нее загадкой все долгие годы их дружбы.

Устремленные вверх гранитные фасады походили на каменные громады гоильских городов. Притом что этот мир, со всеми нагромождениями стекла и стали, окутанными облаками ядовитых газов и непрекращающимся автомобильным шумом, Лис­ка воспринимала как подобие колдовского плаща, с которым она и Джекоб на всякий случай нико­гда не расставались. Дома, улицы… всего по эту сторону зеркала было с избытком.

Только слишком мало леса, чтобы спрятаться.

Попасть в город, где вырос Джекоб, тоже оказалось непросто. Этот мир охранял свои границы построже, чем феи свой остров. Поддельные бумаги, фотография, запечатлевшая ее растерянное лицо, вокзалы, аэропорты — слишком много новых слов.

Лиса летела выше облаков и смотрела на улицы, извивающиеся в ночи подобно огненным змеям.

Забыть такое невозможно. Она утешалась лишь тем, что зеркало, через которое можно перейти из одного мира в другой, не единственное. Скоро она будет дома.

Вот зачем они прибыли в этот дом. Чтобы вернуться и, конечно, увидеться с Уиллом и Кларой. С тех пор как они прошли сквозь зеркало, Джекоб звонил ему пару раз. Последний нефрит давно сошел с кожи Уилла, однако Джекоб понимал, что следы пережитого по ту сторону зеркала так просто не исчезнут и он, Джекоб, тут бессилен. Насколько произошедшее изменило Уилла? Джекоб никогда не задавался этим вопросом вслух, но Лиска чувствовала его тревогу. И сама она, в свою очередь, задумывалась над тем, с каким сердцем ее приятель снова посмотрит в глаза Кларе. Приключения последних месяцев сблизили Лису с Джекобом. Теперь уже не важно, что другая женщина пару раз поцеловала его в прошлом.

Тем не менее…

Джекоб придержал перед Лисой дверь парадной. Такую тяжелую, что в детстве он едва мог открыть ее без посторонней помощи. Проходя мимо Джекоба, Лиса почувствовал исходящее от него тепло. Домашнее тепло, которого никто не в силах был ее лишить даже по эту сторону зеркала.

И он был рад ее здесь видеть, она сразу это заметила. Словно обе его жизни встретились. Джекоб давно уже спрашивал Лису, не хочет ли она навестить его в другом мире. Как ни было ей жаль, она отвечала ему отказом.

Пока он обменивался вежливыми фразами с одышливым консьержем, Лиска оглядывала подъезд. Джекоб вырос в самом настоящем дворце, во всяком случае по сравнению с хибарой, где прошло ее детство. Лифт, к которому они направились, так напоминал клетку, что Лиске стало не по себе. Однако она не подала виду, как и тогда, в самолете, где теснота давила невыносимо, несмотря на проплывающие за окном облака.

— Всего одна ночь. — Похоже, Джекоб и по эту сторону зеркала без труда угадывал ее мысли. — Мы вернемся сразу, как только я избавлюсь от этой штуки.

Арбалет. Он носил его в бездонном кисете под рубахой. Кисет оставался волшебным, и это удивляло Джекоба больше всего. До сих пор колдовские вещи теряли силу в чуждом им мире. Возможно, тут сказались особенности эльфийской магии, однако Лискина шкура тоже не утратила способности превращать. Лиска обрадовалась, убедившись в этом. Звериный облик помогал ей не потерять себя и по эту сторону зеркала. Пусть здесь было и нелегко найти место, где можно было бы превратиться, ни у кого не вызывая подозрений.

При выходе из лифта у нее закружилась голова, и Лиска вспомнила дни, когда маленькой взбиралась на чересчур высокие деревья.

Из окна она оглядела мир Джекоба: голые леса из стекла и бетона, печные трубы топорщатся, как тростник. Изнутри каждая похожа на ржавую бочку.

С Уиллом Лиска не встречалась почти год. В ее воспоминаниях он все еще носил нефритовую кожу. Но стоило Уиллу открыть дверь, видения прошлого развеялись, как дурной сон. Для каждого из братьев зеркало уготовило свою судьбу, и дары его оказались совсем непохожими, но ведь в сказочном мире так всегда и бывает…

Одной сестре золотые россыпи, другой — расплавленная смола на голову.

Сам Уилл вряд ли заметил, как переменился. Зато Клара разглядывала Лиску с таким выражением, словно не могла поверить, что это и есть та самая девушка, с которой она познакомилась там. Я стала старше тебя, хотела сказать ей Лиска, таково действие шкуры. Зверь не молод и не стар, он молод и стар одновременно. Лиса вспомнила, как когда-то доверяла Кларе и как почувствовала себя обманутой, когда застала их с Джекобом. Клару мучили те же мысли, Лиса прочитала это в ее глазах.

Джекоб просил Лиску не говорить ни брату, ни Кларе, какой ценой он вернул Уиллу человеческий облик. Поэтому гонки со смертью остались их с Джекобом тайной. Вместо этого Лиса отвечала на глупые вопросы вроде того, нравится ли ей этот мир.

Она попросила Клару проводить ее в ванную, а на обратном пути увидела дверь в комнату Джекоба. Шкаф с зачитанными почти до дыр книгами, фотографии брата и матери на письменном столе, на крышке которого Джекоб вырезал свои инициалы. Там было кое-что еще — силуэт лисицы. Лиска провела пальцем по заполненным красными чернилами царапинам.

— Все хорошо? — В дверях возник Джекоб.

Лиса в очередной раз вздрогнула, увидев его в одежде этого мира. Что именно выбило ее из колеи? Джекоб рассказывал, что после первых переходов Альма отпаивала его травяными настоями. Но по эту сторону не было ведьм и некому помочь телу приспособиться к фальшивому воздуху.

— Почему бы тебе не вернуться прямо сейчас? Завтра вечером я тебя догоню.

Над кроватью висели фотографии. Но не сепия ее мира, а кричащие, разукрашенные картинки. Изображенные на них лица ни о чем не говорили. До сих пор Лиса не сомневалась, что знает сердце Джекоба вплоть до самых укромных уголков, а оно оказалось континентом, не исследованным и наполовину. Лиска хотела посетить места, которые Джекоб любил в этом мире, чтобы понять, что именно сделало его таким. Но на первый раз ей хватило. Она и так слишком долго дышала отравленным воздухом.

— Наверное, ты прав, — ответила она Джекобу. — Уилл и Клара поймут, ведь так?

— Конечно. — Он провел рукой по ее лбу.

Уличный шум был слышен и в доме. В голове Лиски словно роились осы.

Комната, где висело зеркало, оказалась почти такой, как она себе представляла. Запыленный письменный стол отца Джекоба, фанерные самолетики,…