Steven Erikson
HOUSE OF CHAINS
Copyright © Steven Erikson, 2002
First published as House of Chains in 2002 by Bantam Press,
an imprint of Transworld Publishers.
Transworld Publishers is part of the Penguin Random House group of companies.
All rights reserved

Перевод с английского Игоря Иванова

Серийное оформление Виктории Манацковой

Оформление обложки Егора Саламашенко

Карты выполнены Юлией Каташинской

Эриксон С.
Малазанская книга павших. Кн. 4 : Дом Цепей : роман / Стивен Эриксон ; пер. с англ. И. Иванова. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2023. — (Звезды новой фэнтези).

ISBN 978-5-389-23929-6

18+

Семиградье, некогда оккупированное Малазанской империей и попавшее к ней под пяту, восстало. Само существование империи под угрозой. Императрица Ласин карательными мерами пытается подавить мятеж. Воинство Апокалипсиса — Вихрь Дриджны, — сосредоточенное в священной пустыне Рараку, во главе с Ша’ик Возрожденной, ведет свою двойную игру. В стане семиградских мятежников также нет единства и понимания: маги, пустынные племена, перебежчик Корболо Дом — все хотят переиграть ситуацию в свою пользу. Цепь судеб и обстоятельств, которая сковывает людей, вот-вот оборвется. Чем это закончится для планеты? Чередой новых несчастий? Миром? Покоем? Ответа нет…

© И. Б. Иванов, перевод, 2023
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023
Издательство Азбука®

 

 

 

Марку Пакстону-Макрею,
за удар, буквально отправивший меня в нокаут.
Эта книга, дружище, полностью твоя

Благодарности

Как всегда, выражаю глубокую признательность своим верным и преданным читателям: Крису Порозны, Ричарду Джоунзу, Дэвиду Кеку, Марку Пакстону-Макрею, Клер и Боуэну. Кроме того, хочу от души поблагодарить Саймона Тейлора и всю команду издательства «Transworld». Огромное спасибо ангельски терпеливым работникам «Tony’s Bar Italia»: Эрике, Стиву, Джессу, Дэну, Рону, Орвиллу, Римпи, Рее, Кэму, Джеймсу, Конраду, Даррену, Расти, Филу, Тодду, Марни, Крису, Лие, Аде, Кевину, Джейку, Джеми, Грими и обоим Домсам. Отдельная благодарность Даррену Нэшу (за то, что тесто у него всегда поднималось вовремя) и Питеру Кроутеру.

Действующие лица

Уриды (клан народа теблоров)

Карса Орлонг — молодой воин

Байрот Гилд — молодой воин

Делюм Торд — молодой воин

Далисса — невеста Байрота Гилда

Палик — дед Карсы

Синиг — отец Карсы

Малазанская армия в Семиградье

Тавора — адъюнктесса императрицы Ласин

Гамет — верховный кулак (в прошлом — командир стражников в доме Паранов)

Ян’тарь — сердечная подруга Таворы

Тин Баральта — кулак (в прошлом — командир «красных клинков»)

Блистиг — кулак (в прошлом — командир Арэнского гарнизона)

Кенеб — капитан

Ковырялка — маленький мальчик, приемный сын капитана Кенеба

Нок — адмирал

Алардис — женщина-офицер, служащая под командованием Нока

Нихил — юный виканский колдун

Бездна — юная виканская колдунья, сестра Нихила

Темул — юный виканский командир из клана Ворона (один из участников «Собачьей цепи»)

Прищур — воин Арэнского гарнизона

Жемчуг — член тайного братства «Коготь»

Шик — командир Жемчуга

Лостара Йил — помощница Жемчуга (в прошлом — офицер «красных клинков»)

Галль — командир хундрильского легиона «Выжженные слезы»

Имраль — воин из отряда Галля

Военные моряки
Девятой роты, Восьмой легион

Раналь — лейтенант

Струнка — сержант (в прошлом — Скрипач, сапер из сжигателей мостов)

Геслер — сержант

Скучень — сержант

Смоляк — капрал

Ураган — капрал

Хубб — капрал

Бутылка — взводный маг

Улыбочка — рядовая

Корик — рядовой, наполовину сетиец

Спрут — сапер

Истин — рядовой

Пелла — рядовой

Тэвос — рядовой

Песок — рядовой

Балгрид — рядовой

Ибб — рядовой

Можетбыть — рядовой

Лутис — взводный лекарь

Отборные части тяжелой пехоты
Девятой роты, Восьмой легион

Мосол — сержант

Одинокая — сержант

Тагг — сержант

Смекалка — рядовая

Юргель — рядовой

Чаша — рядовой

Шлепонос — рядовой

Отборные части средней пехоты
Девятой роты, Восьмой легион

Припарка — сержант

Моак — сержант

Запашок — капрал

Жгучий — капрал

Тюльпан — капрал

Горлорез — рядовой

Ветроплюй — рядовой

Гэльт — рядовой

Лобик — рядовой

Гребло — рядовой

Пандус — рядовой

Умелец — рядовой

Прочие малазанские воины

Канат — сержант Второй роты Ашокского полка

Эброн — кадровый маг Пятого взвода Ашокского полка

Хромуша — рядовой Пятого взвода

Звонарь — рядовой Пятого взвода

Осколок — капрал Пятого взвода

Добряк — капитан Второй роты

Конопатый — лейтенант Второй роты

Упертый — малазанский караульный в Эрлитане

Лужица — малазанский караульный в Эрлитане

Кривозуб — сержант-наставник новобранцев, гарнизон Малаза

Ирриз — капитан, переметнувшийся на сторону мятежников

Синна — беженка, примкнувшая к остаткам воинов Ашокского полка

Гентур — военный моряк

Обманщик — военный моряк

Хаула — одна из командиров тайного братства «Перст»

Натианцы (народ, населяющий
северную часть Генабакиса)

Сильгар — рабовладелец

Дамиск — стражник

Балантис — торговец

Астабб — охотник за головами

Боругг — охотник за головами

Прочие действующие лица
на Генабакисе

Успокоительница — колдунья расы форкрул ассейлов

Торвальд Ном — уроженец Даруджистана

Ганал — узник из теблорского племени сунидов

Армия Дриджны
(Воинство Апокалипсиса)

Ша’ик — Избранница богини Вихря (в прошлом — Фелисин из дома Паранов)

Фелисин-младшая — ее приемная дочь

Тоблакай — телохранитель Ша’ик (он же Карса Орлонг)

Леоман Неистовый — телохранитель Ша’ик

Л’орик — высший маг

Бидитал — высший маг

Фебрил — высший маг

Геборик Призрачные Руки (в прошлом — Геборик Легкая Рука) — бывший жрец Фэнера

Корболо Дом — малазанский перебежчик, вставший на сторону Ша’ик

Камист Релой — высший маг в свите Корболо Дома

Хенара — колдунья в свите Корболо Дома

Файелла — колдунья в свите Корболо Дома

Маток — предводитель воинов пустынных племен

Т’морол — телохранитель Матока

Корабб Бхилан Тену’алас — офицер из отряда Леомана

Сциллара — ученица Бидитала и его лазутчица

Дюриль — солдат из «Истребителей собак» (отборные подразделения Корболо Дома)

Этюм — солдат из «Истребителей собак»

Казанал — наемный убийца Корболо Дома (в прошлом шаман племени семаков)

Прочие действующие лица

Калам Мехар — убийца

Трулль Сенгар — воин расы тисте эдур

Онрак — т’лан имасс

Резак — убийца (в прошлом — Крокус)

Апсалар — убийца

Реллок — отец Апсалар

Котильон — Покровитель Убийц

Путник — уроженец Дал-Хона

Крест — Пес Тени

Бельмо — Гончая Тени

Дарист — тисте анди

Ба’йенрок (Хранитель) — отшельник

Ибра Голан — предводитель клана т’лан имассов

Монок Ошем — заклинатель костей (шаман) из клана Логросовых т’лан имассов

Харан Эпал — т’лан имасс

Олар Шайн — т’лан имасс

Лягушан Серый — демон-фамильяр

Апт — апторианская демоница Тени

Азалан — азаланский демон Тени

Панек — дитя Тени (малазанский мальчик, казненный мятежниками и спасенный Апт)

Мебра — шпион в Эрлитане

Искарал Прыщ — верховный жрец Тени

Могора — жена Прыща, д’иверс

Синнигиг — яггут

Фирлис — яггутка, сестра Синнигига

Арамала — яггутка, сестра Синнигига

Икарий — ягг-полукровка

Маппо — неизменный спутник Икария, трелль

Джорруд — сенешаль тисте лиосан

Малакар — тисте лиосан

Эниас — тисте лиосан

Оренас — тисте лиосан

Пролог

 

 

 

Канун появления Затопленного мира
943-й день Поиска, 1139-й год Сна Огни

 

Илистый берег был сплошь усеян вздувшимися серыми трупами. Они напоминали громадные поленницы дров, этакий плавник из принесенных волнами мертвых тел. Гниющая плоть привлекала скопища десятиногих черных крабов. Орды этих крошечных, размером с монетку, существ вряд ли догадывались, что столь неожиданный и щедрый пир им подарил разрыв в одном из магических Путей.

Морские воды послушно окрасились в свинцовый цвет низко нависших небес. Он господствовал повсюду, становясь темнее там, где вода сменялась полосою ила. И только вдали, на приличном расстоянии от берега, к серым оттенкам добавлялась грязная охра стен самых верхних ярусов бывшего города. Вода захлестнула его внезапно. Потом буря утихла, а море осталось, довольное обильной жатвой.

Жители погибшего города были низкорослыми и коренастыми. Длинные, никогда не знавшие ножниц светлые волосы обрамляли их круглые лица. Эти люди привыкли жить в холоде, о чем свидетельствовали их теплые, на толстой подкладке одежды. Когда в магическом Пути внезапно образовался разрыв, здешний климат резко изменился. Воздух сделался жарким и влажным; зловоние, утвердившееся в нем, перебивало все прочие запахи.

Однако море появилось в этих местах сравнительно недавно. Его породила река, хлынувшая из дыры в магическом Пути, — широкая и необычайно длинная. Никто не знал, где находится ее исток, ибо река эта текла из другого мира. Ее пресные воды не отличались прозрачностью; наоборот, они несли с собой громадные пласты ила, в которых путешествовали здоровенные каракатицы и невиданные в этих краях пауки размером с тележное колесо. Вся равнина сделалась одной необозримой поймой новой реки. На мелководьях плодились крупные и мелкие крабы. За ними охотились диковинные плотоядные растения, не имевшие корней и способные перемещаться. Так продолжалось довольно долго: дни, недели, месяцы.

Вместе с рекой в здешний мир ворвался и жаркий воздух, немедленно затеявший смертельную битву с умеренным климатом этих мест. Над рекой, успевшей разлиться до размеров моря, беспрестанно проносились бури. Но еще раньше, чем море вознамерилось смыть город, немало его обитателей погибло от морового поветрия. Оставшиеся в живых утонули. Спасшихся, скорее всего, не было; просто кто-то сумел чуть отсрочить собственную гибель...

Минувшей ночью дыра в магическом Пути столь же неожиданно закрылась. Река вернулась обратно в мир, которому принадлежала. А вот море осталось.

То, что предстало глазам Трулля Сенгара, когда его волокли по скользкому илу, вряд ли можно было назвать побережьем, но иного слова он подобрать не смог. Ил доходил до самой стены, такой длинной, что оба ее конца скрывались за горизонтом. В отличие от людей, стена благополучно пережила наводнение, встав на пути яростных волн.

Трупы слева, стена справа — это все, что видел Трулль Сенгар. Он предпочел смотреть на стену. Ее высота в семь или восемь раз превосходила человеческий рост, а ширина составляла около тридцати шагов. Стена выстояла, выдержав натиск моря, которое и сейчас еще дышало магией. Горячий воздух подсушил ил, обнажив кое-где каменные плиты. Какие-то серо-коричневые букашки торопились убраться прочь, освобождая путь для пленителей и их жертвы.

Заметив это, Трулль Сенгар мысленно усмехнулся.

Пленители. Как странно! Он стал узником тех, кого еще совсем недавно называл братьями. Сородичей, соплеменников, чьи лица были знакомы ему с детства. Он привык видеть их рядом: веселые, задумчивые или застывшие в скорби, они неизменно служили отражением его собственных чувств. Ведь что бы ни случалось, Трулль Сенгар всегда был рядом с братьями, деля с ними радость побед и горечь потерь.

Пленители.

Ни улыбок, ни смеха. Угрюмые, холодные лица.

«В кого же мы превратились?» — подумал Трулль Сенгар.

Тюремщики остановились и грубо толкнули пленника вниз, не обращая внимания на его многочисленные, до сих пор еще продолжавшие кровоточить раны. Погибшие жители города зачем-то вбили в стену массивные железные кольца, которые располагались, насколько хватало глаз, по всей ее длине через равные, примерно в пятнадцать шагов, промежутки.

Что ж, скоро у одного такого кольца появится новое предназначение.

Трулль Сенгар был целиком опоясан цепями. Его запястья и лодыжки сковывали кандалы. Талию стягивал железный обруч с шипами, отчего каждое дыхание отзывалось болью. Но пленителям этого показалось мало. К нижней челюсти узника приладили особые тиски, в которые зажали его высунутый язык.

Затем пленители учинили над ним ритуал Изгнания. Острие кинжала прочертило на его лбу круг, а затем провело косую черту, проникнув вглубь едва ли не до самой кости. В раны Трулля Сенгара втерли пепел. Длинную косу волос вырвали с корнем, так что затылок был весь в крови. Затем ему густо намазали голову особой мазью. Через несколько часов все оставшиеся волосы выпадут, обнажив лысый череп.

Изгнание было самым суровым наказанием; обычная казнь в сравнении с ним казалась милосердной. Для соплеменников отверженный просто-напросто переставал существовать. Никто не оплакивал его участь. Все деяния изгоя (включая подвиги) предавались забвению вместе с его именем. Родители отныне считали, что у них никогда не было этого ребенка.

Однако Трулль Сенгар не совершил никакого преступления.

«Вот в кого мы превратились», — снова подумал он.

Над ним склонились знакомые лица. Похоже, только теперь до пленителей начал доходить смысл содеянного ими.

— Сейчас мы будем говорить о нем, — нарушил молчание знакомый голос. — Когда мы уйдем отсюда, он навсегда перестанет быть нашим братом.

— Сейчас мы будем говорить о нем, — подхватили остальные, и кто-то из них добавил: — Он предал тебя.

«Ты полон злорадства, но умело скрываешь свои истинные чувства», — подумалось узнику.

— Говоришь, он меня предал? — спокойно переспросил первый голос.

— Да, брат.

— А есть ли тому доказательства?

— Да, его собственный язык.

— Ты один утверждаешь, что слышал предательские слова?

— Я тоже это слышал, — вмешался другой голос.

— И я, — добавил третий.

— В таком случае что наш брат говорил всем вам?

— Он говорил, что ты обрубил наши кровные узы...

— Что теперь ты служишь какому-то тайному хозяину...

— А еще он утверждал, что твои честолюбивые устремления погубят нас всех...

— Весь наш народ...

— Стало быть, он выступал против меня? — уточнил первый голос.

— Да.

— И собственным языком обвинил меня в предательстве нашего народа?

— Да.

— Можно ли считать меня изменником? Поразмыслим немного над этим обвинением. Южные земли в огне. Неприятельская армия бежала, а уцелевшие враги ползают перед нами на коленях, готовые стать нашими рабами. Мы буквально из ничего создали империю. И наша сила продолжает расти. Но! Что мы должны сделать, чтобы стать еще сильнее? Подскажите мне, братья.

— Мы должны искать.

— Верно. А что вы должны сделать, когда найдете искомое?

— Мы должны вручить искомое тебе, брат.

— Вы осознаете, сколь необходим этот шаг?

— О да, осознаем, все как один.

— Вы понимаете, какую жертву я приношу ради вас, для нашего народа, во имя нашего будущего?

— Понимаем, брат, — почти хором ответили голоса.

— И тем не менее во время поисков наш бывший брат высказывался против меня.

— Да, это так.

— Что еще хуже — он пытался защищать наших новых врагов.

— Верно. Он осмелился назвать их нашими истинными родичами и говорил, что мы не должны их убивать.

— Но если бы они и впрямь были нашими истинными родичами...

— То не погибли бы так быстро.

— И какой же из этого следует вывод? — осведомился первый голос.

— Он предал тебя, брат.

— Он предал всех нас, братья, да?

Воцарилось молчание.

«Ага, теперь тебе нужно втравить в свои преступления также и всех остальных. Ты хочешь, чтобы они добровольно взяли на себя эту ношу. Но они колеблются».

— Что же вы молчите, братья? Разве он не предал всех нас?

— Предал... Предал... Предал... — послушно отвечали голоса.

«С каким же трудом и сколь неуверенно вы произносите это слово».

— Так как же, братья? Неужели мы станем покрывать это преступление? — едва сдерживая злость, спросил первый голос. — Чума предательства угрожает погубить нашу семью. Кем мы будем, если допустим подобное? Вернемся ли мы сюда еще раз? Братья, мы должны быть бдительными — даже друг с другом... А теперь мы закончили говорить о нем. Его больше нет.

— Его больше нет, — повторил нестройный хор.

— И никогда не было.

— И никогда не было.

— Тогда нам здесь больше делать нечего.

— Да, нечего.

— Идемте отсюда, братья.

Трулль Сенгар слушал удаляющиеся шаги, пока звук их не перестал достигать его ушей. Он остался один, крепко прикованный к железному кольцу. Цепи не позволяли ему шевельнуться, а глаза видели лишь перепачканный илом кусок стены вокруг кольца.

Потом его уши уловили другой звук, напоминавший шелест.

«Это волны качают трупы», — догадался Трулль Сенгар.

По нему деловито ползали крохотные крабики. А вода все равно просачивалась сквозь гигантскую толщу стены и катилась дальше.

Его народу давно была известна великая истина. Возможно, единственная, достойная так называться: у Природы есть лишь один враг, с которым она ведет нескончаемую войну. Понять эту истину — значит понять окружающий мир и все остальные миры, какие существуют.

«Да, у Природы только один враг — нарушенное равновесие. Стена сдерживает море. В этих словах заключен двоякий смысл. Братья мои, неужели он скрыт от вас? Стена сдерживает море. Пока еще сдерживает. А потом...»

Море погубило город, но это — лишь начало потопа. Как все просто; тем не менее братья этого не понимают и вряд ли поймут. Им не страшно идти ко дну; его соплеменники никогда не боялись участи быть погребенными под волнами. Вскоре и он сам, Трулль Сенгар, тоже утонет. А еще через какое-то время (не слишком продолжительное) — подобная участь ждет и весь их народ.

Его брат нарушил равновесие. И Природа этого не потерпит.

 

 

 

Глава первая

 

Дети из темного дома выбирают тенистые пути.

Натианская народная мудрость

Прежде чем воинам удалось загнать пса в старую земляную печь на окраине деревни, он успел покалечить женщину, старика и ребенка. Вплоть до этого дня он был послушным сторожевым псом. В меру свирепым, как и полагается каждой собаке, охраняющей земли уридов и честно исполняющей свой нелегкий долг. Сначала думали, что он заразился бешенством от диких зверей. Однако на теле животного не было ни укусов, ни даже царапин, да и пена из пасти не сочилась. Положение, которое этот пес занимал в стае родного селения, тоже никто не оспаривал. Словом, никаких видимых причин не было: превращение верного сторожа в безжалостного убийцу выглядело столь же неожиданным, как если бы посреди лета вдруг пошел снег.

Пса закололи копьями, пригвоздив к глиняным стенам печи. Когда затих его последний яростный вой, воины вытащили оружие из бездыханного тела и не поверили своим глазам: окровавленные, покрытые слюной древки были изжеваны в щепки, а железо копий — все в зазубринах.

Воины знали, что безумие способно таиться глубоко внутри, годами напролет не давая о себе знать. Но стоит ему попасть в кровь, как все меняется в то же мгновение. Шаманы осмотрели всех, на кого напал пес. Старик и женщина уже умерли от страшных ран, а мальчик еще цеплялся за жизнь.

Соблюдая ритуал, отец малыша отнес его к Ликам-на-Скале и положил на поляне, перед Семерыми богами теблоров... Вскоре ребенок, оставшийся наедине с болью и страхом, умер. Вряд ли он даже видел взиравшие на него суровые каменные лица. Он был еще слишком мал и не умел молиться.

Разумеется, это случилось еще давным-давно, за много веков до пробуждения Семерых богов.

 

Год Уригала Своенравного
1159-й год Сна Огни

 

Сказания хранили память о славных временах. Они повествовали о пылающих домах низинников, о детях, которых лигу за лигой волокли за лошадьми на веревках. Трофеи тех давних дней украшали приземистые стены дедовской хижины. Там были скальпы со следами боевых шрамов, хрупкие челюсти и ветхие, обгоревшие куски одежды, сшитой из неизвестной ткани. На каждом столбе, подпирающем крышу, висело множество маленьких сморщенных ушей.

Все эти трофеи доказывали, что Серебряное озеро — не выдумка. Оно действительно существует, и до него можно добраться за неделю или за две. Путь, конечно, неблизкий, а местами и опасный. Но опасность таилась не только в густых лесах и на горных перевалах. За землями уридов начинались территории сунидов и ратидов. Хотя оба этих клана, так же как и они сами, принадлежали к народу теблоров, уриды испытывали к ним давнишнюю неприязнь. Дед рассказывал, что странствие через владения сунидов и ратидов было не менее славным, чем события на берегу Серебряного озера. Уридские воины двигались словно призраки. Вражеские дозорные и охотники даже не подозревали, что они где-то рядом. А как весело было проникнуть ночью в неприятельский лагерь и разворошить там камни очагов! Большего унижения для теблорских воинов, пожалуй, и не придумаешь. Миновав земли соседей, отряд уридов оказался наконец в неведомых краях, где их ждали удивительные богатства.

С самого детства Карса Орлонг был зачарован рассказами деда, буквально жил и дышал ими. Мальчик грезил подвигами соратников старого Палика, частенько видел во сне этих храбрых воинов, которые разительно отличались от Синига — его отца и сына Палика. Сам Синиг не участвовал ни в одном набеге на чужие земли. Он только и умел, что пасти лошадей. Надо ли говорить, что и Карсе, и Палику было за него стыдно?

Конечно, Синиг неоднократно защищал свой табун, сражаясь с захватчиками из других кланов. Он бился яростно и очень искусно. Но в этом не было ничего героического: так надлежало вести себя каждому, в чьих жилах текла кровь уридов. Недаром ведь их Ликом-на-Скале был Уригал Своенравный — самый свирепый и неистовый из Семерых богов. Так что остальные теблорские кланы имели все основания бояться уридов.

И если уж на то пошло, то разве не Синиг превосходно обучил сына боевым танцам? Невзирая на юный возраст, Карса виртуозно владел клинком. Металлические мечи у его сородичей были не в ходу: их делали из особого прочного дерева, называемого кровавым. К стрельбе из лука уриды относились с пренебрежением. Помимо деревянных мечей, они также использовали копья, атлатли, зазубренные диски и веревки. Благодаря отцу Карса освоил все виды оружия и уже считался одним из лучших воинов клана.

Впрочем, обучая сына, Синиг всего лишь выполнил свой родительский долг, ибо так издавна было заведено у уридов. И гордиться здесь по большому счету было нечем. Те же боевые танцы — всего лишь приготовление к настоящим сражениям. Славу приносили не они, а участие в состязаниях, набегах и войнах. Вражда между кланами была давней, и корни взаимной мести уходили в седую древность.

Нет, жизнь самого Карсы не будет похожей на будничное, бесцветное существование его отца. Юноша решил, что пойдет путем деда, в самом буквальном смысле этого слова. Он повторит славный поход Палика. Уриды привыкли верить, что они самые могущественные из всех теблорских кланов. Однако дед не раз говорил мальчику, насколько опасно жить былой славой, не приумножая ее в новых сражениях. Как-то Палик признался внуку, что бессонными ночами его кости ноют не столько от старых ран, сколько от стыда за никчемность Синига.

«Зато деду не будет стыдно за своего внука. Я встряхну уридов и напомню им о славном прошлом нашего клана. Я, Карса Орлонг, не стану довольствоваться малым. Я доберусь до Серебряного озера. Делюм Торд пойдет со мной, и Байрот Гилд — тоже. Мы как раз вошли в возраст воинов. Мы уже проверили свою силу в набегах на соседние земли. Мы убивали врагов и уводили их лошадей. Келлиды и буриды крепко запомнили, как мы разворошили камни в их очагах... Время настало. Это год твоего имени, Уригал. В нынешнюю ночь — ночь новолуния — мы отправляемся к Серебряному озеру. Скоро живущие там дети падут под ударами наших мечей».

Эти слова Карса произносил мысленно, стоя на коленях перед Ликами-на-Скале. Молодой воин не отваживался поднять голову, но он и так ощущал на себе благосклонный взгляд Уригала. Бог понимал и разделял неукротимое желание Карсы поскорее отправиться в поход. Остальные боги взирали на юного урида с завистью и ненавистью, ибо ни один из молодых воинов их кланов не произносил перед ними столь дерзких клятв. Если кто и оставался равнодушным, то одна только Сибалла, не имевшая своего клана и потому прозванная Безродной.

Мысли Карсы переключились на весь народ теблоров. Ох, прав был Палик, который не раз говорил внуку, что самодовольство — это льстивый и коварный враг, способный погубить их соплеменников. Считая себя сильными и непобедимыми, они успокоились и размякли. Мир, лежащий по ту сторону гор, давно отставил попытки вторгнуться во владения теблоров. Но и сами теблоры во многом утратили прежний боевой пыл. Если бы не межклановые стычки, тела воинов и вовсе обросли бы жирком. Последним, кто совершил поход в чужие земли, был дед Карсы. Он дошел до берегов Серебряного озера, где, подобно сгнившим грибам, торчали дома низинников, а они сами сновали туда-сюда, как мыши. Дед рассказывал о двух крупных крестьянских усадьбах и полудюжине мелких. Должно быть, теперь их стало больше. Былая слава Палика померкнет в сравнении с тем, что учинят на берегу Серебряного озера Карса, Делюм и Байрот.

«Клянусь тебе, возлюбленный Уригал: я порадую тебя такими трофеями, каких сюда еще никто не приносил. Быть может, они освободят тебя из камня, и ты снова поведешь наших воинов в бой. Я, Карса Орлонг, внук Палика Орлонга, обещаю тебе это. А если в твоей душе еще остались сомнения, знай: мы выступаем сегодня, едва зайдет солнце. Трое уридских всадников отправятся к Серебряному озеру. Более четырехсот лет его берега не видели теблоров. Скоро они содрогнутся от топота копыт наших боевых коней».

Карса медленно поднял голову, устремив глаза к свирепому, будто звериная морда, лику Уригала. Ему показалось, что в пустых каменных глазницах бога блеснула радость. Показалось? Нет, он кожей ощущал, что Уригал доволен: богу не терпится получить обещанные трофеи. Карса обязательно расскажет об этом Делюму и Байроту. И Далиссе тоже расскажет, чтобы она благословила его в путь. Карса нуждался в этом, хотя никогда не слышал от девушки ни одного теплого слова. Как же ему хотелось, чтобы на прощание она произнесла: «Я, Далисса, еще не получившая родового имени, благословляю тебя, Карса Орлонг, на твой нелегкий и славный поход. Желаю тебе уничтожить целый легион детей. Пусть их крики напитают твои мечты. Пусть их кровь пробудит в тебе жажду новой крови. Пусть огонь их пылающих жилищ озарит твой жизненный путь. Желаю тебе вернуться обратно, неся в своей душе тысячи смертей, и взять меня в жены».

Она вполне может сказать ему такие слова. Карса чувствовал, что он небезразличен Далиссе. Да, именно он, а не Байрот. Далисса просто забавлялась с Байротом, кокетничала. Так поступают все девушки. Но ее Кинжал Ночи оставался в ножнах. У Байрота нет настоящего честолюбия; он вспыхивает и быстро остывает. Такой человек не способен вести за собой. Байрот может только подчиняться другим, а Далиссе этого явно мало.

Далисса будет принадлежать ему, Карсе. Она дождется его победоносного возвращения с берегов Серебряного озера. Только для него Далисса вынет из ножен свой Кинжал Ночи.

«Желаю тебе уничтожить целый легион детей. Пусть огонь их пылающих жилищ озарит твой жизненный путь».

Карса поднялся с колен. Листва берез, окружавших полянку, замерла. Ни ветерка. Воздух, который казался густым и тяжелым, проникал сюда с низин, двигаясь вслед за солнцем. Достигнув поляны с Ликами-на-Скале, он замирал, чтобы превратиться в дыхание богов.

Карса не сомневался: дух Уригала сейчас находится рядом с ним. Его привлекла клятва молодого воина, его обещание вернуться, увенчанным славой. Да и остальные боги тоже наверняка заинтересовались. Карса узнал их имена раньше, чем научился произносить первые слова: Берок Шептун, Кальб Молчаливый Охотник, Теник Сокрушенный, Халад Оленерогий, Имрота Жестокая и Сибалла Безродная. Сейчас все они снова пробудились и жаждали крови.

«Так внимайте же мне, боги! Я только начинаю свой путь. Совсем недавно я вступил в восьмидесятый год жизни, став полноправным воином. Я слышал древние легенды, которые рассказывали друг другу шепотом. Они повествовали о человеке, который однажды придет и сплотит всех теблоров, прекратит распри между кланами и поведет единую теблорскую армию на низины, чтобы начать Войну Народов. Этот человек перед вами. Я — тот, кто воплотит легенды в жизнь, и обо мне станут говорить в полный голос».

Невидимые птицы пели о скором наступлении сумерек. Карсе пора было возвращаться. В селении его ждали Делюм и Байрот. И Далисса, в сердце которой таились заветные слова.

«То-то Байрот разозлится», — с усмешкой подумал Карса, покидая святилище.

 

Карса ушел, а тепло его тела еще долго сохранялось в воздухе поляны. Мягкая болотистая почва не торопилась расправлять следы, оставленные его коленями и башмаками. На поляну легли предвечерние тени, и только каменные Лики-на-Скале по-прежнему освещались оранжево-красными лучами солнца.

Потом из земли восстали семеро. Темно-коричневая морщинистая кожа обтягивала иссохшие мышцы и тяжелые кости. Солнце окрасило их волосы в цвет охры, но там, куда не попадали его лучи, пряди и клочья волос были черными, словно застоявшаяся вода. Кое у кого из восставших не хватало руки или ноги, конечности других были обезображенными. У одного из калек не хватало нижней челюсти, а лицо другого и вовсе было снесено наполовину. Словом, каждый из семерых являл собой довольно жуткое зрелище.

Они вышли из пещеры под скалой. К счастью, гробница, куда всех поместили, не стала для них тюрьмой на долгие века. Никто не верил, что эти семеро когда-нибудь воскреснут. Согласно ритуалу, их останки просто бросили туда. Участь поверженных — вечное забвение. Будь их поражение доблестным, тела оставили бы на открытом месте, чтобы семеро обрели покой, наблюдая, как проходит век за веком. Но увы, эта семерка не заслужила почета, а потому их поместили во тьму гробницы. Правда, сейчас никто из них не испытывал горечи по этому поводу.

Неожиданный подарок судьбы они получили позже. Он стал лучом света в кромешной темноте пещеры, неся с собой обещание новой жизни. От них требовалось всего лишь нарушить прежнюю клятву и принести новую. Это сулило всем семерым возрождение и свободу.

Соплеменники пометили место их заточения и высекли на скале грубые каменные лики, похожие на лица поверженных. Пустые каменные глазницы с насмешкой глядели на окружающий мир. Завершая ритуал заточения, сородичи произнесли имя каждого из них. Магическая сила, вложенная в имена, сохранялась и по сей день, воздействуя на племенных шаманов тех, кто пришел и поселился на каменистых просторах древнего Лейдеронского плато.

Сумерки сгущались, и на поляне становилось все темнее. Восставшие из гробницы стояли, не шевелясь. Шестеро дожидались, когда седьмой нарушит молчание и заговорит, но тот не спешил. Он был опьянен долгожданной свободой, хотя ее границы не простирались дальше поляны. Еще немного — и свобода уничтожит последние цепи, и тогда семеро перестанут глядеть на мир через глазницы каменных ликов. Служба у нового господина обещала странствия по всему свету и возможность убивать без счета.

На самом деле имена семерых звучали не совсем так, как их привык произносить Карса. Уриал, чье имя в переводе означало «Замшелая Кость» и которого теблоры называли Уригалом, наконец заговорил.

— Дерзкий парень, — сказал он. — И весьма самоуверенный.

— Ты чересчур веришь в этих теблоров, — возразила ему Син’балла («Лишайник-вместо-Мха», она же Сибалла Безродная). — Теблоры! Они ничего не знают, даже своего истинного имени.

— Радуйся, что не знают, — прохрипел Бер’ок.

Из-за сломанной шеи и свернутой набок головы ему пришлось повернуться всем телом, чтобы увидеть Лики-на-Скале.

— Как-никак, Син’балла, — продолжал Бер’ок, — у тебя есть собственные дети, и они несут в себе истину. А для всех остальных... что ж, пусть утраченная история таковой и остается. Нам это только на руку. Их неведение — самое грозное наше оружие.

— Мертвый Ясень говорит правду, — поддержал его Уриал. — Знай они о своем наследии, нам никогда бы не удалось настолько извратить их веру.

Син’балла презрительно передернула искалеченными плечами.

— Когда-то, Уриал, ты возлагал надежды на некоего Палика. Ты говорил, что перед моими детьми открывается блистательная дорога. Но он потерпел поражение, этот Палик.

— Здесь наша вина, а не его, — прорычал Харан’ал. — Мы были слишком нетерпеливы и очень надеялись на свою силу. Сами знаете, чего нам стоило разрушение старой клятвы.

— И что мы получили взамен, Летний Олень? — спросил его Тек Ист. — Новый хозяин дал нам жалкие крохи.

— А чего ты от него ожидал? — спокойно, без малейшей издевки, осведомился Уриал. — Он, как и мы, оправляется от ран и потрясений.

— Стало быть, Замшелая Кость, ты веришь, что внук Палика пробьет нам путь к свободе? — послышался вкрадчивый голос Эмроты.

— Верю.

— А если мы и на этот раз обманемся?

— Тогда мы начнем снова. Далисса носит в своем чреве ребенка от Байрота.

— Еще целых сто лет ждать! — болотной змеей прошипела Эмрота. — Вот же проклятые долгожители! Ненавижу теблоров!

— Всего каких-то сто лет. Пустяки.

— Кому пустяки, а кому и нет, Замшелая Кость! И ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

Уриал поглядел на Эмроту. Как же метко их подругу прозвали Клыкастой Скелетицей! Особенно если вспомнить ее пристрастия одиночницы и ненасытный голод, который в те давние времена и стал причиной поражения всех семерых.

— Наступил год моего имени, — продолжал Уриал. — Есть ли среди нас те, кто водил народ теблоров дальше и дольше моего? Может, ты, Клыкастая Скелетица? Ты, Лишайник-вместо-Мха? Или ты, Деревянная Нога?

Все молчали. Наконец Мертвый Ясень издал странный звук, похожий на негромкий смех.

— Подражая Красному Мху, мы молчим. Путь обязательно откроется. Так пообещал нам новый господин. Он обретет свою былую силу. На счету воина, которого избрал Уриал, уже несколько десятков душ. Между прочим, теблорских душ. И не забывайте: Палик странствовал к Серебряному озеру в одиночку. А вместе с Карсой туда отправятся два смелых и искусных воина. Если даже он погибнет, Делюм и Байрот продолжат начатое им.

— Байрот слишком умен, — язвительно возразила Эмрота. — Он очень похож на своего дядю — отца Карсы. Что еще хуже, парень себе на уме. Байрот только делает вид, что следует за Карсой, а сам, как говорят у теблоров, держит руку у него на спине.

— Не волнуйся, я тоже держу руку на спине у Байрота.

Уриал поднял голову к небу.

— Уже почти стемнело. Пора возвращаться в нашу гробницу... Клыкастая Скелетица, будь как можно ближе к младенцу во чреве Далиссы.

— Даже сейчас она сосет мою грудь, — заверила его Эмрота.

— Она? Так это девочка?

— Только внешне. А внутри это не девочка и вообще не ребенок.

— Хвалю.

Семь призрачных фигур ушли в землю. Над поляной мигали первые звезды. Они глядели вниз, на то место, где никогда не жили боги. Да и не могли жить.

 

Родное селение Карсы стояло на каменистом берегу Ладерии. Река эта начиналась где-то в горах и стремительно неслась по долине, поросшей хвойными лесами, торопясь к далекому морю. Даже в самые жаркие дни вода в Ладерии была обжигающе студеной. Уриды строили свои жилища на каменных фундаментах, а стены возводили из кедровых бревен. Горбатые соломенные крыши покрывал густой слой живого мха, создающего дополнительное тепло зимой. Вдоль берега стояли решетки из жердей, на которых сушилась и вялилась рыба. Часть леса жители селения вырубили, устроив пастбища для своих лошадей.

Сквозь пелену речного тумана просвечивало оранжевое пламя костра. Дом Карсы был уже совсем близко. На поляне виднелись неподвижные силуэты отцовских коней. Они не нуждались в загонах, ибо единственной опасностью для лошадей были захватчики из чужих племен. Горные волки и другие звери давно научились обходить этих могучих животных стороной. Случалось, в долину забредали бурые медведи, но таких гостей больше занимала идущая на нерест семга. С лошадями и собаками, не говоря уже о людях, медведи предпочитали не связываться.

Отца Карса увидел на площадке, обнесенной частоколом. Синиг возился с Бураном — лучшим своим скакуном. Еще издали юноша ощутил жар, исходящий от конского тела.

Синиг продолжал невозмутимо скрести бок Бурана.

«Он как будто забыл, что я отправляюсь в поход!» — с горечью подумал Карса.

— Красный Глаз так и бегает в табуне, словно жеребенок, — с упреком бросил он отцу. — Неужели ты не хочешь помочь своему сыну?

— Я уже говорил тебе: Красный Глаз слишком молод для такого похода, — не поднимая головы, ответил Синиг.

— Но это мой конь, и я все равно поеду на нем.

— Нет, Карса. Красный Глаз недостаточно объезжен. Он еще не научился самостоятельности, а потому будет заглядываться на лошадей Байрота и Делюма. Поверь мне: сидеть на таком коне — все равно что сидеть на колючем кусте. Вы только возненавидите друг друга.

— Мне что же, идти пешком?

— Нет, сын мой. Я отдам тебе Бурана. Я нарочно немного погонял его и не стал снимать упряжь. Поторопись, пока конь не остыл.

Карса оторопел. Такого он от отца не ожидал. Молодой воин поспешил к дому. Синиг предусмотрительно пристроил его дорожный мешок над дверью, чтобы тот не отсырел от росы. Там же висел заботливо смазанный меч из кровавого дерева. Полюбовавшись на меч — на его широкое лезвие, где отец заново нарисовал боевые узоры уридов, и на большую, оплетенную кожей рукоятку, — Карса прикрепил оружейную перевязь к поясу. Мешок обычно прицепляли к особому кольцу на стремени, и всадник удерживал его своими коленями.

Теблоры ездили без седла, усаживаясь ближе к лошадиной гриве. Опорой им служили высокие стремена. В числе трофеев, захваченных у низинников, были и конские седла. Подумать только, эти дети даже ездили по-дурацки, перенося всю тяжесть на спины своих низкорослых лошадок. Откуда им знать, что у настоящего боевого скакуна задние ноги — тоже оружие? Чтобы конь мог давить и топтать врагов, его спина должна оставаться свободной. Сидя ближе к шее, всадник лучше сумеет защитить своего четвероногого товарища от ударов мечом или копьем.

Карса вернулся к отцу. Предчувствуя дорогу, Буран нетерпеливо перебирал ногами.

— Байрот и Делюм ждут тебя возле брода, — сказал сыну Синиг.

— А Далисса?

Карса не видел выражения лица собеседника. Голос Синига, как всегда, звучал ровно, будто сын спрашивал его о чем-то обыденном.

— После того как ты ушел к Ликам-на-Скале, Далисса благословила Байрота.

— Она благословила... Байрота? — переспросил ошеломленный Карса.

— Да.

— Похоже, я ошибался в ней.

Карса и сам удивился, с каким трудом давалось ему каждое слово.

— Не стоит ожидать от женщины слишком многого, сын мой.

— А ты, отец? Ты дашь мне свое благословение?

Синиг вручил сыну вожжу (уридские всадники не признавали двойных поводьев) и отвернулся.

— Палик уже благословил твой поход. Довольствуйся этим.

— Но Палик — не мой отец!

— Я это знаю, — немного помолчав, сказал Синиг.

— Еще раз спрашиваю: ты благословишь меня?

— Что я должен благословлять, сын? Семеро богов — это лживая сказка. Слава, которую ты намерен завоевать, для меня ничего не значит. Неужели я должен радоваться тому, что ты станешь убивать детей? Или гордиться, когда ты вернешься, обвешанный трофеями? Палик уже в таком возрасте, когда только и остается, что жить воспоминаниями юности. Какие слова дед говорил тебе, давая свое благословение? Он желал тебе превзойти его подвиги? Вряд ли. Поразмысли внимательно над его словами, и ты поймешь, что Палик больше благословлял себя, нежели тебя.

— Дед сказал мне: «Палик, проложивший путь, по которому ты двинешься, благословляет твой поход».

Синиг снова ненадолго умолк, а когда заговорил, Карсе показалось, что он видит во тьме горькую отцовскую улыбку.

— Так я и думал.

— Будь жива мама, она бы меня благословила, — обиженно протянул юноша.

— Это обязанность любой матери. Да, она благословила бы тебя и осталась бы ждать с тяжестью на сердце... Не теряй времени, сын. Отправляйся. Товарищи уже заждались тебя.

Скрежетнув зубами, Карса забрался на широкую конскую шею. Жеребец замотал головой и зафыркал.

— Буран не любит гневливых всадников, — донесся из темноты голос Синига. — Успокойся, сын мой. Злость — никудышная спутница.

— Боевой конь, который боится гнева наездника, — это посмешище! Но ничего, Бурану придется привыкнуть к новому хозяину!

Не простившись с отцом, Карса развернул коня и понесся к речному броду.

Путь его лежал мимо четырех поминальных столбов, поставленных в память о братьях и сестре Карсы, которых принесли в жертву Семерым богам. Столбы эти называли «кровавыми». В отличие от других отцов, Синиг даже не потрудился их украсить. Он ограничился лишь тем, что вырезал на столбах имена трех своих сыновей и одной дочери, отданных Ликам-на-Скале, и слегка помазал письмена собственной кровью. Первый же дождь смыл ее следы. Столбы других семей украшали перья и затейливые веревочные узоры. Символы памяти о детях Синига обвивали ползучие растения, а плоские вершины столбов покрывала густая корка птичьего помета.

Карса считал, что его братья и сестра достойны лучшего. Он решил, что будет выкрикивать их имена, убивая врагов. Его голос станет их голосом. Эта мысль понравилась юному воину. Пора уже ему взять на себя заботу о роде и исправить последствия отцовского небрежения.

Тропа сделалась шире. Теперь она вилась между пнями и кустами можжевельника. У спуска к броду горел костер. Подъехав ближе, Карса увидел двоих всадников. Чуть поодаль стояла... Далисса, закутавшись в меховую одежду. Она не только благословила Байрота Гилда, но еще и пришла проводить его!

Карса пустил коня неторопливым шагом. Главным в их походе будет он. Пусть Байрот и Делюм знают об этом с самого начала. Что мешало им вместе с ним отправиться на священную поляну и преклонить колени перед Ликами-на-Скале? Его спутников, похоже, устраивало положение ведомых. А Далиссу? Может, он держался с ней слишком отрешенно? Но такова участь тех, кто повелевает другими, и Далисса должна бы это понимать.

Карса остановился и замер.

Из всех троих Байрот был самым низкорослым, зато самым широкоплечим. С раннего детства он обладал поистине медвежьей силой. Вот и сейчас Гилд сидел, выставив вп…