Слова благодарности

Я хотела бы выразить особую благодарность ветеринарной клинике «Брентвуд», в особенности Линн, которая помогла мне разобраться в тонкостях работы ветеринаров. Все ошибки только на моей совести. И большое спасибо Ракел из моей волонтерской группы, которая рассказала о содержании птиц и поделилась разными историями.

Глава 1

Эйвери Стоу прищурилась и, склонившись над рулем, попыталась рассмотреть сквозь пелену пушистых снежных хлопьев тихий темный Редвуд-­Ридж. В Сан-­Франциско никогда не бывало таких снегопадов. Предложение мамы сменить «Камри» на кроссовер оказалось очень кстати — седан не проехал бы по занесенным снегом дорогам Орегона. Даже ее легкомысленная мать иногда оказывалась права. Хотя «иногда» в данном случае ключевое слово.

Радуясь, что двухдневное путешествие подходит к концу, Эйвери быстро оглянулась на заднее сиденье — проверить, как там Хейли. Убедившись, что дочка спит в автокресле, она снова сосредоточилась на дороге.

С тех пор как они пересекли границу штата, сугробы намело в четыре дюйма высотой, и выглядели они безумно. Мило, но безумно. У тех, кто никогда не покидал теплой солнечной Калифорнии, такая погода вызывала настоящий культурный шок. Но… как говорится, новый год — новая жизнь. Им с Хейли это необходимо. Даже если новый город напоминает Сайлент-­Хилл. Того и гляди из-за угла выскочат зомби. Но обошлось.

К вечеру тротуары опустели, а двухполосную улицу, мощенную брусчаткой, освещали только старомодные фонари. По мнению Эйвери, мама просто с дуба рухнула, обломав по пути все ветки, когда десять лет назад переехала сюда, получив несколько коттеджей в наследство от тетки, о существовании которой они прежде даже не знали. Мама была счастлива. И решила, что Эйвери с Хейли разделят ее радость.

В теории все выглядело просто идеально. «Вовсе на Сайлент-­Хилл», — убеждала себя Эйвери. Совсем не похоже. Только вот куда люди подевались?

Редвуд-­Ридж, зажатый между побережьем и подножием гор Кламат, — маленький городок всего на полторы тысячи человек, тем не менее пользующийся популярностью у туристов. Наверняка у него были какие-то особые достоинства, раз мама в нем так надолго задержалась.

По обе стороны улицы тянулись бесконечные ряды частных магазинчиков — как будто из тех, прежних времен, когда все казалось проще и милее. Если бы только здесь еще были люди!

Через пять минут снег стал редеть, машина выехала на частную дорогу, окруженную почетным караулом из кипарисов, сосен и секвой. Смотрелось чертовски круто. «У меня еще будет время насладиться зрелищем, — решила Эйвери, — при свете дня». Пока же это место напоминало кадры из фильма «Пятница, 13-е» 1.

Наверное, пора заканчивать с фильмами ужасов.

Эйвери проехала мимо нескольких больших домов, все еще украшенных к Рождеству, и через пять миль повернула в сторону коттеджей, сдающихся внаем. Она припарковала машину у первого домика, продолжая оглядываться по сторонам. Ничего общего с «Пятницей, 13-е». Всего здесь было пять бревенчатых коттеджей — одинаковые, на одинаковом друг от друга расстоянии, одноэтажные и запорошенные снегом. У каждого домика — маленькое крыльцо и двускатная островерхая крыша. В первом доме окна лучились теплым золотистым светом, а из трубы валил дым. Сбоку была припаркована машина матери.

Эйвери вздохнула, закрыла глаза и, наверное, впервые лет за десять не услышала ни сирен, ни гудков. Ни разговоров, ни суеты. Никаких ссор с бывшим и его родственниками. Только… покой.

Пока не появится Джейсон в своей белой хоккейной маске…

Ладно, хватит. Теперь она будет смотреть только комедии.

К новому месту придется привыкать, но переезд должен пойти Хейли на пользу. Учитывая состояние дочери, сильный стресс мог спровоцировать приступы. Городская жизнь им не подходила, но, возможно, здесь Хейли станет лучше. И хорошо, что рядом будет мама. В детстве Эйвери нередко ощущала себя родителем в их с мамой маленькой семье, а вот мать постоянно пребывала в мире своих фантазий. Однако Эйвери никогда не испытывала недостатка в любви, а сейчас ей отчаянно не хватало поддержки.

Слишком долго она была лишена опоры в жизни.

Эйвери посмотрела на заднее сиденье и похлопала Хейли по колену.

— Просыпайся, солнышко. Мы приехали.

Словно по щелчку, веки дочери затрепетали и явили миру голубые глаза — точь-в-точь как у ее отца. Остальные черты лица она унаследовала от Эйвери, как и густые каштановые волосы и крепкое гибкое тело. В свои семь лет Хейли выглядела почти точной копией Эйвери. Она осмотрелась по сторонам с рассеянным видом, к которому Эйвери уже привыкла с тех пор, как дочери диагностировали аутизм. Девочка беспокойно водила глазами, не задерживая взгляд на чем-либо дольше одного мгновения. Затем она вскрикнула и хлопнула в ладоши.

Эйвери представила себе, как она говорит: «Здорово, мама!»

Аутизм Хейли пока был невербальным, поэтому Эйвери часто представляла себе диалоги с дочерью. Это помогало справляться.

Она улыбнулась, радуясь, что Хейли понравилось увиденное.

— Бабушка ждет внутри. Хочешь посмотреть наш новый дом?

Они поживут здесь, пока Эйвери не снимет квартиру или маленький домик. Возможно, даже не рядом с лагерем «Хрустальное озеро» 2.

Хейли снова вскрикнула и стала возиться со своим ремнем безопасности, неуклюже отстегивая его. Эйвери поспешила выйти из машины и встретить дочь у задней двери, прежде чем та успеет выбраться наружу. Решив сначала осмотреть дом, Эйвери оставила вещи в машине и повела Хейли к крыльцу, очень осторожно, стараясь лишний раз не прикасаться к ней.

Не успели они постучать, как дверь распахнулась. При виде матери, стоящей на пороге, у Эйвери перехватило дыхание от рыданий. Какой бы капризной и непредсказуемой ни была Жюстин Берри, Эйвери всегда могла на нее положиться. После всего, что они с дочерью пережили, Эйвери так нуждалась в… маме.

— Как же я рада, что вы приехали! — Жюстин наклонилась к Хейли, чтобы заглянуть девочке в глаза, — ее переполняло желание обнять внучку. Она обожала крепкие объятия, но Эйвери хорошо знала: для ее дочери это не годится. Еще перед поездкой она миллион раз предупреждала Жюстин на случай, если та забудется, — провалы в памяти были ее лучшими друзьями.

Хейли отодвинула бабушку в сторону и вошла в дом. «С дороги, бабуля. У меня тут есть дела поинтереснее».

— Она взволнована. И это хорошо, — пожала плечами Эйвери.

В следующее мгновение мать заключила ее в такие крепкие объятия, что стало тяжело дышать. В нос ударил знакомый запах пачулей.

Проглотив слезы, которые уже были готовы хлынуть из глаз, Эйвери улыбнулась.

— Привет, мам.

— Хорошо, что хоть тебя я могу обнять.

Мама отступила назад и пригладила свои растрепанные каштановые волосы, спадавшие на плечи. Жюстин предпочитала естественность во всем, и ее волосы давно уже отвыкли от кондиционера и средств для укладки. Тонкие морщинки вокруг ее губ и глаз стали глубже с тех пор, когда она в прошлый раз навещала Эйвери в Сан-­Франциско, но лишь добавляли особого очарования. Эта женщина много смеялась и любила всем сердцем. Четверо бывших мужей служили тому ярким доказательством.

— Как дорога?

Эйвери закрыла за собой дверь.

— Немного скользко, но нормально. Мам, ну надо же! Здесь так здорово!

И ничего общего с малобюджетными ужастиками.

Весь коттедж — сплошь натуральное дерево, камень и стекло. Блеск, чистота и безыскусная простота. Угол от пола до потолка занимал камин из красного кирпича, согревавший комнату. На голом деревянном полу стояли кушетки, обтянутые клетчатой тканью, а напротив них — столики из необработанной сосны. Кухню от просторной гостиной отделяла барная стойка. В каждой стене — панорамное окно, и по стеклам в лунном свете стекала тонкими струйками вода.

Хейли исчезла в большом коридоре и вскрикнула. Эйвери собралась идти за ней, но мама положила ладонь ей на руку.

— Там нет выхода, и она никуда не сможет забраться. Дома сдаются в аренду практически без мебели. Но кухню я для тебя сделала, — она улыбнулась и снова обняла дочку. — Я счастлива, что ты здесь. Спустя десять лет ты наконец-то соизволила посетить мой город.

Эйвери подавила чувство вины и кивнула. Что было, то было.

— Помню, ты говорила, что все тут переделала. Смотрится мило.

Мама вздохнула.

— Спасибо хорошим подрядчикам и деньгам, которые я получила по завещанию. У нас арендуют круглый год. Я живу в городе, над магазином, но, если не возражаешь, сегодня останусь с тобой.

Мать не только сдавала дома в аренду, но и была хозяйкой секонд-­хенда под названием «Знай деньгам цену». Насколько Эйвери могла судить, Жюстин кого-то наняла управлять бизнесом — финансы никогда не относились к числу ее сильных сторон. У нее было множество идеалистичных фантазий и замыслов, но заниматься цифрами и прочими нюансами она благоразумно поручала другим людям.

— Я буду рада, если ты останешься на ночь. Уже поздно.

И в этот момент она поймала себя на мысли, что последние несколько минут Хейли вела себя слишком тихо. Заподозрив неладное, Эйвери с растущим чувством тревоги вышла в коридор, но обнаружила только, что дочка спит на двуспальной кровати в спальне, свернувшись калачиком и даже не сняв шапку и куртку.

От прилива нежности и любви у нее больно кольнуло в груди. Эйвери расстегнула куртку Хейли, но не стала снимать, чтобы случайно не разбудить девочку. Стянув шапку, она провела пальцами по темным волосам дочери. К Хейли она могла прикасаться, только когда та спала, в другие моменты девочка тяжело переживала физический контакт и срывалась на крик. И все же по вечерам у Эйвери выпадали такие тихие приятные минуты, когда она любовалась дочерью и гладила ее прекрасные бледные щечки.

Эйвери лишь мельком взглянула на простую деревянную мебель и эркерное окно и вышла в кухню. Там она обнаружила маму, что-то перемешивавшую в кастрюле на плите.

Замерев от удивления, Эйвери так и осталась стоять в дверях.

Мама обернулась и улыбнулась.

— Я приготовила горячий шоколад. Иди в гостиную. Посиди, отдохни. У тебя такой усталый вид. Я принесу кружку.

— А это… съедобно?

Мама покачала головой и сказала:

— Думаю, да.

— Помню как-то раз…

— Это было один раз. Я сожгла еду всего один раз, Эйвери!

Она слишком устала, чтобы спорить, поэтому просто улыбнулась и уселась в кресло — оно оказалось удивительно удобным. Потрескивание дров в камине и запах шоколада успокаивали, и она прикрыла глаза. Мрак затуманил ее мысли.

Очнувшись, Эйвери поняла, что вся дрожит, а рядом на краю стола стоит кружка с остывшим какао, в котором плавали кусочки чего-то загадочного. Быстро заморгав, она распрямила спину. Мать спала в соседнем кресле.

Ого, сколько же они проспали?

Эйвери встала и потянулась, а затем, прежде чем пойти проведать дочку, заглянула на кухню, чтобы проверить, выключила ли мать плиту, — та не раз об этом забывала, отвлекаясь.

Убедившись, что плита выключена, Эйвери попыталась выяснить, откуда тянуло сквозняком, и замерла, заметив, что входная дверь открыта.

Нет. Боже, нет!

— Мам! — крикнула Эйвери, бросившись в коридор. Сердце забилось от жуткой паники.

Кровать Хейли была пуста.

Нет, нет, нет, нет, нет…

Она снова побежала в гостиную, врезалась в мать и отскочила.

— Что случилось?

Эйвери надела ботинки и схватила куртку.

— Хейли пропала. Мы уснули. А дверь я не заперла.

Она знала, что совершила непростительную ошибку. Хейли часто уходила. Не потому, что хотела сбежать: просто девочка жила в каком-то своем мире и не осознавала опасности.

Господи! Ее дочь оказалась ночью зимой в глуши. Не говоря о том, что в здешних местах водятся пумы…

— Вызывай полицию.

Она бросилась к двери черного хода и обежала дом, но Хейли ни в машине, ни на крыльце не оказалось. Эйвери снова устремилась к черному ходу, страх сковал горло, когда она опять столкнулась с матерью.

— Вон следы, — сказала та, заматывая шарфом шею. — Она пошла в лес.

Эйвери посмотрела под ноги. Отпечатки маленьких ботинок вели от дома вглубь густого леса. Она побежала по этим следам. Холод царапал легкие, а к тому моменту, когда она добрались до высоких сосен, пальцы совсем закоченели.

Хейли такая маленькая. Она не выдержит долго на таком холоде. Мороз усиливается… К тому же Хейли не разговаривает. Если ей понадобится помощь, она не сможет даже попросить.

Готовясь к переезду, Эйвери изучила информацию о здешних местах, кое-что разузнала о растениях и животных. Она понимала, что на дочь могут напасть дикие звери, и примерно представляла себе, какие именно. На ум сразу пришли черные медведи, пумы и рыси. Хейли понятия не имела, как защититься.

Слезы застилали глаза. Эйвери побежала быстрее, взметая снег.

«Только бы с тобой все было хорошо, солнышко! Только бы все было хорошо!»

Следы резко повернули направо, обогнули деревья. Эйвери судорожно выдохнула.

Хейли сидела на пне спиной к ним, по-прежнему одетая в розовую куртку, но без шапки. От радости у Эйвери закружилась голова.

— Хейли… — Эйвери обошла пень и присела на корточки. — Мы ведь говорили об этом. Нельзя убегать…

Кровь. Много крови. На ботинках Хейли. На ее куртке.

— Ты ранена? Где ты поранилась, солнышко? — Эйвери провела дрожащими замерзшими пальцами по голове и шее Хейли, потом спустилась к груди и замерла.

Из-под распахнутой куртки Хейли торчала лохматая теплая голова.

Эйвери хотела закричать от ужаса, но вдруг поняла, что это собака. Нет, даже щенок. Маленький пушистый комочек песочного цвета. Хейли укачивала его, гладила по голове, но взгляд ее бегал по сторонам.

Опознав в этих движениях волнение и страх, Эйвери заговорила тише. Хейли ни за что бы ни причинила вред живому существу, значит, она нашла здесь этого щенка.

— Ты нашла собачку? Все хорошо, Хейли. Собачка ранена? Это у нее течет кровь? Разреши мамочке посмотреть.

Она нежно взяла дрожащий меховой комочек из рук дочери, и бедное создание взвизгнуло. Пронзительный звук разнесся в ночной тишине, от неожиданности Эйвери даже села в снег. Щенку на вид было не больше шести недель, и весил он в лучшем случае фунтов семь 3. Грустные испуганные карие глаза смотрели в глаза Эйвери, и она растаяла.

— Божечки-­кошечки… Ну ты и милаха!

— Эйвери… лапа! — мама кивнула в сторону собаки и засунула руки в карманы.

В лунном свете Эйвери осмотрела щенка и поняла, о чем говорила мать. Нижняя часть одной из передних лапок была отрезана. Кровь пропитала весь мех.

От ужаса ее замутило. Что случилось со щенком?

— Бедняга!

Хейли начала сильнее раскачиваться из стороны в сторону.

Эйвери крепко сжала ее руку.

— Все будет хорошо, милая.

Она посмотрела на мать в растерянности. У нее никогда не было домашнего питомца. На улице сильный мороз, неизвестно, как щенок оказался посреди леса — на нем ни медальона-­адресника, ни даже ошейника, — и сколько крови потерял. Судя по красным пятнам на снегу, немало для такого крошечного существа. Он только и делал, что скулил и дрожал. К тому же Эйвери нужно увести Хейли в тепло.

Мама сняла с шеи шарф и протянула ей.

— Я позвоню О’Грейди. У них своя ветклиника в городе. Давай отведем Хейли в дом и…

Хейли вскочила и схватила Эйвери за куртку, ее глаза продолжали бегать, а из горла вырвался сдавленный стон.

— Она хочет пойти с нами, — сказала Эйвери, посмотрев на мать. — Застегнешь ей куртку? И позвони ветеринару. Нам пора. Малыш тут долго не протянет.

***

Кейд О’Грейди смотрел на крошечного серого котенка, сосавшего молоко из бутылочки, которую он держал. Маленький меховой комочек целиком помещался у него на ладони. Кейда снова охватила ярость, и он резко выдохнул, окидывая взглядом свой тесный кабинет в ветеринарной клинике.

Было уже поздно, но он решил задержаться и закончить с оформлением историй болезней. С того момента прошло уже два часа, а Кейд так и не приступил к работе. Хорошо, что он остался, иначе котенок, который лежал у него на ладони, просто бы погиб, как его мать и братья с сестрами.

Кому, черт побери, пришло в голову подбрасывать коробку с котятами к двери ветеринарной клиники посреди зимы? Кейд понятия не имел, сколько времени они пролежали в снегу рядом с собачьими вольерами у двери черного хода. От злости он чуть ли не скрежетал зубами. Прибил бы этого урода, если бы только нашел.

К счастью, котенок, вернее кошечка, похожая на бразильскую короткошерстную, оказалась сильной. Она сама пила молоко и не нуждалась в капельнице. Кейд обследовал ее — температура и давление в норме — и, несмотря ни на что, не обнаружил никаких тревожных признаков.

Закрыв глаза, Кейд услышал, как на стойке администратора рядом с его кабинетом включился автоответчик. Если бы произошло что-то экстренное, он получил бы сообщение на пейджер, так как на этой неделе его очередь дежурить. Сорок лет назад его отец открыл маленькую ветеринарную клинику «Животный инстинкт». После его смерти управление на себя взяли Кейд с братьями. С тех пор прошло почти девять лет. Трудно поверить.

Бутылочка опустела, Кейд поставил ее на стол и осмотрел котенка.

— Милая маленькая негодница.

Она мяукнула в знак согласия.

Кейд рассмеялся впервые за день и потер лоб.

— И такая скромная. Назову-ка я тебя Котими — одновременно «котенок» и «милашка». Ты поняла, Котими?

— Мяу!

— Ты права. За такие рассуждения меня стоит выгнать из общества нормальных мужчин.

Кошечка уютно устроилась на сгибе его локтя и погрузилась в полудрему, толкая его лапками в рукав.

— Как я понимаю, это утвердительный ответ? Может, тебе еще чего-нибудь хочется? Пива, например?

Котенок не ответил. Она. Она не ответила. Больше не стоило называть ее просто «котенком».

Покачав головой, он придвинул к себе историю болезни. Пейджер запищал. Кейд тихо выругался и потянулся за ним в карман своего медицинского костюма, когда входная дверь задрожала от громкого стука.

Кейд взглянул на Котими.

— День сегодня ни к черту.

Она сонно мяукнула, словно в подтверждение его мыслей.

Ладно. Не будем раскисать.

Встав, он положил Котими на подушку в коробке, которая стояла на офисном стуле, и направился к двери, на ходу проверяя пейджер. Стук усилился. Номер оказался ему незнакомым. Но женщину на пороге клиники звали, кажется, Жюстин. У нее был секонд-хенд по соседству.

Кейд открыл замок и распахнул дверь. По крайней мере, снегопад прекратился.

— Это вы послали сообщение на пейджер?

Она ворвалась внутрь, а за ней — незнакомая Кейду женщина и девочка лет восьми.

— Да, я писала вам, — ответила Жюстин, убирая с лица темные, растрепанные на ветру волосы.

Он поспешил закрыть дверь и запереть ее на замок, спасаясь от ледяного воздуха, который ворвался в помещение вслед за женщинами.

Молодая женщина вытянула руки, на которых лежал замотанный в шарф щенок.

Кейд увидел, что розовая куртка девочки вся забрызгана кровью. Черт. Он жестом велел им следовать за ним.

— Сюда.

— Я подожду в приемной, — сказала Жюстин, и ее лицо подозрительно позеленело. — Не люблю… все, что связано с медициной, — она уселась, подчеркивая серьезность своих намерений.

В смотровой Кейд надел перчатки и повернулся, чтобы обследовать животное.

— Что случилось?

— Сама не знаю. Хейли нашла его в снегу где-то полчаса назад, — женщина говорила быстро, но спокойно, не подавая вида, как взволновал ее вид крови.

Кейд бережно уложил щенка на стол и начал разматывать шарф, попутно оценивая ситуацию. Палевый лабрадор. Кобель. Глаза только-­только открылись. Вялый. Истощенный. Пяти или шести недель от роду. Дрожит. Лапка отруб­лена по сустав. Кровь уже свернулась и почти не шла.

Сукин сын!

Стиснув зубы, он заставил себя посмотреть на женщину.

— Идите сюда, постойте рядом с ним, пока я принесу все необходимое.

Глаза цвета какао расширились от резкого голоса. Она повернулась к девочке:

— Солнышко, посидишь пока на этом стуле, хорошо? Я скоро.

Девочка ничего не ответила, только начала переминаться с ноги на ногу, стараясь не смотреть женщине в глаза, и наконец уселась на стул в углу. Возможно, она тоже была в шоке.

Когда женщина подошла к смотровому столу, Кейд быстро взял пакет с физраствором и положил его в микроволновку, чтобы подогреть. Достал электроодеяло, подключил его к сети, подоткнул под щенка и закутал ему спину. Затем вытащил из кармана отоскоп и, склонившись над щенком, осмотрел ему уши.

— Сколько времени он провел на улице?

Женщина переступила с ноги на ногу, и в нос ему ударил фруктовый запах. Возможно, каких-то ягод.

— Я не знаю. Мы…

— Вы не знаете, — безучастно повторил он и осмотрел щенку пасть. Десны бледные, но зубы в нормальном состоянии.

Кейд вставил термометр щенку в задний проход и посмотрел на женщину. В Редвуд-­Ридже он знал далеко не всех, но ее точно никогда прежде не видел. Миловидное круглое лицо, волнистые каштановые волосы падали на плечи из-под вязаной шапки. Примерно его ровесница. На вид — чуть меньше тридцати. Она все время покусывала нижнюю губу, отчего та стала ярко-красной и распухла.

Хорошо. Пусть чувствует себя виноватой. Оставила щенка на улице без присмотра, так нельзя поступать. К тому же щенок выглядел заброшенным. Судя по состоянию его лапки, он мог угодить в медвежий капкан. А раз они пришли с Жюстин, возможно, это какая-­нибудь дура-туристка. Решила снять домик в горах, не имея ни малейшего представления о том, как там опасно и какие в этих местах водятся животные.

— Ему делали прививки? Можете еще сообщить какие-­нибудь сведения?

— Даже не знаю. Это не…

— А вы вообще что-нибудь знаете? — рявкнул Кейд.

Она закрыла рот и посмотрела на свою дочь, которая теперь глядела в потолок.

Кейду стало стыдно за свой тон, но бросать собаку на произвол судьбы — это так подло. Ему часто приходилось иметь дело с подобным отношением. Люди заводят питомцев, потому что они такие очаровашки или потому что им одиноко, но совершенно не представляют, какую ответственность берут на себя. А потом они их выбрасывают или сдают в приют и забывают.

К тому же его достали туристы. Одного из живущих в клинике псов как раз оставил такой придурок-­турист, который даже не потрудился вернуться и забрать своего годовалого дога, сломавшего лапу.

Люди — такой отстой!

Кейд, младший в семье О’Грейди, считался самым доброжелательным из трех братьев. Обычно он отлично ладил с владельцами животных, умел шутить над собой, старался не унывать. Но сегодня все обстояло иначе. Ему пришлось усыпить старого бладхаунда, который стал его самым первым клиентом, когда Кейд только начинал ветеринарную практику; не смог спасти двухлетнего ретривера, погибшего от непроходимости кишечника; а в довершение нашел у черного хода коробку с мертвыми котятами. Точнее, один из них все-таки оказался живым.

Так что день выдался хуже некуда. Кейд уже не мог сдерживать раздражение, особенно в отношении женщины, которая, возможно, разбила сердце дочери, подвергнув риску жизнь щенка.

Вынув термометр, он отметил, что температура низкая, но не настолько низкая, как он опасался. Затем вставил щенку в уши стетоскоп, прослушал сердце, легкие и брюшную полость. Волноваться не из-за чего. Давление тоже оказалось в норме. Щенок поднял голову и жалобно заскулил, когда Кейд попытался осмотреть его лапку.

— Знаю, малыш. Больно, да? Сейчас я тебе помогу.

Кровь на ране уже свернулась, и воспаления не было заметно, но все равно лапу придется ампутировать до сустава. Но сначала нужно стабилизировать состояние щенка и сделать ему капельницу, чтобы не допустить обезвоживания, а также дать антибиотик.

Кейд распрямился, сложил руки на груди и обратился к женщине:

— Его состояние вполне удовлетворительное, что даже странно. Жизненные показатели чуть ниже нормы, но все очень даже неплохо. Если в течение двух часов ничего не изменится, сделаем ему операцию и ампутируем оставшуюся часть лапы. Несколько дней щенку придется провести в клинике, чтобы мы могли понаблюдать за ним.

Кейд сделал паузу, ожидая, что она как-то отреагирует. Но женщина только посмотрела на него с выражением тревоги и растерянности на лице и покачала головой.

— Лечение будет дорогим, мэм.

Не то чтобы Кейда это сильно волновало. Если она просто уйдет и бросит щенка, он все равно его вылечит. Возьмет на себя все расходы. Как только щенок поправится, Кейд попытается пристроить его или оставит в клинике. В любом случае он не собирался усыплять животное только потому, что оно повредило себе лапу. По крайней мере, если оставался шанс на спасение.

Женщина потерла лоб.

— А он сможет жить с тремя ногами? Я имею в виду, ходить? Я ведь совсем ничего об этом не знаю…

Он скрипнул зубами.

— Но люди же продолжают жить после того, как им ампутируют одну или даже обе ноги, верно? Он совсем маленький. Быстро приспособится. Так вы согласны или нет, мэм?

Она со страхом посмотрела на него. С такими большими глазами, пухлым ртом и маленьким носиком ее можно было бы назвать привлекательной, если бы он сразу не почувствовал к ней неприязнь.

— Боюсь… я не понимаю, о чем вы меня сейчас спрашиваете.

Кейд ненадолго закрыл глаза и призвал все оставшееся у него терпение.

— Щенку потребуется реабилитация. На это нужны деньги. Вы готовы заплатить? Если нет, уходите. Неважно, ваша это собака или нет.

— Он… — ее карие глаза с удивлением уставились на смотровой стол. Она закрыла ладонью рот, и слезы потекли по щекам.

Кейд прищурился и развернулся.

Маленькая девочка гладила щенка по голове и прижималась щекой к его лохматой шее. Она ничего не говорила и даже не выглядела расстроенной, но щенку, кажется, понравилось то, что она делала. Его хвост вяло застучал по столу, а доверчивые глаза уставились на нее. Кажется, они уже успели привязаться друг к другу, и от этого, если женщина сейчас уйдет и не вернется, ее поступок станет еще омерзительнее.

Кейд вопросительно приподнял брови и взглянул на нее, но женщина даже не обратила на это внимания. Она смотрела на девочку и щенка с робкой улыбкой и нескрываемым потрясением. Но что ее так сильно поразило? Дети любят животных. В конце концов, это же их собака. Неудивительно, что девочка расстроилась, что малыш ранен.

И хотя в эту минуту женщина, похоже, испытывала, особый прилив нежности, он не мог терять время. Нужно было поставить капельницу.

— Мэм?

Она вздрогнула и уставилась в пространство между ним и столом, но чер…