Нацисты. Предостережение истории

От издательства

Уважаемый читатель,

перед Вами книга, которая неминуемо вызовет сильные и противоречивые чувства. Она написана видным английским историком, рассчитана изначально на западного читателя и, безусловно, содержит в себе большинство сложившихся на Западе стереотипов в восприятии и оценке событий Второй мировой войны, в том числе и самых драматических.

Автор книги, Лоуренс Рис, много лет проработал креативным директором исторических программ BBC, снял серию научно-популярных фильмов о Второй мировой, написал книги, пользующиеся успехом и опубликованные большими тиражами.

Немало зарубежных зрителей и читателей взглянули на трагические военные события сквозь призму представленных им материалов. Многие российские зрители успели посмотреть программы, снятые на эту тему BBC под руководством Риса.

Мы считаем важным предоставить и нашим читателям возможность ознакомиться с видением нашими союзниками по той войне причин и следствий глобальной катастрофы под названием «нацизм».

Задачи, которые автор ставил перед собой, работая над проектами, безусловно, глубоко гуманистические — развенчание нацизма, осуждение его злодеяний. В книге «Нацисты: Предостережение истории» изложены факты, свидетельствующие о трагических последствиях нацизма не только для тех, против кого была направлена его безжалостная разрушительная сила, но и о катастрофических результатах для самих нацистов, его приверженцев и вдохновителей, для фашистской Германии, где он стал государственной идеологией.

Выразительными художественными средствами автор призывает человечество к бдительности — «научиться проявлять здоровый скептицизм в отношении тех, кто следует за политическими лидерами, руководствуясь «верой».

Но и сам Лоуренс Рис, как один из столпов английской исторической школы, не сумел в полной мере избавиться от безоглядной «веры» в западные ценности и следования идеологическим стереотипам.

Вторая мировая война в контексте книги представляется как «эпическая борьба между нацизмом и коммунизмом». В такой подаче материала невольно происходит смещение акцентов на исключительно идеологические, уходит в тень захватнический, несправедливый характер войны. Все несколько упрощенно сводится к борьбе двух зол между собой. И значит, победа в такой войне может восприниматься как торжество одного из них. Из всех последствий войны как ключевые, судьбоносные выделены: продвижение коммунизма на Запад («разделенная Германия», «советское господство в Восточной Европе») и последующее идеологическое противостояние двух систем (холодная война).

При чтении этой книги, как и при любом прикосновении к истории, необходимо сохранять объективность восприятия. Это не учебник истории, не выверенные энциклопедические сведения, это еще одно видение событий Второй мировой войны, одна из имеющих право на существование интерпретаций, в которой явно ощутима как горячая ненависть к нацизму, так и рефлекторная боязнь коммунизма. Позиция автора, старательно держащегося в тени документальных свидетельств, все же проявляется при внимательном прочтении, и в ней обнаруживается много оценок, не совпадающих с трактовкой исторических фактов в других источниках, в частности ставших для советского, российского читателя каноническими и хрестоматийными. В книге есть и вызывающие сомнения высказывания, и спорные утверждения, даже, пожалуй, некоторая тенденциозность в подборе материала. Один из активно используемых Лоуренсом Рисом приемов — множественное цитирование воспоминаний участников и очевидцев описываемых событий при почти полном отсутствии авторских комментариев. Такой подход позволяет автору, с одной стороны, демонстрировать беспристрастность подачи информации, предоставляя читателю возможность самому делать выводы и заключения. С другой стороны, завуалированно воздействовать на читателя, ведь их предстоит сделать на основании фактов, отобранных определенным образом. Большинство из цитируемых воспоминаний по отдельности не вызывают сомнений, но, сведенные вместе, в общей концепции книги они создают картину, в которой советский солдат и советский человек выглядят не совсем и не всегда так, как об этом свидетельствует общепринятая история Великой Отечественной войны.

Приступая к работе над книгой, мы всерьез задавались вопросом: «Нужно ли ее издавать у нас?» Ответ очевиден: если мы с уважением относимся к нашему читателю как способному самостоятельно воспринимать новую информацию, анализировать ее, видеть противоречия и давать им трезвую оценку, необходимо предоставить ему пищу для размышлений, инструменты для более полного восприятия реалий и фактов Второй мировой войны, понимания грандиозности масштаба подвига советского народа.

Мы помним эпоху тотальной цензуры и не хотим ее возвращения.

Сознательное умолчание фактов — преступление против памяти наших героических предков.

Данная книга не может быть отнесена к легкому развлекательному чтению.

Она требует решительности критического подхода, смелости суждений.

Эта книга для читателя вдумчивого, имеющего сложившиеся мировоззренческие фильтры и серьезный интерес к различным историческим и социальным концепциям, умеющего дать им личную оценку. Эта книга — уникальная возможность ознакомиться с одним из наиболее популярных в мире и активно тиражируемых первоисточников, пополнить свой багаж фактов и знаний, независимо и компетентно разобраться в принятой на Западе трактовке событий Второй мировой войны.

Вве­де­ние

То­ль­ко огля­ды­ва­ясь назад, ясно видишь истин­ные очер­та­ния жизни. Это столь же спра­вед­ливо в отно­ше­нии наших отдель­ных жиз­ней, сколь и в отно­ше­нии вели­ких исто­ри­чес­ких собы­тий. Я, напри­мер, пред­ста­вить себе не мог в начале 1990-х, при­сту­пая к работе «Нацисты: пре­дос­те­ре­же­ние исто­рии», что она ста­нет нача­лом столь дол­гого пути. Ведь только в про­цессе работы над филь­мом «Пре­дос­те­ре­же­ние исто­рии» я вполне осоз­нал, какой обши­р­ный новый исто­ри­чес­кий мате­риал сде­лался дос­ту­п­ным в Вос­точ­ной Европе после паде­ния Бер­линс­кой стены. Именно это обсто­я­тель­ство, а также креп­ну­щее убеж­де­ние в отно­ше­нии того, что невоз­можно пере­о­це­нить важ­ность войны Гит­лера про­тив Ста­лина в любой попы­тке понять образ мыс­лей нацис­тов, скло­нили меня сразу же взяться за дру­гой про­ект. Поэ­тому еще несколько лет я писал сце­на­рий, зани­мался про­из­водст­вом и режис­су­рой фильма «Война сто­ле­тия» об эпи­чес­кой борьбе между нациз­мом и ком­му­низ­мом.

Ка­кие очер­та­ния при­об­рела вся эта работа, стало для меня вполне оче­ви­д­ным только теперь. В то время я не видел этого столь ясно. Поэ­тому я осо­бенно бла­го­да­рен изда­тель­ству BBC Books за то, что, пере­из­да­вая ори­ги­наль­ную работу «Нацисты: пре­дос­те­ре­же­ние исто­рии», оно пре­дос­та­вило мне воз­мож­ность вклю­чить в книгу также и большую часть «Войны сто­ле­тия». Ибо я думаю, что мате­риал «Войны сто­ле­тия» — в част­ности, глава «Раз­но­вид­ности вой­ны» — наглядно демон­стри­рует реальные пос­ледст­вия нацизма. Конечно, во время поездки по Рос­сии, Бело­рус­сии и Укра­ине, слу­шая расс­казы о наци­стс­кой окку­па­ции, я имел воз­мож­ность глубже вникнуть в сущ­ность миро­по­ни­ма­ния Гит­лера: уны­лый вид, где сост­ра­да­ние вне закона, а жизнь сво­дится к дар­ви­новс­кой борьбе, в кото­рой сла­бым над­ле­жит стра­дать, потому что такова их судьба.

Ко­нечно, при вклю­че­нии одной книги в дру­гую, есть потен­ци­аль­ные слож­ности. Неко­то­рые из них легко исп­ра­вить — опас­ности повто­ре­ния, напри­мер, — и я пос­та­рался отре­дак­ти­ро­вать текст таким обра­зом, чтобы не гово­рить два­жды одно и то же. Я также обно­вил содер­жа­ние в мес­тах, где мое пони­ма­ние с момента напи­са­ния ори­ги­наль­ного текста изме­ни­лось — это, в част­ности, каса­ется раз­дела об исто­ках наци­стс­кого «окон­ча­тель­ного реше­ния еврейс­кого воп­ро­са». Но при целе­нап­рав­лен­ном исс­ле­до­ва­нии собы­тий, гла­в­ным обра­зом, на Вос­точ­ном фронте, отра­жен­ных в мно­го­чис­лен­ных сви­де­тель­ст­вах рус­ских вете­ра­нов, может соз­даться опас­ное впе­чат­ле­ние, будто бы война на западе «не сыг­рала роли».

Я дол­жен под­черк­нуть, что такая точка зре­ния мне совер­шенно чужда. Я вос­пи­ты­вался на геро­и­чес­ких расс­ка­зах о жерт­вах бри­танс­ких и аме­ри­канс­ких воен­нос­лу­жа­щих во Вто­рой миро­вой войне. Мой отец был лет­чи­ком Военно-воз­ду­ш­ных сил Вели­коб­ри­та­нии. А мой дядя слу­жил в кон­воях на Атлан­тике и погиб, когда их корабль подор­вало вра­жес­кой тор­пе­дой. Именно для того, чтобы пол­ная кар­тина борьбы запа­д­ных союз­ни­ков про­тив нацизма была пред­став­лена мак­си­мально широ­кой ауди­то­рии, я заду­мал такие теле­се­ри­алы, как «Битва за Атлан­ти­ку» и «От дня высадки до Бер­ли­на», а затем как редак­тор сле­дил за про­цес­сом их создания.

Но книга, кото­рую вы дер­жите в руках, о дру­гом. В ней я пытался как можно глубже про­ник­нуть в сущ­ность нацизма. Это не исто­рия Вто­рой миро­вой войны и не повест­во­ва­ние обо всех зна­чи­тель­ных воен­ных реше­ниях в ходе кон­ф­ликта. Это попы­тка понять, почему немцы и их союз­ники совер­шили то, что они совер­шили. Именно для дос­ти­же­ния этой цели — и только этой цели — я по необ­хо­ди­мости вклю­чал мате­ри­алы из «Войны сто­ле­тия».

Огля­ды­ва­ясь теперь на про­де­лан­ную работу, я вижу еще один аспект, в свое время не вполне мною осоз­нан­ный. Эти книги, а также свя­зан­ные с ними теле­се­ри­алы, были осно­ваны при­мерно на сотне экск­лю­зи­в­ных инте­р­вью, мно­гие из кото­рых бра­лись у быв­ших чле­нов наци­стс­кой пар­тии. У меня была воз­мож­ность встре­титься и рассп­ро­сить людей, кото­рые обо­жали Гит­лера, рабо­тали у Гимм­лера, вое­вали на Вос­точ­ном фронте и совер­шали зверства в рядах СС. Теперь такая воз­мож­ность более не дос­тупна для тех, кто при­дет после меня, — по той прос­той при­чине, что боль­шинство людей, с кото­рыми мы бесе­до­вали, уже умерли. В раз­гар про­цесса про­из­водства, когда нужно было вов­ремя под­го­то­вить мате­риал к эфиру, книгу к печати, мне как-то не при­хо­дило в голову, что мы делаем нечто иск­лю­чи­тельно цен­ное для буду­щих поко­ле­ний.

Ко­нечно, с пос­те­пен­ным ухо­дом живых сви­де­те­лей отно­ше­ние к нацизму и Вто­рой миро­вой войне также будет меняться. Для моего поко­ле­ния единст­вен­ным спо­со­бом разоб­раться в мире, в кото­ром мы росли, было знать, что про­и­зошло во время Вто­рой миро­вой войны. Раз­де­лен­ная Гер­ма­ния, холод­ная война, советс­кое гос­подство в Вос­точ­ной Европе — пос­ледст­вия того кон­ф­ликта сос­тав­ляли окру­жа­ю­щую нас дейст­ви­тель­ность. Но для сегод­няш­них школь­ни­ков все сов­сем иначе. Вспо­ми­наю, дочь одного друга спро­сила меня, когда ей было семь лет: «Что было раньше: Адольф Гит­лер или битва при Гас­тинг­се?» Для ее поко­ле­ния нацизм — это просто еще один раз­дел исто­рии, часть огром­ной моза­ики, кото­рую нужно уло­жить вместе с рим­ля­нами, нор­ман­нами и Ген­ри­хом VIII.

Ду­маю, вас не уди­вит, что, с моей точки зре­ния, Тре­тий рейх — это отнюдь не «просто еще один раз­дел исто­рии». Я счи­таю, что изу­че­ние нацизма по-преж­нему пре­дос­тав­ляет нам некий уро­вень про­ник­но­ве­ния в сос­то­я­ние общества, кото­рое совер­шенно отли­ча­ется от пре­и­му­ществ пони­ма­ния неко­то­рых дру­гих пери­о­дов прош­лого. Начать хотя бы с того, что наци­сты ходили по этой земле не так уж давно. Они при­шли из циви­ли­зо­ван­ной страны во вре­мена, когда, вслед за Пер­вой миро­вой вой­ной, в Европе возоб­ла­дал целый ряд поло­жи­тель­ных цен­нос­тей и пред­став­ле­ний о демок­ра­тии и пра­вах чело­века. Они все это рас­топ­тали, как только дос­тигли власти, в резуль­тате ряда выбо­ров, пока­зав­ших, что боль­шинство нем­цев, голо­суя либо за ком­му­нис­тов, либо за нацис­тов, в итоге голо­со­вали про­тив демок­ра­тии. Учи­ты­вая, что в сегод­няш­нем мире так много очень юных демок­ра­тий, это серь­е­з­ный при­зыв к бди­тель­ности.

И есть еще один, даже более важ­ный, урок, кото­рый мы дол­жны изв­лечь из этой исто­рии. Заняв­шись дан­ной темой много лет назад, я ожи­дал встре­тить мно­жество быв­ших нацис­тов, кото­рые ска­жут: «Я совер­шал воен­ные прес­туп­ле­ния лишь потому, что выпол­нял при­ка­зы». Однако, если над­авить на быв­шего наци­стс­кого прес­туп­ника, он с боль­шей веро­ят­но­с­тью отве­тит: «Я тогда счи­тал, что пос­ту­паю пра­виль­но». И этот ответ пугает гораздо больше, чем заяв­ле­ния о тупом пови­но­ве­нии, кото­рых я ожи­дал. Быв­шие наци­сты верили, что их под­держка Гит­лера была вполне обос­но­вана кон­к­рет­ными обсто­я­тель­ст­вами тог­даш­него вре­мени. Они расска­зы­вают о том, какое уни­же­ние испы­ты­вали от Вер­саль­ского сог­ла­ше­ния в конце Пер­вой миро­вой войны, а затем в пос­ле­во­ен­ные годы им при­шлось пере­жить рево­лю­ции и гиперинф­ля­цию, а в начале 1930-х — мас­со­вую без­ра­бо­тицу и банк­ротства. Они меч­тали о «силь­ной лич­нос­ти», кото­рая вос­ста­но­вит наци­о­наль­ную гор­дость и побе­дит рас­ту­щую угрозу ком­му­низма.

С годами, встре­чая в работе над филь­мами быв­ших нацистов, я стал пони­мать, что есть еще иное изме­ре­ние в их под­держке Тре­ть­его рейха, вообще не явля­ю­ще­еся «раци­о­наль­ным». Это изме­ре­ние эмо­ци­о­наль­ное, осно­ван­ное на вере. Такое квазире­ли­ги­оз­ное изме­ре­ние нацизма вполне оче­видно, и я под­робно расс­ка­зы­ваю о нем в пер­вой главе книги. Но нам сле­дует также при­знать, что Гит­лер, как поли­ти­чес­кая фигура, давал этим нем­цам нечто такое, чего не могли дать дру­гие поли­ти­чес­кие лидеры. Гит­лер прак­ти­чески никогда не гово­рил о таких ску­ч­ных вещах, как «поли­ти­чес­кая линия». Вместо этого он пред­ла­гал руко­водство, осно­ван­ное на виде­ниях и меч­тах. Бла­го­даря этому ему уда­ва­лось заде­вать нечто такое, что поко­ится в глу­бине чело­ве­чес­кой пси­хики. Джордж Ору­элл упо­ми­нает об этом в своей зна­ме­ни­той рецен­зии на «Майн кампф» Адольфа Гит­лера: «…лю­дям нужны не только ком­форт, без­о­пас­ность, корот­кий рабо­чий день, гиги­ена, конт­роль рож­да­е­мости и вообще здра­вый смысл; они также хотят, иногда по край­ней мере, борьбы и само­по­жерт­во­ва­ния, не говоря уже о бара­ба­нах, фла­гах и пара­д­ных изъ­яв­ле­ниях пре­дан­нос­ти»1. Мно­гим людям также — думаю, Ору­элл сог­ла­сился бы — нра­вится пред­став­лять себя «выс­ши­ми» по рож­де­нию и соз­на­вать, что катаст­ро­фи­чес­кие собы­тия в их стране про­ис­хо­дят не по их собст­вен­ной вине, а в резуль­тате тем­ного «меж­ду­на­род­ного заго­во­ра».

По­ла­гаю, что, при­сту­пая к дан­ному про­екту, во мно­гих отно­ше­ниях я был очень наи­вен в пони­ма­нии чело­ве­чес­ких моти­вов. Мне каза­лось, что люди при­ни­мают важ­ные реше­ния отно­си­тельно своей жизни, осно­вы­ва­ясь на раци­о­наль­ных разу­м­ных кри­те­риях. На самом же деле реше­ние идти за Гит­ле­ром и под­дер­жи­вать его при любых обсто­я­тель­ст­вах в зна­чи­тель­ной сте­пени бывало ско­рее эмо­ци­о­наль­ным. И нам не сле­дует расс­мат­ри­вать это как некую спе­ци­фи­чески «немец­кую» черту. Огля­ни­тесь на собст­вен­ную жизнь и спро­сите себя: часто ли ваши реше­ния бывали дейст­ви­тельно «раци­о­наль­ны­ми». Раци­о­наль­ным ли было ваше реше­ние купить дом или машину, кото­рую вы выб­рали? А ваше рас­по­ло­же­ние к одним людям и непри­язнь к дру­гим — в основе своей они имеют «раци­о­наль­ные» или «эмо­ци­о­наль­ные» причины?

И несмотря на всю работу, про­де­лан­ную исто­ри­камист­рук­ту­ра­лис­тами на про­тя­же­нии пос­лед­них лет, выяв­ля­ю­щую все спе­ци­фи­чес­кие обсто­я­тель­ства воз­ник­но­ве­ния нацизма, мы вынуж­дены при­знать непри­я­т­ный факт: Адольф Гит­лер был неор­ди­нар­ной лич­но­с­тью, кото­рая успешно исполь­зо­вала чувства нем­цев. Конечно, его вли­я­ние расп­рост­ра­ня­лось пре­и­му­щест­венно на тех, кому хоте­лось верить в то, что он утверж­дал — тому при­во­дится много лич­ных сви­де­тельств в этой книге, — и пот­ре­бо­вался эко­но­ми­чес­кий кри­зис (кото­рый он не конт­ро­ли­ро­вал), чтобы вытолк­нуть его на вер­шину власти. Но суть в том, что для мно­жества людей, даже в ран­ние годы ста­нов­ле­ния нацизма, встреча с Гит­ле­ром стала собы­тием, изме­нив­шим их жизнь. Пока­за­тельно сви­де­тель­ство Аль­берта Шпе­ера, кото­рый утверж­дает, что после встречи с Гит­ле­ром он жил на «высо­ком напря­же­нии», а ведь он не единст­вен­ный чело­век с боль­шим интел­лек­том, почувство­вав­ший необ­хо­ди­мость под­чи­нить себя воле австрийс­кого кап­рала. Эта исто­рия учит нас, что харизма (уме­ние снис­кать по­пуляр­ность в мас­сах) — это свойство, к кото­рому сле­дует отно­ситься с подоз­ре­нием. А также нам сле­дует нау­читься про­яв­лять здо­ро­вый скеп­ти­цизм в отно­ше­нии тех, кто сле­дует за поли­ти­чес­кими лиде­рами, руко­водст­ву­ясь «верой».

И нако­нец, есть еще одна все­о­б­ъ­ем­лю­щая при­чина, застав­ля­ю­щая меня думать, что эта исто­рия оста­ется акту­аль­ной. Как я уже писал в завер­ше­нии корот­кого пре­дис­ло­вия к «Войне сто­ле­тия» шесть лет назад: «…это отнюдь не счаст­ли­вая исто­рия, и она не слиш­ком уте­ши­тельна. Но ее сле­дует изу­чать в школе и пом­нить. Потому что на это ока­за­лись спо­со­бны люди в двад­ца­том веке».

Ло­у­ренс Рис

Лон­дон, октябрь 2005 г.

Глава 1
Путь к влас­ти

Влесу воз­ле горо­да, кото­рый в прош­лом был вос­точ­ноп­рус­ским горо­дом Рас­тен­бург, а сегодня явля­ется поль­с­ким горо­дом Кент­шин, можно уви­деть бес­фор­мен­ную груду желе­зо­бе­тона. Сегодня трудно пред­ста­вить себе мест­ность более отда­лен­ную от центра власти, чем эта глу­хая часть вос­точ­ной Польши у гра­ницы с Рос­сией. Но если бы вы очу­ти­лись на этом месте осенью 1941 года, то ока­за­лись бы в центре управ­ле­ния одного из наи­бо­лее могу­щест­вен­ных людей в исто­рии — Адольфа Гит­лера. Его сол­даты уже сто­яли на бере­гах фран­цузс­кой Бре­тани и топ­тали пше­ни­ч­ные поля Укра­ины. Более 100 мил­ли­о­нов евро­пей­цев, кото­рые еще несколько меся­цев назад жили в неза­ви­си­мых госу­дарст­вах, уже нахо­ди­лись под его вла­с­тью. В Польше пол­ным ходом раз­во­ра­чи­ва­лось одно из самых вар­варс­ких в мире пере­се­ле­ний наро­дов. И, прес­ту­пив гра­ницы мыс­ли­мого зла, Гит­лер вместе с Ген­ри­хом Гимм­ле­ром уже пла­ни­ро­вали унич­то­же­ние целого народа — евреев. Реше­ние, кото­рое Гит­лер при­ни­мал в этом ныне лежа­щем в руи­нах бетон­ном городе, кос­ну­лось жизни каж­дого из нас и опре­де­лило ход собы­тий вто­рой поло­вины двад­ца­того сто­ле­тия, при­чем к худшему.

Как же стало воз­мо­ж­ным, что куль­тур­ная нация, в самом сердце Европы, поз­во­лила при­йти к власти этому чело­веку и наци­стс­кой пар­тии, кото­рую он возг­лав­лял? Зная о стра­да­ниях и разо­ре­ниях, кото­рые наци­сты при­несли чело­ве­честву, сей­час кажется почти непо­сти­жи­мой мысль о том, что Адольф Гит­лер стал канц­ле­ром Гер­ма­нии в 1933 году вполне кон­сти­ту­ци­он­ным путем.

Одно из широко расп­рост­ра­нен­ных объ­яс­не­ний того, как наци­сты дос­тигли власти, осно­вы­ва­ется на харак­тере Гит­лера. Ни одна из реаль­ных исто­ри­чес­ких лич­нос­тей не обсуж­да­лась так широко; напри­мер, биог­ра­фий Гит­лера в два с лишним раза больше, нежели биог­ра­фий Чер­чилля. Сами наци­сты, объ­яс­няя собст­вен­ный успех, дохо­дили в своих биог­ра­фи­чес­ких исс­ле­до­ва­ниях до край­нос­тей. Сто­рон­ники Гит­лера в наци­стс­кой пар­тии при­шли к заклю­че­нию, что он не прос­той сме­р­т­ный, а сверх­че­ло­век. «Гит­лер оди­нок. Как Бог. Гит­лер как Бог»2, — ска­зал Ганс Франк, рейхс­ми­нистр юсти­ции, в 1936 году. Юлиус Штрай­хер, нацист с осо­бой любо­вью к пре­у­ве­ли­че­ниям, шаг­нул еще дальше: «Хрис­тос и Гит­лер выдер­жи­вают срав­не­ние только в одном или двух иск­лю­чи­тель­ных момен­тах: Гит­лер — слиш­ком вели­кий чело­век, чтобы срав­ни­вать его со столь незна­чи­тель­ной лич­но­с­тью»3. А в 1930-х годах в немец­ких детс­ких садах поя­ви­лась новая молитва: «Доро­гой Фюрер, мы любим тебя, как папу и маму. Так как мы при­над­ле­жим им, так мы при­над­ле­жим и тебе. О Фюрер, прими нашу любовь и веру!»4

Вот еще одно из объ­яс­не­ний при­хода нацис­тов к власти, кото­рое наци­стс­кий министр про­па­га­нды Йозеф Геб­бельс хотел вну­шить всему миру. Он лично спра­ши­вал Гит­лера после того, как про­чи­тал «Майн кампф»: «Кто этот чело­век? Напо­ло­вину пле­бей, напо­ло­вину бог! Воис­тину Хрис­тос или всего лишь Иоанн Крес­ти­тель?»5 Сог­ласно наци­стс­кой вер­сии исто­рии, Гит­лер, изб­ран­ник судьбы, при­шел к власти в Гер­ма­нии во мно­гом так же, как две тысячи лет назад Хрис­тос при­шел спасти мир. В обоих слу­чаях их успех был пре­доп­ре­де­лен их сверх­че­ло­ве­чес­кой судь­бой. Это объ­яс­не­ние, хоть обы­чно и не в такой край­ней форме, в неко­то­рых кру­гах до сих пор оста­ется по­пуля­р­ным объ­яс­не­нием того, как наци­сты при­шли к власти. Это сов­па­дает с жела­нием мно­гих людей понять прош­лое просто в поня­тиях исто­рии «вели­ких людей», кото­рые кроят мир по своей воле, нев­зи­рая на обсто­я­тель­ства вок­руг них. Но с этим объ­яс­не­нием, как отве­том на воп­рос: «Каким же обра­зом наци­сты при­шли к влас­ти?», есть просто одна загвоздка: такое объ­яс­не­ние ложное.

Ведь наци­стс­кая пар­тия участ­во­вала во все­об­щих выбо­рах в Гер­ма­нии в мае 1928 года. На тот момент Гит­лер уже был лиде­ром пар­тии лет семь. И к тому моменту немец­кий народ имел пол­ную воз­мож­ность лице­зреть его сверх­че­ло­ве­чес­кие качества и попасть под его гип­но­ти­чес­кие чары. Но нет, на тех выбо­рах наци­стс­кая пар­тия заво­е­вала ровно 2,6 про­цента голо­сов изби­ра­те­лей. В сек­рет­ном пра­ви­тель­ст­вен­ном докладе от 1927 года име­ется выра­зи­тель­ная, в кон­тексте того вре­мени, оценка нацис­тов. Сог­ласно этому доку­менту, «наци­стс­кая пар­тия не имеет сколько-ни­будь зна­чи­тель­ного вли­я­ния на боль­шую часть насе­ле­ния»6. Таким обра­зом, суж­де­ние о том, что Гит­лер имел гип­но­ти­чес­кое или почти божест­вен­ное вли­я­ние на нем­цев, нев­зи­рая на обсто­я­тель­ства, явля­ется чепу­хой. Безус­ловно, Гит­лер был неза­у­ряд­ной лич­но­с­тью, и его воз­дейст­вие на ход собы­тий нельзя недо­оце­ни­вать, однако суть его харак­тера не явля­ется дос­та­то­ч­ным объ­яс­не­нием ни появ­ле­ния нацизма, ни при­хода нацис­тов к власти. Факт заклю­ча­ется в том, что Гит­лер и наци­сты просто в такой же сте­пени зави­сели от усло­вий сво­его вре­мени, как и все мы. Неза­ви­симо от того, кем был Гит­лер, но только из-за кол­ла­бо­ра­ци­о­низма, сла­бости, прос­че­тов и тер­пи­мости дру­гих наци­сты и смогли при­йти к власти. Несом­ненно, если бы не кри­зис, кото­рый пот­ряс весь мир, наци­стс­кая пар­тия вообще не смогла бы поя­виться.

Когда Гер­ма­ния капи­ту­ли­ро­вала и в ноябре 1918 года закон­чи­лась Пер­вая миро­вая война, в немец­кой армии мно­гие не могли понять, почему слу­чи­лась эта катаст­рофа. «Мы и правда были пора­же­ны, — гово­рит немец­кий вете­ран войны Гер­берт Рих­тер, — потому что совер­шенно не чувст­во­вали себя побе­ж­ден­ными.

Войска на пере­до­вой не ощу­щали сво­его пора­же­ния, и мы были удив­лены, почему прек­ра­ще­ние воен­ных дейст­вий про­и­зошло так быстро и почему мы так быстро оста­вили свои пози­ции, ведь мы же были на вра­жес­кой тер­ри­то­рии; все это нам каза­лось стран­ным». Вос­по­ми­на­ния Гер­берта Рих­тера о своих чувст­вах и чувст­вах его това­ри­щей по поводу капи­ту­ля­ции до сих пор отчет­ливы. «Мы были разг­не­ваны, потому что не чувст­во­вали, что у нас нет больше сил». И эта ярость имела свои опа­с­ные пос­ледст­вия.

Те, кто испы­ты­вал такие чувства, сразу же стали искать вино­в­ных во вне­зап­ном прек­ра­ще­нии огня и в подоз­ри­тель­ных для них усло­виях пере­ми­рия. Расп­рост­ра­нился миф об «ударе ножом в спи­ну» — мол, пока немец­кие сол­даты жерт­во­вали жиз­нями в око­пах, дру­гие, в тылу, на родине, пре­да­вали их. Кто были эти «дру­гие»? Это были левые, левые поли­тики, так назы­ва­е­мые ноя­б­рь­с­кие прес­туп­ни­ки, кото­рые сог­ла­си­лись с уни­зи­тель­ным пере­ми­рием 1918 года. Гер­ма­ния в конце 1918 года впе­р­вые в своей исто­рии обра­ти­лась к демок­ра­тии. И поли­ти­кам стало понятно, что про­дол­же­ние войны бес­смы­с­ленно, что Гер­ма­ния войну про­и­г­ры­вает. Но мно­гие сол­даты смот­рели на это иначе: им обсто­я­тель­ства пора­же­ния Гер­ма­нии в ноябре 1918 года при­несли только позор и бес­чес­тие.

В Бава­рии, части южной Гер­ма­нии, это чувство пре­да­тель­ства осо­бенно сильно ощу­ща­лось мно­гими сол­да­тами, вер­нув­ши­мися из око­пов, и граж­данс­кими пра­вых поли­ти­чес­ких взгля­дов. Мюн­хен, сто­лица Бава­рии, в 1919 году пре­бы­вал в сос­то­я­нии хаоса. В фев­рале был убит поли­тик-со­ци­а­лист Курт Эйс­нер7. Это убийство при­вело к мас­со­вым бес­по­ряд­кам и имело зна­чи­тель­ные поли­ти­чес­кие пос­ледст­вия. В апреле 1919 года была обра­зо­вана недол­го­веч­ная Баварс­кая советская рес­пуб­лика (Bayerische Räterepublik), а затем соз­дано пра­ви­тель­ство, возг­лав­лен­ное ком­му­нис­тами. 1–2 мая воору­жен­ные силы пра­вых, сос­то­я­щие из час­тей гер­манс­ких войск и отря­дов фрай­кора (Freikorps)8, взяли Мюн­хен, жес­токо пода­вив соп­ро­тив­ле­ние ком­му­нис­тов и уст­роив мас­со­вый тер­рор. Сам факт сущест­во­ва­ния этого пос­лед­него возг­лав­ля­е­мого ком­му­нис­тами мюн­хенс­кого пра­ви­тель­ства ясно пока­зал мно­гим в этой тра­ди­ци­онно кон­сер­ва­тив­ной части Гер­ма­нии, что их страх перед ком­му­нис­тами был небе­зос­но­ва­тель­ным. «Да здравст­вует миро­вая рево­лю­ция!» — такими сло­вами закан­чи­ва­ется одна из бро­шюр Ком­му­нис­ти­чес­кой пар­тии Гер­ма­нии того пери­ода — одно из мно­гих тво­ре­ний аги­та­ци­он­ной про­дук­ции, кото­рая питала пара­нойю пра­вых и соз­да­вала атмос­феру, в кото­рой могли про­цве­тать ради­каль­ные пар­тии, про­ти­вос­то­я­щие ком­му­нис­там.

Была еще одна, более зло­ве­щая при­чина, по кото­рой Баварская советс­кая рес­пуб­лика про­из­вела такое устой­чи­вое впе­чат­ле­ние на соз­на­ние пра­вых. Боль­шинство лиде­ров этого пере­во­рота левых были евре­ями. Это спо­собство­вало обост­ре­нию пре­ду­беж­де­ния, что за всем злом и неспра­вед­ли­во­с­тью в Гер­ма­нии стоят евреи. Распрост­ра­ня­лись слухи о том, как евреи укло­ня­лись от слу­жбы в армии и что не кто иной, как еврей в пра­ви­тель­стве — Валь­тер Рате­нау9, — тайно спо­собст­во­вал столь уни­зи­тель­ному пере­ми­рию. Да и сей­час, сог­ласно нагро­мож­дав­шейся лжи, немец­кие евреи про­да­вали страну в рам­ках все­мир­ного заго­вора, орга­ни­зо­ван­ного меж­ду­на­ро­д­ным еврейст­вом.

По иро­нии судьбы эта ложь была дейст­венна именно потому, что в Гер­ма­нии тогда жила всего лишь горстка евреев. В июне 1933 года их нас­чи­ты­ва­лось только 503 000, какие-то 0,76 про­цен­та насе­ле­ния; и, в отли­чие от еврейского насе­ле­ния дру­гих евро­пейс­ких стран, таких как Польша, они были отно­си­тельно асси­ми­ли­ро­ваны. Пара­док­саль­ным обра­зом это сыг­рало на руку немец­ким анти­се­ми­там, поскольку при отсутст­вии боль­шого коли­чества евреев во плоти и крови мог расп­рост­ра­няться фан­тас­ти­чес­кий образ еврейства, в кото­ром евреи воп­ло­щали все, что не нра­ви­лось пра­вым силам в пос­ле­во­ен­ной Гер­ма­нии. «С поли­ти­чес­кой точки зре­ния мно­гим людям было очень легко сос­ре­до­то­чить свое вни­ма­ние на евре­ях, — гово­рит про­фес­сор Крис­то­фер Бра­у­нинг. — Еврей стал сим­во­лом левого поли­тика, капи­та­листа-эксп­лу­а­та­тора, раз­ного рода аван­гард­ного экс­пе­ри­мента в куль­туре, секу­ля­ри­за­ции — всего того, что вызы­вало непри­я­тие у довольно широ­кой кон­сер­ва­тив­ной части поли­ти­чес­кого спектра. Еврей стал иде­аль­ным поли­ти­чес­ким разд­ра­жи­те­лем».

В тече­ние сотен лет немец­кие евреи были жерт­вами пред­рас­суд­ков и не допус­ка­лись во мно­гие сферы общест­вен­ной жизни. И лишь только во вто­рой поло­вине XIX века им было раз­ре­шено вла­деть зем­лей и воз­де­лы­вать ее. Гер­ма­ния после Пер­вой миро­вой войны оста­ва­лась стра­ной, где анти­се­ми­тизм все еще был обы­ч­ным явле­нием. Ойген Левине, немец­кий еврей, вырос­ший в Бер­лине в 1920-е годы, стра­дал в детстве лишь из-за того, что был евреем. До четы­рех или пяти лет он играл с дру­гими детьми неев­рейс­кого про­ис­хож­де­ния. А затем, когда вер­ну­лись домой их стар­шие бра­тья, сверст­ники стали гово­рить ему: «Гря­з­ный еврей­чик, тебе нельзя здесь играть, ухо­ди». «Дру­гие дети были тихи­ми, — гово­рит Ойген Леви­не, — но эти маль­чики уже были полны духом анти­се­ми­тизма. Одна­жды один из стар­ших маль­чи­ков избил меня, ведь шес­ти­лет­нему ребенку не по силам тягаться с четы­р­над­ца­ти­лет­ним». Помимо этого жес­то­кого слу­чая он испы­тал на себе про­яв­ле­ние анти­се­ми­тизма в виде довольно стран­ного риту­ала: «В любой новой школе на пер­вой утрен­ней пере­менке ты полу­чал тумака, потому что ты — еврей; а затем все наблю­дали, на что ты спо­со­бен, и ты вынуж­ден был драться. И если ты давал сдачи — тебе не нужно было даже побеж­дать — если ты давал дол­ж­ный отпор, они остав­ляли тебя в покое».

Од­нако нужно ста­раться избе­гать одноз­на­ч­ных оце­нок. Пос­кольку всем изве­с­тны реа­лии Освен­цима, легко при­йти к заклю­че­нию, будто бы в то время Гер­ма­ния была единст­вен­ной стра­ной, где про­цве­тал анти­се­ми­тизм. На самом деле это было не так. И хотя анти­се­ми­тизм сущест­во­вал, но обы­чно, по сло­вам Ойгена Левине, «это не было про­яв­ле­нием того анти­се­ми­тизма, кото­рый скло­нял людей поджи­гать сина­го­ги». Зная, что слу­чи­лось в Гер­ма­нии при нацис­тах, тра­ги­ч­ным явля­ется факт, что после Пер­вой миро­вой войны какое-то коли­чество евреев бежало из Польши и Рос­сии в Гер­ма­нию с целью укрыться от анти­се­ми­тизма, про­цве­та­ю­щего в тех стра­нах. «Вос­то­ч­ные евреи», как пра­вило, были менее асси­ми­ли­ро­ваны, чем дру­гие немец­кие евреи, и поэ­тому вызы­вали больше про­яв­ле­ний анти­се­ми­тизма. Детство Бернда Линна, кото­рый впос­ледст­вии стал офи­це­ром СС, прошло в Гер­ма­нии в начале 1920-х годов, и его анти­се­ми­тизм питался тем, что он восп­ри­ни­мал, как «чуж­дое» пове­де­ние «вос­то­ч­ных евре­ев» в отцовс­кой лавке: «У нас было много поку­па­те­лей евреев. Они слиш­ком много себе поз­во­ляли. В конце кон­цов, они ведь были у нас гос­тями, но не вели себя над­ле­жа­щим обра­зом. Раз­ница была слиш­ком оче­вид­ной между ними и евре­ями, давно здесь осев­шими, с кото­рыми у нас были хоро­шие отно­ше­ния. Ведь все эти при­ехав­шие сюда вос­то­ч­ные евреи вообще не ладили с живу­щими здесь запа­д­ными евре­ями. Их манера дер­жаться у нас в мага­зине все более уве­ли­чи­вала мое непри­я­тие их». Бернд Линн радостно при­знался нам, что ребен­ком швы­рял петар­дами в евреев на школь­ной пло­щадке, а еще они с однок­ласс­ни­ками при­ду­мали такое разв­ле­че­ние (это ему нра­ви­лась больше всех) — бро­сать евреям в поч­то­вые ящики нари­со­ван­ные «билеты в Иеру­са­лим в один конец».

Фри­до­лин фон Шпаун сразу после Пер­вой миро­вой войны был уже дос­та­точно взро­с­лым, чтобы всту­пить в один из отря­дов фрай­кора. Как и Бернд Линн, он также под­дер­жи­вал наци­стс­кую пар­тию и тоже имел лич­ные пре­тен­зии к евреям. «Если бы евреи несли нам что-то хоро­шее, все было бы нор­маль­но, — гово­рит он. — Но они нас над­ували. Они ско­ла­чи­вали сос­то­я­ние, а потом объ­яв­ляли себя банк­ро­тами и исче­зали с наби­тыми кар­ма­нами. Поэ­тому я счи­таю вполне естест­вен­ным широ­кое расп­рост­ра­не­ние анти­ев­рейс­ких настро­е­ний». Фри­до­лин фон Шпаун про­дол­жает без капли иро­нии: «В тече­ние жизни и, еще даже будучи ребен­ком, я много стал­ки­вался с евре­ями и дол­жен выра­зить им лич­ный упрек: ни один из тех, кого я встре­тил, не стал моим дру­гом. Почему? Не по моей вине. Я ничего про­тив них не имел. Я всегда отме­чал, однако, что они лишь исполь­зуют меня. И это — разд­ра­жало. Так что я не анти­се­мит. Я просто их не пони­маю».

На все эти выс­ка­зы­ва­ния Ойген Левине реа­ги­рует доста­точно отк­ро­венно: «Я не могу особо воз­му­щаться тем, что есть абсо­лютно не обос­но­ван­ным. Назвать это неспра­вед­ли­во­с­тью озна­чает при­да­вать этому слиш­ком много зна­че­ния. Ну разве это не гово­рит об их заблуж­де­нии? Когда два чело­века совер­шают одну и ту же ошибку и один из них еврей, тогда они гово­рят: кто же это, как не еврей? Что ж, это для них типично — чего еще можно ожи­дать. Про­кля­тый еврей». А если это анг­ли­ча­нин, то вы гово­рите: «Странно, это не свойст­венно анг­ли­ча­нам». В конце кон­цов, сущест­вуют сотни анек­до­тов об этом самом отно­ше­нии. О том, как гово­рят анти­се­миты: «Вот еще одно над­ру­га­тель­ство со сто­роны евреев, не счи­тая того, что вы, евреи, пото­пили “Тита­ник”. А еврей отве­чает: “Поз­вольте, это же смешно. “Тита­ник” пото­пил айс­берг”. А тот гово­рит: “Айс­берг, Грин­берг, Голд­берг, все вы, евреи, оди­на­ко­вы”».

Вот в усло­виях такой общест­венно-по­ли­ти­чес­кой ситу­а­ции 12 сен­тября 1919 года три­дца­ти­лет­ний ефрей­тор немец­кой армии по имени Адольф Гит­лер при­шел на засе­да­ние Немец­кой рабо­чей пар­тии (Deutsche Arbeiterpartei, DAP) в Зале вете­ра­нов войны в пив­ной «Штер­не­керб­рой» (Sterneckerbräu) в Мюн­хене. Его туда пос­лал капи­тан Карл Майр, началь­ник отдела аги­та­ции Баварс­кого коман­до­ва­ния рейх­свера, с целью раз­ню­хать, что это за пар­тия. На этом засе­да­нии Гит­лер, взвол­но­ван­ный речью неко­его лек­тора, кото­рый при­зы­вал к отде­ле­нию Бава­рии от Гер­ма­нии, раз­бил его аргу­ме­нты, про­де­мо­нст­ри­ро­вав блес­тя­щие ора­торс­кие спо­соб­ности. Сле­сарь Антон Дрекс­лер, кото­рый осно­вал эту пра­вую пар­тию около девяти меся­цев назад, сразу же при­гла­сил Гит­лера в нее вступить.

Кто же был этот чело­век, кото­рый в тот вечер в пив­ной «Штер­не­керб­рой» начал свой путь в исто­рию? В тече­ние пер­вых три­дцати лет он ничем не выде­лялся, разве что только сво­ими стран­нос­тями. Плохо учился в школе, про­ва­лился при пос­туп­ле­нии в Ака­де­мию изоб­ра­зи­тель­ных искусств в Вене; его единст­вен­ным успе­хом в жизни была сол­датс­кая служба в годы Пер­вой миро­вой войны, когда за отвагу он был награж­ден Желе­з­ным крес­том пер­вой степени.

Све­дения о жизни Гит­лера до его появ­ле­ния на засе­да­нии в пив­ной «Штер­не­керб­рой» отры­во­чны. Одним из осно­в­ных источ­ни­ков явля­ется его собст­вен­ный расс­каз от 1924 года в «Майн кампф». Здесь он пишет, как перед Пер­вой миро­вой вой­ной, гуляя по Вене, «я начал при­стально при­смат­ри­ваться к евре­ям… И чем больше я при­гля­ды­вался к ним, тем рель­еф­нее отде­ля­лись они в моих гла­зах от всех осталь­ных людей… Разве есть на свете хоть одно нечис­тое дело, хоть одно бес­стыдство какого бы то ни было сорта, и прежде всего в области куль­тур­ной жизни наро­дов, в кото­рой не был бы заме­шан по край­ней мере один еврей?» Эти зна­ко­мые слова подтверж­дают идею, кото­рую Гит­лер хотел нам навя­зать, что вот чел…