Смерть под маской

Susan Hill

THE MAN IN THE PICTURE

Copyright © Susan Hill, 2007

This edition published by arrangement with Sheil Land Associates and Synopsis Literary Agency

All rights reserved

Перевод с английского Владимира Мисюченко

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Ильи Кучмы

Хилл С.

Смерть под маской : роман / Сьюзен Хилл ; пер. с англ. В. Мисюченко. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. — (Азбука-бестселлер).

ISBN 978-5-389-20500-0

16+

В гостиной старого профессора в Кембридже висит картина XVIII века с изображением сцены Венецианского карнавала. И однажды в холодную зимнюю ночь стареющий преподаватель открывает бывшему ученику ее жуткую тайну. Мрачная картина — это не просто бытовая сценка, а ловушка для непосвященных. Смотреть на картину — значит играть с невидимыми демонами, которых она скрывает, и стать жертвой ее зловещей красоты...

© В. Ф. Мисюченко, перевод, 2012

© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа
„Азбука-Аттикус“», 2021
Издательство АЗБУКА®

Стивену Маллатратту1
с любовью и признательностью

---

Пролог

Эту историю однажды ближе к ночи — мороз во дворе колледжа пробирал до костей — рассказал мне мой старый наставник Тео Пармиттер, когда мы сидели у огня в его служебной квартире. В те времена в каминах еще горел настоящий огонь, а уголь в громадных медных ведерках приносил слуга. Я проделал путь от Лондона, чтобы повидаться со старым другом, которому тогда было уже далеко за восемьдесят: мужчина по-прежнему бодрый и сердечный, с острым умом, он, однако, был настолько искалечен жестоким артритом, что уже с трудом выбирался из дому. Колледж заботливо опекал его. Тео Пармиттер принадлежал к вымирающему племени старых кембриджских холостяков, которому колледж заменял семью. Он прожил в своей прелестной квартире больше пятидесяти лет и собирался здесь умереть. Кое-кто из его бывших учеников взял себе за правило время от времени навещать старика, привозя с собой новости и живое дыхание мира. Ведь Тео любил этот мир. Ему больше не удавалось окунуться в него надолго, но он обожал легкий треп: послушать, кто, где и кем работает, кто преуспевает, достиг той или иной высокой должности или оказался замешан в каком-нибудь скандале.

Я изо всех сил развлекал его бóльшую часть дня и за обедом, который нам подали в его комнатах. Я собирался остаться на ночь, встретиться еще с парой знакомых и скоренько пробежаться по старым, излюбленным местам.

Впрочем, мне бы не хотелось, чтобы у вас создалось впечатление, будто то был сочувственный визит к старцу, от которого я мало что получал взамен. Напротив, Тео был потрясающим собеседником — остроумным, язвительным, прозорливым, это был настоящий кладезь историй, которые отнюдь не являлись бессвязными воспоминаниями старика. Рассказчик он был чудесный. И все, даже самые молодые из соискателей всегда состязались за право сидеть рядом с ним за обедом в общем зале.

Шла, помнится, последняя неделя каникул, и в колледже было тихо. Мы отлично пообедали, выпили бутылку доброго кларета и блаженно раскинулись в креслах перед огнем в камине. Однако налетавший, как всегда, прямо с Фенских болот зимний ветер завывал, и временами по стеклу барабанил град взметенного им снега и льда.

В последний час наш разговор стал мягко и неприметно стихать. Я рассказал обо всем, что было у меня нового, вместе с профессором мы уже успели навести порядок на всем белом свете, и теперь языки пламени сглаживали остроту нашей беседы. Восхитительно-уютно было сидеть, нежась в озерцах света от пары ламп, и на какое-то время мне показалось, что Тео задремал.

Тут, однако, он и заговорил:

— Все гадаю, захотите ли вы выслушать странную историю.

— С великим удовольствием.

— Странную и в каком-то смысле волнующую. — Он поудобнее устроился в кресле. Тео никогда не жаловался, но я все же догадывался, что артрит причиняет ему немалую боль. — История как раз под стать такой ночи.

Я взглянул на старика. Лицо его, высвеченное мерцанием пламени в камине, хранило выражение настолько серьезное (я даже готов сказать, «смертельно серьезное»), что я несколько опешил.

— Принимайте это как угодно, Оливер, — тихо произнес Тео, — но, уверяю вас, эта история — правда. — Он подался вперед. — Прежде чем начать, могу я побеспокоить вас и попросить принести сюда графинчик с виски? — Я встал и направился к полке с напитками, а Тео тем временем сообщил: — История моя связана с картиной, что слева от вас. Вы ее помните?

Он указал на узкую полоску стены между двумя книжными шкафами, скрытую густой тенью. Тео всегда считался довольно удачливым коллекционером живописи и обладал несколькими весьма ценными рисунками старых мастеров и акварелями XVIII века. Все они достались ему, как он однажды признался, по скромным ценам еще в пору его молодости. Я не слишком разбираюсь в картинах, и, честно говоря, вкус Тео не совпадает с моим. И все же я подошел к полотну, на которое он указывал.

— Включите там свет.

От времени краски на картине несколько потемнели, но теперь я видел ее очень хорошо и рассматривал с интересом. Изображалась на ней сценка венецианского карнавала. На плавучей пристани рядом с Большим каналом и на площади позади нее одетая в маски и плащи толпа стояла вокруг развлекавших публику жонглеров, акробатов и музыкантов. Одни усаживались в гондолы, другие уже плыли в них по воде. Лодки сбивались в кучу, а гондольеры бились на шестах. Картина была из тех, где изображение дается во вспышках салюта и пламени факелов, вызывающих то тут, то там какое-то сверхъестественное сияние, высвечивающих лица и пятна яркой одежды, серебристой рябью ложащихся на воду, оставляя в глубокой тени все остальное. Мне такая манера представляется довольно искусственной, но, разумеется, это было превосходное произведение — во всяком случае, на мой неискушенный взгляд.

Я выключил лампочку, и картина со всеми ее слегка зловещими гуляками вновь погрузилась во тьму своего укромного уголка.

— Кажется, прежде я никогда не обращал на нее внимания, — сказал я, наливая себе виски. — Давно она у вас?

— Дольше, чем я на то имею право. — Тео откинулся на спинку глубокого кресла так, что и сам погрузился в тень. — Я облегчу душу, рассказав то, о чем прежде молчал, и сниму с себя это тяжкое бремя. Надеюсь, вы не против принять часть этого груза?

Мне ни разу не доводилось слышать от него ничего подобного, я и не знал, что голос его способен звучать с такой гробовой серьезностью, но, конечно же, не колеблясь согласился исполнить все его пожелания, совершенно не представляя, чем расплачусь за готовность взять на себя, как выразился Тео, «часть этого груза».

В действительности моя история началась лет семьд…