Фрагмент книги «Вдруг охотник выбегает»
— Она, — дворник старательно вытягивал шею поверх зайцевского плеча.
— Спасибо, товарищ. Граждане соседи, пялиться здесь нечего! — громко объявил Зайцев в сторону двери. — Все будут опрошены по очереди.
— Назад, товарищи, — Серафимов ловко и твердо оттеснил любопытствующих вглубь коридора.
— Иди, Серафимов, работай по соседям, — коротко шепнул ему Зайцев. Серафимов кивнул, вышел, прикрыв за собой дверь.
Зайцев почувствовал, что они с Фаиной Барановой остались в комнате одни. И прежде чем Крачкин начнет пудрить предметы черной пыльцой на предмет пальчиков, а Мартынов и Самойлов задвигают ящиками, заскрипят дверцами, производя обыск, он постарался вобрать место преступления единым взглядом. Первое впечатление значит многое.
Лет пятьдесят. Как говорится, «полная»: то есть жирная, но не противная. Одна рука на подлокотнике. Другая свободно лежит на животе. В правой руке белая роза. В левой — метелка из перьев. Такой сметают пыль домашние хозяйки.
— Черная роза — эмблема печали, — проговорил Мартынов. Роза в руках у Барановой была белой. Но Мартынов был прав: от фигуры убитой веяло тревогой и драмой. Позади алым полыхала шелковая портьера. На ее фоне платье казалось еще черней, белая роза — еще ослепительней. Контраст алого, черного и белого был почти театральным. Его смягчали переливчатость шелка, глубокая мягкость бархата и нежность лепестков. «Для кого она так вырядилась? — подумал Зайцев. — Кого ждала?»
— Сердце, похоже, — кивнул Крачкин, по возрасту самый старший в бригаде. — Отдышаться не успела — и привет.
— Ты, Крачкин, своей меркой не меряй. Женщина-то еще не старая.
Крачкин пожал костлявыми плечами.
— Не старая, но и не первой молодости. Версия возможная.
— Медики скажут точно. Вызывай перевозку, Мартынов.
Мартынов пошел в коридор — звонить, чтобы забрали тело.
Зайцев наклонился к сидящей:
— Рано вы сегодня о дембеле размечтались.
Пальцем отогнул белый воротничок — показал Крачкину: через всю шею алел острый, как будто резаный, след.
