Степан Яремич
ВРУБЕЛЬ

Предисловие

Работая в течение многих лет над сбором материалов по истории русского искусства, мы, естественно, не всегда были в состоянии держать себя в рамках, допустимых для исследования по искусству, как бы широко оно ни было задумано: в, разгар работы, увлекшись чудесной картинной галереей, захватывающей красотой скульптур или потрясающей архитектурной мыслью — мы слишком часто не могли не поддаться искушению сфотографировать все интересные картины известного собрания, мы делали снимки с двух трех точек каждой выдающейся статуи и снимали десятки и сотни деталей прекрасных зданий. Нечего и думать о том, чтобы весь этот гигантский художественный материал, мог быть использован для «Истории Русского Искусства». Эта книга и без того вышла далеко за все пределы подобных изданий. Между тем, просматривая наши неиспользованные запасы фотографий и архивного материала, мы часто останавливались на мысли, что грешно оставлять весь этот бесценный клад доживать свой век в папках. Однако, дождаться того времени, когда он, наконец, увидит свет, — казалось почти несбыточной мечтой.

И вот она сбывается и уже сбылась. Перед нами первое звено задуманной цепи, долженствующей охватить когда-нибудь все части русского искусства. Свяжет ли наша цепь пусть даже прекрасно выкованная, в чем мы далеко не уверены-сможет ли она связать разрозненные части огромного целого в стройное, логическое и ясное, наконец то ясное единство? Увы, — обещать этого мы не можем — не в том наша задача и не для того мы эту цепь куем. Еще меньше чем связывать, должна она навязывать кому-либо что-либо и когда-либо. Искусство свободно и не выносит никакого навязывания, предвзятостей и непреложностей. И пусть грядущие звенья нанизываются одно за другим без какой-либо заранее продуманной связи, пусть ложатся так, как им заблагорассудится: сегодня современник, завтра давно ушедший живописец, потом скульптор, затем зодчий. Серия монографий — это не история искусства, но она даст возможность осветить известные стороны «истории с такой исчерпывающей полнотой, с какой сделать этого не в состоянии и не вправе книга по истории». Особенно это касается всей современности. В истории не место для явлений наших дней: говоря о современниках, историк неизбежно и роковым образом сделает ошибку. Нашу серию мы открываем монографией вдохновеннейшего русского мастера нашего времени. Да будет его яркий образ, пышный, почти как великие образы ренессанса, счастливой путеводной звездой на нашем дальнем пути.

Игорь Грабарь

С.-Петербург, 18 января 1911 года

МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ ВРУБЕЛЬ

Среди современности Врубель стоит как художник эпохи Возрождения. Та изумительная способность видеть праздничное в жизни, воплощать его в дивных по строю композициях, — это отличительное качество у Врубеля налицо. Художники XIX века имели, по большей части, иные вкусы, — они стремились к строгой и несколько печальной возвышенности образов или увлекались многоголосой яркостью повседневной жизни, как она представляется взгляду обывателя. Правда, в середине века был некоторый возврат к традиции Возрождения. В русском искусстве она в значительной мере проявилась в творчестве Иванова. Во многих аспектах скорее всего именно с Ивановым можно сопоставить Врубеля. Но у Иванова не было постоянства, он все время искал себя, Врубель же в этом отношении был полной противоположностью. Несмотря на великие несчастья, постигшие его в жизни, несмотря на страшное одиночество, непризнание, отсутствие поддержки, невозможности реализовать в полной мере хоть один из своих грандиозных планов, он оставался верен своей задаче и своему искусству.

Духовная индивидуальность Врубеля очень сложна. В этом отношении его можно сравнить с великими поэтами первой половины XIX века. Все произведения его полны совершенного строя, явления реальной жизни, проходя через призму взгляда художника неожиданно принимают волшебную окраску. Каждый предмет становится божественным, чистым, прекрасным.

I.
ДЕТСТВО

Михаил Александрович Врубель родился в Омске 5 марта 1856 года. Отец его, Александр Михайлович, был поляк, офицер русской службы. Это был деятельный, жизнерадостный человек, очень любивший детей и заботившийся об их воспитании, человек светский, добродушный и хорошо образованный. В середине 1850-х годов он женился на Анне Григорьевне Басаргиной, будущей матери художника. Анна Григорьевна по отцу своему была дальней родственницей декабриста Басаргина; со стороны матери, урожденной Краббе — она была датчанка. Таким образом, Врубель имел лишь четвертую часть русской крови. И в облике, и в сложении, и в характере его мысли и творчества было много «нерусского». Но по языку, по образованию и по собственному своему сознанию, он, безусловно принадлежал к русской культуре.

В раннем детстве Врубель был слабым и болезненным ребенком. Из-за сурового ли сибирского климата, или же по иным причинам, но и сам он, и его старшая сестра начали ходить только в три года. И впоследствии, в зрелом возрасте, Врубель производил впечатление не совсем здорового человека. Он был небольшого роста, по телосложению хотя и пропорционален, но очень миниатюрен, не любил физических упражнений.

Мать Врубеля умерла, когда ему было три года. Через четыре года после этого отец женился вторично. Маленький Врубель рос в интеллигентной и уютной обстановке. Отец очень заботился о воспитании детей, сам водил сына в художественную школу, мачеха была пианисткой, в родительском доме было много книг, гравюр, рисунков. Разнообразию впечатлений способствовали и частые переезды, связанные со службой отца. До 12 лет маленький Врубель успел побывать в Омске, Астрахани, Петербурге и Саратове.

О десятилетнем Врубеле есть замечательные воспоминания его сверстницы

Веры Даниловны Александровой, урожденной Мордовцевой, дочери известного писателя. Удивительно ярко описывает она образ Врубеля-мальчика, и этот образ бросает свой свет и на всю личность и творчество художника. «Он был довольно крупный мальчик цветущего вида», рассказывает Мордовцева о первом знакомстве с ним: «у него были светлые, очень густые волосы и темные, полные жизни и огня глаза, большой красивый лоб и поразительно нежный цвет лица, на котором всегда светилась очаровательная улыбка. Светло-голубая шелковая косоворотка еще больше подчеркивала его необычную красоту. Он показался мне красивее всех без исключения, кого я знала. Говоря по правде, мне и после этого не приходилось видеть мальчика с такой привлекательной внешностью». Вера Даниловна Александрова описывает далее всю обстановку дома, рисует портреты родных Врубеля, отца, мачехи, сестры и младшего брата, сына мачехи. Она подробно описывает детские праздники в доме Врубеля, где бывали почти исключительно одни девочки. «Миша был кумиром всех девочек: его наперебой выбирали в пару в «рекрутском наборе», а когда во время игры в фанты он «горел на камешке», говорил: «горю, горю на камешке, кто меня любить, тот меня снимет», — все, толкая друг друга, бросались снимать его. Он был всеобщим любимцем: к нему привлекала не только его красота, жизнерадостность, изобретательность в играх, но особенно то, что в нем совершенно не былой той чисто напускной грубоватости, бахвальства, которым часто отличаются мальчики, в нем же наоборот было что-то мягкое и женственное. Но особенно оригинальны были не эти, многолюдные игры, а игры более личные, в которых принимали участие лишь трое маленьких Врубелей и их ближайшая подруга-Мордовцева. Здесь давались настоящие театральные представления. Не могу не привести рассказа Веры Даниловны Александровой, так как в нем есть очень живые и ценные штрихи для характеристики личности Врубеля: «Игры наши были всегда в высшей степени романтичны и носили на себе яркий отпечаток влияния популярной детской литературы того времени: Купера, Майн-Рида и т.п., но многое в них было, разумеется плодом и нашей собственной, вернее,…