Несовершенные

Federica De Paolis

LE IMPERFETTE

Федерика Де Паолис

НЕСОВЕРШЕННЫЕ

Москва, 2023

16+

Federica De Paolis

Le Imperfette

Published in the Russian language by arrangement with MalaTesta Literary Agency, Milan and ELKOST International literary agency, Barcelona

Questo libro è stato tradotto grazie a un contributo del Ministero degli Affari Esteri e della Cooperazione Internazionale italiano

Книга была переведена благодаря финансовой поддержке Министерства иностранных дел и международного сотрудничества Италии

Перевод с итальянского Зинаиды Ложкиной

Де Паолис Ф.

Несовершенные / Федерика Де Паолис ; [пер. с ит. З. Ложкиной]. — М.: Синдбад, 2023.

ISBN 978-5-00131-496-7

У Анны есть все — большой красивый дом со служанкой, двое прекрасных детей — мальчик и девочка, муж — известный пластический хирург, заботливый отец, владеющий престижной клиникой, и даже испанский любовник. Чего же ей не хватает, почему ей кажется, что она не проживает свою жизнь, а играет какую-то роль?

Привычная жизнь закончится в одночасье — сердечный приступ убьет отца, муж уйдет к другой, любовник окажется разочарова-нием… Анна потеряет все, но получит шанс обрести себя.

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

Нужно возвращаться к пройденным шагам. Повторять их, прокладывать рядом новые. Нужно начинать путешествие заново. Всегда.

Жозе Сарамаго. Путешествие в Португалию

Посвящается моей матери, которой я доверяю и сознательно, и слепо

Ветер с ревом бил в стекла, хотя буквально только что в долине, на автостраде, словно насвистывал песенку. Выходить из машины было страшновато: казалось, ветром может оторвать от земли. Правое переднее колесо заблокировалось. Анна включила заднюю передачу, нажала на газ, но сцепления с обледенелой дорогой так и не произошло. Двигатель ревел впустую, как на холостом ходу.

Она рывком открыла дверцу, поставила ногу на землю; велюровая балетка утонула в ледяной луже. Вынула ногу из лужи, захлопнула дверцу, огляделась. Вытряхнула подгузники Наталии из пакета и обернула ими одну ногу, промокшую, а полиэтиленовой упаковкой от подгузников — вторую. Схватила телефон, но сети не было: связь пропала, когда она начала подниматься в горы. Сердце колотилось уже бог знает сколько времени. От страха.

Она это заслужила. Будь она более внимательной, заботливой и бдительной, не оказалась бы сейчас здесь, — в чем в глубине души ни минуты не сомневалась.

Анна выбралась из машины, и ее окутало ледяным облаком. Наклонилась, увидела вывернутое колесо, застрявшее в ограждении. Мимо проехал белый пикап, и она замахала руками, закричала, подпрыгивая на месте: «Помогите!» — но ее охрипший голос канул в пустоту. Пикап скрылся за поворотом. Она побежала следом, сделала несколько неуклюжих шагов, но подъем дороги и морозный воздух не давали дышать. С пересохшим горлом она упала на колени, глядя на огни в долине и не понимая, сколько времени понадобится, чтобы добраться отсюда до гостиницы; она была не в состоянии определить расстояние. Обернувшись к своей «панде», она заметила горящие фары и пошла в обратную сторону. Вынула ключи из замка зажигания, включила сигнализацию. Если кто-нибудь поедет мимо — решит, что машину бросили. Может, даже начнут искать водителя.

Гвидо ждет ее.

Анна накинула капюшон, сунула руки в карманы и быстрым шагом пошла вдоль обочины. От пакетов почти сразу пришлось избавиться, потому что пластик скользил по обледенелой дороге. Вдалеке послышался гул мотора, потом сделался громче, и вот показался с трудом тащившийся по дороге джип с лыжами на крыше. Анна, раскинув руки, выбежала на середину дороги под прицел дальнего света и не выходила из этого светящегося конуса, пока машина не остановилась. За рулем сидел светловолосый мужчина со стрижкой коротким ершиком и тяжелым взглядом, лыжный шарф-труба прикрывал его подбородок. Он слегка опустил стекло.

— Помогите, пожалуйста, мне нужно наверх, подвезете меня?

Мужчина склонил набок голову, и выражение его лица смягчилось. Подавшись вперед, он глянул на ее балетки.

— Ist das Auto deins?1

— Что?

Анна вцепилась пальцами в стекло. Зубы стучали от холода. Мужчина, не отвечая, изучал ее. Потом, неопределенно мотнув головой, наконец разблокировал двери. Анна забралась в машину с пассажирской стороны и, осторожно устроившись на сиденье, поблагодарила. Мужчина включил заднюю передачу и, прищурившись, тронулся.

— Куда мы? — крикнула она, но мужчина сделал ей знак молчать и бросил взгляд на заднее сиденье. Анна обернулась и увидела женщину, которая сидела, обнимая уснувшего у нее на коленях ребенка. Одна рука у него свесилась, рот приоткрылся. Мальчик лет четырех, примерно как ее сын. Анна сглотнула, чтобы не заплакать. Женщина озадаченно глядела на нее. Светлые волосы, неприметное серьезное лицо.

Мужчина продолжал ехать задом. Анна, не сдержавшись, сжала рукой его колено:

— Почему назад? Мне нужно туда, отвезите меня наверх, наверх!

— Ist es deins? 2 — спросил он, останавливаясь и указывая на ее «панду», уткнувшуюся носом в ограждение.

— Да, это моя машина, но я не могу сейчас на ней ехать! Мне надо наверх, отвезите меня туда, пожалуйста!

Она наморщила лоб, потом обернулась назад и умоляюще заглянула в глаза женщине. Та смотрела с неподдающимся расшифровке выражением, голова ребенка свесилась вниз.

— Please, bring me up3, — перешла она на английский, но мужчина, не слушая ее, уже потянулся открыть дверь.

— Езжайте, езжайте! — настаивала Анна, указывая на дорогу, тыча указательным пальцем в темноту. Лицо у нее странно перекосилось; она потерла запястьем глаза. — Езжайте! — повторила она, не сдерживая слез, будто этого никто не видит.

— Lass es uns zu den Pflanzen bringen 4, — послышался сзади голос женщины. И джип медленно тронулся с места.

За окном были одни лишь повороты да лед. Анна аккуратно пристегнулась и сидела прямо, не откидываясь на спинку. Мужчина раза два мельком глянул на нее, отчего она напряглась. Нестерпимо давило все — неизвестность, растерянность, чувство вины.

Из темноты вдруг прорезался женский голос:

— Was ist los?5

Анна, обернулась: ребенок проснулся и лежал в позе эмбриона, наблюдая за ней. Надо бы ответить, но она не поняла смысла вопроса.

Дорога теперь шла прямо, с легким подъемом. За окном промелькнуло два домика, в сотне метров друг от друга: светящиеся окна, маняще пылающие камины. Гостиница, маленький супермаркет, аптека.

Периодически пролетал вертолет, выплескивая на снег потоки света. Позади послышалась сирена скорой помощи, и мужчина прижался к обочине. Анна поднесла руки к груди. Сердце пропустило два удара, потом еще один, и она подумала, что умирает. Свет мигалки полоснул по лицу мужчины. В его взгляде читалось изумление — он действительно не понимал, что происходит. А вот она знала прекрасно. Они проследили взглядом за скорой, та остановилась в сотне метров впереди, и сирена замолкла. У Анны вырвался вздох облегчения. Она увидела конец дороги, потом подъемники, толпу людей и временное ограждение. Оранжевую ленту, за которую пускали только людей в форме. Из долины, где виднелись далекие островки густых лесов, поднимались ратраки.

— Стоп! — выкрикнула Анна, и мужчина испуганно дал по тормозам.

Распахнув дверь, она выскочила наружу и торопливо зашагала сквозь безликую толпу — лыжные маски, шапки, шарфы. В воздухе висел запах выхлопных газов и гари: машины стояли с работающими двигателями, выплевывая в атмосферу ядовитые пары. Анна запахнула пальто и приблизилась к оранжевой ленте. Нужно было срочно найти Гвидо. Она постояла, оглядывая людей, суетившихся вокруг, — казалось, у каждого здесь неотложное дело, — потом шагнула к девушке в защитной форме: «Простите…» — но та не обратила на нее внимания. Какой-то мужчина в подшлемнике оттолкнул ее, убедительно предупреждая: «Вам сюда нельзя, отойдите».

Наконец она увидела его. Гвидо. Своего мужа. В полном лыжном снаряжении его было не узнать, но выдавали характерные жесты — решительные, безапелляционные. Она бросилась туда, под оранжевую ленту, уже не ощущая ног в балетках, и утонула в снегу по колено. Спину резанула боль, потом ее кто-то схватил. Подняв глаза, она увидела стоявшего перед собой полицейского.

— Синьора, за ленту нельзя, — властно заявил он. — Здесь ищут двух потерявшихся детей и мать. Возвращайтесь в гостиницу.

Анна, поглядев на него секунду-другую, снова метнулась взглядом в сторону горы, туда, где она видела Гвидо. Полицейский не отступал:

— Синьора, вы слышите меня?

Растерянно обернувшись к нему, она пробормотала еле слышно:

— Это я мать, пропустите меня.

1

Новое назначение Гвидо в клинике Сант-Орсола праздновали в тот самый день, когда отступило чувство вины. Анна мало что запомнила с той вечеринки. Не потому, что много времени прошло: нет, всего два месяца. Дело в том, что в то утро они с Хавьером занимались любовью. Торопливо, хватая ртом воздух, точно воришки. И потом она снова и снова прокручивала все в голове, вспоминала жесты, смаковала подробности. Ей казалось, что измена читается у нее на лице. Ее первая измена. И поэтому она почти весь вечер провела в молчании. Но заметил это лишь ее отец, Аттилио.

— Все хорошо, Анна? — протягивая ей бокал шампанского, спросил он, мягко поглядывая на нее из-под громадных кустистых седых бровей.

В воздухе пахло сладким. Праздновали в саду, во внутреннем дворе клиники. Особняк сороковых годов — декадентский, очаровательный, по периметру полоса гравия, вокруг пальмы и олеандры. Газовые «грибки», расставленные для обогрева, утягивали вверх сладкие ароматы. На круглых столиках стояли орхидеи, свечи, белое вино. Присутствовали врачи, медсестры, персонал, клиенты и, разумеется, новый главврач: ее муж Гвидо. В синем костюме в тонкую белую полоску, в пурпурном галстуке с крупным узлом, он по-хозяйски переходил от столика к столику, торжественно приветствуя гостей, точно созвал их на свадьбу. Квадратный подбородок, римский нос, большие зоркие глаза, изящные движения. Но Анну его привлекательная внешность больше не цепляла. Взаимное влечение проржавело, интерес истощился; теперь это был просто ее муж, хотя когда-то она смотрела на него будто зачарованная, и в особенности на подобных мероприятиях. Ей льстила мысль, что мужа ценят, что он великолепный хирург и настоящий профессионал. В точности как ее отец, на которого молились толпы женщин. И дело не столько в престиже, сколько в ощущении, что в этом «принце» она словно вновь обрела Аттилио. Эдиповы чувства направляли ее жизнь, точно дополнительная — неконтролируемая — мышца.

Гвидо бросил на нее заговорщический взгляд, одновременно протягивая бокал эффектной брюнетке. Скорее всего, намеренно, желая приободрить и успокоить, в чем она, в общем-то, как раз нуждалась. Анна ответила привычной улыбкой — но без привычной благодарности. Нет, сейчас забота мужа только угнетала, потому что утренние события представлялись ей катастрофой вселенского масштаба. Она словно ощутила, как бьется сердце Гвидо: идеально ровный ритм, по метроному. Отметила его неискреннюю улыбку — шаблонную, проверенную. Узнала эту стандартно приподнятую правую бровь, этот сверхобольстительный взгляд. И почувствовала какую-то странную, непривычную нежность к нему, будто к ребенку.

Когда она перестала любить его? И почему? Влечение сменилось привычкой, любопытство — равнодушием, она больше не слушала его, а просто регистрировала сказанное. Бывает так, что любовь постепенно угасает, и процесс сей, увы, необратим. Но Анна об этом не знала — и не понимала, почему вдруг оказалась в постели с другим.

Чтобы не смотреть на мужа, она подсела к Джильоле Капотонди — старушке за восемьдесят, которая больше тридцати лет проработала в администрации и считалась другом семьи. Аттилио неоднократно оперировал ее, делал подтяжки и липосакции.

— Как детишки? — спросила одетая в лисью шубку медового цвета Джильола.

— Хорошо, спасибо, — промямлила Анна, и в желудок словно вонзилась игла.

Мысль о детях мучила ее больше всего. Когда днем она вернулась домой переодеться, то сразу побежала в душ — а не бросилась к ним, как всегда. Воровато проскользнула в свою спальню. Такого еще ни разу не было. Казалось, вода смоет ее грех, нейтрализует этот влажный, непристойный запах, вернет ее к реальной жизни. Но в уме завертелись образы, мысли — и некоторые подробности невозможно было выкинуть из головы. Мелькнувшая лодыжка; подмышки, похожие на колючие бутоны; напряженный пресс. Она оглядела себя обнаженную в зеркале ванной, пытаясь оценить свое тело глазами Хавьера. Втянула живот: нужно похудеть, причем срочно, — две беременности не прошли бесследно. Но Хавьер зарывался в ее живот лицом, щекотал языком пупок, сжимал мягкие бедра.

Одеваясь, она ощутила дикое возбуждение. От постоянной прокрутки подробностей их торопливое совокупление раздулось до гигантских масштабов, и даже движения замедлились, стали преувеличенными. Анна схватилась за промежность, запирая охватившее ее желание. Заталкивая его обратно. И потом пошла к детям. Наталия сидела в манеже, Габриеле возводил башню из деревянных кубиков. Филиппинка Кора вытирала пыль с этажерки. Анна, стоя на пороге, поздоровалась. С тех пор как родились дети, она все время чувствовала себя какой-то виноватой, опоздавшей, неуместной. И не понимала почему. Сначала — единственная дочь, потом — молодая жена. Всю жизнь она заботилась лишь о себе, и на Гвидо до рождения детей тоже не тратилась ни морально, ни физически. Счастливое было время: она всегда чувствовала себя на своем месте. Жизнь соответствовала ее желаниям — простым, земным, без особых претензий. А с появлением детей она вдруг словно бы стала делать все не так. Очевидно, ответственность за двух малышей оказалась для нее чрезмерной. Каждую секунду, посвященную себе лично, она прямо-таки отрывала от детей, ощущая себя неправой или даже преступной. Завтрак, душ, разговор с подругой по телефону — все совершалось с молниеносной быстротой. Возвращаясь домой, она неслась обнять детей прямо в пальто и с сумкой на плече, подхватывала Наталию, зарывалась носом в тонкий и мягкий, благоухающий карамелью пушок на ее голове, а с Габриеле здоровалась по-эскимосски — терлась носом о его носик не менее пяти раз. Присутствие детей приглушало тревогу, ими же и порождаемую. Парадокс — однако она жила в его плену.

В тот день, впрочем, одна только мысль о том, чтобы прикоснуться к детям, была невыносима. Словно невидимая линия отгородила вход в комнату, такую чистую и незапятнанную. К горлу подкатил комок, пережимая дыхание. Казалось, именно их она предала в первую очередь. Именно детей, которые даже не протестовали, когда она ушла, а взамен получили лишь страдание.

Вопрос Джильолы так глубоко унес ее в свои мысли, что вынырнула она где-то на середине ее рассказа:

— Я предлагала шардоне, но твой отец всегда все хочет сделать с размахом.

Подошел Гвидо:

— Анна, ты пришла! Здорово мы тут все устроили?

С ним была молодая блондинка, державшаяся на шаг позади. Тонкая, элегантная, с гривой кудрей, в туфлях на шпильках.

— Волшебно! — вставила Джильола. — Будто май на дворе.

— Я подумал, на улице лучше будет. Твой отец одобрил.

— Потрясающе, — выдавила Анна.

Блондинка шагнула вперед, и Гвидо представил ее:

— Анна, это Мария Соле Мели, наш новый бизнес-ассистент.

— Добрый вечер, синьора.

— Очень приятно, — отозвалась Анна.

Она протянула руку, и та, опустив глаза, решительно ее пожала и скользнула обратно за спину Гвидо, а он уже повернулся поприветствовать архитектора Казати, с которым мечтал отреставрировать Сант-Орсолу.

С тех пор как Аттилио перестал оперировать, Гвидо вечно отсутствовал. И не только физически. Домой возвращался без сил и падал — на диван, в кресло или сразу в постель. Выходные проводил, уткнувшись в телефон: сообщения сыпались гроздьями. Он похудел, стал более энергичным, самоуверенным. Авторитарным.

В голове вдруг совершенно неконтролируемо, как урчание в кишечнике, возникла сценка из утреннего свидания: Хавьер своими сильными, узловатыми пальцами схватил ее за ягодицы: «Bésame aquí»6. Анна вскочила, не в силах сдержать волнение, ужаснувшись, что поднявшаяся в ней волна чувств выплеснется на поверхность, проявится на коже, выдаст ее. Таких слов ей еще никто не говорил. Секс с Гвидо был словно одинокая дюна в пустыне.

— Простите, я отлучусь в дамскую комнату, — пробормотала она.

Закрывшись в туалете, Анна расстегнула верхние пуговицы на блузке. Она дышала с усилием. Эйфория у нее всегда опасно балансировала на грани, угрожая неприятными симптомами, и сердцебиение никак не успокаивалось. Свет в кабинке автоматически погас. Нужно было встать, чтобы активировать сенсор, но она осталась сидеть в темноте и пыталась снизить напряжение глубокими вдохами.

Выходя из кабинки, она наткнулась на Марию Соле.

— Господи!

— Простите, я вас напугала?

— Нет, я просто не ожидала… не слышала… — объясняла Анна, страшась выдать свое волнение.

— У вас все в порядке?

Анна кивнула. На Марии Соле был жемчужно-серый костюм в стиле восьмидесятых. Ее худоба ошеломляла. Запястья тонюсенькие, золотые браслеты вот-вот соскользнут. Изначально она показалась Анне куда более привлекательной: прекрасная фигура, копна непослушных кудрей приятного теплого оттенка. Теперь она производила какое-то странное впечатление. Эта худоба, эти печальные глаза. Было в ее лице что-то знакомое. Они уже встречались раньше?

— Вы давно тут работаете? — спросила Анна, плеснув холодной водой на лоб.

— Довольно давно, да.

— И как вам, все устраивает?

— Да, все прекрасно, спасибо.

Мария Соле открыла сумочку, достала блеск для губ. В ее движениях было что-то напускное, демонстративное. Собрав волосы на затылке, она сколола их украшенной жемчужиной и лучиками бриллиантов шпилькой, которая тут же утонула в этой копне. На ее шее спереди Анна заметила тонкий шрам и все пыталась вспомнить, где они могли пересечься. В клинику она не заглядывала с лета, а Мария Соле, очевидно, не вод…