Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Посвящается Джо

Кто ведает сейчас,

Где доведется быть ему,

Когда минует год?

Неизвестный автор, 1445

Присядем. Пусть расскажут нам преданья

Печальные о смерти королей:

Одни из них низложены; другие

В бою погибли; тех сгубили духи

Низложенных с престола жертв; иных

Их собственные жены отравили;

Иные же зарезаны во сне:

Убиты все. Внутри пустой короны,

Венчающей нам бренные виски,

Смерть держит двор… [1]

Уильям Шекспир. Ричард II (около 1595)

Карты

1. Франция и Нижние земли

2. Англия и Уэльс в XV веке

3. Земельные владения английской знати в Англии и Уэльсе

Генеалогические таблицы

Дом Ланкастеров

Дом Йорков

Дом Тюдоров

От автора

Там, где это уместно, денежные суммы переведены в современную валюту с помощью сайта http://www.nationalarchives.gov.uk/currency/. Однако читателям стоит иметь в виду, что преобразование старинных денежных величин — поразительно неточная область науки и приведенные цифры предназначены для общего ознакомления. Сто фунтов 1450 года равнялись бы примерно 55 тысячам фунтов (или 90 тысячам долларов) сегодня. Эту сумму за десять лет в середине XV века зарабатывал простой работник.

Там, где указано расстояние между двумя точками, оно измерено при помощи Google Maps Walking Directions и поэтому представляет собой кратчайший маршрут с учетом современных дорог.

Генеалогические древа в начале книги призваны прояснить сложные династические связи, которые будут упомянуты ниже. Руководствуясь здравым смыслом и в целях экономии места, я их упростил. Кое-где братья и сестры располагаются не в порядке старшинства.

Предисловие

Война Роз: правда или выдумка?

В семь часов утра пятницы 27 мая 1541 года в залитый солнцем внутренний двор лондонского Тауэра вышла пожилая женщина. Ее звали Маргарет Поул. По рождению и крови она была одной из самых знатных особ Англии. Ее отец Джордж, герцог Кларенс, приходился королю родным братом, а мать, Изабелла Невилл, в свое время была сонаследницей одного из крупнейших графств в стране. Родители Маргарет давно умерли, превратившись в тени другой эпохи, предыдущего столетия.

Маргарет прожила долгую и удивительную жизнь. В течение двадцати пяти лет она была графиней Солсбери и одной из двух женщин, которые в то время получили пэрство не по мужу. Еще совсем недавно она владела землями в семнадцати графствах и была одной из пяти самых богатых аристократок своего поколения. Теперь, в 67 лет — по меркам эпохи Тюдоров этот возраст считался глубокой старостью — она казалась современникам настолько древней старухой, что ей давали и 80, и 90 лет1.

Как и многие обитатели Тауэра, Маргарет Поул была узницей. Два года назад она лишилась земель и титулов после того, как парламент издал акт, обвинявший ее в том, что она «сотворила и совершила различные многообразные, отвратительные и гнусные предательства» по отношению к своему двоюродному племяннику Генриху VIII. В чем конкретно заключалась ее измена, было не вполне ясно, так как преступления Маргарет перед короной носили очень общий характер. Во-первых, она была близкой родственницей короля, а во-вторых, с подозрением относилась к принятой им новой доктрине христианской веры, получившей популярность в Европе в последние двадцать лет. Именно по этим двум причинам вот уже полтора года она обитала в неприступной лондонской крепости, побеленная центральная башня которой ощетинилась пушками.

В тюрьме Маргарет жилось неплохо. Для аристократа XVI века тюрьма означала ограничение в перемещениях, которое смягчали сносные и даже роскошные условия. И она сделала все возможное, чтобы ее жизнь взаперти отвечала высочайшим стандартам. Она намеревалась отбывать заключение с комфортом, и, если условия ее не устраивали, Маргарет жаловалась2. До того как ее перевезли в Лондон, она провела год в Коудри-Хаусе в Западном Сассексе под надзором крайне сдержанного Уильяма Фицуильяма, графа Саутгемптона. Пылкое негодование, с которым Маргарет относилась к своему заключению, утомляли графа и его жену, и они были рады, когда ее увезли.

В Тауэре Маргарет могла писать письма родственникам, в ее распоряжении были слуги, ей подавались дорогостоящие кушанья. Ее дворянская гордость не страдала. Чуть раньше для нее наняли портного королевы Екатерины — он должен был сшить для Маргарет новый гардероб. И вот всего пару недель назад прибыло несколько вещей, заказанных и оплаченных самим королем. Генрих также прислал родственнице пару ночных рубашек, одну — отороченную мехом, вторую — из кипрского шелка, а кроме того, нижние юбки, чепцы, чулки, четыре пары обуви и пару новых домашних туфель. Всего за полгода на одежду для Маргарет потратили более 15 фунтов — в то время примерно столько простой работник зарабатывал за два года. Так что, когда прохладным пятничным утром Маргарет вышла во двор, она могла успокаивать себя тем, что встретит смерть в новых туфлях.

К казни готовились второпях. О том, что король приговорил ее к смерти, Маргарет узнала всего за несколько часов до того. Этого времени было ничтожно мало, чтобы пожилая дама могла душой и телом приготовиться к концу. В донесении, отправленном исключительно хорошо информированному о делах Англии послу Священной Римской империи Эсташу Шапюи, говорилось, что графиня «считала все это очень странным», так как понятия не имела ни о том, «в каком преступлении ее обвиняют, ни о том, как ее приговорили к казни». Какую именно угрозу слабая пожилая женщина могла представлять для такого могущественного и самонадеянного короля, как Генрих VIII, мало кто понимал.

Немногочисленные зеваки собрались посмотреть на казнь. Они окружили жалкую, совсем маленькую плаху, впопыхах поставленную на землю, а не поднятую, как это было принято, на эшафот. По свидетельству Шапюи, когда Маргарет подвели к плахе, она вручила душу Творцу и попросила присутствующих молиться за короля Генриха, королеву Екатерину, двухлетнего сына короля Эдуарда и за свою крестную дочь, двадцатипятилетнюю принцессу Марию. Но пока пожилая женщина обращалась к малочисленной толпе (Шапюи отмечал, что собралось около 150 человек, французский посол Шарль де Марийяк насчитал и того меньше), беспокойство вокруг нарастало. Ей велено было поторопиться и положить голову на небольшую деревянную колоду.

Постоянный палач Тауэра в то утро не работал. Он сопровождал короля Генриха в поездке на север, к дальней границе королевства, где требовалось устранить угрозу возможного восстания против короны. Поэтому топор доверили помощнику, совсем еще молодому человеку, который не успел в достаточной мере овладеть сложнейшим искусством обезглавливания (Шапюи описывал его как «жалкого неумелого юнца»). Это было ему не по силам. С эпохи норманнского завоевания только одну благородную даму казнили отрубанием головы, а именно — вторую жену короля Анну Болейн. Одним ударом это сделал специально приглашенный французский палач. Но сейчас было совсем другое дело, и несчастный юнец это понимал. По сигналу он опустил топор на плаху, но, вместо того чтобы одним четким движением перерубить Маргарет шею, лезвие обрушилось на плечи и голову женщины. Она не умерла. Он ударил еще раз и снова промахнулся. Палачу потребовалось еще несколько взмахов топором, чтобы покончить с Маргарет. Это была по-настоящему варварская расправа, неумелый палач буквально изрубил верхнюю часть тела женщины на куски. Каждого, кто узнавал об этом, поражала омерзительная жестокость произошедшего. «Да помилует Господь Всемилостивый ее душу, ибо она была самой благочестивой и благородной дамой», — писал Шапюи3.

С одной стороны, Маргарет Поул стала очередной жертвой религиозных войн, бушевавших в XVI веке, в которых сражались сторонники старой римско-католической веры и разрозненные группировки приверженцев новой веры — протестантизма. Эти войны принимали разные формы. Иногда их вели королевства, но гораздо чаще религиозные войны выливались в гражданские и династические столкновения внутри государства. Именно так и обстояли дела в Англии в 1540-е годы, и казнь Маргарет стала частью спланированного удара короля-реформатора по влиятельной семье, которая держалась старой веры.

Но с другой стороны, ее смерть можно рассматривать как заключительный эпизод долгого периода, начавшегося почти за сто лет до этого, когда волна насилия вовсе не по религиозным причинам захлестнула страну. Причиной политических и личных распрей стала борьба за гегемонию в условиях медленного, но неуклонного ослабления королевской власти с конца 1440-х. Принято считать, что конец этой борьбе положило восшествие на престол Генриха Тюдора, ставшего Генрихом VII, в 1485 году и то, что в 1487 году он отстоял престол в битве при Стоук-Филд. Но в действительности эта вражда сказывалась на политической жизни и в XVI веке и, конечно же, сыграла свою роль в том, что Маргарет Поул, последняя представительница династии Плантагенетов и живой осколок той эпохи, которую мы сегодня называем Войной Алой и Белой розы, закончила свою жизнь на плахе.

Жертвами этих конфликтов стали десятки близких и дальних родственников Маргарет. Ее отцу Джорджу, герцогу Кларенсу, было всего двадцать восемь, когда по приказу брата, короля Эдуарда IV, его казнили за измену, утопив в бочке со сладким греческим вином мальвазией. Поговаривали, что в память об этом Маргарет всегда носила на браслете миниатюрный винный бочонок4. Оба ее дяди по отцовской линии были убиты в решающих сражениях 1470–1480-х. Двое ее дедушек тоже погибли на поле боя, и голову одного из них с прибитой бумажной короной подняли на шесте над городскими воротами Йорка. Брат Маргарет, Эдуард, граф Уорик, за которым этот титул официально так и не признали, бóльшую часть жизни провел в заключении в лондонском Тауэре. В ноябре 1499 года, когда поползли слухи о том, что заговорщики хотят освободить двадцатичетырехлетнего Эдуарда из тюрьмы, Генрих VII приказал отрубить ему голову. Старшего сына Маргарет, Генри Поула, барона Монтегю, казнили в январе 1539 года. Старший внук, наследник титула Монтегю, которого тоже звали Генри, умер в заключении в Тауэре после 1542 года. История семьи Поул с 1470-х по 1540-е годы — это история ее жесткого истребления тремя разными монархами. Случай Поулов далеко не уникален, но они стали последней могущественной аристократической династией, полностью уничтоженной в ходе Войны Роз.

Убийства знатных мужчин и женщин в Англии были привычным делом, но это нисколько не умалило того потрясения, которое вызвала в Европе бессердечная расправа над Маргарет Поул. К 13 июня весть о казни достигла Антверпена, а неделей позже о ней узнали при дворе императора5. В начале августа второй сын графини, Реджинальд Поул, перебежчик и католический священник, дослужившийся до сана кардинала, с горечью писал архиепископу Бургоса Хуану Альваресу де Толедо о том, что его мать «погибла не по закону природы, а была жестоко убита тем, от кого этого следовало менее всего ожидать, так как он был ее племянником». Единственным утешением для Реджинальда стало то, что его мать приняла мученическую смерть. «Испытать те же страдания, что Христос, его апостолы, многие мученики и невинные девы, — это не позор», — писал Поул. Тем не менее далее он с неприязнью сравнил Генриха VIII с тиранами Античности: Иродом, Нероном и Калигулой: «В своем беззаконии этот человек намного превзошел их в жестокости и, прикрываясь подобием справедливости, казнил невиннейшую женщину, которая была его родственницей, дожившей до преклонных лет, и славилась своей добродетелью»6.

Однако было бы лицемерием изображать Генриха VIII бессердечным убийцей в ряду добропорядочных королей. Он, бесспорно, отличался жестокостью и беспощадностью, в том числе в отношении членов собственной семьи, но такие уж были времена. Смерть Маргарет определенно положила конец кровавой резне, продолжавшейся с 1450-х годов. В тот момент, когда ее изуродованное тело упало на землю, во всей Англии едва ли удалось бы сыскать человека, в чьих жилах текла хотя бы капля крови королевской династии Плантагенетов, за исключением самого Генриха VIII и троих его детей. Кровопролитие длиной почти в столетие завершилось не по чьей-то воле, а само по себе, потому что все возможные жертвы были уже мертвы.

Одной из первых выражение «Войны Роз» использовала британская писательница XIX века и королевская наставница леди Мария Калькотт. Ее детская книга «История Англии для маленького Артура» впервые была опубликована в 1835 году. Описывая вооруженные конфликты, захлестнувшие Англию в XV веке, Калькотт писала: «На протяжении более чем тридцати последующих лет гражданские войны в Англии называли Войнами Роз»7. Она одновременно была права и ошибалась. Эта формулировка не встречается нигде до первой четверти XIX века, но представление о том, что страну разрывали на части соперничавшие друг с другом дома Ланкастеров и Йорков, чьими эмблемами соответственно были алая и белая розы, уходит корнями в XV век.

В Средние века розы во всей Европе были очень популярным символом и в зависимости от их цвета использовались в политике, литературе, искусстве и имели различное, порой противоположное значение. Джованни Боккаччо, итальянский поэт XIV века, в «Декамероне» использовал красную и белую розы как метафору переплетенных друг с другом любви и смерти8. В манускриптах розы рисовали на полях, ими же украшали заглавные буквы в молитвенниках, календарях и научных текстах9. Семьи английских аристократов использовали розы на гербах как минимум с XIII века, со времен правления Генриха III10. Но с конца XV века в Англии алые и белые розы все чаще ассоциировались с судьбами претендентов на корону.

Первой королевской розой была белая роза дома Йорков, потомков Ричарда, герцога Йоркского, который заявил о своих правах на престол в 1460 году. Его сын Эдуард в 1461 году стал королем Эдуардом IV, и белая роза стала одним из символов, сопровождавших его правление. И в самом деле, в юности Эдуарда называли «розой Руана», и после одержанных им военных побед его сподвижники распевали «да будет благословен этот цветок!»11. Спустя пару десятков лет белая роза превратилась в знак памяти об Эдуарде, особенно у тех, кто стремился подчеркнуть свою близость к нему и продемонстрировать право первенства на трон.

Красная роза встречалась гораздо реже, но в 1480-е этот символ позаимствовал и повсеместно стал использовать Генрих Тюдор (будущий Генрих VII). Из монархов впервые о красной розе вспомнил Генрих Болингброк (позже Генрих IV), который во время знаменитого судебного поединка с Томасом Моубреем в 1398 году приказал украсить свои павильоны цветами12. По некоторым не слишком надежным свидетельствам, красные розы также были связаны с внуком Генриха IV — Генрихом VI. Но только после битвы при Босворте в 1485 году они расцвели на королевском гербе, подчеркивая право Генриха VII на корону и его связь со старыми герцогами Ланкастерскими. В то время красную розу противопоставляли белой, пытаясь сделать имевшие мало оснований притязания Тюдоров на престол более весомыми («для мести Белой Алая роза расцвела», — писал хронист, усердно следуя генеральной линии, выработанной после битвы при Босворте)13. По приказу Генриха VII писцы, художники и библиотекари покрывали документы красными розами, подчас перерисовывая иллюстрации в манускриптах, принадлежавших предыдущим монархам, и добавляли роскошные миниатюры с вплетенным в них любимым цветком короля14.

Все чаще о красной розе вспоминали, обращаясь к прошлому, — после 1485 года ей на смену пришла так называемая роза Тюдоров, состоявшая из белой и алой роз, которые то накладывались друг на друга, то были разделены на четверти, то переплетались друг с другом. Роза Тюдоров символизировала слияние двух враждовавших династий Ланкастеров и Йорков и политическое единство, которое, как считалось, было достигнуто, когда в 1486 году Генрих VII женился на дочери Эдуарда IV Елизавете Йоркской. Этот новый символ придал английской политике романтический оттенок. Полвека распрей и кровопролитий объяснялось расколом двух семей, которые теперь примирил брак, призванный объединить их и покончить с междоусобицей. Когда в 1509 году на трон взошел сын Генриха VII Генрих VIII, придворный поэт Джон Скелтон, который рос в период жесточайших столкновений, писал: «Из розы алой и розы белой теперь выросла одна роза». Таким образом, идея о «войне Алой и Белой розы» и, что еще важнее, о том, что конец ей положило воцарение Тюдоров, стала к началу XVI века общим местом. Такое прочтение событий прижилось, потому что предлагало простой и мощный сюжет, историю, которая делила мир если не на черное и белое, то на красное и белое и безоговорочно подтверждала права Тюдоров на трон. И более поздние авторы — историки эпохи Тюдоров Эдвард Холл и Рафаэль Холиншед, драматурги елизаветинского времени, такие как Уильям Шекспир, мыслители XVIII века, например Даниэль Дефо и Дэвид Юм, романисты XIX века, такие как Вальтер Скотт, — не могли удержаться от соблазна и, описывая войны того времени, упоминали розы. Но можно ли считать это правомерным?

Увы, нет. Современные историки пришли к заключению, что Войны Роз, несмотря на столь привлекательное название, были гораздо более сложным и непредсказуемым явлением. Период с середины до конца XV века был отмечен вспышками жесточайшего насилия, беспорядками, военными столкновениями и кровопролитием. Так часто силой трон не захватывали больше никогда, королевская власть ослабла, английское дворянство участвовало в военных политических переворотах, это было время убийств, измен, заговоров и мятежей. Прямые потомки последнего короля из династии Плантагенетов, Эдуарда III, были безжалостно истреблены, после чего на сцене появилась новая династия Тюдоров, претендовавшая на престол по праву крови, которое в их случае было как минимум весьма зыбким, если существовало вообще. В этот опасный и нестабильный период политическую жизнь Англии определяли неординарные личности — мужчины и женщины, порой проявлявшие невообразимую жестокость и бесчеловечность. Масштаб насилия, размах и количество сражений, быстро меняющиеся симпатии и устремления соперников, а также невиданные доселе проблемы, с которыми они сталкивались, озадачивали современников и до сих пор ставят в тупик многих историков. В этом одна из причин, почему простое объяснение, будто это история двух враждующих семейств, которые сперва разошлись, а затем воссоединились, возникнув в XVI веке, просуществовало так долго. К тому же в XVI веке именно эта версия продвигалась по политическим соображениям. Тюдоры, особенно Генрих VII, активно насаждали миф о красной и белой розе, опираясь на те же методы пропаганды, что использовались во время Столетней войны для поддержки англо-французской монархии. И они весьма в этом преуспели. Даже сегодня, после того как несколько поколений историков предлагали более глубокое объяснение подоплеки Войны Алой и Белой розы, опираясь на исследования позднесредневекового права, экономики, культуры и политической мысли, как только на экране, в массовой литературе или прессе речь заходит о XV веке, в первую очередь всплывает история противостояния Ланкастеров и Йорков. Победа осталась за Тюдорами: само понятие «Война Роз» показывает, насколько эта династия преуспела в том, чтобы овеять себя легендой. В искусстве мифотворчества ей не было равных.

В этой книге пересекаются несколько историй. Прежде всего мне хотелось нарисовать максимально правдивую картину той суровой тревожной эпохи и, насколько это возможно, избежать позднейших искажений историографии времен Тюдоров и XVI века и показать, каким на самом деле был XV век. Нам сразу же бросятся в глаза катастрофические последствия почти полного краха королевской власти в правление Генриха VI. Он взошел на престол плачущим младенцем, а завершил свое правление неуклюжим глупцом, умудрившимся спровоцировать невиданный доселе в Европе позднего Средневековья конфликт. Это история не о тщеславных аристократах, пытавшихся устроить переворот ради личной выгоды, не о «бастардном феодализме» и о том, как «сверхмогущественные дворяне» замыслили погубить королевство, в чем в разное время видели причину войн. Это история государства, на которое со всех сторон сыпались бедствия, государства, пострадавшего от неумелого правления. Это история о королевстве, которое погрузилось в пучину гражданской войны, несмотря на все попытки его самых влиятельных подданных предотвратить катастрофу.

Благодаря усилиям ряда одаренных мужчин и женщин бездарное правление Генриха VI продлилось почти тридцать лет. Но на большее их не хватило. Во второй части истории мы обратимся к тому, какие последствия повлекло за собой решение человека, который посчитал, что для погрузившегося во тьму королевства лучше будет не помогать слабому монарху править более разумно, а отодвинуть его в сторону и самому надеть корону. Средства, которые Ричард, герцог Йоркский, использовал для достижения этой цели, были не новы, но привели к разрушительным последствиям. Кризис власти дополнился кризисом легитимности, так как йоркисты утверждали, что они не просто смогут править страной более эффективно, а будут делать это по праву крови. Вторая часть нашей истории описывает, как развивался и в итоге разрешился конфликт в период правления деятельного и предприимчивого короля Эдуарда IV, который восстановил власть и престиж короны, наладил грамотное управление страной, и к моменту его смерти обстановка в Англии отчасти нормализовалась.

В третьей части мы попробуем ответить на простой вопрос: как все-таки в этих обстоятельствах Тюдорам удалось стать королями и королевами Англии? Семья, появившаяся в результате невероятного тайного брака овдовевшей французской принцессы и ее уэльского слуги в конце 1420-х, никогда не должна была оказаться рядом с троном. Тем не менее, когда в 1483 году Эдуард IV умер и его брат Ричард III захватил власть и убил сыновей Эдуарда, Тюдоры внезапно вышли на авансцену. Третья линия нашего рассказа описывает их путь к тому, чтобы стать королевской династией, самой величественной и грандиозной в истории Англии. Эта победоносная семья могла родиться только из хаоса и резни XV века, и, только продолжая проливать кровь, могла она удержаться на вершине. В этой книге, помимо истории Войны Алой и Белой розы, мы погрузимся еще глубже в раннюю историю Тюдоров и постараемся увидеть их такими, какими они действительно были в XV веке, а не такими, какими они предстают в созданных ими же мифах.

Также речь пойдет о борьбе Тюдоров за трон после 1485 года, о том, как формировалась их история Войны Роз и как они создали настолько популярную и убедительную версию событий XV века, что она не только стала главной в историческом дискурсе XVI века, но и дожила до наших дней.

В этом и состоит моя цель. В предыдущей своей книге «Плантагенеты»15 я рассказал о том, как была основана величайшая династия средневековой Англии. Теперь же речь пойдет о том, как она была уничтожена. Две эти книги не совсем следуют друг за другом хронологически, но, надеюсь, дополняют друг друга. Здесь, как и раньше, я хотел бы рассказать невероятную историю королевской семьи так, чтобы это было научно обоснованно, информативно и увлекательно. Как всегда, я благодарен моему блестящему литературному агенту Джорджине Кейпел за терпение и хорошее настроение. Я также бесконечно благодарен проницательному редактору из издательства Faber в Великобритании Уолтеру Донохью и не менее прекрасной Джой де Менил из издательства Viking в США. Благодаря им и их команде писать эту книгу было сплошным удовольствием. Я также благодарен сотрудникам библиотек, архивов, замков и мест сражений, которые я посетил, пока работал над книгой. Отдельно хотел бы поблагодарить сотрудников Лондонской библиотеки, Британской библиотеки и Национального архива, где последние пару лет я проводил много времени. Я посвящаю эту книгу своей жене, Джо Джонс, которая вместе с нашими дочерями, Вайолет и Иви, снова с любовью и юмором сносила мое сочинительство.

Но вернемся к нашему рассказу. Чтобы до конца понять, как правление Плантагенетов потерпело крах и как была основана династия Тюдоров, нам следует начать не с 1450-х, когда английская политика начала трещать по швам из-за насилия и военных действий, не с 1440-х, когда появились первые признаки политического кризиса, и даже не с 1430-х, когда родились первые «английские» предки королей из династии Тюдоров. Мы начнем рассказ с 1420 года, когда Англия была могущественнейшей державой Западной Европы, английский монарх слыл властелином мира и представлялось, что впереди страну ждет блестящее будущее. Мысль о том, что при жизни всего одного поколения Англия превратится в самое неспокойное королевство Европы, тогда показалась бы абсурдной. Как и большинство трагедий, наш рассказ начинается с момента славы. Что ж, вперед!

Дэн Джонс

Баттерси, Лондон, февраль 2014 года

Король всего мира

Она вышла замуж за солдата. В воскресенье на Троицу, в июне 1420 года, незадолго до полудня, под звуки торжественной музыки в изящной приходской церкви Сен-Жан-о-Марше в Труа собрались роскошно одетые лорды, рыцари и благородные дамы. Они прибыли сюда для того, чтобы стать свидетелями союза двух великих семей, долгое время враждовавших друг с другом. Венчание по французскому образцу провел архиепископ Санса, и Екатерина Валуа, младшая дочь безумного короля Франции Карла VI и измученной его недугом Изабеллы Баварской, стала женой английского короля Генриха V.

Екатерине к тому времени исполнилось восемнадцать. У нее были тонкие черты лица, маленький аккуратный рот, высокие скулы и круглые глаза. Хрупкая шея слегка склонялась на одну сторону, но это был единственный недостаток принцессы, находившейся в расцвете юности. Она выходила замуж за закаленного в боях воина. У Генриха были плотно сжатые губы и длинный нос, которым отличались все короли из династии Плантагенетов. А темными, слегка навыкате глазами он напоминал отца, Генриха IV. Волосы короля были коротко острижены по тогдашней моде, на хмуром, гладко выбритом лице виднелись шрамы. Глубокую отметину на щеке справа от носа он получил во время сражения, когда ему было всего шестнадцать, — наконечник стрелы вошел так глубоко, что извлекал его полевой хирург. В свои тридцать три Генрих V был самым искусным воином среди европейских правителей. И в день собственной свадьбы выглядел он соответственно. «От него и его приближенных исходила такая торжественность и величие, как будто в тот миг он был королем всего мира», — писал высокородный и имевший обширные связи французский хронист Ангерран де Монстреле16.

Две недели кряду в разоренных войной окрестностях Труа, древней столицы графства Шампань в ста милях к юго-востоку от Парижа, яблоку негде было упасть от английских солдат. Генрих приехал в город 20 мая вместе с двумя братьями: Томасом, герцогом Кларенсом, и Джоном, герцогом Бедфордом. Их сопровождало множество высокородных военачальников и около 1600 рядовых, по большей части лучников. Места в пределах городских стен не хватило, и простые солдаты расположились в окрестных деревнях. Сам король остановился в западной части города в гостинице «Корона» рядом с рыночной площадью. Отсюда он величественно наблюдал за финальными стадиями переговоров о мире между воюющими королевствами Англии и Франции.

Отец нынешнего короля умер семь лет назад — в 1413 году, — и за это время ему удалось навести порядок в неспокойном королевстве. При Генрихе IV на страну обрушивался один кризис за другим, и многие из них корнями уходили в 1399 год, когда Генрих сверг с престола Ричарда II и, после того как тот попытался бежать из тюрьмы, отдал приказ убить его. Шаткое правление Генриха IV началось с кровопролития.

Ричард не был популярным королем, но захват трона Генрихом IV поставил легитимность власти под сомнение. Генриху постоянно не хватало средств, Уэльс сотрясали мятежи под предводительством Овайна Глендура. Неспокойно было и на севере, где во время одного из восстаний архиепископу Йоркскому отрубили голову как изменнику. Король часто и подолгу болел, что привело к конфликту с сыновьями (особенно с младшим Генрихом), стремившимися править от его имени. Опорой королевской власти были люди, которые помогли Генриху взойти на престол, в основном вассалы из герцогства Ланкастерского, находившегося в его личном владении до коронации. Это привело к длительному расколу в английской политике, конец которому могла положить только смерть короля. После очередной болезни 20 мая 1413 года он скончался в Иерусалимской палате в резиденции настоятеля Вестминстерского аббатства.

Генрих V, которому трон достался по праву, а не в результате борьбы за власть, стал бесспорным лидером, объединившим Англию. Он был энергичным, харизматичным и решительным королем, одаренным полководцем и мудрым политиком. Успех сопутствовал ему почти во всем: и в управлении страной, и в военном деле. Он сразу же сделал широкий жест и предложил примирение противникам своего отца. По его приказу вскрыли могилу Ричарда II в Кингс Лэнгли в Хартфордшире и перенесли его останки в Вестминстерское аббатство, где тот завещал похоронить себя рядом с женой, Анной Богемской. Главным для Генриха V было использовать близкие отношения с наиболее влиятельными представителями знати, чтобы возглавить войну с Францией. И в этом он невероятно преуспел: меньше чем за два года ему удалось отодвинуть границу вглубь континента дальше, чем когда-либо на протяжении двух столетий со времен Ричарда Львиное Сердце.

Брак Екатерины Валуа и энергичного молодого короля-воина стал кульминацией его дерзкой внешней политики. Короли Англии веками воевали со своей французской родней, но лишь изредка одерживали победы. C 1337 года оба королевства были втянуты в череду особенно ожесточенных военных столкновений, которые мы сегодня называем Столетней войной. Множество взаимных территориальных претензий поддерживали конфликт, а в основе его лежало притязание Эдуарда III, прадеда Генриха V, на то, чтобы стать законным правителем обоих государств. Но сам Эдуард, непревзойденный полководец и хитроумный политик, так и не смог этого достичь. Женившись на Екатерине, Генрих был близок к этой цели как никто. По итогам договора в Труа, скрепленного печатями в городском соборе 21 мая, король Англии не только получал французскую невесту, но и мог теперь именовать себя (как он сам продиктовал в письме) «Генрих, Божьей милостью король Англии, наследник и регент королевства Франции и сеньор Ирландии»17. По договору в Труа семнадцатилетний брат Екатерины Карл, единственный живой сын Карла VI и королевы Изабеллы, лишался права наследовать французский престол в пользу Генриха и его будущих детей. Так французская корона впервые должна была перейти к англичанину.

К браку двух монарших семей и договору в Труа привело бедственное положение французской короны. На протяжении почти тридцати лет Карл VI страдал от приступов паранойи, бреда, шизофрении и тяжелой депрессии, иногда припадки длились месяцами. Первый приступ случился с ним жарким августовским днем 1392 года, когда он вместе с армией находился неподалеку от Ла-Манша. Карл страдал от жажды, был напуган недавним покушением на одного из ближайших друзей, а еще его привела в ужас встреча с местным сумасшедшим, который прокричал, что впереди короля ждет предательство. На Карла нашло помрачение, и он с мечом набросился на приближенных, за час убив пятерых18. В себя он пришел только через шесть недель, и с этого момента психотические эпизоды преследовали его до конца жизни.

Врачи того времени винили в безумии Карла черную желчь, избыток которой вызывал меланхолию и делал человека восприимчивым к потрясениям и болезням. Поговаривали также, что недуг достался ему в наследство от матери, Жанны де Бурбон, которая после рождения седьмого ребенка, дочери Изабеллы, пережила сильнейший нервный срыв19. Каким бы ни был диагноз короля, политические его последствия оказались катастрофическими. Приступы безумия из года в год калечили тело и душу Карла, лишая его дееспособности. Он забывал собственное имя, забывал, что он король, что у него есть жена и дети. Он относился к королеве с подозрением и враждебностью и пытался разбить посуду и стекла с изображением ее герба. Иногда Карла начинало трясти, и он кричал, что тысяча острых железных шипов пронзают его плоть. Он бегал по Отель Сен-Поль, королевской резиденции в Париже, пока не падал, обессилев. Слуги боялись, что король выбежит на улицу и опозорит себя, и заложили почти все двери. Месяцами напролет он отказывался мыться, переодеваться и спал урывками. Известен случай, когда слуги, проникшие в его покои, чтобы вымыть короля и сменить на нем одежду, обнаружили, что тело Карла покрыто коркой из волдырей, а лицо вымазано фекалиями. Для управления страной в периоды все более частых обострений его болезни был созван регентский совет. Но даже в те моменты, когда Карла считали способным править, его могущество подрывал тот факт, что он в любой момент мог снова впасть в безумие.

Помешательство Карла VI привело к вакууму власти во Франции. В Средневековье корона должна была венчать здоровую и ясную голову. Психическое расстройство короля повлекло за собой или по меньшей мере усугубило междоусобицу, вспыхнувшую в 1407 году между двумя сильными группировками французских аристократов и их сторонниками. Главными противниками были Филипп II Смелый, герцог Бургундский, и брат короля Луи Орлеанский, герцог де Валуа. Причинами их вражды стали споры за землю, взаимная неприязнь и, что самое главное, борьба за влияние на регентский совет. 23 ноября 1407 года по приказу Жана Бесстрашного, сына и наследника Филиппа Смелого, Людовик Орлеанский был заколот на одной из парижских улиц пятнадцатью мужчинами в масках. После этого случая убийства и предательства стали неотъемлемой составляющей французской политики. Старший сын Луи, Карл, заключил союз со своим тестем, Бернаром, графом д'Арманьяком, и Франция распалась на два равных по силам противоборствующих блока, к которым примкнули самые влиятельные люди королевства. Так началось противостояние бургиньонов и арманьяков.

Генрих V блестяще сыграл на конфликте двух сторон. В 1412 году он вступил в союз с арманьяками, предложив им поддержку в обмен на признание английского господства над важнейшими территориями на юго-западе Франции, которые издавна были связаны с английской монархией: Пуату, Ангулемом и Перигором. Но этот союз не был долговечным. К 1415 году Генрих потребовал, чтобы Нормандия, Анжу, Мэн, Турень и Бретань также отошли английской короне. Это не было захватом случайных земель — Генрих требовал вернуть территории, которые в XII веке принадлежали его предкам-Плантагенетам: Генриху II и Ричарду Львиное Сердце. Когда арманьяки ответили отказом, Генрих вторгся в Нормандию, осадил и занял Арфлер, порт близ устья Сены. Затем со своим войском он прошел почти всю страну и 25 октября 1415 года, в День святого Криспиана, встретился с огромной французской армией под Азенкуром.

Два войска сошлись на распаханном поле. После прошедшего ливня ноги солдат вязли в густой грязи. Несмотря на то что французская армия была раз в шесть больше, за счет превосходной тактики и выдающегося командования преимущество оказалось на стороне англичан. Генрих полагался в основном на лучников, которые могли посеять хаос на поле битвы. От атак кавалерии король защитил их, окружив воткнутыми в землю заостренными кольями. И лучники отблагодарили его, пуская одну стрелу за другой в сторону французов и их лошадей, а затем в пеших латников, которые пытались пересечь поле боя. Численное превосходство ничего не значило, когда с неба дождем сыпались стрелы, а за этим последовала кровавая битва. По словам одного очевидца, «живые падали на мертвых, и те, кто падал на живых, тоже погибали». Для французов сражение стало настоящей катастрофой: они потеряли более десяти тысяч человек, тогда как англичане — всего около ста пятидесяти20.

Чтобы не дать врагам перегруппироваться, после битвы Генрих приказал убить тысячи пленных и раненых, оставив в живых только высокопоставленных заложников, за которых потребовал выкуп. Несмотря на такой неблагородный и жестокий поступок, как одержавший громкую победу он был провозглашен героем. Когда новости о случившемся под Азенкуром достигли Англии, страну охватило ликование. А когда сам Генрих вернулся в Лондон после сражения, его приветствовали как нового Александра. Мальчики и девочки с золотой краской на лицах, переодетые ангелами, распевали «Да здравствует цветок Англии, рыцарь христианского мира!», а на улицах выстроили огромные бутафорские замки. «Нет никаких свидетельств, чтобы какой-либо еще король Англии добился столь многого за столь короткий срок и вернулся в свое королевство с таким триумфом», — писал в восхищении хронист21.

В последующие годы Генрих одержал во Франции несколько еще более впечатляющих побед. В июле 1417 года он развернул широкое наступление на Нормандию: высадился в устье реки Тук, осадил и безжалостно разграбил Кан, а затем взял стратегически важные города: Эм, Се, Аржантан, Алансон, Фалез, Авранш и Шербур, а также все крупные города и замки, лежавшие на его пути22. Столица герцогства город Руан находился в осаде с июля 1418-го до января 1419 года и из-за жестокого голода вынужден был сдаться. Беженцам, изгнанным из города, не позволили пересечь английскую линию фронта, и они умирали голодной смертью на «ничьей земле». К концу лета Генрих стал фактически первым английским королем, правившим Нормандией, со времен своего предка короля Иоанна, изгнанного из Франции Филиппом II в 1204 году. До Парижа было рукой подать.

Англичане вот-вот могли пройти вниз по Сене и достичь Парижа, и объятая ужасом Франция погрузилась в хаос. Если бы бургиньоны и арманьяки преодолели разногласия и вместе выступили против Генриха, королевство могло быть спасено. Но они не смогли. На встрече двух сторон, состоявшейся 10 сентября 1419 года на мосту в городе Монтеро, Жан Бесстрашный, герцог Бургундский, под чьим контролем находились король, королева и двор, был убит сторонником арманьяков — тот топором размозжил герцогу лицо и голову. (Еще много лет после этого череп герцога как диковину хранили монахи-картезианцы в Дижоне. Настоятель, показывая его заехавшему в монастырь королю Франциску I, пояснял, что через пролом в черепе англичане и попали во Францию.) После этого королева Изабелла и бургиньоны смирились бы с любым исходом войны, лишь бы не заключать мир с ненавистными предателями-арманьяками. Они предложили Генриху мир в обмен на самое дорогое, что у них было, — французскую корону23. Сознание Карла VI к тому времени помутилось настольк…