Emilio Salgàri

SANDOKAN ALLA RISCOSSA
LA RICONQUISTA DEL MOMPRACEM

 

Перевод с итальянского Светланы Резник

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Татьяны Павловой

 

Иллюстрации
Дженнаро Д’Амато («Возмездие Сандокана»)
и Альберто делла Валле («Возвращение Момпрачема»)

 

Сальгари Э.

Возмездие Сандокана ; Возвращение Момпрачема : ро­ма­ны / Эмилио Сальгари ; пер. с ит. С. Резник. — СПб. : Азбука, Аз­бука-Атти­кус, 2024. — (Мир приклю­чений).

ISBN 978-5-389-25346-9

16+

 

Эмилио Сальгари (1862–1911) — прославленный писатель, которого современники называли «итальянским Жюлем Верном», создавший около двухсот романов и рассказов. Среди этих многочисленных произве­дений, сверкающих яркой фантазией и захватывающими сюжетами, наибольшую популярность завоевали два пиратских цикла: «Антильские пираты», о приключениях Черного Корсара и его верных последователей, а также серия романов под общим названием «Пираты Малайзии», о благородном разбойнике Сандокане.

В настоящее издание вошли два долгожданных романа о дальнейших приключениях отважного пирата: «Возмездие Сандокана» (в новом переводе) и «Возвращение Момпрачема» (впервые на русском). В этих про­изведениях Сандокан вместе со своими верными друзьями готовится отомстить своему смертельному врагу, уничтожившему его семью, а также вырвать из цепких лап англичан родной остров Момпрачем. Впервые в России произведения сопровождаются полным комплектом иллюстраций знаменитых итальянских художников Дженнаро Д’Амато и Альберто делла Валле.

 

© С. В. Резник, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа
«Азбука-Аттикус», 2024
Издательство Азбука®

Глава 1

Нападение на деревню

Ослепительный сполох осветил на миг грозные тучи, гонимые штормовым ветром, и широкий залив Маруду — один из самых просторных на северном побережье Борнео, за каналом Бангги. Ударил гром, подобный залпу пушечной батареи; его раскаты раздавались в воздухе еще несколько секунд.

Высокие деревья помело, сахарные пальмы аренги, смертоносные анчары [1], бананы, хлопавшие широченными листьями, и перистые пальмы гнулись к самой земле под напором шквалистого ветра, что проникал даже в густые джунгли.

Ночь наступила уже давно. На безлунном небе не про­глядывало ни звездочки, лишь изредка сверкали молнии. Ка­залось, вот-вот разразится тайфун, которого так страшатся жители Зондских островов. Однако люди, собравшиеся под де­ревьями на берегу глубокого залива, не обращали никакого внимания на яростный ветер, гром и брызги прибоя. Когда очередная молния разгоняла мрак, за кустами отчетливо виделись человеческие фигуры, при каждом всполохе упорно вглядывавшиеся в черноту. Гром стих, и в наступившей тишине кто-то спросил:

— Ничего?

— Ничего!

— Где же Самбильонг?

— Кто знает...

— А если его убили?

— Так легко они Самбильонга не возьмут. Куда им до старого пирата!

— Малайский Тигр не находит себе места от нетерпения.

— Брось, ему хорошо известно, что рано или поздно паршивый пес Насумбата будет схвачен. Не забудь, лесные даяки трусливее негрито [2].

— Молчать! — властно рявкнул чей-то громкий голос, оборвав болтовню. — Смотрите лучше, чтобы патроны не намокли.

 

— Молчать! — властно рявкнул чей-то громкий голос, оборвав болтовню. — Смотрите лучше, чтобы патроны не намокли.

 

Новая молния разорвала мрак, заискрилась на стволах ­многочисленных карабинов, на лезвиях парангов [3] и кампиланов [4], которые свисали с поясов людей, прятавшихся под сенью огромных крон. На джунгли налетел порыв ветра, пригнув ветви и гибкие стволы пальм, а в воздухе заплясали побеги ротанг­а и длинные стебли непентеса [5], растерявшие все свои изысканны­е цветы-кувшинчики.

Хлынул дождь. Вода градом забарабанила по листьям. Внезапно чей-то надтреснутый голос перекрыл шум бури:

— Сандокан, я вернулся!

Из кустов вышел старик-малаец с морщинистым, точно печеное яблоко, лицом, одетый в простой, плотно облегавший бедра саронг [6] красного хлопка. В руке он сжимал индийский карабин, с прикладом, инкрустированным серебром и перламутром.

— Самбильонг! Ну наконец-то!

Из зарослей дикого перца появился еще один человек. Типичный борнеец лет пятидесяти, довольно смуглый, с черными, еще полными огня глазами. Его длинные волосы и борода были слегка тронуты сединой.

Одет он был как раджа: в голубой шелковый кафтан, расшитый серебром, белую шелковую рубашку, широкие, на турецкий манер, шаровары, черный бархатный кушак с золотой бахромой, высокие сапоги красного сафьяна с приподнятыми носками. Вооружен — английским двуствольным карабином. За пояс были заткнуты два пистоля, в ножнах пряталась короткая сабля, на рукояти которой поблескивал бриллиант размером с лесной орех.

— Мы тебя уже заждались, Самбильонг, — сказал борнеец, поглубже нахлобучивая желтый тюрбан, чтобы тот не унесло ветром.

— Джунгли густы, Малайский Тигр, — ответил старик, — а двигаться нужно было осторожно. Сам понимаешь, вокруг даякских поселений часто встречаются рвы, утыканные стрелами, что смазаны соком анчара.

— И сколько таких тебе пришлось пройти?

— Три, господин.

— Часовых на ограде видел?

— Только двоих.

— Как думаешь, сколько там живет людей?

— Не больше двухсот.

— Пушки?

— Мериамы [7].

— Ну, эти бронзовые игрушки не стоят внимания, — заметил Малайский Тигр после небольшого раздумья. — Кому это знать, как не нам. Согласен, Самбильонг?

— Спингарды [8] и то лучше, — важно кивнул старик.

— Дождемся конца ненастья и в атаку. Если Насумбате удастся сбежать к радже Кинабалу, быть беде. Я хочу схватить его прежде, чем прибудут Янес и Тремаль-Наик.

— Когда ты их ждешь?

— С минуты на минуту. Возьми двадцать человек, и отправ­ляйтесь к деревне, сядьте в засаду. Никто не должен ускольз­нуть в лес. Лови всех. Уверен, Насумбата первым даст деру.

— Когда ты пойдешь в атаку, господин?

— Скоро. Одно меня беспокоит...

— Мериамы?

— Нет. Рвы. Мои люди босы, если кто-то напорется на отравленную стрелу, ему не жить. Сок анчара — не шутка, а лес­ные даяки мажут им все без разбора.

— Прикажи соорудить мосты, господин.

Сандокан, или, как его называли борнейцы западного побережья, Малайский Тигр, только отмахнулся и сказал:

— Иди, иди, старина, сам знаю. Выбери двадцать человек, и не щадите никого, кроме женщин и детей. Мы же подождем, пока кончится ливень.

Он кивнул на прощание и отступил обратно в заросли, пря­чась от дождя под широкими и длинными листьями бананов.

Ураган и не думал стихать. Наоборот, только усиливался. Полыхали молнии, гремел гром, вода стояла стеной. То и дело на прибрежный лес обрушивался пришедший с залива шквал невероятной силы и поднимал в джунглях жуткий вой и свист. Ветер безжалостно ломал ветви и сучья, рвал в клочья сети ротанга и непентеса.

Малайцы оставались на месте, не обращая ни малейшего внимания на буйство небес. Их заботила лишь сохранность боеприпасов, спрятанных под свернутыми вдвое саронгами.

Так прошло полчаса. Молнии, гром и ветер, не унимаясь, переворачивали все вокруг вверх тормашками. Откуда ни возь­мись, появился еще один человек и быстрым шагом направился туда, где прятался Малайский Тигр.

— Господин Сандокан, — сказал он, — меня прислал Самбильонг.

— Он добрался до места?

— Да, хозяин. Наши засели на задах деревни, мимо них даже мышь не проскочит.

— Совсем необязательно было мне об этом докладывать, — проворчал капитан малайских пиратов.

— Нет-нет, господин, я принес другую весть.

— Говори, Сапагар.

— Сквозь гром мы расслышали звук, похожий на пушечный выстрел.

— Откуда? Из деревни?

— Нет, хозяин, с моря.

— Неужто кто-то напал на наш пароход? В такую-то ночь?

— Непохоже. Стреляли издалека.

— Может быть, это прибыли Янес с Тремаль-Наиком и теперь подают нам знак?

— Не знаю, Малайский Тигр. — Сапагар развел руками.

Поразмыслив немного, Сандокан распорядился:

— Возьми двух человек, но не больше, людей у меня мало. Отправляйся на берег и бери лодку. Проа [9] не трогай, пусть стоят на якоре.

— Куда нам плыть?

— Обследуйте лагуну. Увидишь яхту — сразу дай мне знать. Скорее всего, к тому времени я уже буду в деревне. Иди, не медли.

Малаец бегом отправился выполнять приказ, а Сандокан выхватил саблю и крикнул:

— Вперед, Тигрята Момпрачема! Самбильонг ждет!

Из кустов мигом выскочили тридцать полуголых людей и построились в две колонны. Кроме карабинов, они были вооружены жуткими крисами [10] с волнистым лезвием в фут длиной, чей кончик нередко смазывают ядом, а также парангами — тяжелыми ножами, способными одним ударом отрубить голову быку.

— Карабины заряжены? — спросил Малайский Тигр.

— Да, капитан.

— Перекидные мосты готовы?

— Да, капитан.

— Тогда вперед! Только смотрите под ноги. Самбильонг предупредил, что подходы к деревне утыканы ядовитыми стрелами.

Отряд под предводительством Сандокана в полном молчании двинулся через заросли. Дождь унялся, но гром продолжал греметь. Сверкали молнии, порывы ветра то и дело с воем обрушивались на джунгли, ломая ветви, обрывая листву и пло­ды. Люди бесшумно скользили от одного толстого ствола к дру­гому. Минут через десять раздалась команда:

— Стой! Деревня перед нами.

На полнеба полыхнула молния, осветив селение в двухстах шагах от них.

В отличие от малайцев и яванцев, даяки, живущие в лесах Борнео, даже не пытаются строить свои деревни как следует. Они постоянно воюют с соседними племенами или с негрито из центральных регионов, и заботит их лишь то, как бы расширить свою коллекцию человеческих черепов. Поэтому выбрав более-менее подходящую поляну, даяки на скорую руку сооружают хижины, после чего возводят вокруг крепкий час­токол высотой футов десять, а то и выше.

Дабы затруднить врагам подход, даяки выкапывают под ­оградой два-три глубоких рва, на дно которых бросают ко­лючие ветки, — почти непреодолимое препятствие для босоногих аборигенов. Кроме того, они нередко втыкают в землю стрелы со смазанными ядом наконечниками. Такие крепости, а подобные укрепления вполне заслуживают этого названия, весьма непросто штурмовать.

Однако те, кто сейчас шел в атаку, были прекрасно знакомы с борнейскими деревнями. По приказу Малайского Тигра они заранее изготовили легкие перекидные мостики, которые теперь несли на плечах. По ним можно без труда перебраться через опасные участки, не рискуя наступить на отравленную стрелу.

— Прежде чем спрыгивать с мостков, внимательно осмат­ривайте землю, — велел Сандокан. — Бамбуковые лестницы не забыли?

— Нет, капитан.

— Вперед!

Мосты, длиной в пятнадцать футов и шириной в восемь, взяли с собой. Благодаря этой хитроумной уловке все тридцать малайцев должны были беспрепятственно миновать ловушки. Никто не произносил ни слова.

Ливень стих. В тропиках бури неистовы, но коротки. Во­ды́ за два с лишним часа проливается невообразимо много, что очень полезно для джунглей в этом жарком климате. Только ветер не желал сдаваться и шумел в зарослях, скрывая и без того тихие шаги малайцев.

Наконец показался первый ров. Очень глубокий, шириной в добрых десять футов, он был чуть ли не доверху заполнен шипастыми ветками. Горе тому, кто попытался бы сунуться в него босым и подобраться к частоколу, а ведь таких рвов было три.

— Перекидывайте мосты, — приказал Сандокан, не сводя глаз с ограды. — Только тихо.

В этот миг послышался резкий крик:

— К оружию!

Вероятно, кому-то из часовых удалось расслышать стук, с ко­торым первый мостик опустился на другую сторону рва. Бдительный охранник призывал сородичей выходить на защиту деревни.

— Ложись! Быстро! — скомандовал Сандокан. — Замрите. Приготовьтесь открыть огонь.

Малайцы, привыкшие устраивать засады, немедленно исполнили приказ и залегли на мостках. Из-за ограды донеслись крики, замелькали отблески огней. Вскоре на частоколе по­явились мужчины с духовыми трубками, парангами и факе­лами.

— Где же враги? — спросил кто-то.

— Прячутся в лесу, — ответил стражник.

— А тебе не померещилось?

— Нет, я слышал, как что-то упало в ров.

— Может, бабирусса [11] или другой какой зверь?

— Или мавас... [12] — предположил иной голос.

— Я не видел их в окрестностях.

— Мериамы заряжены?

— Да.

— Дайте залп на всякий случай.

Несколько человек побежали к навесу, под которым, несо­мненно, прятались небольшие пушки.

— Пусть палят, не обращайте внимания, — шепнул Сандокан тем, кто лежал рядом с ним. — Передайте дальше.

Прошло несколько минут, и темноту разорвала вспышка, по лесу пронесся грохот. Это сказала свое слово пушка-мериам.

Выстрел сделали наугад. Пушкари рассчитывали скорее напугать непрошеных гостей, поскольку разглядеть что-то во мра­ке гигантских пальм было совершенно невозможно. За первым выстрелом последовало еще два. Ядра весом в три либры [13] прожужжали, пролетев по джунглям на различной высоте. На этом огонь прекратился: толку от него не было.

Поняв, что даяки экономят немногочисленные боеприпасы, Сандокан вполголоса приказал своим людям перебираться через первый ров и двигаться дальше. Дюжина пиратов пересекла препятствие, неся с собой еще четыре моста. Грянул четвертый выстрел, и ядро, увы, попало в цель: одного из малайцев, шедшего в арьергарде, разорвало пополам. С частокола заорали:

— Вон они! В атаку! Кампиланы наголо!

— Вперед! — рявкнул Сандокан. — Живо перекидывайте мосты! Задним открыть огонь!

Грянул слитный залп карабинов. Пока авангард перебрасывал мостки, остальные стреляли по вражеским артиллеристам, вынуждая тех бросить свои посты. Индийские карабины — отменно точное оружие, и даякским пушкарям изрядно досталось.

Однако за частоколом уже показалось немало защитников деревни. Они жутко улюлюкали и выпускали тучи дротиков из своих духовых трубок.

Сандокан стремительно переправил отряд через все три рва и метнулся к ограде.

— Запал готов?

— Да, капитан.

— Устанавливайте мину. Эти деревяшки мигом разлетятся в мелкие щепки.

Один из пиратов бросился к частоколу. Сандокан тем временем поднял карабин и, приметив двоих врагов с факелами, спустил оба курка, сразив даяков наповал. Бойцы арьергарда продолжали стрелять, отгоняя защитников с духовыми трубками. Сандокан перебежал обратно по мосткам, малайцы из авангарда — за ним. Никому не улыбалось взлететь на воздух вместе с частоколом.

Даяки отважно защищались, невзирая на град пуль. Вновь заухала пушка, временами слышался сухой треск аркебуз [14]. Дикари, живущие в лесах Борнео, — доблестные воины, прези­рающие смерть. Их не пугает артиллерия, и они замечательно ловко управляются с проа, на которых нередко стоят если не современные орудия, то по меньшей мере крупнокалиберные спингарды.

Сандокан и малайцы, перебравшись через рвы, залегли в гус­том лесу в ожидании взрыва. Даяки, решив, что таинственные враги удрали, устрашенные их отпором, опустили духовые трубки. Умолкла и пушка.

К Сандокану подполз свирепого вида малаец с тяжелым парангом в руке.

— Капитан, ты уверен, что частокол поддастся? Даяки строят их из тикового дерева, а оно крепкое, как железо.

— Мина разнесет и столбы, и перекладины, — ответил Малайский Тигр.

— Полагаешь, Насумбата прячется в этой деревне?

— Скоро он окажется у меня в руках, вот увидишь. Прикажи парням идти на штурм, как только прогремит взрыв. На­деюсь, Самбильонг не упустит тех, кто попытается скрыться под шумок. Кстати, у вас факелы остались?

— Да, капитан.

— Сухие?

— Надеюсь.

— Сразу же поджигайте хижины.

— Будет исполнено, капитан.

И тут раздался взрыв. Над частоколом вырос огненный гриб. Мина сработала, разворотив ограду. Несколько даяков взлетели на воздух.

— В атаку, Тигрята Момпрачема! — взревел Сандокан.

Малайцы бросились по мосткам и с разбегу повалили остат­ки частокола. Размахивая парангами и кампиланами, они кинулись вперед.

Две дюжины даяков тщетно попытались их сдержать, а из хижин уже высыпали женщины с плачущими детьми, надеясь скрыться в джунглях, вплотную подступавших к крохотной деревушке.

Даякские воины были высокими и статными, как на подбор. Их желтоватую кожу оттеняли многочисленные медные и бронзовые браслеты. В руках сверкали кампиланы из самородного железа, встречающегося только на Борнео. Для защиты даяки использовали щиты, обитые кожей буйвола или бабируссы.

Однако всего этого оказалось маловато, чтобы остановить Тигрят Момпрачема — самых отчаянных пиратов Зондских островов. Между защитниками и штурмующими завязался жестокий бой. Зазвенели, сшибаясь, паранги и кампиланы. Несколько малайцев уже поджигали опустевшие хижины. Сан­докан, видя, что даяки не отступают, подозвал арьергард, замешкавшийся у мостков. Несколько выстрелов из карабина — и исход боя был решен.

Деревенская стража, несмотря на подмогу со стороны жителей, бежала со всех ног, скрывшись за пылающими домишками. Пираты не стали их преследовать, зная, что на краю леса беглецов ждет Самбильонг с Тигрятами.

— Обыскать уцелевшие хижины. — Сандокан осторожно двинулся вперед с карабином на изготовку. — Выкурим этого лиса Насумбату из норы. Если же он успел улизнуть, его сцапает Самбильонг.

Малайцы бросились врассыпную по деревенским улочкам, озаренным пожарами, и стали лихорадочно осматривать дома. Время от времени пиратам приходилось отстреливаться. Даяки, очевидно догадываясь, что в лесу их ждет засада, прятались за частоколом и осыпали врагов отравленными дротиками.

Внезапно послышался крик:

— Вон он бежит!

— Кто? Кто бежит?

— Насумбата!

— За ним! В погоню! Хватайте его!

— Взять живым! — прогремел голос Малайского Тигра.

Мужчина в простом хлопковом баджу [15], подпоясанном длинным, чуть не до пят, кушаком, выскочил из хижины. В одной руке он сжимал длинноствольный пистоль, в другой — крис. Он метнулся прочь от приближающихся малайцев, решив, судя по всему, добежать до ворот в частоколе и затеряться в джунглях.

— Всем стоять! — закричал Сандокан. — Он мой!

Малайский Тигр прицелился. Беглец несся к деревенской площади, петляя, точно заяц. Грянул выстрел. Человек упал, схватился за левую ногу. Капитан стрелял метко. Пираты хотели было накинуться на раненого, но Сандокан остановил их повелительным жестом:

— Займитесь лучше даяками. Они не покинули деревню и могут доставить нам немало хлопот. С Насумбатой я разберусь сам.

И действительно, защитники, обнаружив, что в лесу их под­жидают враги, вернулись. Они собрались на помостах у западной стены и приготовились дать отчаянный отпор.

Сандокан приблизился к лежащему на земле человеку, держа карабин наготове, чтобы при малейшем намеке на сопротивление пристрелить врага.

— Бросай оружие, — велел он. — Ты попался, деваться тебе некуда.

Человек продолжал прижимать ладонь к перебитой ноге. В ответ на слова Сандокана он взревел, точно дикий зверь, и поднял пистоль.

— Бросай, говорю, если хочешь спасти шкуру, — повторил Сандокан.

— Врешь, ты все равно не пощадишь меня, — сквозь зубы процедил даяк.

— Зависит от того, какую песенку ты мне споешь.

Немного поколебавшись, раненый отшвырнул пистоль. Сандокан поднес ко рту золотой свисток и дунул, издав резкий, высокий звук. Трое или четверо пиратов, обыскивавших хижины, прибежали на зов капитана.

— Перевяжите ему рану и отнесите в хижину старосты.

Неторопливо перезарядив карабин, Сандокан направился туда, где угнездились защитники деревни. По ним палили пираты, решительно настроенные либо перебить упорных даяков, либо заставить их сдаться. Со стороны джунглей тоже послышались выстрелы: это вступил в бой Самбильонг.

— Сложите оружие, и я сохраню вам жизнь! — крикнул капитан пиратов. — Иначе мы сожжем деревню дотла, а вас перестреляем как собак! Это говорю я, Малайский Тигр!

Едва услышав имя, прекрасно известное всему Борнео и вну­шавшее недюжинный страх, даяки побросали кампи­ланы, крисы и духовые трубки.

— Всех связать! — приказал Сандокан. — Но смотрите, чтобы ни у одного с головы даже волос не упал. Женщин и детей не трогайте. Да, и позовите ко мне Самбильонга.

Закинув карабин за спину, он зашагал к хижине старосты, бормоча под нос:

— Пришло время поквитаться с тобой, Насумбата, сейчас ты у меня попляшешь.

Глава 2

Даякские пираты

Хижина старосты стояла отдельно, в центре деревенской площади, но в остальном не отличалась от прочих, разве что была чуть повыше и попросторнее. Как и все постройки дикарей, она представляла собой шалаш, небрежно сплетенный из ветвей и крытый пальмовыми листьями так, чтобы их наслоения не давали дождю просочиться внутрь.

Пол единственной круглой «комнаты» выстилали аляповато окрашенные циновки. Обстановка была скудной: несколько глиняных кувшинов, выделанные панцири морских черепах и две груды листьев, исполнявшие роль постелей.

Однако у дальней стены помещался стеллаж, плотно уставленный человеческими черепами, — своеобразный племенной музей.

Лесные даяки — заядлые охотники за головами. Молодой воин не имеет права жениться, если не преподнесет своей возлюбленной по меньшей мере два черепа. Кому они принад­лежали, побежденному в честном бою мужчине, застигнутой в лесу женщине или ребенку — не важно. Главное — пополнить жуткую коллекцию. Каким образом раздобыт тот или иной трофей, никто не спросит.

Насумбата лежал на куче листьев под охраной четырех малайцев. Руки связаны за спиной, раненая нога перемотана лос­кутом от чьего-то баджу. На вид пленнику было слегка за три­дцать. Худощавый, но крепкий, желтокожий, с правильными и довольно красивыми чертами лица. Среди малайских острови­тян даяки, пожалуй, один из самых привлекательных народов.

Увидев вошедшего капитана, Насумбата вздрогнул. В его черных глазах промелькнул ужас.

— Вот мы и встретились, приятель. — Сандокан присел на свернутые рулоном циновки, поставил карабин между ног. — Ты, конечно, не ожидал увидеть меня так скоро, да? Скажи, почему ты дезертировал после того, как сам же явился ко мне в бухту Радости и умолял принять тебя на борт?

— Хотел вновь увидеть родные леса и свое племя, — глухо ответил раненый.

— Врешь! — рявкнул Сандокан. — Ты так быстро удрал, что забыл в своей хижине клочок пальмового листа, исчерченный знаками, которые даяк из моей команды сумел прочитать.

Насумбата вздрогнул, его лицо исказила гримаса.

— Лист... — пробормотал он, растерянно глядя на Сандокана.

— Так сколько озерный раджа пообещал тебе за слежку в надежде расстроить мои планы?

— Озерный раджа? — пролепетал пленник.

— Да, раджа с озера Кинабалу. Белый, который вот уже много лет неизменно занимает трон, принадлежавший моим предкам. Наверное, он решил, что я отказался от идеи отомстить за смерть отца, матери, всех моих братьев и сестер. Если бы не этот проходимец, сбежавший из английской тюрьмы, свергший с престола моего отца и с помощью каких-то дьявольских ухищрений поднявший против него озерных даяков, я бы не сделался самым знаменитым пиратом Момпра­чема. Понимаешь, о чем я толкую, Насумбата?

— Почему ты ждал так долго? Я был мальчишкой, когда белый раджа истребил всю твою семью.

— Сил не хватало.

— Но ты же давно стал грозой малайских морей! Сам султан Варауни бледнеет при звуке твоего имени. Разве не ты одо­лел Джеймса Брука, могущественного правителя Саравака?

— Откуда тебе это известно?

— До нас время от времени доходили слухи о твоих по­хождениях.

— И приносили их, конечно, соглядатаи, разосланные озер­ным раджой по всему побережью, включая Лабуан? Знаю, он неотступно следил за мной. Наверняка и англичан на меня натравил, чтобы я потерял свой остров.

— Мне это неведомо, Малайский Тигр, — сказал Насумбата, однако его лицо помрачнело еще больше.

— Так сколько тебе заплатили за слежку?

— Господин, ты ошибаешься на мой счет.

— Отпираться бессмысленно. Тебя выдал тот забытый лист. На нем было записано, сколько у меня людей, сколько кораб­лей и даже имя моего друга Янеса. Судя по всему, ты подслушивал наши разговоры, а при первой же возможности дал деру, торопясь с донесением к хозяину.

— Никто не докажет, что знаки на листе вырезаны моей рукой.

— Ни морские даяки, ни малайцы такой письменностью не пользуются, а из сухопутных даяков ты был у меня один. Кроме того, Тигрята Момпрачема верны мне душой и сердцем, никто из них не совершил бы подобного предательства. Ты видел своими глазами, как они меня любят. Для них я — бог войны, а не простой человек.

Раненый вновь скривился, но тут же опомнился и твердо произнес:

— Повторяю, ты ошибаешься, господин. Я оставил бухту Радости лишь потому, что затосковал по родине. Море, увы, оказалось чужим даяку с суши. Я не могу жить без лесов и сво­ей скромной хижины. А ту записку написал кто-то другой.

— Где находится твоя деревня?

— Далеко, очень далеко отсюда, в глубине бескрайних лесов, протянувшихся за большим озером.

— Выходит, тебе известна дорога на Кинабалу.

— Там нет дорог.

— Ну, это понятно. Однако же ты сумеешь отвести нас к озеру через джунгли?

Пленник взглянул на него с прищуром, помолчал, а затем произнес:

— Сумею, если оправлюсь от раны. Но туда возможно про­вести только небольшой отряд.

— Почему?

— В тамошних джунглях живет племя кадазан [16]. Они многочисленны и свирепы. На севере нет никого свирепее их. Ес­ли ты двинешься туда с большим отрядом, тебя сразу заметят и нападут, а ваши головы присоединятся к тем, что уже украшают их алтари.

— Это не твоя забота. Я в жизни не боялся охотников за головами.

— Честно говоря, я больше пекусь о сохранности моей.

— Ты хитер, как истинный житель лесов. Надеешься об­вести меня вокруг пальца? Не выйдет, приятель. Ладно, позже еще поговорим. — Сандокан усмехнулся и повернулся к своим малайцам. — Наложите ему на ногу лубки, соорудите носилки и оттащите на берег.

Сандокан направился к выходу, и тут в хижину вошел Сапагар, которого капитан отправил обследовать залив Маруду и выяснить, кто палил из пушки.

— На нашу флотилию напали? — спросил Малайский Тигр.

— Нет, господин. И пароход, и проа в безопасности. Их команды бдительно наблюдают за побережьем.

— А кто же тогда стрелял?

— Мы услышали еще два выстрела. Похоже, они донеслись с открытого моря. Я велел гребцам проплыть около двух миль, несмотря на бурные волны, однако не заметил ни огонька.

— Надеюсь, стреляли с яхты Янеса, — задумчиво проговорил Сандокан. — Что ж, через час взойдет солнце, и мы увидим, что происходит в заливе. Передай Самбильонгу, чтобы оставался со своим отрядом караулить пленников. Всех остальных — созвать. Мы возвращаемся на берег. Мне не терпится туда попасть.

Сапагар отправился исполнять приказы, а четверо малайцев принялись делать для раненого носилки из скрещенных веток и бамбуковых стволов.

Сандокан извлек из-за широкого кушака трубку, изукрашенную жемчугом и мелкими изумрудами, набил ее и прикурил от головешки, которую подобрал у еще дымящейся соседней хижины. Не успел он сделать и пяти затяжек, как вновь появился Сапагар с двумя дюжинами пиратов.

— Мы готовы, капитан.

— Часовых выставили? Эта деревня может стать для нас бесценной.

— Часовые на своих местах.

— Окружите носилки да смотрите, чтобы раненый не сбежал. Этот подлец даже со сломанной ногой способен сыграть с нами дурную шутку.

Отряд покинул деревню через оставшийся от взрыва пролом в стене и углубился в сумрачный лес. Сандокан на ходу попыхивал трубкой. Четверо человек скользили между деревь­ями впереди, разведывая дорогу, чтобы не натолкнуться на засаду.

Отход был быстрым и прошел гладко. Им не встретилось ни души, лишь какой-то зверь, вспугнутый авангардом, метнулся в чащу. То ли тигр, то ли пантера, то ли безобидная бабирусса.

Заря едва занялась, когда Сандокан со своими людьми вышел к крохотной бухте у южной оконечности просторного залива Маруду. Там на якорях стояли четыре военных проа, ощетинив­шихся длинноствольными спингардами, а кроме того — паровой баркас, водоизмещением в пару сотен тонн. Вооружение корабля состояло из носового пулемета на шкворне [17], что позволяло вести огонь по всему горизонту, и двух крупнокалиберных пушек по бортам, неподалеку от рулевого румпеля [18].

Золотой свисток Сандокана издал протяжный звук. Малаец, дежуривший на борту, спрыгнул вниз и выбрался на берег.

— Ты слышал еще пушечные выстрелы?

— Четыре, капитан.

— Когда?

— Два часа назад.

— С тех пор все тихо?

— Да, капитан.

— Откуда доносилась пальба?

— С севера.

— Ты там ничего не разглядел?

— Ничего, капитан.

— Машина под пара́ми?

— Так точно.

— Все на борт! Скоро выясним, кто тут шумит.

Малайцы ласточками взлетели на палубу, где их встретила дюжина человек, торопливо выбравшихся из носового и кормового люков.

— Полный ход! — скомандовал Сандокан.

Резко свистнув, баркас снялся с якоря и пошел к северу, двигаясь со скоростью полтора десятка узлов в час. Из-за горизонта, озарив бескрайние джунгли на восточном берегу залива, показался край солнца. Проснулись морские птицы. Их стаи кружили над волнами, отблескивающими царственным пурпуром. В воде сновали крупные акулы, показывая то мощные хвосты, то жуткие зубастые пасти.

Сандокан облокотился о пулемет, расположенный на носу, и не сводил взгляда с северного горизонта, надеясь увидеть корабль, стрелявший ночью из пушки. Он раскурил свою великолепную трубку, однако, судя по яростным клубам дыма, от его обычного спокойствия не осталось и следа.

Рядом стоял Сапагар, первый помощник, жевал орех ареки [19] и время от времени сплевывал за борт длинную струйку крас­ной слюны. Остальная команда выстроилась с карабинами наготове, словно ожидая нападения с минуты на минуту.

Примерно через четверть часа откуда-то с севера донесся новый пушечный выстрел, за которым последовал ружейный залп. Сандокан пристроил трубку на небольшую лебедку и спросил у Сапагара:

— Это та же самая пушка?

— Да, капитан.

— Как думаешь, сколько до того корабля?

— Миль шесть.

Сандокан послюнявил указательный палец правой руки и поднял его вверх.

— Ветер западный. Готов поставить свою саблю против ржавого криса, что сражение идет в заливе Кудат. Может, сухопутные даяки напали на морских, чтобы пополнить запас черепов? Что ж, я тоже приму участие в битве. Сапагар, вели зарядить каждую спингарду полулиброй гвоздей. Убить они никого не убьют, зато разгонят быстро. Эй, рулевой! Держи в наветренную сторону! Идем к заливу Кудат!

Вновь впереди ухнула пушка, затрещали ружья.

— Похоже, дело нешуточное. Это точно не сигналы. Там идет жаркий бой. Неужто напали на Янеса и Тремаль-Наика? Тысяча чертей! Если так, то мало врагам не покажется!

— Действительно, господин Янес уже должен быть здесь, — заметил Сапагар.

— Я тоже так считаю.

— С ассамцами?

— Разумеется. У нашего раджи тысячи воинов, я уверен, что он прибудет с доброй подмогой... Слышишь, опять пушка!

— И ружья.

— Машина, полный ход!

Этот приказ был лишним. Машинист и кочегары без устали подбрасывали уголь в топку. Баркас несся как на крыльях, пыхтя и перепрыгивая с волны на волну. Металлический корпус звонко вибрировал, за кормой бурлила и пенилась вода, пе­ремалываемая лопастями гребного винта.

— Приготовиться к бою! — вскричал Сандокан под аккомпанемент очередной канонады.

Вскочив на лебедку, он начал всматриваться туда, где располагался залив Кудат.

— Что-нибудь видно, хозяин? — не выдержал Сапагар.

— По-моему, я вижу дым. Из-за мыса ничего толком не разглядеть.

— А лодки?

— Пока ни одной. Подай-ка мой карабин. Тоже сделаю парочку выстрелов.

Еще четверть часа пароход мчался на север, изрыгая из широких труб клубы черного дыма. Наконец Малайский Тигр скомандовал:

— Сбавить ход! Рулевой, смотри в оба, впереди рифы. Двое с лотом [20] на нос, быстро!

Пароход уже приблизился к мысу, прикрывавшему залив Кудат. За этой поросшей лесом каменистой грядой и шла перестрелка. До места боя было рукой подать.

— Сапагар, к пулемету! — рявкнул Сандокан. — Шесть человек к спингардам, шрапнели не жалеть!

Он взял карабин, приложил к плечу. Пушка грохотала не переставая, ей вторила ружейная пальба. Время от времени доносился сухой треск мощных спингард или мериамов.

— Похоже, там берут на абордаж какой-то корабль, налетевший на риф, — сказал Сандокан. — Современное оружие чередуется со старинным. Интересно, кто обороняется?

— Может, это схлестнулись две пиратские банды? — предположил Сапагар. — Сам знаешь, капитан, морские и сухопут­ные даяки частенько воюют между собой.

— Нет. — Сандокан покачал головой. — В деле индийское или европейской оружие. Мне не сложно отличить на слух спингарды от настоящей артиллерии, а выстрелы из ржавых аркебуз от грохота карабинов. Где же они засели, что их до сих пор не видать?

— Дым, хозяин!

— Где?

— Прямо над мысом.

В этот миг послышались громкие крики. Казалось, сотни воинов подбадривают друг друга, идя на абордаж.

— Это и правда даяки! — воскликнул Сандокан.

Пароход как раз огибал мыс — гористую косу, густо поросшую пальмами. В море там и сям торчали опаснейшие ост­рые камни. Пушка теперь палила безостановочно, ружейная перестрелка сделалась яростной. Тигрята Момпрачема жадно принюхивались к запаху пороха и нетерпеливо подпрыгивали при звуках битвы. Их лица исказили жуткие гримасы. Это пробуждался свирепый инстинкт воинов, присущий всем малайцам.

Пришлось сбавить ход, чтобы ненароком не налететь на подводную скалу. Наконец они обогнули мыс и оказались перед узкой щелью к западу от Маруду. Там действительно развернулась нешуточная баталия.

У крохотного островка стояла великолепная яхта, судя по оснастке — шхуна водоизмещением в две сотни тонн, если не больше. С ее палубы три десятка человек вели огонь по дюжине с лишним юрких проа, окружавших корабль.

С лодок неслись жуткие вопли. Разъяренные полуголые лю­ди, вооруженные парангами, кампиланами и древними мушкетами, решительно шли на абордаж. Однако и экипаж яхты самоотверженно отстреливался, умело чередуя артиллерийский огонь с залпами из карабинов.

На капитанском мостике стоял высокий европеец с густой седоватой бородой, одетый в полуевропейский, полуиндийский костюм. На голове его красовался внушительный тюрбан, а в зубах он сжимал погасшую папиросу. Человек невозмутимо палил из двух длинноствольных пистолей, а вид у него был такой, словно он находился на великосветском балу, а не в самом центре отчаянной схватки.

Едва увидев его, Сандокан заорал во всю глотку:

— Янес! Мой белый братец! В атаку, Тигрята Момпрачема, в атаку!

Но даяки и не подумали бежать. Их проа разделились, чтобы противостоять двум противникам. Несколько самых больших остались на месте: они осыпали яхту тучами стрел и пуль, а остальные развернули паруса и поплыли навстречу пароходу.

— Пулеметчик, огонь! — приказал Сандокан. — Спингардам приготовиться.

Затарахтел пулемет. В лодках пронзительно заверещали. Жуткий инструмент, сеявший уничтожение, заработал вовсю, накрыв свинцовым веером жалкие лодчонки и их экипажи. Тигрята Момпрачема добавили жару из карабинов.

Битва закипела с новой силой. Ни одна, ни другая сторона не собиралась отступать. Даяки, похоже, решили во что бы то ни стало взять яхту на абордаж. Им не без основания казалось, что стоит забраться на палубу, как численное преимущество обеспечит им победу.

Однако они опрометчиво напали на прославленных ма­лайских пиратов, закаленных во множестве куда более кровавых сражений. Экипажи яхты и баркаса стойко защищались, не подпуская даяков к бортам. Трижды проа пытались подобраться к баркасу, невзирая на пули и шрапнель, и каждый раз вынуждены были повернуть обратно.

Улучив подходящий момент, Сандокан решил пойти в контр­атаку:

— Полный вперед! Напролом к яхте!

Баркас рванулся, разметав лодки, удиравшие от шкваль­ного огня пулемета и спингард. Впрочем, одна, самая крупная, с мно­гочисленным экипажем, рискнула преградить пароходу путь.

— Поднажми! — взревел Сандокан.

Стальной корпус тяжелого баркаса налетел на дикарский па­русник, пропоров тому правый борт. Даяки, не растерявшись, попробовали было перебраться на баркас и взять его на абордаж, но пулеметчик быстро охладил их пыл и расстрелял несколько человек почти в упор. Остальные, увидев малайцев, бе­гущих к ним с парангами наголо, предпочли спрыгнуть в море. Проа перевернулось килем вверх, его длинные мачты скрылись под водой.

 

Стальной корпус тяжелого баркаса налетел на дикарский парусник, пропоров тому правый борт.

 

Путь был свободен — по крайней мере, пока. Пароход стрелой несся дальше, паля во все стороны, и наконец оказался неподалеку от яхты, стоявшей у небольшой песчаной косы. Странно одетый европеец перегнулся через леер [21] капитанского мостика. Его примеру последовал второй человек, судя по одежде и смуглой желтоватой коже — индиец.

— Здравствуй, Сандокан! — дуэтом крикнули оба, пока их экипаж продолжал отстреливаться.

— Здравствуй, Янес! И ты, Тремаль-Наик! — ответил Малайский Тигр. — Вы стоите на якоре или сели на мель?

— Сели, Сандокан, сели, — усмехнулся Янес. — Но не бес­покойся, прилив живо снимет нас с нее.

— Могу взять вас на буксир. Выслать подмогу тебе на борт?

— Нет, брат.

— В таком случае объединим силы и дадим отпор захватчикам. Проучим их так, чтобы надолго усвоили урок. Главное, не позволяйте им влезть на палубу.

Рассвирепевшие даяки, не обращая внимания на значительные потери и среди людей, и по части лодок, вновь ринулись в атаку, видимо решив пойти ва-банк.

В дело вступили пулемет, спингарды и две мелкокалиберные пушки, имевшиеся на квартердеке [22] яхты. Даяки, сообразив, что их огнестрельному оружию не по силам тягаться с вражеским, выстроили лодки в ряд, надеясь окружить два упрямых корабля и перебить их экипажи в ближнем бою.

— Янес! — позвал Сандокан, оставшийся на баркасе, хотя ему не терпелось обнять старых друзей. — Расчищайте путь по левому борту, а я займусь теми, кто пойдет на абордаж. Прислать тебе хорошего артиллериста? У меня имеются запасные.

— На пушках Каммамури. Между прочим, я поставил его руководить всей ассамской артиллерией.

— Ого! Ты и его привез?

— Разве он оставит Тремаль-Наика?

— Саккароа! [23] Мы тут языками треплем, а враги-то не дрем­лют.

— И не говори, гогочут точно гуси.

— Так заставим же их замолчать!

— Каммамури, огонь! Двойными зарядами! Эй, ребята! Смочите стволы ваших карабинов, а то пальцы обожжете.

Янес с Тремаль-Наиком спокойно разглядывали проа, неумолимо зажимавшие их в кольцо. Артиллерия обоих кораблей возобновила свою адскую музыку, звучавшую со все нараста­ющим крещендо. Едва умолкали спингарды и пулемет, как начинались арии малайских и индийских карабинов, не давая даякам ни секунды передышки. Время от времени с грохотом рушилась мачта какого-нибудь проа, ломала фальшборты и калечила людей. Погребая под собой воинов, падали на палубы паруса и такелаж.

Яхту и баркас окутали такие плотные клубы дыма, что даже дышать стало трудно. В сером мареве сверкали вспышки и гремели выстрелы. Даяки не отступали. Не молчали и их спингарды. Врагам удалось подобраться к самому борту баркаса. Тот был ниже яхты и представлялся им более легкой добычей. И тут с моря послышались выстрелы.

— Эй, Сандокан! — крикнул Янес, неустанно паливший из двуствольного карабина. — Похоже, кто-то идет нам на помощь.

— Не видишь кто? — спросил Малайский Тигр. — Ты стоишь выше, чем я.

— За дымом ничего не разглядеть.

— Сапагар!

— Да, хозяин.

— Прекратите огонь.

— Но даяки совсем близко.

— Пусть. Они ничего не добьются. Хотят проверить, ост­ры ли наши паранги? Что ж, сейчас узнают — и на собственных шкурах.

— Прекратить огонь! — рявкнул Сапагар. — Сабли наголо!

Порыв ветра немного разогнал дым. Старший помощник запрыгнул на носовую лебедку и вскричал:

— Да это же наши проа! Они ударили в спину даякам!

— Отлично. Артиллерия, огонь! — приказал Янес. — Окропите этих каналий свинцом.

Пушки возобновили свою симфонию с еще большим пылом. Вражеское проа с двумя десятками готовых к абордажу воинов попыталось пристать к носу баркаса. Сандокан кинулся на них, точно настоящий тигр. За ним последовала дюжина матросов и преградила путь неприятелю. Несколько сабельных ударов и пистолетных пуль заставили даяков поспешно ретироваться. Еще через секунду две мачты их проа упали на палубу, перебитые метким выстрелом яхтенной пушки.

Это стало последней каплей. Изрядно потрепанные дикари разомкнули круг, резко поменяли галс [24] и, воспользовавшись легким северным бризом, уплыли на запад. Баркас для острастки дал им вслед залп, прозвучавший заключительным аккордом.

Глава 3

На берегу

Сражение, длившееся около часа, дорого обошлось обе­им сторонам. Впрочем, даякам досталось куда больше, чем их противникам: два проа затонули, еще несколько были сильно повреждены. На волнах среди обломков виднелись тела, дожидавшиеся, пока на завт…