Сын

16+

Lois Lowry

SON

Published by arrangement with Clarion Books/HarperCollins Children’s Books, a division of HarperCollins Publishers

Перевод с английского Кирилла Плешкова

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Егора Саламашенко

Лоури Л.

Сын : роман / Лоис Лоури ; пер. с англ. К. Плешкова. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (Азбука-бестселлер).

ISBN 978-5-389-26099-3

Клэр не должна была ни любить своего ребенка, ни даже видеть его — таковы правила жизни в коммуне. Новорожденных сразу же забирают в Воспитательный Центр, а через год распределяют по Семейным Ячейкам. Но даже четко отлаженная система может дать сбой.

И пусть все, что остается Клэр, — наблюдать за сыном издалека и изредка общаться с ним. Главное — чтобы мальчик был счастлив.

Но ребенок никак не может приспособиться к требованиям коммуны, а с теми, кто не вписывается в рамки, здесь обходятся сурово…

Памяти Мартина

КНИГА I

Перед

1

Девушка невольно съежилась, когда на ее лице застегнули безглазую кожаную маску и она перестала что-либо видеть. Ей казалось, будто это никому не нужная чушь, но она не противилась. Такова была процедура — об этом ей месяц назад за обедом рассказала другая Утроба.

— Маска? — с невольной усмешкой спросила она тогда, представив себе странную картину. — Зачем маска?

— Ну, это не совсем маска, — поправилась сидевшая слева от нее молодая женщина, отправляя в рот очередной лист свежего салата. — На самом деле это повязка на глаза, — прошептала она, потому что обсуждать такое не полагалось.

— Повязка на глаза? — изумленно переспросила девушка и рассмеялась, будто извиняясь. — Похоже, я совсем не умею вести беседу. Просто повторяю за тобой. Но — повязка? Зачем?

— Они не хотят, чтобы ты увидела Плод, когда он из тебя выйдет. Когда ты его родишь. — Женщина показала на свой вздувшийся живот.

— Ты ведь уже рожала? — спросила девушка.

— Дважды, — кивнула женщина.

— И каково это? — снова спросила девушка, но тут же поняла, что вопрос прозвучал довольно глупо.

С ними уже проводили занятия, показывали графики, давали наставления. И все же совсем другое дело — услышать ответ от кого-то, кто уже через это прошел. А раз уж они все равно нарушили запрет на обсуждение данной темы — почему бы и не спросить?

— Во второй раз было легче. Не так болело. — Не услышав ответа, женщина вопросительно взглянула на девушку: — Тебе разве не говорили, что это больно?

— Говорили, что будет неприятно.

Женщина насмешливо фыркнула:

— Неприятно, значит... Вот как это у них теперь называется. Во второй раз уже не так неприятно. И не так долго.

— Роженицы! Роженицы! — раздался в громкоговорителе строгий голос. — Прошу следить за своими разговорами! Вы знаете Правила!

Девушка и ее собеседница послушно замолчали, поняв, что их слышно через встроенные в стены столовой микрофоны. Среди других девушек раздались смешки, — вероятно, предупреждение относилось и к ним. Говорить было почти не о чем. Всех объединял процесс — их работа, их миссия. Но после строгого окрика тема беседы сменилась.

Девушка зачерпнула еще ложку супа. Еда в общежитии для Рожениц всегда была обильной и вкусной. Все Утробы обеспечивались надлежащим питанием. Впрочем, в коммуне, где она росла, никогда не приходилось страдать от недоедания — в жилище ее семьи еда доставлялась ежедневно.

Но когда девушку в двенадцать лет выбрали в Роженицы, жизнь ее изменилась, хотя и не сразу. В школе от нее стали меньше требовать по учебным предметам — математике, естествознанию, правоведению. Меньше контрольных, меньше чтения. Учителя теперь обращали на нее мало внимания.

В ее учебный план включили курсы питания и здоровья, и она проводила больше времени за упражнениями на открытом воздухе. В пищу добавляли специальные витамины. А после обследовали и брали анализы, готовя к будущей роли. По прошествии года с небольшим девушку сочли готовой. Ей велели покинуть семейное жилище и перебраться в общежитие для Рожениц.

Перемещаться из одного места в другое внутри коммуны было несложно. Ничего своего у нее не имелось. Одежду выдавали и стирали на центральном одежном складе. Школьные учебники у нее отобрали, чтобы на следующий год ими могли воспользоваться другие ученики. Велосипед, на котором она ездила в школу, забрали подновить, а потом отдали другой девочке, помладше.

Дома в последний вечер устроили праздничный ужин. Ее брат, который был на шесть лет старше, уже проходил Обучение в Департаменте Юстиции. Они видели его лишь на общественных собраниях, и он уже стал для них почти чужим. Так что за последним ужином их было лишь трое — она и вырастившие ее родители. Они немного повспоминали разные забавные случаи из ее детства (вроде того, как она сбросила в кустах туфли и из Детского Центра вернулась домой босиком). Все смеялись, и она поблагодарила родителей за те годы, когда они ее растили.

— Вас не смутило, что меня выбрали в Роженицы? — спросила их девушка.

Втайне она надеялась на что-нибудь более престижное. Когда Клэр было шесть и отбор прошел ее брат, вся Семейная Ячейка очень гордилась. В Департамент Юстиции попадали только обладавшие особо острым умом. Но она была далеко не первой ученицей.

— Нет, — ответил Отец. — Мы доверяем мнению Комитета. Его члены знали, что у тебя получится лучше всего.

— И Роженицы очень важны, — добавила Мать. — Без Рожениц никого из нас вообще бы не было!

Они пожелали ей всего наилучшего в будущем. Их жизнь тоже менялась — они переставали быть родителями, и им предстояло перебраться туда, где жили Бездетные Взрослые.

На следующий день девушка в одиночку отправилась в общежитие — часть Родильного Дома — и поселилась в выделенной ей комнатке. Из окон можно было увидеть школу, куда она ходила, и площадку для игр. Вдали виднелась окружавшая коммуну река.

Наконец несколько недель спустя, когда она обустроилась и начала заводить дружбу с другими девушками, ее вызвали на осеменение.

Девушка волновалась, не зная, чего ожидать, но, когда процедура завершилась, она облегченно вздохнула. Все прошло быстро и безболезненно.

— Все? — удивленно спросила она, вставая по знаку техника со стола.

— Все. Приходи на следующей неделе на проверку и сертификацию.

Она нервно рассмеялась, жалея, что в папке с наставлениями, которую ей дали после того, как выбрали в Роженицы, не содержалось подробных инструкций на этот счет.

— Что значит сертификация? — спросила она.

Техник, откладывавший в сторону инструменты для осеменения, похоже, не располагал временем, чтобы давать объяснения, — своей очереди ждали другие девушки.

— Когда мы убедимся, что зародыш прижился, — раздраженно сообщил он, — ты станешь сертифицированной Утробой. Еще вопросы есть? Нет? Тогда можешь идти.

Казалось, все это было совсем недавно. И теперь, девять месяцев спустя, ей надели на глаза повязку. Неприятные ощущения начались несколько часов назад, сперва с перерывами, потом не прекращаясь. Девушка глубоко дышала, как ее учили, чувствуя жар на коже под маской. Она попыталась расслабиться, вдыхая и выдыхая, не обращая внимания на неприятные... «Нет, — подумала она. — Это боль. На самом деле это боль». Собравшись с силами, она негромко застонала, выгнула спину и всецело отдалась окружавшей ее тьме.

Ее звали Клэр. Ей было четырнадцать лет.

2

Временами, когда ее разум мог сосредоточиться на фоне перемежающихся приступов боли, Клэр слышала собравшихся вокруг. Они тревожно переговаривались. Что-то было не так.

Раз за разом ее обследовали какими-то холодными металлическими инструментами. На руку надели надувную манжету, и кто-то прижал к сгибу локтя металлический диск. Потом к ее натянутому дрожащему животу приложили другое устройство. Клэр судорожно вздохнула, ощутив, как ее снова пронзила боль. Руки ее были привязаны по сторонам койки. Она не могла пошевелиться.

Неужели все должно происходить именно так? Клэр попыталась спросить, но голос ее звучал слишком слабо и испуганно, и никто не услышал.

— Помогите, — всхлипнула она.

Но внимание персонала было занято на самом деле не ею. Всех беспокоил Плод. Их руки и инструменты лежали на ее туго натянутом животе. Прошли уже часы с того момента, как все началось — первая схватка, затем ритмичная нарастающая боль, а потом ей надели маску.

— Усыпите ее. Придется резать, — послышался повелительный голос, явно принадлежавший кому-то из начальства. — Быстрее.

— Дыши глубже, — велели ей, засовывая что-то резиновое под маску и прижимая ко рту и носу.

Клэр стала дышать. Выбора у нее не оставалось — иначе бы она задохнулась. Нечто с неприятным сладковатым запахом проникло в ее легкие, и боль тотчас же исчезла, как исчезли и все мысли. Последнее, что Клэр почувствовала, уже без боли, — как что-то врезается в ее живот, вскрывая плоть.

Очнувшись, Клэр ощутила новую, другую боль, уже не мучительно-пульсирующую, но обширную и глубокую. Она почувствовала, что свободна, и поняла, что с запястий сняли ремни. Она все так же лежала на койке, накрытая теплым одеялом. С обеих сторон ее защищали металлические ограждения. Комната теперь была пуста — ни персонала, ни техников, ни оборудования. Только одна Клэр. Она неуверенно повернулась, окинув комнату взглядом, а затем попыталась поднять голову, но боль тут же снова заставила ее лечь. Не в силах взглянуть на собственное тело, она осторожно переместила ладони туда, где был ее туго натянутый раздувшийся живот. Теперь он был плоским, забинтованным и сильно болел. Из нее вырезали Плод.

И ей крайне его недоставало. На нее нахлынуло отчаянное чувство утраты.

— Ты лишена сертификата.

Прошло три недели. Первую неделю Клэр восстанавливалась в Родильном Доме: за ней ухаживали, ее обследовали и даже, как она поняла, слегка баловали. Но она постоянно ощущала во всем неловкость. Рядом были другие приходящие в себя молодые женщины, с которыми можно было вести приятные беседы и шутить по поводу того, что они снова стали стройными. Им, как и ей самой, каждое утро делали массаж, и они занимались физическими упражнениями под присмотром персонала. Ее восстановление, однако, шло медленнее, чем у других, поскольку у нее осталась рана на животе, а у них нет.

После первой недели их перевели во временное отделение, где они развлекали себя разговорами и играми, прежде чем вернуться две недели спустя в большую знакомую компанию Рожениц. В общежитии они вновь встретили старых подруг, у многих из которых за это время заметно выросли животы, и заняли свои прежние места в группе. На вид все они были похожи — в бесформенных, как халаты, платьях и с одинаковыми прическами, но каждая при этом была неповторимой личностью. Надя умела обратить что угодно в шутку, Мириам была серьезна и застенчива, Сьюзен отличалась организованностью и целеустремленностью.

Когда Роженицы вернулись после Плодоношения, разговоров о Задаче велось удивительно мало. «Как все прошло?» — спросила одна из девушек, и ответом было лишь небрежное пожатие плечами со словами: «Все в порядке. Совсем легко». Или криво брошенное: «Не так уж и плохо», хотя по выражению лица становилось ясно, что приятного было мало.

— Рада, что ты вернулась.

— Спасибо. Как тут дела без меня?

— Все так же. Только что прибыли две новые Роженицы. А Нэнси ушла.

— Куда ее отправили?

— На Ферму.

— Неплохо. Ей самой этого хотелось.

Обычный, ничего не значащий разговор. Нэнси недавно принесла третий Плод. После третьего Роженицы получали новое назначение — на Ферму, Фабрику Одежды, в Центр Распределения Еды.

Клэр помнила, что Нэнси надеялась попасть на Ферму. Ей нравилось быть на открытом воздухе, и на Ферму несколько месяцев назад получила Назначение одна из ее подруг, а Нэнси надеялась провести очередной период своей рабочей жизни в обществе кого-то ей небезразличного. Клэр была за нее рада.

Но ее тревожило собственное будущее. Хотя у нее остались лишь смутные воспоминания, она знала, что во время ее собственного Плодоношения что-то пошло не так. Ясно было, что ни у кого больше не осталось ран. Она пыталась робко расспрашивать других, рожавших больше одного раза, но тех, похоже, такие вопросы поражали и приводили в замешательство.

— У тебя все еще болит живот? — шепотом спросила Клэр у Мириам, которая восстанавливалась вместе с ней.

Они сидели рядом за завтраком.

— Болит? Нет, — ответила Мириам.

— У меня болит — там, где шрам. Когда я на него нажимаю, — объяснила Клэр, осторожно дотрагиваясь до этого места.

— Шрам? — поморщилась Мириам. — У меня нет шрама.

Отвернувшись, она включилась в другую беседу.

Клэр снова попробовала осторожно расспросить других Рожениц, но шрамов ни у кого не было. Ни у кого не было раны. Вскоре болеть перестало, и она попыталась не обращать внимания на неприятное чувство, будто что-то пошло совсем не так, как следовало.

А потом ее вызвали. В середине дня, когда Роженицы сидели в столовой, голос из громкоговорителя объявил:

— Клэр, прошу явиться в кабинет сразу после обеда.

Она взволнованно огляделась. Напротив сидела Элисса, ее подруга. Обе стали Двенадцатилетними в один год, тогда же их обеих и назначили, и они были знакомы по школе. Но Элисса появилась здесь позже, и ее осеменили после Клэр. Сейчас она пребывала на ранней стадии своего первого Плодоношения.

— Что бы это могло значить? — спросила Элисса, когда они услышали распоряжение.

— Не знаю.

— Ты что-то сделала не так?

Клэр нахмурилась:

— Вряд ли. Может, забыла сложить белье в стирку.

— Сомневаюсь, что тебя из-за этого стали бы вызывать.

— Наверное. Это такая мелочь.

— Что ж, — сказала Элисса, собирая пустую посуду, — скоро выяснишь. Вероятно, ничего серьезного. До скорого! — Она ушла, оставив Клэр за столом одну.

Но все оказалось более чем серьезно. Клэр в смятении стояла перед комиссией, которая сообщила ей о своем решении. Ее лишили сертификата.

— Собирай вещи, — велели ей. — Сегодня вечером тебя переводят.

— Но почему? — спросила она. — Из-за того, что... Да, я понимаю, что-то пошло не так, но...

К ней были добры и внимательны.

— Это не твоя вина.

— Что не моя вина? — Клэр понимала, что напористость проявлять не стоит, но не могла остановиться. — Если бы вы просто объяснили...

Глава комиссии пожал плечами:

— Такое случается. Проблема со здоровьем. Ее должны были обнаружить раньше. Тебя не следовало осеменять. Кто проводил твой первый осмотр?

— Не помню, как ее звали.

— Что ж, выясним. Будем надеяться, что раньше она не ошибалась и у нее будет второй шанс.

После этого Клэр сказали, что она может идти, но она остановилась в дверях, поскольку не могла не спросить:

— А мой Плод?

Глава комиссии бросил на нее пренебрежительный взгляд, но, смягчившись, повернулся к сидевшей рядом за столом женщине и кивнул на лежавшие перед ней бумаги.

— Какой номер? — спросила женщина, но он не ответил. — Ладно, проверю по имени. Ты Клэр?

Будто они не знали. Ее вызвали сюда по имени. Но Клэр кивнула.

Женщина провела пальцем по странице.

— Да, вот ты. Клэр: Плод номер Тридцать Шесть. Да, вижу отметки об осложнениях. — Она подняла взгляд.

А Клэр дотронулась до живота, вспоминая.

Женщина положила бумагу обратно в стопку и постучала по краям, выравнивая ее.

— С мальчиком все хорошо, — сказала она.

Глава комиссии яростно на нее посмотрел.

— С Плодом, — поправилась женщина. — В смысле, с Плодом все хорошо. Сложности медицинского характера на него не повлияли. С тобой тоже все будет хорошо, Клэр, — дружелюбно добавила она.

— Куда меня отправляют? — спросила Клэр, внезапно испугавшись.

Ей пока не сказали, что она получила новое Назначение. Просто лишили сертификата, так что Роженицей ей больше не быть. Вполне разумно — ее тело не сумело надлежащим образом исполнить эту функцию. Но что, если?.. Что, если тех, кого лишили сертификата, просто удаляют? Как часто бывало с теми, кто не оправдал ожиданий?

Но ответ успокоил ее.

— В Рыбный Инкубаторий, — сказал глава комиссии. — Там не хватает рабочих и нужна помощь. Обучение начнется с завтрашнего дня. Придется нагонять. К счастью, ты достаточно сообразительна.

Он махнул рукой, отпуская Клэр, и она вернулась в общежитие, чтобы собрать вещи. Было время отдыха. Другие Роженицы спали за закрытыми дверями своих крошечных комнаток.

«Мальчик, — подумала Клэр, собирая скудные пожитки. — Это был мальчик. Я произвела на свет мальчика. Сына». На нее вновь нахлынуло чувство утраты.

3

— Тебе выдадут велосипед.

Мужчина, на значке у которого было написано «ДИМИТРИЙ. ДИРЕКТОР ИНКУБАТОРИЯ», показал на велосипедную стойку. Он встретил Клэр у входа, нисколько не удивившись ее появлению. Ему явно уже о ней сообщили.

Клэр кивнула. Она больше года не покидала пределов Родильного Дома и его окрестностей и не нуждалась в каком-либо транспортном средстве. Сюда она пришла пешком из района на северо-востоке, где селили Рожениц, прихватив с собой чемоданчик с вещами. Путь был недалек, и она знала дорогу, но по прошествии месяцев многое казалось новым и незнакомым. Проходя мимо школы, Клэр увидела детей, тренировавшихся на игровом поле, но никто, похоже, ее не узнал, хотя они и бросали любопытные взгляды на шедшую по дорожке посреди дня девушку — большинство в это время были на работе. Те, кому требовалось поддерживать форму, перемещались от одного здания к другому на велосипедах. Никто не ходил пешком. Маленькая девочка с лентами в волосах улыбнулась Клэр, оторвавшись от своих упражнений, и тайком помахала ей рукой. Клэр улыбнулась в ответ, вспомнив те времена, когда сама носила ленточки, но преподаватель что-то резко крикнул девочке, и та, скорчив рожицу, вернулась к назначенной ей гимнастике.

По другую сторону Центральной Площади, в Жилой Зоне, Клэр заметила маленький дом, где она росла. Там теперь жили другие люди — недавно назначенная друг другу пара, возможно, ожидая...

Клэр отвела взгляд от Воспитательного Центра, куда, как она знала, забирали Плоды после рождения, обычно группами, чаще всего рано утром. Как-то раз, проснувшись на рассвете, она посмотрела в окно своей комнатки и увидела четыре Плода в корзинках, которых грузили в двухколесную тележку, прицепленную сзади к велосипеду. Проверив, что корзинки надежно закреплены, служащий Родильного Дома уехал в сторону Воспитательного Центра, чтобы доставить туда Плоды.

Клэр не знала, забрали ли уже ее собственный Плод, ее мальчика номер Тридцать Шесть, в Воспитательный Центр. В Родильном Доме всегда ждали какое-то время — иногда дни, а порой недели, — чтобы убедиться, что все хорошо и Плоды здоровы, прежде чем их туда передать.

Что ж, пришло время выбросить мысль о нем из головы. Вздохнув, Клэр двинулась дальше, мимо здания Департамента Юстиции. Там работал Питер, которого она когда-то знала как старшего брата — задиру. Если бы он выглянул в окно и увидел медленно идущую мимо девушку, узнал бы он Клэр? И не было бы ему все равно?

Она прошла мимо Дома Старейшин, где жили и занимались своими исследованиями члены управляющего коммуной Комитета, мимо маленьких конторских зданий, мимо мастерской по ремонту велосипедов и увидела окаймлявшую коммуну реку с быстро движущейся темной водой, вспенивавшейся вокруг камней. Клэр всегда боялась реки. В детстве их предупреждали о ее опасностях. Клэр знала про одного мальчика, он утонул. Ходили слухи, скорее всего недостоверные, о гражданах, которым удалось переплыть реку или даже перейти через высокий запретный мост и скрыться в неведомых землях за ним. Но вместе с тем река завораживала своим постоянным журчанием и движением, а также своей загадочностью.

Клэр пересекла велосипедную дорожку, вежливо дождавшись, пока проедут две молодые женщины. Увидев слева мелкие пруды для рыбы, она вспомнила, как в детстве с подругами наблюдала за скользящими в них серебристыми созданиями.

Теперь ей предстояло здесь работать — в Инкубатории. И жить, надо полагать, тоже — по крайней мере, пока... Пока что? Гражданам предоставляли жилье, когда назначали им супругов. У Рожениц никогда не бывало супругов, и Клэр прежде об этом даже не думала. Но теперь у нее возникла мысль, имеет ли она право на супруга и в конечном счете на... Клэр вздохнула. Размышления на подобную тему беспокоили и сбивали с толку. Свернув в сторону от прудов, она направилась ко …