Фрагмент книги «Радин»
Начинать лучше прямо с утра, сказал доктор, которого жена Радина считала лучшим в городе, может, потому, что он был каталонцем, как она сама. У доктора было помятое лицо с неожиданно яркими зелеными глазами и лохматыми бровями, изогнутыми в скобку, отчего лицо всегда казалось удивленным.
Радину нечем было удивить доктора, его история была обычной, сначала депрессия, потом пьянство, после пьянства — клиника, на которую ушло все, что оставалось от американского издания, а после клиники — внезапные рыдания, настигавшие Радина где угодно, на встрече с клиентами, в постели с женой или просто на улице.
Урсула смирилась с потерей денег, выброшенных на выпивку, а потом на лечение, она смирилась даже с тем, что Радина выставили из конторы, куда она засунула его всего полгода назад, подняв все свои связи в чужом городе. Но смириться с рыданиями она не смогла. Мужчина, способный показать свои слезы, был для нее чем-то обреченным, скользким, безнадежно бьющимся, будто речной карась в ведре у рыболова.
Радин принес ей записку от нарколога, где скудной латынью объяснялось: тра-та-та, побочный эффект, все пройдет, как только психика пациента стабилизируется. Но Урсула отправила его к остроглазому каталонцу, владельцу кабинета в Альфаме, где кушетка была ковровой и пыльной, будто в марокканской курильне. От докторского стола кушетку отделяла ширма с резными панелями, на одной панели Радин разглядел журавля.
— Вас в детстве просили покашлять, когда доктор приставлял к спине стетоскоп? А я попрошу вас заплакать. Заплачьте!
— Не могу. У меня в горле пересохло!
— Друг мой, представьте свою обиду и заплачьте. Давайте подкрутим колесико яркости. Вас нигде не печатают? Жена не читает ваших рукописей?
— Моя жена вообще ничего не читает. Мой первый роман перевели уже на два языка. А другие колесики бывают?
— Подумайте о своей склонности к деструкции, и слезы польются. Даже работодатели чувствуют вашу разрушительность, как лиса чует ружейное масло.
— Может, они и правы, эти ваши работодатели. Две фирмы, в которых я здесь работал, уже обанкротились. Даже страна, в которой я некоторое время жил, развалилась!
