Фрагмент книги «Птица»
— Копуша, — по-доброму кивнул он Птице и закурил сигарету. — В Яму или на Патрики?
— В Яму.
— Ну идем, — отозвался Илья. Он стряхнул пепел с сигареты и пнул подвернувшийся под носок кроссовки камешек.
Илья начал решительно пробираться сквозь толпы детей во дворе дома, которые уже вовсю предвкушали летние каникулы и явно плевать хотели на контрольные работы. Птица плелся за ним, засунув руки в карманы куртки. То и дело он неосторожно натыкался на шумящих школьников. Илье приходилось оборачиваться, чтобы убедиться, что Птица все еще идет за ним и не застрял, вежливо пытаясь обойти очередного ребенка. Наконец выйдя со двора на оживленную улицу, Илья спросил:
— Ты чего смурной такой? Опять с Платоном беда?
Птица пожал плечами. Беды с Платоном у него были начиная с первого курса.
— Да спал не очень, снилась какая-то дребедень.
Илья хмыкнул, положил руку Птице на плечо и наклонился к нему, будто собирался поведать сакральную истину:
— Тебе бы поменьше загоняться.
Птица нахмурился, уставившись себе под ноги, и поджал губы:
— Я не загоняюсь, просто…
— …некоторые люди ведут себя по-уродски, а ты никак не можешь смириться?
— Ну, в общем и целом, да, — согласился Птица.
— Понимаю. Но всех людей не исправить.
Птица кивнул, признавая поражение. Да, не исправить, это точно.
В Яме было, как всегда, не протолкнуться. Бетонный амфитеатр двадцать первого века был набит людьми, хотя не мог похвастаться ни гладиаторскими боями, ни философскими дебатами. Птица с Ильей нежно любили Яму. В их воображении они сами были античными философами, которые заявляются «пояснить за трагедию», что в конечном счете довольно быстро скатывалось если не в комедию, то в стендап точно. «Яму следовало назвать ульем», — рассеянно подумал Птица, мотнув головой и вдохнув чей-то фруктовый дым от электронной сигареты. Амфитеатр жил своей молодой и ни о чем не жалеющей жизнью, шумел десятками портативных колонок JBL, вокруг которых толпились люди. Из расположившейся рядом на Покровке пиццерии пахло горячей пиццей.
