Всегда, Зоя

Содержание

Вас не догонишь!

История первая. Сопричастность истории

История вторая. «Здесь живет Ирина Гринева?»

История третья. «Судьбаба»

История четвертая. От утра ли до вечера, в шумном счастье заверчена…

История пятая. Призвание — друг

История шестая. Я никогда не буду бывшей...

История седьмая. Вместо автобиографии

В книге использованы фотографии из личного архива автора.

Богуславская З. Б.

Всегда, Зоя! / Богуславская З. Б. — М. : КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2024. — : ил.

ISBN 978-5-389-25845-7

16+

Необыкновенная судьба, невероятные встречи — Зоя Богуславская была музой Андрея Вознесенского, встречалась с Марком Шагалом, дружила с Владимиром Высоцким, Майей Плисецкой, Лилей Брик, Василием Аксеновым и многими-многими другими. она ничего не боялась и никогда не отступала — Зоя Богуславская писатель и общественный деятель, организатор фондов, независимых премий и ассоциаций, поддерживающих деятелей культуры.

Зое Богуславской исполнилось сто лет. Возраст немалый — целый век, несколько эпох за спиной, и каждый период своей жизни, каждый день она использовала, чтобы что-то создавать и кому-то помогать.

Книга объединяет фотографии, документы, воспоминания Зои Богуславской, написанные ей и пятьдесят лет назад, и сегодня.

Она и в молодости не была молодой. Есть такой тип женщин, которые сразу рождаются взрослыми. Зоя Борисовна как раз из этой расы. А сейчас ее вообще никому не догнать. Сто лет — шутка ли!

Она последняя самолично принимала участие в сеансах медиума Вольфа Мессинга и даже пыталась по молодости его разоблачить. Единственная в РФ, а может, и во всем мире, кто лично знаком с четырьмя первыми леди США. Одна из немногих, кому удалось пообщаться и узнать свою будущую судьбу у легендарной прорицательницы Ванги.

Секрет долголетия Зои Богуславской — в любопытстве. Ей интересно, что будет дальше. Тихо скучать в переделкинском пенсионерском раю не для нее. Она все время норовит из него сбежать. Чем дальше, тем лучше. Но главный адрес большинства ее исчезновений известен — Центр международной торговли на Краснопресненской набережной, который она по привычке именует Хаммеровским центром. Хотя кто такой был Арманд Хаммер, сегодня, кажется, помнит только она одна.

Там в двух комнатах с красивым видом на Москва-реку уже больше десяти лет обитает Фонд имени Андрея Вознесенского. Но Зоя Борисовна предпочитает и там не слишком засиживаться. Свои встречи назначает в ресторане на первом этаже. Все уже знают, что голодным от Зои Борисовны точно не уйдешь. Обязательно потребует у своего гостя что-нибудь выбрать из обширного меню и съесть при ней. Хороший аппетит — верный залог здоровья. К тому же сытый человек — как правило, добрый человек. Зоя Богуславская усвоила эту истину, побывав в гостях у своей старшей подруги Лили Брик, которая всегда всех непременно кормила, а потом еще снаряжала свертки и кульки с сухим пайком. В этом чувствовалась какая-то старомосковская широта — гулять так гулять. Кормить так кормить! А там, глядишь, и вдохновение проснется, и стихи польются сами собой… Но для этого всегда нужно горючее, энергия, восхищенные глаза напротив. Все эти великие женщины знали, как надо обращаться с гениями, как включается вдохновение у поэтов, на какие кнопки следует нажимать. Тут с Зоей Богуславской мало кто может сравниться. Ее всегда окружали таланты. Она их притягивала. Она общалась с ними на равных. Никогда не навязывала им себя, не искала престижных дружб и выгодных знакомств. Они ее находили сами. А потом уже не отпускали никогда.

Зоя с мамой и друзьями,
скорее всего, в Германии
в середине 1920-х

У американцев есть даже такой термин — self presence (самопрезентация). Жизнь учит, что надо уметь себя подавать. Не продавать, а именно подавать! Самое первое впечатление — считай, что оно навсегда. Как входишь, как протягиваешь руку, в каком состоянии у тебя зубы и обувь. Все важно! Ничто не ускользнет от первого взгляда.

А у Зои Богуславской взгляд как скальпель. Она видит всех насквозь. И сама талантом self presense владеет гениально. Недаром столько времени провела в Америке и даже написала книгу очерков «Американки». Она как-то сразу себя там почувствовала своей. И на Манхэттене, и в университетских кампусах, и в маленьких провинциальных городах… Всюду побывала. Была принята в лучших домах. Но не упустила возможности познакомиться и с обитательницами женской тюрьмы в Бедфорд-Хиллс, узнать изнутри будни окружного суда. Все, за что бралась, делала основательно, изучала досконально. Такая натура! С ее перфекционизмом и привычкой трудиться без выходных могла вполне преуспеть в США по примеру многих своих соотечественников. Но Зоя Богуславская никогда не хотела жить нигде, кроме как в России. Как, впрочем, и Андрей Андреевич Вознесенский. Почему?

У нее, как и у всех людей ее поколения, жизнь рассечена надвое. До Великой Отечественной войны и после. До войны — все как у всех. Мама, папа, школа, пионерские марши, линейки, «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры — дети рабочих». Кстати, отец Зои Богуславской был крупный ученый в области станкостроения. Он был уверен, что когда Зоя вырастет, то пойдет по его стопам, двигать науку. Но началась война. И дочь рвалась на фронт. «Мы были опаленными», — скажет Зоя Богуславская о себе и своих сверстницах. На фронт ее не взяли. Вместе со всеми пережила муки долгой эвакуации в город Томск. Там устроилась работать в военный госпиталь, где ее мама, врач, заведовала отделением тяжелораненых. Дежурства — сутками напролет. Вначале была нянькой, потом медсестрой, потом медсестрой в операционной. Лучше всего у нее получалось снимать повязки. Зоя Борисовна до сих пор умеет резко, без колебаний, одним быстрым движением сорвать пластырь. Больно, конечно, но всего одно мгновение. Ад не должен быть долгим. Этот принцип Зоя Богуславская хорошо усвоила в юности. И старалась ему следовать всю жизнь.

А еще ее прозвали в госпитале «наша Шахерезада». Никто не умел так отвлекать раненых солдат от тоскливых мыслей своими рассказами и стихами, как она. Вот лишь один из многих эпизодов, которые мне рассказала Зоя Богуславская.

— У меня был один пациент. Грузин невероятной красоты, но без рук и ног. Считайте, недвижимый обрубок. И у него была цель — уговорить меня, чтобы я как-то дотащила его до подоконника и он сумел покончить с собой. Он рассказывал, что у него осталась семья в Тбилиси, что его жена беременна двойней. Поэтому стать еще одной обузой он не может себе позволить. Лучше смерть! Половину ночей, что я дежурила, он исповедовался мне и умолял ему помочь. Я не знала, что делать. Но в какой-то момент решила поработать Шерлоком Холмсом или Пуаро. Нашла в его медицинской карте тбилисский адрес и написала его жене все как есть. Так-то и так-то, ваш муж жив, он в госпитале, но не хочет вашей встречи потому-то и потому-то… Хотите, берите его такого — или не берите. Вскоре жена примчалась в Томск. Рыдала, стояла на коленях у постели, целовала его культи, а потом увезла мужа с собой.

Потом все эти дежурства и ночные исповеди грозным эхом будут присутствовать и в жизни, и в прозе Зои Богуславской. На самом деле война никогда ее не отпускала. Прошлое, которое всегда с тобой. С ним она ведет свой тайный разговор до сих пор, не посвящая посторонних в подробности. Может, поэтому ей всегда были так дороги и близки поэты военного времени. Хотя жизнь свела ее с другим поэтическим поколением, которое было моложе, не знало, не прошло весь этот военный ад.

И другой полюс, другой берег, куда рвалась ее душа, — театр. Ну конечно, она хотела быть актрисой. Но вовремя одумалась, пошла на театроведческий факультет ГИТИСа. Отец ей долго не мог этого простить. Только первая ее большая публикация про пьесу Бориса Полевого в газете «Советская культура» заставила его немного смягчиться и изменить свое мнение о выборе дочери.

Их было несколько, ярких, талантливых девушек, — прекрасных гитисянок с театроведческого факультета, ворвавшихся в отечественную журналистику и искусствоведение в конце 1940-х годов. Нея Зоркая, Инна Вишневская, Инна Соловьева, Майя Туровская… Зоя Богуславская была одной из этой звездной плеяды. Пытливый ум, веселый напор, отвага, неизменная ирония, искренняя влюбленность в театр, страстное желание состояться, добиться достойной роли. Пусть не на сцене или в кино, а на газетной полосе или в журнале — это не имело значения. Для них главное было быть!

Время не слишком благоприятствовало их дебюту. Недолгая эйфория Великой Победы сменилась мрачной эпохой борьбы с «безродными космополитами», устрашающими постановлениями ЦК, публичными порками и унижениями лучших поэтов, писателей, композиторов. По сути, война продолжалась. Только теперь было непонятно, где рванет, кого накроет взрыв, кто враг, а кто друг… Все опасно. За каждым углом, за каждой дверью прятался неведомый соглядатай. Любой, самый невинный текст мог обернуться жесточайшим запретом на профессию и даже еще бóльши…