Превратности судьбы

Вот мы и встретились вновь, дорогой читатель! И если ты надеешься, что на этот раз у Вайолет, Клауса и Солнышка Бодлер все наладится, то ошибаешься. В жизни несчастных детей по-прежнему нет ни одного проблеска. Сейчас сироты Бодлер вынуждены скрываться от всех, кто читает газеты, в которых их провозгласили самыми настоящими убийцами. Впереди детей ждет пребывание в Кошмарной клинике, путешествие по опасной горной цепи и очередные нападки Графа Олафа и его свиты. Однако Бодлеры не сдаются: они во что бы то ни стало хотят выяснить правду о своих родителях, и никакие трудности их не остановят.

Мрачные юмористические истории о приключениях детей Бодлер стали настолько популярны во всем мире, что легли в основу фильма «Лемони Сникет. 33 несчастья», в котором сыграли Джим Керри, Джуд Лоу и Мэрил Стрип. Совсем недавно компанией «Netflix» был снят и одноименный сериал. Главные роли в нем исполнили Нил Патрик Харрис, Малина Вайсман и Луи Хайнс. Третий сезон мрачной истории вышел в январе 2019 года. Во второй том «Превратности судьбы» вошли три повести цикла: «Кошмарная клиника», «Кровожадный карнавал» и «Скользкий склон».

ООО «Издательская Группа

„Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство АЗБУКА®

Посвящается Беатрис

Без тебя летом холодно, как зимой.
А зимой — еще холоднее.

Дорогой читатель!

Прежде чем вы швырнете эту ужасную книжку на землю и убежите прочь как можно дальше, вам, вероятно, не мешало бы узнать, почему вы так поступите. Эта книга является единственной, в которой до малейших деталей описывается злополучное пребывание бодлеровских детей в Кошмарной клинике, и это делает ее одной из самых устрашающих книг на свете.

Много чего есть на свете приятного, о чем можно прочесть, но в этой книге нет ничего приятного. На ее страницах читатель найдет лишь тягостные подробности о недоверчивом хозяине лавки, ненужной операции, системе внутренней связи, наркозе, воздушных шариках в форме сердца и убийственном известии о пожаре. Ясно, что читать про такое ни к чему.

Я поклялся расследовать всю эту историю и в меру своих способностей записать ее, поэтому кому, как не мне, знать, что книгу лучше оставить там, где она, скорее всего, и валялась.

Со всем подобающим почтением,

Лемони Сникет

Глава

ПЕРВАЯ

Существует две причины, почему писателю может захотеться закончить фразу словом «точка», написанным целиком заглавными буквами (ТОЧКА). Первая — когда автор пишет телеграмму, то есть закодированное сообщение, передаваемое по электрическим проводам. В телеграмме слово «точка», изображенное заглавными буквами (ТОЧКА), обозначает конец фразы. Но есть и другая причина, почему автору может захотеться окончить фразу словом «ТОЧКА», состоящим из заглавных букв, а именно в том случае, когда он хочет предупредить читателя, что книга, которую он читает, невыносимо мучительна и, едва взяв ее в руки, самое лучшее — тут же бросить читать, остановиться, поставить на этом ТОЧКУ. В данной книге описывается особенно тяжкий период в злополучной жизни Вайолет, Клауса и Солнышка Бодлер. И если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы немедленно захлопнете книгу, подниметесь с ней на высокую гору и бросите ее вниз с самой вершины. И ТОЧКА. Причин прочесть хотя бы еще одно слово про несчастья, коварство и горести, предстоящие троим Бодлерам, у вас не больше, чем выбежать на улицу и броситься под колеса автобуса, поставив на вашей жизни ТОЧКУ. Фраза со словом «ТОЧКА» на конце — ваш последний шанс сделать вид, что ТОЧКА есть знак предупреждения, заменяющий СТОП, то есть знак остановиться и остановить поток несчастий, ожидающий вас в этой книге, уберечь себя от душераздирающих ужасов, которые начинаются на следующей же странице, то есть повиноваться знаку ТОЧКА, сказать себе «СТОП» и на этом остановиться.

И бодлеровские сироты остановились. Дети шли вот уже несколько часов по плоской незнакомой равнине. Они испытывали жажду и чувство потерянности, они выбились из сил, а этих трех причин вполне достаточно, чтобы не продолжать утомительного путешествия. Но при этом они испытывали страх и отчаяние оттого, что где-то поблизости есть люди, которые хотят расправиться с ними, а это вполне достаточная причина, чтобы продолжать путь. Брат и сестры уже давно прекратили все разговоры, чтобы сохранить остатки энергии, позволяющей им переставлять ноги. Но тут они поняли, что надо остановиться хотя бы на минуту и обсудить, как быть дальше.

Дети оказались перед сельской лавкой, которая называлась «Последний шанс» — единственное строение, какое попалось им за весь долгий и тяжелый ночной переход. Снаружи вся лавка была обклеена выцветшими объявлениями, и в нереальном зловещем свете полумесяца Бодлеры увидели, что в ней продаются свежие лимоны, пластиковые ножи, мясные консервы, белые конверты, леденцы со вкусом манго, красное вино, кожаные бумажники, журналы мод, круглые аквариумы для золотых рыбок, спальные мешки, вяленый инжир, картонные ящики, сомнительные витамины и многое другое. Однако здесь не было ни одного объявления, предлагавшего помощь, а именно в помощи нуждались Бодлеры.

— Я думаю, надо зайти внутрь, — заметила Вайолет и достала из кармана ленту, чтобы подвязать волосы. Вайолет, старшая из Бодлеров, была, вероятно, лучшим четырнадцатилетним изобретателем в мире. Она всегда стягивала волосы лентой, когда хотела решить какую-то проблему. А сейчас она как раз пыталась разрешить труднейшую проблему из всех, с какими до сих пор сталкивались она и ее младшие брат и сестра. — Вдруг там найдется кто-нибудь, кто нам поможет.

— А если там найдется кто-то, кто видел наши фотографии в газете, — возразил Клаус, средний Бодлер, который недавно провел свой тринадцатый день рождения в гадкой тюремной камере. Клаус обладал редкой способностью помнить почти каждое слово практически из тысяч прочитанных им книг. Сейчас он нахмурился, припоминая кое-какие лживые слова, недавно увиденные в газете. — Если они читали «Дейли пунктилио», — продолжал он, — они, возможно, поверили всем ужасам, написанным про нас. И тогда они не станут нам помогать.

— Эйджери! — вмешалась в разговор Солнышко.

Она была совсем крошкой, и, как у большинства детишек, разные части ее тела росли с разной скоростью. У нее, например, было только четыре зуба, но все острые, как у взрослого льва. И хотя младшая из Бодлеров недавно уже научилась ходить, она еще только овладевала способностью говорить так, чтобы взрослые могли ее понимать. Однако Клаус и Вайолет сразу сообразили, что она хочет сказать «Не можем ведь мы идти так вечно», и кивнули в знак согласия.

— Солнышко права, — сказала Вайолет. — Лавка называется «Последний шанс», и, судя по названию, на мили и мили вокруг больше нет ни одного строения. Возможно, это наш единственный шанс получить помощь.

— Да, и поглядите, — Клаус указал на объявление, приклеенное в верхнем углу стены, — мы можем послать из лавки телеграмму и таким образом получить помощь.

— Кому же мы пошлем телеграмму? — спросила Вайолет, и снова Бодлеры остановились и задумались.

Если вы человек, как все другие, у вас имеется уйма друзей и родных, к кому вы можете обратиться в беде. Если вы, например, проснулись среди ночи и увидели женщину в маске, пытающуюся влезть к вам в окно спальни, вы можете позвать на помощь маму или папу, чтобы они выпихнули ее наружу. Или же, если вы безнадежно заблудились в незнакомом городе, вы можете попросить полицейского подвезти вас куда надо. А если вы писатель, и вас заперли в итальянском ресторане, и он медленно заполняется водой, вы могли бы призвать на помощь знакомого слесаря, пекаря или специалиста по производству губок. Но несчастья бодлеровских детей начались с известия, что их родители погибли в ужасном пожаре, так что Вайолет, Клаус и Солнышко не могли призвать их на помощь. Не могли дети и обратиться за помощью в полицию, поскольку полицейские относились к числу тех, кто гнался за ними весь вечер. Не обратиться им было и к знакомым, так как по большей части те не в состоянии были им помочь. После смерти родителей сироты часто оказывались на попечении многочисленных опекунов. Одни были жестокие. Некоторых убили. А один, некий Граф Олаф, жадный и коварный негодяй, как раз и являлся главной причиной того, что дети глубокой ночью стояли сейчас перед лавкой «Последний шанс» и мучились вопросом, к кому же обратиться за помощью.

— По, — выпалила Солнышко. Она имела в виду мистера По, банковского чиновника, который постоянно кашлял и на котором после гибели родителей Бодлеров лежала обязанность заботиться о детях. Помощь от него была ничтожная, но все-таки он не был жестоким, не был убит и не был Графом Олафом. Так что уже эти три причины давали основание обратиться к нему.

— Да, пожалуй, можно попробовать, — согласился Клаус. — В худшем случае он скажет «нет».

— Или закашляется, — добавила Вайолет с полуулыбкой.

Ее младшие брат и сестра тоже улыбнулись, и все трое, толкнув скрипучую дверь, вошли внутрь.

— Лу, это ты? — послышался голос, но, кому он принадлежал, детям не было видно.

Внутри лавки «Последний шанс», так же как и на наружных стенах, места живого не осталось. Каждый дюйм пространства был заставлен вещами, предназначенными для продажи. На полках громоздились банки консервированной спаржи, на стеллажах — подставки с авторучками вперемешку с бочонками лука и корзинами с павлиньими перьями. На стенах висела кухонная утварь, с потолка свисали люстры, пол был выложен тысячами самых разных плиток, и на каждой имелся ценник.

— Ты принес утреннюю газету? — спросил голос.

— Нет, — ответила Вайолет.

Троица попыталась пробраться туда, откуда доносился голос. С трудом перешагнув через картонку с кошачьим кормом, они завернули за ближайший угол, но там бесконечные ряды рыбацких сетей перегородили им дорогу.

— Меня это не удивляет, Лу, — продолжал голос, между тем как дети повернули в обратную сторону и направились мимо батареи зеркал и груды носков в проход, заставленный по бокам горшками с плющом и заваленный коробками спичек. — Я никогда не жду «Дейли пунктилио» раньше прибытия Группы Поющих Волонтеров.

Бодлеры на миг прекратили поиски обладателя голоса и переглянулись — все одновременно подумали о своих друзьях, Дункане и Айседоре Квегмайр. Дункан и Айседора были тройняшки и, подобно Бодлерам, потеряли своих родителей, а также брата Куигли во время ужасного пожара. Квегмайры уже не раз попадались в лапы Олафа, и только недавно им удалось спастись. Однако Бодлеры не знали, увидят ли они когда-нибудь своих друзей и узнают ли тайну, которую раскрыли тройняшки и внесли в свои записные книжки. Тайна заключалась в заглавных буквах «Г. П. В.», но от записных книжек, где таилась вся информация, в руках Бодлеров осталось лишь несколько обрывков страниц, да и те детям некогда было изучить как следует. А что, если Группа Поющих Волонтеров и есть ответ, который они ищут?

— Нет, это не Лу! — крикнула Вайолет. — Мы — трое детей, и нам надо отправить телеграмму.

— Телеграмму? — переспросил голос, и, обогнув еще один угол, Бодлеры едва не налетели на человека, который с ними разговаривал.

Очень маленького роста, ниже Вайолет и Клауса, он выглядел так, как будто очень давно не спал и не брился. На нем было два разных башмака с ценниками и несколько рубах и шляп одновременно. Он до такой степени был скрыт под всеми этими вещами, что и сам почти превратился в вещь. Отличали его лишь дружелюбная улыбка и грязные ногти.

— Да, конечно, вы не Лу, — проговорил он. — Лу — один упитанный парень, а вы — трое худеньких детей. Что вы тут делаете в такую рань? Здесь, знаете ли, небезопасно. Я слышал, что в утреннем выпуске «Дейли пунктилио» сегодня напечатано про троих убийц и они скрываются где-то в наших местах. Но сам про них я еще не читал.

— Газеты иногда искажают факты, — нервно сказал Клаус.

Хозяин лавки нахмурился.

— Чепуха, — отрезал он. — «Дейли пунктилио» не печатает неправды. Если в газете сказано, что кто-то убийца, значит он убийца — и все тут. Так вы говорите, вам нужно послать телеграмму?

— Да, — ответила Вайолет, — в город, мистеру По из Управления Денежных Штрафов.

— Это далеко, телеграмма в город будет стоить немалых денег, — предупредил хозяин, и Бодлеры обменялись унылыми взглядами.

— У нас с собой вообще нет денег, — признался Клаус. — Мы — сироты, и нашими деньгами ведает мистер По. Пожалуйста, сэр!

— SOS!1 — выпалила Солнышко.

— Сестра хочет сказать, что ситуация чрезвычайная, — пояснила Вайолет. — И так оно и есть.

Лавочник с минуту глядел на детей, а потом развел руками.

— Ну, если и впрямь чрезвычайная, то я не возьму с вас денег. Я никогда не беру за что-то очень важное. Например, с Группы Поющих Волонтеров, когда они тут останавливаются. Я даже даю им бензин даром, ведь они так замечательно трудятся.

— А что именно они делают? — поинтересовалась Вайолет.

— Ну как же, помогают людям бороться с болезнью, — ответил хозяин лавки. — Они останавливаются здесь каждое утро спозаранку по дороге в клинику. И там ежедневно, не жалея сил, подбадривают больных. Да мне совесть не позволяет брать с них деньги за что бы то ни было.

— Вы очень добрый человек, — сказал Клаус.

— Спасибо, ты очень любезен, — отозвался хозяин лавки. — Хорошо, телеграфный аппарат вон там, около фарфоровых котят. Я вам помогу.

— Мы справимся сами, — сказала Вайолет. — Такой аппарат я построила, когда мне было семь лет, так что я знаю, как замкнуть электрическую цепь.

— А я прочел две книжки про азбуку Морзе, — добавил Клаус, — так что могу перевести наше сообщение на язык электросигналов.

— Помощь! — выкрикнула Солнышко.

— Какая одаренная компания! — Лавочник улыбнулся. — Ладно, оставляю вас одних. Надеюсь, этот мистер По окажет помощь в вашей чрезвычайной ситуации.

— Спасибо огромное, — поблагодарила его Вайолет. — Я тоже надеюсь.

Хозяин лавки махнул им рукой и скрылся за выставкой картофелечисток. Бодлеры взволнованно посмотрели друг на друга.

— Группа Поющих Волонтеров? — шепнул Клаус старшей сестре. — Как ты считаешь, может, мы наконец узнали настоящее значение букв «Г. П. В.»?

— Жак! — выпалила Солнышко.

— Действительно, до того как его убили, Жак упоминал про то, что работал волонтером, — подтвердил Клаус. — Вот бы успеть сейчас взглянуть на странички из квегмайровских книжек. Они так и лежат у меня в кармане.

— Нет, — остановила его Вайолет, — в первую очередь посылаем телеграмму мистеру По. Как только Лу доставит утренний выпуск «Дейли пунктилио», хозяин перестанет думать о нас как об одаренных детях и начнет думать как об убийцах.

— Ты права, — согласился Клаус. — У нас будет время поразмыслить об этом после того, как мистер По вызволит нас из этой передряги.

— Тросслик, — добавила Солнышко. Она хотела сказать что-то вроде «Ты хочешь сказать — если вызволит».

Старшие брат и сестра с мрачным видом кивнули и пошли к телеграфному аппарату. Он представлял собой устройство из циферблатов, проволок и непонятных металлических деталей. Я бы ни за что не решился даже дотронуться до них, но Бодлеры подошли к аппарату совершенно безбоязненно.

— Я уверена, что мы сумеем привести его в действие, — сказала Вайолет. — На вид это совсем не сложно. Смотри, Клаус, вот этими двумя металлическими пластинками ты выстукиваешь сообщение морзянкой, а я замыкаю цепь. Солнышко, ты встаешь здесь и надеваешь наушники, чтобы знать, проходит ли сигнал. Приступаем.

И дети приступили, что в данном случае означает «заняли свои места около телеграфного аппарата». Вайолет крутанула диск, Солнышко надела наушники, а Клаус протер очки, чтобы как следует видеть, что делает. Дети кивнули друг другу, и Клаус начал выстукивать сообщение, произнося его вслух: «Мистеру По, Управление Денежных Штрафов. От Вайолет, Клауса и Солнышка Бодлер. Пожалуйста, не верьте истории про нас в „Дейли пунктилио“ ТОЧКА. Граф Олаф жив, мы его не убивали ТОЧКА».

— Что передавать дальше? — спросил Клаус.

«Вскоре после нашего прибытия в Г. П. В. нам сообщили, что Граф Олаф пойман ТОЧКА, — продиктовала Вайолет. — Хотя у арестованного на щиколотке имелся вытатуированный глаз и одна бровь вместо двух, человек этот не был Графом Олафом ТОЧКА. Его звали Жак Сникет ТОЧКА».

«На следующий день его нашли убитым, и в город приехал Граф Олаф со своей подружкой Эсме Скволор ТОЧКА, — продолжал отстукивать Клаус. — Для осуществления своего замысла — украсть наследство, оставленное нам родителями, Граф Олаф переоделся детективом и убедил горожан Г. П. В., что мы убийцы ТОЧКА».

— Укнер, — добавила Солнышко, и Клаус, переведя слово на английский, отстучал его морзянкой.

«При этом мы обнаружили место, где Олаф прятал тройняшек Квегмайр, и помогли им бежать ТОЧКА. Квегмайры сумели передать нам несколько страничек из своих записных книжек, чтобы помочь узнать настоящее значение букв „Г. П. В.“ ТОЧКА».

«Нам удалось бежать из города, когда жители хотели сжечь нас на костре за убийство, которого мы не совершали ТОЧКА», — продиктовала Вайолет, и Клаус быстро отстучал это, после чего добавил: «Пожалуйста, ответьте немедленно ТОЧКА. Нам угрожает серьезная опасность ТОЧКА».

Клаус простучал последнюю букву и перевел взгляд на сестер.

— Нам угрожает серьезная опасность, — повторил он, не дотрагиваясь до рычажков.

— Ты уже передал эту фразу, — поправила его Вайолет.

— Я знаю, — тихо проговорил Клаус. — Я не посылал ее еще раз, а просто повторил вслух. Я как-то не сознавал, насколько серьезна опасность, пока не передал телеграмму.

— Илими, — сказала Солнышко и сняла наушники, чтобы положить головку Клаусу на плечо.

— Мне тоже страшно, — призналась Вайолет и погладила сестру по спине. — Но я уверена, что мистер По нам поможет. Мы же не в состоянии решить эту проблему сами.

— Но ведь именно сами мы всегда и решали наши проблемы, — возразил Клаус. — Со дня пожара. А мистер По только и делал, что посылал нас из одного дома в другой, где нас одна за другой преследовали беды.

— А на этот раз поможет, — сказала Вайолет, впрочем не слишком уверенным тоном. — Следи за аппаратом. Мистер По может прислать ответ в любую минуту.

— А что, если не пришлет? — предположил Клаус.

— Чонекс, — пробормотала Солнышко и прильнула к своим старшим. Она хотела сказать нечто вроде «Тогда мы окажемся совсем одни».

Звучит это довольно нелепо, когда находишься рядом с братом и сестрой посреди лавки, битком набитой товарами, так что буквально шагу негде ступить. Но Бодлерам, которые сидели, тесно прижавшись друг к другу, и не спускали глаз с телеграфного аппарата, фраза эта не показалась нелепой. Их окружали нейлоновые веревки, мастика для пола, суповые миски, оконные занавески, деревянные лошадки-качалки, шляпы, стекловолоконный кабель, розовая губная помада, курага, увеличительные стекла, черные зонтики, тонкие кисточки, французские рожки2, и к тому же бодлеровские сироты были вместе, тем не менее, пока они сидели так и ждали ответа на телеграмму, их все сильнее охватывало чувство одиночества.

1 SOS — международный сигнал бедствия. — Здесь и далее примеч. перев.

2 Имеется в виду музыкальный инструмент.

Глава

ВТОРАЯ

Из всех нелепых выражений, употребляемых людьми (а люди употребляют массу нелепых выражений), одним из самых нелепых я считаю «отсутствие новостей — хорошая новость». Это должно означать: если кто-то не дает о себе знать, стало быть, у него все обстоит прекрасно. Нетрудно сразу увидеть всю бессмысленность этого утверждения, поскольку «все обстоит прекрасно» — лишь одно из многих-многих объяснений того, что кто-то не дает о себе знать. Возможно, он лежит связанный по рукам и ногам. А может быть, он окружен злобными хорьками или застрял между двумя холодильниками и ему не выбраться на свободу. Выражение это с успехом можно заменить на «отсутствие новостей — плохая новость», за исключением тех случаев, когда человек не дает о себе знать, так как его в это время, скажем, коронуют на царство или же он участвует в спортивных состязаниях. В сущности, выяснить, почему кто-то не подает о себе вестей, не удаcтся до тех пор, пока он не даст о себе знать и не объяснит, в чем дело. Вот почему осмысленным могло бы стать выражение «отсутствие новостей — значит нет новостей», но тогда смысл его настолько очевиден, что и выражением это не назовешь.

Так или иначе, а по-другому положение Бодлеров, после того как они послали отчаянную телеграмму мистеру По, не опишешь. Вайолет, Клаус и Солнышко час за часом сидели, уставясь на телеграфный аппарат, в ожидании ответа от банковского чиновника. Время шло и шло, и дети стали по очереди задремывать, прислонясь к окружавшим их товарам лавки «Последний шанс». Они все еще надеялись получить хотя бы какой-то отклик от человека, который заведовал делами сирот. Но когда в окно заглянули первые солнечные лучи и осветили все ценники, единственной новостью, полученной детьми, явилось известие, что хозяин лавки испек свежие булочки с клюквенным джемом.

— Я испек свежие булочки с клюквенным джемом! — объявил хозяин лавки, выглядывая из-за башни ситечек для просеивания муки. На каждой руке у него было надето по крайней мере по две кухонные рукавицы, и он нес на стопке разноцветных подносов теплые булочки. — Обычно я их выставляю на продажу между патефонными пластинками и садовыми граблями, но я и подумать не могу, чтобы вы, дети, отправились дальше без завтрака, да еще когда в окрестностях бродят злобные убийцы. Так что берите, угощаю вас бесплатно.

— Вы очень добры, — сказала Вайолет, и каждый из Бодлеров взял по булочке с верхнего подноса. Они ничего не ели с тех пор, как покинули город Г. П. В., поэтому быстро расправились с булочками, то есть съели все до последней теплой сладкой крошки.

— Ну и проголодались же вы! — удивился хозяин. — Удалось вам отправить телеграмму? Получили ответ?

— Нет еще, — отозвался Клаус.

— Пусть это не тревожит ваши детские головки, — посоветовал лавочник. — Помните: отсутствие новостей — хорошая новость.

— Отсутствие новостей — хорошая новость? — раздался где-то голос. — А у меня, Милт, как раз для тебя есть новости. Про тех самых убийц.

— Лу! — с восторгом воскликнул хозяин лавки и повернулся к детям. — Простите, — сказал он. — Там Лу принес «Дейли пунктилио».

Он стал продираться сквозь ковры, свисающие гроздью с потолка, а Бодлеры в испуге уставились друг на друга.

— Что делать? — шепнул Клаус. — Если хозяин прочтет в газете, что мы убийцы?.. Надо скорее бежать.

— Если мы убежим, мистер По не сможет связаться с нами, — возразила Вайолет.

— Гикри! — выкрикнула шепотом Солнышко, желая сказать «У него была для этого целая ночь, но он так и не прислал ответа».

— Лу! — позвал хозяин. — Где ты, Лу?

— Тут, где перечницы, — откликнулся разносчик газет. — Погоди, сейчас прочтешь историю про трех убийц того графа. Тут есть фотографии, и вообще. Мне по дороге попались полицейские, так они сказали, что стягивают кольцо. Пропустили только меня и волонтеров. Полиция вот-вот поймает ребятишек и отправит в тюрьму.

— Ребятишек? — переспросил хозяин. — Так убийцы — дети?

— Ага, — ответил разносчик. — Смотри сам!

Дети в ужасе воззрились друг на друга. Солнышко пискнула от страха. Они услышали шуршание бумаги, а затем взволнованный голос лавочника:

— Я их знаю! Они у меня в лавке! Я их только что угостил булочками!

— Угостил булочками убийц? — воскликнул Лу. — Это ты неправильно сделал, Милт. Преступников надо наказывать, а не булочками кормить.

— Я же не знал, что они убийцы, — оправдывался лавочник. — Зато теперь знаю. Тут в «Дейли пунктилио» так прямо и сказано. Звони в полицию, Лу! А я их задержу, чтоб не удрали.

Не теряя времени, Бодлеры бросились в другую сторону, прочь от голосов, по проходу с английскими булавками и полосатыми леденцами.

— Держим направление на керамические пепельницы, — прошептала Вайолет. — По-моему, там можно выбраться.

— А когда выберемся, что будет? — шепнул в ответ Клаус. — Разносчик сказал, что полицейские стягивают кольцо.

— Мьюлик! — ввернула Солнышко, что означало «Обсудим это позже!»

— Ах черт! — послышался удивленный возглас хозяина лавки за несколько рядов от них. — Лу, ребятишек тут нету! Ищи их!

— Как они выглядят? — отозвался разносчик газет.

— С виду невинные детишки, — ответил хозяин. — Но на самом-то деле они опасные преступники. Будь осторожен.

Дети завернули за угол, нырнули в следующий проход, прижались к стойке с цветной бумагой и консервированным горошком и прислушались к быстрым шагам разносчика.

— Где вы прячетесь, убийцы? — крикнул он. — Лучше сдавайтесь!

— Мы не убийцы! — не выдержала расстроенная Вайолет.

— А кто же еще! — отозвался хозяин лавки. — Сказано же в газете!

— Между прочим, если вы не убийцы, — насмешливо фыркнул разносчик, — чего вы прячетесь и бегаете?

Вайолет хотела было ответить, но Клаус зажал ей рот рукой.

— Они по голосу поймут, где мы, — шепнул он. — Пусть говорят между собой, а мы попробуем удрать.

— Лу, ты их видишь? — крикнул хозяин лавки.

— Нет, но не будут же они прятаться вечно. Пойду поищу около нижних рубашек.

Бодлеры посмотрели перед собой и увидели кипу белых рубах, приготовленных для продажи. Задыхаясь от страха, дети бросились в противоположную сторону и попали в проход, где полки были уставлены тикающими часами.

— Попробую поискать в часовом отделе! — крикнул лавочник. — Не могут же они прятаться вечно!

Дети помчались по проходу, проскочили мимо полки с вешалками для полотенец и вереницы свинок-копилок и обогнули выставку скромных клетчатых юбок.

Наконец над верхней полкой в том ряду, где ничего, кроме домашних шлепанцев, не было, Вайолет заметила верхушку двери и молча вытянула в ту сторону палец.

— Спорю, они в колбасном отсеке! — сказал хозяин.

— Спорю, они около выставки ванн! — отозвался разносчик.

— Им не удастся прятаться вечно! — крикнул лавочник.

Бодлеры набрали воздуха в легкие и ринулись к выходу. Но едва они очутились снаружи лавки «Последний шанс», как тут же поняли, что ее хозяин прав. Солнце ползло вверх, постепенно открывая плоскую безлюдную равнину, по которой они шли целую ночь. Скоро всю окрестность зальет солнечным светом и на плоскости детей будет видно издалека как на ладони. Да, они не могли прятаться вечно. Стоявшим перед лавкой «Последний шанс» Вайолет, Клаусу и Солнышку почудилось, что им не удастся прятаться ни одной минутой дольше.

— Глядите! — Клаус показал туда, где всходило солнце. Неподалеку стоял серый квадратный фургон, и на боку у него виднелась надпись «Г. П. В.».

— Должно быть, это и есть Группа Поющих Волонтеров, — сказала Вайолет. — Разносчик говорил, что только ему и волонтерам разрешили находиться в этом районе.

— Значит, фургон — единственное средство спрятаться, — сказал Клаус. — Если нам удастся проникнуть в него — мы уйдем от полиции, во всяком случае на какое-то время.

— Но на этот раз Г. П. В. может оказаться настоящим Г. П. В., — запротестовала Вайолет. — И если волонтеры эти причастны к зловещей тайне, о которой пытались сказать нам Квегмайры, мы попадем из огня да в полымя.

— Или же это приблизит нас к решению загадки Жака Сникета, — в свою очередь возразил Клаус. — Вспомните, прежде чем его убили, он сказал, что работал волонтером.

— Если нас посадят за решетку, решение загадки Жака Сникета нам ничего не даст, — сказала Вайолет.

— Блусин, — проговорила Солнышко, имея в виду нечто вроде «У нас, собственно, нет выбора». И неуверенными шажками она направилась впереди всех к фургону.

— Но как нам в него попасть? — Вайолет зашагала рядом с сестрой.

— И что мы скажем волонтерам? — спросил Клаус, нагнав сестер.

— Импро, — ответила Солнышко, и это означало «Что-нибудь придумаем».

Но на этот раз детям не пришлось ничего придумывать. В тот момент, когда они подошли к фургону, какой-то бородатый мужчина, державший в руках гитару, высунулся из окошка и окликнул их.

— Мы вас чуть не забыли, брат, и вы, сестры! — произнес он. — Мы как раз заправились бесплатным бензином и готовы ехать в больницу.

Волонтер улыбнулся, отпер дверь и, распахнув ее, поманил детей.

— Запрыгивайте! — пригласил он. — Мы не хотим терять наших волонтеров, когда мы еще и первого куплета не спели. Ведь, говорят, в наших местах скрываются убийцы.

— Вы прочли это в газете? — нервно спросил Клаус.

Бородатый засмеялся и взял жизнерадостный аккорд.

— Нет-нет, мы не читаем газет. Чтобы не огорчаться. Наш девиз «Отсутствие новостей — хорошая новость». Вы, наверное, новички, раз этого не знаете. Ну, запрыгивайте.

Но Бодлеры все медлили. Как вы наверняка знаете, не очень благоразумно садиться в машину с кем-то совсем незнакомым, особенно если этот кто-то верит в такую чепуху, как «отсутствие новостей — хорошая новость». Но совсем уж неблагоразумно стоять на виду посреди плоской безлюдной равнины, когда туда со всех сторон стягиваются полицейские силы, чтобы арестовать вас за преступление, которого вы не совершали. Поэтому трое детей стояли на месте, решая, что выбрать: то, что не очень благоразумно, или то, что совсем неблагоразумно. Они поглядели на бородача с гитарой. Затем друг на друга. А потом оглянулись на лавку «Последний шанс» и увидели, что из дверей выскочил хозяин и бросился по направлению к фургону.

— О’кей, — сказала Вайолет, — запрыгиваем.

Бородатый улыбнулся, дети залезли в фургон и закрыли за собой дверь. Но хотя бородатый волонтер приглашал их запрыгнуть, они не стали прыгать. Ведь люди прыгают в радостные моменты своей жизни. Водопроводчик, например, может запрыгать, починив особо сложную протечку в ванной. Скульптор запрыгает, завершив скульптуру «Четыре бассета3, играющие в карты». А я запрыгал бы, как никто и никогда, если бы мог каким-то образом вернуться в тот ужасный четверг и не пустить Беатрис на файв-о-клок4, где она впервые повстречала Эсме Скволор.

Однако Вайолет, Клаус и Солнышко и не подумали прыгать, поскольку не были ни водопроводчиками, заделывающими протечку, ни скульпторами, завершающими свое произведение искусства, ни авторами, мановением пера вычеркивающими из чьей-то жизни целую полосу несчастий. Они были тремя доведенными до отчаяния детьми, которых ложно обвинили в убийстве, и поэтому им пришлось сбежать из лавки и кинуться в неизвестно чей фургон, чтобы не попасть в руки полиции. Бодлеры не запрыгали, даже когда заработал мотор и фургон начал удаляться от лавки «Последний шанс», невзирая на отчаянно жестикулирующего хозяина, который пытался остановить его. И даже когда фургон Г. П. В. покатил по безлюдной местности, бодлеровские сироты продолжали сомневаться, что когда-либо жизнерадостно запрыгают.

3 Порода собак.

4 Чай между ланчем и обедом.

Глава

ТРЕТЬЯ

Мы волонтеры, мы бьемся с болезнью,

Дарим веселье весь день напролет.

Кто попрекнет нас печалью и ленью,

Тот однозначно и нагло соврет.

Мы навещаем больных и недужных,

Чтоб улыбнулись они хоть разок,

Даже сквозь кашель сухой и натужный,

Даже сквозь сопли и мокрый платок.

Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-лей,

А ну поправляйся быстрей.

Тра-ла-ла-ла, э-ге-ге-гей,

Держи скорей шарик и не болей.

Приходим к тому, кто недомогает,

Чтоб над болячкой смеялся он сам,

Даже когда доктора обещают

Ловко его распилить пополам.

Песня повсюду разносится звонко,

Поем мы куплеты ночью и днем.

Поем для мальчишки с разбитой коленкой

И для девчонки с ангиной поем.

Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-лей,

А ну поправляйся быстрей.

Тра-ла-ла-ла, э-ге-ге-гей,

Держи скорей шарик и не болей.

Поем мужику с неизвестной хворобой,

Домохозяйке поем с ОРЗ,

Если ты кладезь смертельных микробов,

Наверняка мы споем и тебе.

Тра-ла-ла-ла, тра-ла-ла-лей,

А ну поправляйся быстрей.

Тра-ла-ла-ла, э-ге-ге-гей,

Держи скорей шарик и не болей5.

Один мой коллега по имени Уильям Конгрив когда-то написал очень грустную пьесу. Она начинается строкой: «И чары музыки смягчают волнение души». Фраза эта в данном случае означает — если вы взволнованы или выведены из душевного равновесия, послушайте музыку, и она вас успокоит и ободрит. Сейчас, например, когда я скорчился позади алтаря в соборе одной, как говорят, святой, мой друг играет сонату на органе, чтобы успокоить меня и чтобы прихожане не услышали стука моей пишущей машинки. Скорбная тема сонаты напоминает мне мелодию, которую любил напевать мой отец, когда мыл посуду, и, слушая ее, я на время забываю о полудюжине неприятностей.

Однако успокоительное воздействие музыки на взволнованную душу, безусловно, зависит от характера музыки, и я с сожалением должен сказать, что бодлеровские сироты, слушавшие распеваемую волонтерами песню, не почувствовали ни малейшего успокоения или бодрости. Очутившиеся в фургоне Вайолет, Клаус и Солнышко до такой степени были озабочены тем, как избежать ареста, что на первых порах даже не огляделись вокруг. Но когда они отъехали на порядочное расстояние от лавки «Последний шанс» и хозяин ее превратился в пятнышко на плоской безлюдной равнине, дети обратили внимание на свое новое убежище. В фургоне ехало человек двадцать, и все без исключения были невероятно жизнерадостны. Жизнерадостные мужчины, жизнерадостные женщины, горстка жизнерадостных детей и очень жизнерадостный водитель, который время от времени отрывал взгляд от дороги и, обернувшись, одарял пассажиров веселой улыбкой. Раньше, когда Бодлерам доводилось совершать долгое путешествие в автомобиле, они обычно читали или смотрели на окружающий пейзаж и при этом думали о чем-то своем. Но тут, едва фургон отъехал от лавки, бородач начал играть на гитаре и петь, вовлекая в пение всех волонтеров, однако каждое веселое «тра-ла-ла» вызывало у Бодлеров лишь еще большую тревогу. Когда волонтеры затянули куплет про носы, из которых идет кровь, дети только и ждали, что вот-вот кто-нибудь перестанет петь и воскликнет: «Постойте! Этих троих в фургоне раньше не было! Они не наши!» Когда поющие дошли до куплета, где доктор обещал кого-то распилить пополам, дети не сомневались, что сейчас кто-нибудь перестанет петь и скажет: «Стойте! Эти трое не знают слов! Они не наши!» А когда жизнерадостные пассажиры запели ту часть песни, где речь шла о смертельных микробах, Бодлеры окончательно уверились, что сейчас кто-нибудь перестанет петь и скажет: «Стойте-ка! Эти трое детей — убийцы, про них написано в „Дейли пунктилио“. Они не из наших!»

Но жизнерадостные волонтеры предавались радости без перерыва. Они так твердо были уверены, что «отсутствие новостей — хорошая новость», что никто не подумал читать «Дейли пунктилио». Они пели с огромным увлечением и не заметили, что Бодлеры не из их числа.

— Ох и люблю я эту песню! — провозгласил бородач, когда был пропет последний куплет. — Так бы и пел ее всю дорогу до самой больницы. Но пожалуй, надо поберечь голос для трудового дня. Давайте-ка просто посидим и весело поболтаем.

— Потрясно, — заявил один из волонтеров, и все остальные закивали, выражая согласие. Бородатый отложил гитару и подсел поближе к Бодлерам.

— Надо придумать себе другие имена, — шепнула Клаусу Вайолет, — чтобы никто не догадался, кто мы такие.

— В «Дейли пунктилио» и так перепутали наши имена, — шепотом ответил Клаус, — может, нам лучше называться своими, настоящими?

— Так, давайте познакомимся, — бодро заявил бородатый. — Я хочу знать всех своих волонтеров до единого.

— Меня зовут Салли, — начала Вайолет, — я…

— Нет-нет, — остановил ее бородатый. — Мы в Г. П. В. не пользуемся именами. Называем друг друга просто «сестра» или «брат». Мы считаем, что все люди — сестры и братья.

— Я как-то не понимаю, — сказал Клаус. — Я всегда думал, что братья и сестры — это те, у кого одни родители.

— Не обязательно, брат, — отозвался бородатый. — Иногда это люди, объединенные общим делом.

— Значит ли это, брат, — спросила Вайолет, попробовав применить новое слово «брат» в новом значении, но чувствуя, что ей это совсем не нравится. — Значит ли это, что вы не знаете и…

Превратности судьбы

Оглавление

Глава

ПЕРВАЯ

Глава

ВТОРАЯ

Глава

ТРЕТЬЯ