Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа
Перевод с итальянского Светланы Резник и Ирины Соболевой
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Оформление обложки Егора Саламашенко
Иллюстрации Альберто делла Валле («Разбойники Сахары», «Грабители Эр-Рифа») и Дженнаро Д’Амато («Пантеры Алжира»)
В оформлении обложки использован фрагмент картины Феликса Эмманюэля Анри Филиппото «Защита Мазаграна», 1840.
Сальгари Э.
Разбойники Сахары ; Пантеры Алжира ; Грабители Эр-Рифа : романы / Эмилио Сальгари ; пер. с ит. С. Резник, И. Соболевой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. : ил. — (Мир приключений).
ISBN 978-5-389-23879-4
16+
Эмилио Сальгари (1862–1911) — прославленный писатель, которого современники называли «итальянским Жюлем Верном», создавший около двухсот романов и рассказов. Кажется, нет такого континента, по которому не ходили бы персонажи его произведений, нет таких морей и океанов, по которым не плавали бы его благородные корсары и флибустьеры.
В настоящее издание вошли три романа из так называемого Африканского цикла, причем два из них — «Разбойники Сахары» и «Грабители Эр-Рифа» — выходят на русском языке впервые. В этих романах захватывающие приключения в лучших традициях Эмилио Сальгари происходят в Северной Африке, в краях безжалостных разбойников, религиозных фанатиков и экзотических красавиц.
Произведения сопровождаются иллюстрациями знаменитых итальянских художников Дженнаро Д’Амато и Альберто делла Валле.
© С. В. Резник, перевод, 2021
© И. В. Соболева, перевод, 2016
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021
Издательство АЗБУКА®
Глава I
Марокканские фанатики
Рамадан, мусульманский пост, длящийся тридцать дней, а не сорок, как у христиан, заканчивался. Жители Тафилалета ожидали пушечного выстрела, который должен был возвестить о начале ночного пира. Народ загодя высыпал на улицы и площади города, затерянного у южных рубежей марокканской империи, на берегу бескрайнего песчаного моря Сахары, чтобы поглазеть на святых и фанатиков. Ни один религиозный праздник не обходится здесь без отвратительных кровавых сцен. Будь то Мухаррам, приходящийся на начало года, Рамадан, большой или малый Байрам, разнообразные секты пускаются во все тяжкие, чтобы заработать райское блаженство.
Изменились Турция и Египет. Угас дикий религиозный пыл Триполитании [1] и Алжира. Лишь в Марокко и Саудовской Аравии, колыбели ислама, он сохраняется таким, каким был пятьсот или тысячу лет назад. Охваченные восторгом, граничащим с безумием, фанатики бегают по улицам со стилетами, кинжалами и ятаганами, нанося себе жуткие раны, брызгая кровью в лица своих приверженцев и взывая к Магомету. Нередко в неистовстве своем бросаются они со стен бастиона и разбиваются о камни оборонительного рва.
В Тафилалете, как и в прочих городах Марокко, хватало своих фанатиков и святых, ждавших конца Рамадана, дабы выказать религиозную страсть и заслужить право на магометанский рай. О начале представления объявляют крики и оглушительный рокот барабанов: фанатики покинули мечеть и готовы отправиться в кровавый марафон по улицам города.
Немногочисленные европейцы, живущие тут и ведущие торговлю с караванами, разбегаются кто куда, евреи запираются в домах и дрожат от ужаса над сундуками, полными золота. Все они в опасности. Однако если европеец — просто «неверный», то еврей — пес, которого любой фанатик имеет право безнаказанно оскорбить, а то и убить. Первых трогать побаиваются, вторых — ни капли. Ведь у евреев нет консулов, готовых встать на защиту.
Вот в конце улицы на белом коне появляется муккадим — вождь хамдуков, секты, каждый праздник собирающей богатую и кровавую жатву. В широком белом уазроце [2] и огромной чалме, он размахивает над головой зеленым с серебряным полумесяцем знаменем пророка.
Вождя сопровождают два десятка вопящих и кружащихся, точно турецкие дервиши, заклинателей змей, так называемые айсауа: почти голые, всей одежды — чалма и набедренная повязка. Одни бьют в бубны, другие пронзительно свистят на флейтах, третьи вращают в воздухе смертельно ядовитых змей, во все горло выкрикивая имя своего святого покровителя.
Айсауа не боятся змеиных укусов. Они невосприимчивы к яду, поскольку их защищает святой. Они дразнят змей, злят их, кусают за хвосты и, в конце концов, заживо пожирают рептилий, словно это — простые угри. Пожирают, но... не умирают. Почему? Необъяснимая загадка. От укуса этих змей гибнет и курица, и собака, и баран, и не принадлежащий к секте айсауа человек.
Вот появляются фанатики вместе со святыми. Их около пяти десятков, и все охвачены бурным религиозным экстазом. Это члены ордена хамдуков, самого рьяного из всех, какие только есть в Марокко. Лица перекошены, глаза мечут молнии, изо рта идет пена, тела — в крови. Воют, будто дикие звери, скачут, словно ступают по горячим углям, извиваются, как одержимые.
Их подзуживают крики верующих, визгливые мелодии флейт и оглушительный грохот барабанов. Некоторые режут себе грудь короткими клинками, чьи рукояти увенчаны медными шарами, цепочками и отполированными пластинками. Другие, даже не морщась, прокалывают себе щеки и языки стилетами. Третьи глотают скорпионов и усеянные иглами побеги опунции.
Из всех глоток непрерывно вырывается: «Аллах... алла... алла...» Это уже не крик, это рев, какой издают львы или леопарды.
Фанатики срываются на бег, обгоняют своего вождя. За ними бросаются адепты и айсауа. Начинается безумная, безудержная гонка, которая, без сомнения, закончится трагедией, ведь несчастные, охваченные галлюцинациями, достигли предела исступления. Горе неверному, что окажется у них на пути! А если не подвернется ни европейца, ни еврея, сгодятся собаки, овцы и ослы.
Люди набрасываются на невезучих животных, зубами и когтями вырывают куски плоти и глотают ее, еще трепещущую и истекающую кровью. Вот испуганный пес, убегая, метнулся им под ноги. Его тут же ловят и съедают живьем. Бедного ослика, привязанного на углу улицы, загрызают до смерти. Та же судьба постигает двух баранов.
Зверски вопя и продолжая взывать к Аллаху, фанатики приближаются к городским стенам. Базарная площадь остается позади. И тут на глаза им попадается человек. Раздается жуткий рев:
— Смерть кафиру! [3]
Бедняга во всем черном, а цвет этот ненавистен марокканцам, предпочитающим белый или яркие краски. Безумцы сразу соображают, что перед ними — неверный, хуже того — еврей, которого можно убить безнаказанно. Человек, поняв, что замечен и не успеет укрыться в доме, бросается в арку дверного проема...
Юноше лет двадцать пять. Строен и красив, что редкость среди марокканских евреев, по большей части безобразных. Впрочем, их женщины по-прежнему сохраняют чистоту древнего семитского типа.
Видя несущихся к нему фанатиков, юноша выхватил из-за пояса пистолет, инкрустированный серебром и перламутром, в другую руку взял кинжал и решительно крикнул:
— Кто до меня дотронется, тут же умрет!
Фанатики в недоумении остановились. Чтобы им угрожал еврей? Неслыханно!
Марокканскому еврею не подобает защищаться. Ему надлежит покорно, как барану, умереть от руки первого же мусульманина, встреченного на религиозном празднике. К тому же у евреев не хватает духу обороняться. Да и что толку? Попытайся еврей поднять руку на мусульманина, будет тотчас же приговорен имперским правосудием к сожжению на костре.
Фанатики колебались недолго. Крики «Смерть кафиру!» возобновились. Сзади, готовая присоединиться к хамдукам, напирала толпа, подгоняя их воплями:
— Смерть неверному! Смерть еврею! Аллах и Магомет вас наградят!
Израильтянин, уже наверняка зная, что дело его гиблое, все же не потерял присутствия духа. Ствол пистолета был упрямо направлен на нападавших. Видимо, юноша собрался выпустить обе пули в безумцев, а потом взяться за кинжал. На побледневшем лице яростно сверкали черные глаза, красотой не уступающие очам самых прекрасных евреек.
— Назад! — отчаянно выкрикнул он.
Под ободряющее улюлюканье толпы фанатики начали, дико визжа, размахивать кинжалами и короткими ятаганами. Безумцы уже готовы были кинуться на юношу и разорвать его в клочья, когда дорогу им преградили двое незнакомцев:
— Стойте!
Оба они были в белых костюмах, какие европейцы носят в Марокко и прочих жарких странах. Первый мужчина выглядел лет на тридцать: высокий, стройный, черноусый брюнет с живыми глазами.
Второй — лет на пять-шесть старше, настоящий геркулес гренадерского роста и с толстенными ручищами: такой в одиночку способен противостоять целому отряду. Кожа смуглая, как у мулата, волосы цвета воронова крыла и огромные усищи, придававшие их обладателю несколько бандитский вид. Черты лица — грубоватые, нос — прямой, губы красные, точно вишни. На голове вместо пробкового шлема — странный черный берет, обвязанный алым платком. Веяло от этого великана такой мощью, что худосочные марокканцы смотрелись на его фоне довольно жалко.
Фанатики вновь притормозили. Речь уже шла не о еврейской собаке, перед ними стояли европейцы. Может, англичане, а может, французы или итальянцы. Короче говоря, те, кто мог обратиться за помощью к наместнику султана. Происшествие могло закончиться появлением у стен Танжера линкоров, что вряд ли понравится правителю.
— Прочь! — зловеще зашипел кто-то из фанатиков. — Еврей — наш!
Брюнет молча выхватил из кармана револьвер, направил его на марокканца и спросил у товарища:
— Ты готов, Рокко?
— Сделать из этих кретинов отбивные? Всегда готов! — ответил великан. — Я, маркиз, голыми руками с ними справлюсь.
Исступление толпы достигло предела. Так наводнение грозит прорвать плотину.
— Смерть неверным! — раздались вопли.
— Смерть! Смерть! — завопили в ответ фанатики и, намереваясь разделаться с евреем и европейцами, бросились вперед, размахивая ятаганами и кинжалами, с которых капала их собственная кровь.
— Назад, негодяи! — крикнул брюнет, заслоняя собой юношу. — Вы не прикоснетесь к этому человеку.
— Смерть европейским собакам! — заорали фанатики.
— Ах так? По-хорошему, значит, не хотите? — разгневался маркиз. — Тогда получайте!
Выстрел из револьвера поразил первого марокканца, и он замертво рухнул на землю. В тот же миг на толпу с кулаками кинулся «геркулес» и двумя ударами свалил еще парочку буянов.
— Браво, Рокко! — похвалил брюнет. — От тебя пользы побольше, чем от моего револьвера.
Наткнувшись на неожиданное сопротивление, фанатики застыли и со страхом уставились на гиганта, похоже отлично умевшего драться и собиравшегося вновь пустить в ход свои кулачищи.
Юноша-еврей пододвинулся поближе к европейцам и на безупречном итальянском произнес:
— Господа, благодарю за помощь, но, если вам дорога жизнь, бегите.
— Я бы с радостью, — ответил брюнет, — было бы куда. У нас нет дома. Не правда ли, Рокко?
— Нету, хозяин. Не нашли пока.
— Тогда позвольте пригласить вас к себе, — сказал юноша.
— И далеко ваш дом?
— Здесь, в гетто.
— Тогда ведите.
Выстрел из револьвера поразил первого марокканца, и он замертво рухнул на землю.
— Да поскорее, — прибавил Рокко. — Люди продолжают вооружаться, и скоро нам мало не покажется.
Действительно, кое-кто, наведавшись в соседние дома, выходил оттуда с карабинами, саблями, ятаганами, а то и просто с мясницкими ножами.
— Дело принимает серьезный оборот, — согласился маркиз. — Отходим!
Они бросились бежать по рыночной площади. Впереди — еврей, быстрый, точно олень. Вслед беглецам загрохотали выстрелы. По счастью, меткость стрелков оставляла желать лучшего.
Опомнившись, фанатики и их поклонники кинулись вдогонку, вопя:
— Смерть кафирам! Месть! Месть!
Все трое бежали без устали, показав, что у них стальные икры. Однако положение становилось все более угрожающим, и маркиз начал сомневаться, что удастся уйти невредимыми.
Толпа росла. Из узких проулков выбегали мавры, арабы, негры... И были они отнюдь не безоружными. Новость, что иностранцы злодейски убили трех дервишей, молниеносно распространилась по городу, и весь Тафилалет собрался воздать по заслугам ненавистным кафирам.
— Не думал я, что вызову такую бурю, — прокричал на бегу маркиз. — Если вдруг не появится гвардия наместника, моя миссия на этом завершится.
Беглецы миновали площадь и хотели свернуть на одну из улиц, но проход оказался перекрыт отрядом мавров, вооруженных саблями и карабинами. Они сразу бросились наперерез беглецам, намереваясь зажать их меж двух огней. И им это вполне удалось.
— Рокко! — Маркиз остановился. — Мы проиграли.
— Путь перекрыт, — мрачно сказал еврей. — Вы погибнете, и все из-за меня.
— Ну пока-то мы живы, — возразил великан. — У меня пять пуль, у маркиза — шесть. Давайте где-нибудь забаррикадируемся.
— Где? — спросил маркиз.
— Да хоть вон в той кофейне.
— Начнется осада.
— Попробуем продержаться до прибытия стражи. Наместник три раза подумает, прежде чем бросит нас на произвол судьбы. Мы — европейцы, представители двух стран, которые могут создать кучу неприятностей марокканскому императору. Но не будем терять времени! Они готовятся стрелять.
Прогремели выстрелы. Пуля пробила берет Рокко.
В конце площади стояло небольшое квадратное строеньице с террасой. В чисто побеленных стенах — ни одного окна. Перед входом — плетеные корзины, служившие сиденьями посетителям кофейни.
Все трое кинулись туда, столкнувшись в дверях с хозяином-арабом. Старик некстати выглянул наружу, привлеченный криками и выстрелами.
— С дороги! — рявкнул маркиз. — Это — тебе!
Швырнув арабу пригоршню золотых монет, он оттолкнул его и вбежал внутрь. Рокко и еврей — за ним. Снаружи подбегала толпа:
— Смерть! Смерть кафирам!
Глава II
Трое против тысячи
Кофейня, занятая беглецами без разрешения хозяина, состояла из двух тесных комнат, забитых мешками с кофе, стульями, корзинами, глиняными и медными кувшинчиками и чашками, в основном — оббитыми и потрескавшимися.
Кроме того, имелись массивный прилавок, койка и железная жаровня, на которой закипал котел с кофе. Маркиз осмотрелся:
— Рокко, сможешь забаррикадировать дверь?
— Пожалуй, стойки хватит. Она тяжелая, из доброй ореховой древесины, в которой крепко застрянут пули.
Сказав это, великан легко оторвал прибитую к полу стойку и подтащил к выходу. Проход оказался прикрыт до половины. Еврейский юноша взялся за кровать, маркиз торопливо подтаскивал мешки с кофе.
— Дело сделано, — заключил Рокко.
— Вовремя, — отозвался маркиз. — Вот они, эти проклятые фанатики. Ни дать ни взять стая бешеных шакалов.
Снаружи доносились жуткие вопли. Фанатики и их последователи, натолкнувшись на баррикаду, вконец взбеленились.
— Пристрелим их! — завизжал кто-то.
— Угомонись, дружище, — невозмутимо посоветовал маркиз. — Мы не фазаны, чтобы спокойно подставляться под выстрелы. У нас тоже есть пули, и уж мы найдем им применение.
— А заодно этому кипятку, — добавил Рокко. — Можно подняться на террасу и вылить его им на голову.
— Сейчас так и сделаю, — вызвался юноша.
— Послушайте, не показывайтесь им на глаза. Сдается мне, вас они ненавидят больше, чем нас.
— Это потому, что я еврей.
— И много у вас врагов в Тафилалете?
— Ни одного, господин. Я прибыл сюда всего два дня назад и...
Выстрел не дал ему закончить фразу. Один марокканец сумел незаметно подобраться к двери, прокравшись вдоль стены, и выстрелил в щель между мешками. Свистнула пуля, едва не задев маркиза и еврейского юношу.
Рокко схватил со стойки револьвер и пальнул вслед убегающему марокканцу. Тот завопил, однако не упал и тут же затерялся в толпе. Горожане сгрудились на площади шагах в пятидесяти от кофейни и не переставая выкрикивали страшные угрозы.
— Промазал? — поинтересовался маркиз.
— Не совсем. Я его ранил, — ответил Рокко. — У нас на Сардинии стрелять умеют.
— У нас на Корсике тоже, — засмеялся маркиз.
— Да, не поспоришь. Ловко вы отправили прямиком к Магомету того фанатика, всадив ему тридцать граммов свинца в тыкву.
— И вы еще можете шутить? — воскликнул юноша, пораженный невероятным хладнокровием своих спасителей.
— Что тут такого? Мы с Рокко развлекаемся вовсю, — ответил маркиз.
— Не думайте, что марокканцы оставят нас в покое.
— Не оставят, говорите? Ну это мы еще поглядим.
— Они перережут нас как цыплят.
— Вы их боитесь?
— Нет, господин маркиз, не боюсь. Клянусь в этом. Однако мне жаль вас и... свою сестру, — вздохнул юноша.
— А, так у вас есть сестра? Где же она?
— В доме одного моего единоверца.
— То есть в безопасности?
— Надеюсь.
— В таком случае выше нос, дружище. Вы еще с ней увидитесь. Гвардейцы наместника не позволят толпе растерзать двух европейцев.
— Европейцев, вероятно, да. Что до меня... Я-то — еврей. Меня наместник с чистой совестью бросит толпе.
— Скажите-ка, вы марокканский подданный?
— Да, я из Танжера.
— В Тафилалете вас кто-нибудь знает?
— Нет, господин маркиз.
— Тогда мы объявим, что вы находитесь под покровительством Франции и Италии. Посмотрим, осмелятся ли они вас тронуть. Ага! Кажется, началось. Рокко, надо кое-что сделать.
— Хозяин, — сказал Рокко, — снаружи прячутся четверо или пятеро бандитов. Сейчас примутся палить.
— По-моему, кофейник давно вскипел. Почему бы не угостить этих месье чашечкой мокко?
— Одной чашечкой? Мы же не жадные, господин маркиз.
— А вдруг они обожгутся?
— Тем хуже для них.
Маркиз и юноша встали у стены, чтобы не попасть под выстрел в упор, а сардинец взял тряпку, снял с жаровни огромный, чуть ли не десятилитровый, котелок с кофе и по лесенке поднялся на террасу. Прячась за парапетом, он поднял котелок и опрокинул его содержимое вниз, крикнув:
— Берегите голову, ребята! Горячо!
Из-за двери раздались кошмарные, душераздирающие вопли. Несколько человек бросились через площадь, держась за голову и визжа, точно дикие звери.
— Славный полив! — воскликнул великан.
Толпа отреагировала бешеной пальбой из ружей. Сардинец, однако, предвидя такую реакцию, уже присел за парапетом, по которому застучали пули, разбрасывая во все стороны каменное крошево.
— А стреляют неплохо, подлецы, хотя вряд ли у них имеется добрый английский порох, — проворчал себе в усы Рокко. — Спущусь-ка, поставлю опять котелок на огонь.
И сбежал по ступеням. Вслед грянул новый залп, пули градом забарабанили по стенам.
— Кажется, теперь они больше злы на тебя, мой дорогой Рокко, чем на этого месье, — заметил маркиз. — Кстати, вооружены они неважно. Карабины у них, может, и есть, но, по-моему, от них больше шума, чем вреда.
— Что слышно? — поинтересовался Рокко у еврея, наблюдавшего за площадью.
— Удрали, только пятки засверкали.
— Еще бы! Столько кофе разом выпить!
— Тем не менее остальные готовятся стрелять, — добавил юноша.
— Ничего, нам есть что им предложить, господин...
— Бен Нартико, — представился молодой еврей.
— Судя по имени, вы наполовину то ли араб, то ли испанец?
— Можно и так сказать, месье...
— Маркиз де Сартен.
— Вы корсиканец?
— Да, господин Нартико. Мы с моим верным Рокко оба островитяне. Он с Сардинии. Смотрите, они приближаются! Проклятье! Погодите, сейчас я вас...
С этими словами маркиз выстрелил из револьвера. Молодой еврей поддержал его огнем из пистолета.
— Отлично стреляет израильтянин, — пробасил Рокко, увидев, как один из нападавших крутанулся вокруг своей оси и рухнул на землю.
Толпа ответила столь мощным залпом, что трое осажденных вынуждены были присесть. Марокканцы, похоже, решили взяться за дело всерьез. Пули засвистели, глухо застучали по стенам и деревянной стойке, выбивая куски штукатурки и щепки.
Нападающие, сбившись в кучу, подбирались к кофейне, подбадривая себя криками. Решили, наверное, во что бы то ни стало добраться до трех кафиров, посмевших бросить вызов целому городу.
— Господин де Сартен, — произнес юноша, — настал наш последний час.
— У меня еще три патрона, — хладнокровно ответил маркиз.
— Я пока вообще ни одного из своих не потратил, — прибавил Рокко.
— Итого — минус восемь негодяев.
— А мои кулаки, хозяин? О них вы позабыли?
— Но их же там тысяча! — вскричал еврей. — У вас найдутся кинжалы?
— Найдутся. И мы ими воспользуемся, будьте покойны.
— Следовательно, у нас вполне хватит... Что это еще за шум? Не стук ли копыт?
В самом деле, сквозь многоголосый гомон донеслось ржание лошадей и по мостовой загрохотали подковы. Послышались повелительные крики:
— С дороги! С дороги!
— Похоже, помощь подоспела, — сообщил Рокко, выглянув наружу. — Толпа расступается перед всадниками.
— Выходит, здешний душка-наместник решил наконец вмешаться? — предположил маркиз. — Еще чуть-чуть, и уже ничто не спасло бы наши шкуры, а заодно — и шкуры его подданных. Представляю, что сейчас здесь начнется.
— Ничего, что нельзя будет решить золотом, — сказал Бен Нартико. — Если позволите, я вручу им его от вашего имени.
— От таких щедрых предложений грех отказываться. Сейчас у меня в кармане ни луидора, но потом я верну вам долг.
— Господин маркиз! — воскликнул Бен Нартико. — Это я у вас в неоплатном долгу!
— А он совершенно не похож на других евреев, — пробормотал себе под нос Рокко. — Неплохой, должно быть, парнишка.
Между тем всадники, разогнав собравшихся древками копий, остановились перед кофейней. Их было около трех десятков, все высокие, статные и черные, как вакса. Лучшие, самые надежные марокканские войска комплектуются из негров, которых в цепях приводят из африканских джунглей. Они не колеблясь пускают в ход оружие против местных жителей: мавров, арабов и евреев.
На стражниках были просторные голубые или красные кафтаны, белые накидки и остроконечные фески. На ногах — желтые кожаные бабуши с очень длинными двузубыми шпорами.
Лошади под тяжелыми седлами были коренасты, яркоглазы, с немного сплющенными лбами. Красивые, поджарые, быстрые как ветер и выносливые животные.
Во главе отряда гарцевал очень смуглый, чернобородый вельможа весьма важного вида. Наряд его составляли белая чалма, короткие штаны, желтые сапоги и невероятной красоты голубой уазроц из невесомого шелка, расшитого золотом.
Маркиз мигом узнал всадника:
— Наместник! Какой любезный месье, прибыл самолично!
— Любезный или перепуганный? — усмехнулся Рокко. — Держу пари, он, словно наяву, увидел французские и итальянские броненосцы, бороздящие песчаные волны Сахары.
— Точно! — захохотал маркиз. — Приплывшие разнести в пыль его город.
Сардинец мигом раскидал баррикаду. Наместник приблизился. Увидев маркиза, выходившего с револьвером, он нахмурился и заставил коня попятиться.
— Не бойтесь, ваше превосходительство, — успокоительно произнес корсиканец.
— Что вы тут натворили, если против вас ополчился весь город? — вопросил с сильным акцентом наместник. — Неужто забыли, что вы не просто чужестранцы, но христиане?
— Вините во всем ваших подданных, ваше превосходительство. — Маркиз сделал вид, будто возмущен до глубины души. — Иностранцам запрещено ходить по улицам Тафилалета? Во Франции или в Италии может спокойно прогуливаться любой иностранец. Даже марокканец, если вам угодно.
— Вы убили троих горожан.
— Не мог же я позволить им прикончить моего слугу!
— Мне доложили, что речь не о слуге, а о грязном еврее.
— Тот, кого вы столь презрительно поименовали грязным евреем, и есть мой слуга, ваше превосходительство.
— Вы держите в слугах еврея? — изумленно вскричал наместник. — Почему же нам об этом не доложили? Я бы заставил своих людей его уважать. Султан не желает ссориться с европейскими державами.
— Доложить? Не знал, что это необходимо.
— Поэтому и угодили в переплет, последствия которого трудно предвидеть. Жители города в гневе и требуют справедливости. Хотите добрый совет? Отдайте им этого еврея на растерзание.
— Не в моих правилах позволять убивать своих слуг, даже не попытавшись их защитить. Делать нечего, придется сразиться с вашими горожанами.
— Одному против тысяч?! Вас мигом убьют!
— За меня отомстит Франция, а за моего товарища — Италия.
Услышав такие речи, наместник помрачнел еще больше:
— Только этого не хватало! Мне не нужны дипломатические осложнения, которые могут закончиться войной. Война нам сейчас не по средствам... Не желаете выдать еврея, так хотя бы уезжайте отсюда поскорее. Я не смогу долго вас прикрывать.
— Хорошо. Дайте мне время собрать караван, и я уеду.
— Будьте осторожны. Великая пустыня опасна, кто-нибудь может вас там выследить.
— Ничего, отобьюсь.
— Следуйте за мной. Я отправлю вас из города нынче же вечером.
— Мы направляемся во дворец?
— Это сейчас единственное место, где вам не угрожает гибель. Встаньте все в середину моего отряда.
— Точно арестанты?..
— Доставьте толпе эту маленькую радость. Поверьте, в итоге не прогадаете.
— Да будет так, — кивнул маркиз. — Рокко, Бен, пошли. Но будьте начеку. Верить тут никому нельзя.
— А моя сестра?
— Дьявол! Совсем из головы вон. Ничего, найдем способ дать ей знать, что с вами все в порядке. Пока же удовлетворитесь тем, что живы.
Глава III
Наместник Тафилалета
Пока наместник беседовал с маркизом, толпа понемногу стягивалась к площади, побуждаемая безумцами, призывающими на головы кафиров гнев Аллаха и Магомета. Здесь собрались представители всех племен и сект, какие только есть в Марокко.
Мавры в пышных нарядах и огромных чалмах из разноцветного муслина, в красных, голубых или полосатых кафтанах, в белых шерстяных уазроцах, украшенных кисточками, или в полосатых шелковых плащах, легких, почти прозрачных.
Другие местные аристократы, арабы, щеголяли в бурнусах и шерстяных башлыках. Вооружены они были длинными старинными мушкетами, инкрустированными серебром и перламутром.
Были среди собравшихся и жители пустыни: худые как щепки, импульсивные, с желтоватой пергаментной кожей и в плащах сомнительной белизны. Были негры из Центральной Африки: высокие, мускулистые, черные, будто гуталин, с курчавыми волосами и огромными, словно фарфоровыми глазами.
Были тут заклинатели змей, святые, дервиши, нищие, работорговцы, бедуины. У каждого имелось какое-нибудь оружие, и все горели желанием растерзать кафиров, посмевших нарушить ход религиозной церемонии, из-за чего фанатики так и не попали в магометанский рай.
Больше всего, конечно, они злились на несчастного еврейского юношу, из-за которого начался этот тарарам. О погибших уже благополучно забыли. Человеческая жизнь в Африке стоит дешево. Собравшихся огорчало одно: товарищей на их глазах убили неверные.
Увидев, что осажденные покидают кофейню, толпа заревела:
— Справедливости! Справедливости!.. Казнить их! Отрубить им головы!..
Наместник выдвинул вперед два десятка солдат, приказав им держать копья наготове. Толпа поспешила расступиться перед вооруженными всадниками.
— Господин, — обратился наместник к маркизу, шагавшему рядом, — прошу вас, если вам дорога жизнь, не совершайте необдуманных действий.
— Не волнуйтесь, мы будем паиньками, — ответил де Сартен. — Напротив, разрешаю вам объявить, что на рассвете наши головы будут вывешены на крюках бастионов. Завтра этих подлецов ждет сильное разочарование, зато сегодня они удовлетворятся обещанием и возблагодарят султана и вас за справедливый суд.
— Э-э-э, синьор маркиз, не слишком ли много вы им обещаете? — хохотнул Рокко, в то время как наместник кисло скривился.
— Ничего! Завтра мы будем далеко в пустыне. Ищи нас там свищи.
Визги и вопли толпы слились в невнятный гул. Мавры, арабы и негры размахивали саблями и ятаганами, потрясали карабинами, однако, едва стражники наместника взяли копья наперевес, забияки поспешили сдать назад и пропустили процессию.
Горожане хорошо знали, что наместник — не тот человек, которого можно взять на испуг. Могло выйти, что завтра уже их головы окажутся вывешенными на крючьях. Суд в Марокко скор на руку, особенно если дело касается тех, кто восстает против властей.
Всадники, ни на секунду не поднимая копий и жестоко распихивая кричащую, но нерешительную толпу, пересекли площадь. Вскоре отряд достиг широкой эспланады, ведшей к великолепному, утопающему в садах зданию с террасами, галереями и беломраморными портиками.
Миновав разводной мост, вступили в просторный квадратный двор с мозаичным полом и стрельчатыми аркадами с изящными зубчатыми сводами. По периметру выстроились мраморные колонны с каннелюрами. Фонтан, с дельфином в центре, испускающий струю воды, поддерживал благодатную прохладу. И везде были разложены знаменитые цветастые рабатские ковры.
Маркиз приблизился к спешившемуся наместнику и незаметно передал ему тяжелый кожаный кошель, полученный от еврея:
— Разделите это между вашими солдатами, ваше превосходительство.
— Да-да, не беспокойтесь, — ответил марокканец, спрятав кошелек прежде, чем его увидели стражники.
— Благодарю за помощь, ваше превосходительство.
— Я всего лишь исполнял долг, хотя, признаюсь, ваша эскапада может доставить мне серьезные неприятности.
Передав коня слуге, наместник провел маркиза с его товарищами в зал, то и дело бросая неприязненные взгляды на еврея. Еврей в его дворце? Это уж слишком. Не оскверняет ли он своим присутствием резиденцию наместников Тафилалета?
Как и во всех домах богатых арабов и мавров, мозаичные полы во дворце наместника были устланы роскошными коврами. Было тут множество зеркал, ваз с цветами, шелковых диванчиков и столиков с серебряными и медными подсвечниками, в которых горели красные, желтые и зеленые свечи.
В углу дымилась красивая чеканная курильница, где тлел порошок алоэ, распространяя тонкий аромат. Наместник распорядился подать напитки, мороженое и маджум — мягкую фиолетовую пасту из меда, масла, специй и листочков кифа [4]. В небольших дозах маджум вызывает легкое опьянение, но, если им злоупотребить, одурманивает и вызывает болезнь. Сам наместник к еде не прикоснулся, ведь пост еще не закончился.
— Вы останетесь во дворце до тех пор, пока не будет собран ваш караван, — сказал он маркизу. — Я уже приказал снарядить для вас людей и верблюдов.
— Только не жадничайте, ваше превосходительство. Мне требуются сильные животные и надежные люди.
— Сколько хотите верблюдов?
— С полдюжины. И два коня.
— Двух человек вам хватит?
— Да, если они крепки телом и духом.
— Не сомневайтесь. Именно такими они и будут. Более того, я пошлю с вашим караваном человека, который сможет защитить вас от пустынных племен намного лучше оружия.
— Что же это за человек такой?
— Тот, на чьих руках благословение крови.
— Боюсь, ваше превосходительство, я вас не вполне понимаю. — Маркиз удивленно посмотрел на наместника.
— Он способен излечить любую болезнь, никто не посмеет тронуть человека, обладающего подобным даром.
— От кого же он получил сей дар?
— От самого Аллаха.
— Теперь понятно, — ответил маркиз, с трудом сдерживая улыбку.
— А вот я — ничего не понял, — пробормотал Рокко.
— Я прикажу подать вам ужин сюда или, если захотите, во дворик. — Наместник поднялся. — Пожелаете отдохнуть — в вашем распоряжении все мои диваны.
— Благодарю, ваше превосходительство.
Маркиз проводил наместника до двери, потом вернулся к Рокко:
— Ты ведь уложил перед уходом наш багаж?
— Да, хозяин. Осталось лишь погрузить на верблюдов.
— Господа, куда вы направляетесь? — спросил Бен.
— В пустыню. Хотите с нами? Сдается мне, климат Тафилалета для вас вреден.
— Я тоже собрал небольшой караван, чтобы ехать в пустыню.
— Вы? И что же вас гонит в раскаленные пески?
— У меня дело в Тимбукту.
— В Тимбукту?! Разве вы не знаете, что этот город опасен и для европейцев, и для евреев?
— Прекрасно знаю, маркиз. Однако мне нужно добраться до Царицы Песков [5].
— Но зачем?
— Об этом я поведаю позже. Было бы неосмотрительно беседовать на такие темы здесь, где у стен могут быть уши. Как только доберемся до адуара [6] моего друга Гасана, сможем поговорить спокойно.
— Кто этот Гасан?
— Мой единоверец. Его табор стоит на самой границе пустыни.
— Далеко отсюда?
— Часов десять ходу.
— Вам уже случалось пересекать Сахару?
— Да, маркиз.
— В таком случае вы можете быть мне полезны, — сказал де Сартен.
— Готов на все, чтобы отблагодарить вас за спасение моей жизни.
— Не стоит.
— Нет, стоит, маркиз.
Корсиканец помолчал, пристально глядя на юношу. Казалось, ему очень хочется о чем-то с ним посоветоваться. Наконец он пожал плечами и произнес:
— Да, поговорим обо всем позже.
— В чем дело? — поинтересовался Рокко.
— Бен прав. Здесь неподходящее место для доверительных бесед. А! Вот и наш ужин. Как раз вовремя. Согласен, Рокко?
— Еще бы! От всех этих воплей и выстрелов у меня разыгрался волчий аппетит.
В зал как раз вошли четверо негров, в красных, расшитых золотом шароварах и куртках с серебряными арабесками, и внесли богато накрытый стол.
Столовые приборы и блюда были из серебра, бокалы — из розового хрусталя, также инкрустированного серебром.
— Наместник обращается с нами будто с принцами крови, — заметил маркиз, повеселевший от аппетитных запахов, которые распространяли внушительные фарфоровые миски. — Внакладе он, конечно, не останется и заставит нас дорого заплатить за караван. Впрочем, нам ли жаловаться?
В последний день Рамадана повара его превосходительства, похоже, совершили настоящие чудеса. Ужин был превосходным, а по марокканским меркам так и вообще настоящим пиром.
Даже бравый Рокко, с сомнением относившийся к африканской кухне, с интересом принюхивался к кускусу. Это национальное марокканское блюдо готовят из крупы, бобов, рубленого мяса, лука, кабачков и приправляют сладкой подливой с ямайским перцем.
Были поданы огромные куски разнообразно приготовленной баранины. А еще — курятина, рыба, пахучие жирные соусы, пироги с финиками, сладости, мороженое и фрукты, доставленные из оазисов пустыни.
Вина не было, поскольку оно запретно для последователей Магомета. Зато апельсиновые и смородиновые шербеты имелись в изобилии. Шербет, конечно, далеко не то же самое, что бутылка выдержанного бордо или доброго кампидано, горячо любимого Рокко, но пришлось удовлетвориться шербетами.
Не успели маркиз с товарищами отужинать и раскурить поданные слугой трубки, как им доложили, что караван готов и ждет их у развалин древней мечети за городом.
— Наместнику не терпится отослать нас в пустыню, — хмыкнул маркиз. — Уж не боится ли он бунта?
— Боится не боится, но, если он будет продолжать нас защищать, неприятностей ему не миновать, — ответил Бен Нартико.
— И чтобы избавиться от докуки, он отправляет нас на съедение туарегам. Впрочем, мы в долгу перед наместником. Кто знает, чем бы без его помощи закончилась эта история? Месье Нартико, где мы можем отыскать вашу сестру?
— Я уже поручил дворцовому слуге переправить ее в адуар моего друга. К этому часу они должны были покинуть Тафилалет.
— А вы, смотрю, времени зря не теряли.
— Как и я, господин маркиз, — сказал Рокко. — Отправил негров за нашими вещами. Думаю, их уже навьючили на верблюдов.
— Значит, мы с легким сердцем можем покинуть дворец.
Во дворе товарищей ждали двенадцать всадников, которые должны были эскортировать их за городские стены и в случае чего защитить от горожан. Наместник вышел попрощаться с маркизом.
— Доброго вам пути, господин, — сказал он корсиканцу. — Надеюсь, вы поведаете французскому консулу, что встретили у меня хороший прием?
— Не сомневайтесь, ваше превосходительство, — ответил де Сартен. — Прежде чем пуститься в дорогу, отправлю курьера с письмом в Танжер. И как только доберусь до своего багажа, пришлю вам подарок.
— Можете передать его мне с эскортом, — торопливо вставил наместник.
— Так будет хоть какой-то шанс, что он получит свой подарок, — пробурчал Рокко. — Жадные и жестокие фанатики, вот кто такие эти марокканцы.
Трое товарищей вскочили в седла и в сопровождении стражи покинули дворец. Эскорт держал копья наперевес. Оставалось стойкое подозрение, что родичи убитых так просто от мести не откажутся.
К счастью, наместник выбрал удобный момент, чтобы избавиться от опасных гостей. Прогремел пушечный выстрел, возвещая, что до окончания поста осталось четверть часа, и все тафилалетцы уже сидели перед обильно накрытыми столами, готовясь отпраздновать завершение Рамадана.
— На улицах никого, — сказал Рокко, сжимая револьвер. — Одни бродячие собаки. Неужто горожане слепо поверили обещаниям наместника?
— Это вряд ли, — ответил маркиз.
— Я тоже так думаю, — согласился юноша.
— Господин, вон там ждет тебя твой караван.
Они скакали по опустевшим улицам. Из каждого двора доносились громкие возгласы, пение и музыка, террасы освещались множеством разноцветных ламп. Никто не выглядывал в окна и двери, заслышав частый стук копыт, не выходил на балконы и веранды. Люди веселились и воздавали должное кушаньям и напиткам, потому что конец Рамадана для магометан все равно что Пасха — для христиан: отличный повод собраться всей семьей за праздничным столом.
Минут через двадцать показались городские стены и полуобвалившиеся зубчатые бастионы. Солдаты назвали дозорным пароль, и отряд без происшествий покинул Тафилалет.
В безоблачном небе висела только что взошедшая луна, и равнина впереди была освещена, как днем. Нигде ни верхового, ни пешего. Места казались пустынными, однако это еще не была настоящая пустыня: тут и там вырисовывались четкие контуры алоэ и огромных опунций, акаций или великолепных пальм с листьями, напоминающими веера.
В стороне, в низине, можно было разглядеть несколько поставленных в круг палаток — адуар. В полном безветрии далеко разносились сладкие звуки теорб [7] и монотонный перезвон бубнов.
Арабы пустыни тоже справляли Рамадан.
Еще с полчаса отряд скакал по почти бесплодным песчаным пустошам, где лишь изредка попадались участки, поросшие жесткой травой. Наконец командир поравнялся с маркизом и показал на небольшую мечеть, тонкий минарет которой белел на фоне неба:
— Господин, вон там ждет тебя твой караван.
— Прекрасно. — Маркиз перевел дух. — Полагаю, теперь мы в безопасности. Рокко, если полковник все еще жив и находится в пустыне, мы его найдем, верно?
— Конечно, хозяин.
— О каком полковнике вы толкуете, господин де Сартен? — поинтересовался Бен, услышавший их разговор.
— О полковнике Флаттерсе, — тихо произнес маркиз. — Мы отправляемся на его поиски.
И, не говоря больше ни слова, пришпорил коня, направляя его к мечети.
Глава IV
Караван
Маркиз Гюстав де Сартен был прирожденным авантюристом. Впрочем, таковы все корсиканцы.
Неугомонный и пылкий юноша быстро понял, что родной остров слишком мал, тогда как окружающий мир — огромен и полон возможностей. Гюстав был крепок телом, до безрассудства смел и, что немаловажно, богат. Еще мальчиком он совершил кругосветное путешествие, гонимый ненасытным желанием пережить увлекательные приключения, непременно рискованные.
К пятнадцати годам Гюстав два раза пересек Атлантический океан, надеясь отыскать героев, о которых читал в книгах Фенимора Купера и Гюстава Эмара. К восемнадцати побывал в Индии и Китае. К двадцати четырем стал лейтенантом взвода спаги [8] и воевал на границе Алжира против берберов-кабилов.
Он как раз собирался подать в отставку и отправиться в Австралию, ибо уже и Алжир прискучил неугомонному корсиканцу, когда непредвиденное событие заставило его переменить намерения.
Случившееся точно громом поразило ученый мир, а также французских военных. На экспедицию полковника Флаттерса, отправленную в 1881 году в пустыню с целью разведки будущей трассы Великой Транссахарской железной дороги, напали разбойники.
Партия, состоявшая из самого полковника, капитана Массона, инженеров, проводников и охраны, была предана алжирскими наемниками и частью захвачена в плен, частью убита туарегами. Ужасную новость принесли проводники, которых нашли умирающими от голода и жажды на границе пустыни, куда они сумели добраться за несколько недель жуткого бегства от дикарей, висевших у них на хвосте.
Сначала все посчитали, что Флаттерс погиб в сражении. Однако поползли слухи, сначала робкие, затем все более настойчивые, что туареги пощадили полковника и увели его в Тимбукту, город, прозванный Царицей Песков.
Была ли в тех слухах хоть крупица истины? Неизвестно. Однако надежда на то, что полковник выжил, затеплилась во множестве сердец, в том числе в сердце маркиза де Сартена.
Ему выпал шанс отправиться в Сахару, побывать в загадочной Царице Песков и выяснить судьбу главы экспедиции. Упускать такое приключение было нельзя. Маркиза ждали слава и опасности, которым он мог бросить вызов.
Алжирская граница пустыни была закрыта для европейцев. Ее зорко охраняли туареги, готовые растерзать первый же спасательный караван, попытавшийся углубиться в раскаленные пески. Однако со стороны Марокко граница была открыта.
Маркиз де Сартен не желал терять ни минуты. Надо спасать полковника!
Он тут же взялся за дело. Выхлопотав внеочередной отпуск на пятнадцать месяцев и получив рекомендательные письма от столичного наместника, он отправился в путь. Не понаслышке знакомый с нравами арабов и мавров, этих гонителей христиан, маркиз благоразумно не распространялся о цели своей экспедиции. Ему не хотелось, чтобы марокканцы, добрые приятели туарегов, вставляли палки в колеса, поэтому он обставил предстоящий поход как простую прогулку по оазисам великой пустыни, и ничего более.
И вот, в один прекрасный день, де Сартен высадился в Танжере с Рокко, своим верным слугой и другом, следовавшим за маркизом по всему свету. Испросив покровительства французского посла, он немедля отправился в Тафилалет, самый южный город Марокко.
Благодаря рекомендательным письмам наместник хорошо принял маркиза и пообещал помощь в снаряжении каравана, надеясь, разумеется, изрядно пополнить собственный карман.
Остальное вам известно.
В караване, собранном наместником Тафилалета, было семь верблюдов, два коня, осел и три человека.
Одним из сопровождающих был тот самый, благословенный Создателем мавр: человек выше среднего роста, смуглый, с черными жгучими глазами. Двое других — бедуины: невысокие, худые и гораздо смуглее мавра. Люди, прямо скажем, сомнительной верности. Им ничего не стоит прирезать гостя, разделившего с ними хлеб-соль. Однако в пустыне от одного бедуина пользы больше, чем от всех марокканцев, алжирцев и триполитанце…