Жакоша
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
В морях есть такие рыбы, которые могут выдержать только строго определенное количество соли. И если вода окажется более соленой, чем они переносят, у них начинается помутнение разума. Так же обстоит дело и с нами. Потому что человеческое счастье как соль. Когда его слишком много, теряешь рассудок.
Предисловие
Добро пожаловать в мир Саши Левина — мрачный на грани готики, чувственный на грани порнографии и невротичный на грани паранойи. Здесь, с одной стороны, реальность проявляется максимально выпукло, через самый крупный план макросъемки, а с другой, границы между реальностью и кошмаром или галлюцинацией легко стираются — как в хитросплетениях сюжета, так и в мироощущении главных героев. Это мир, где добро и зло не имеют четких контуров, где страх и смелость идут рука об руку, где слабость может обернуться силой, а сила — слабостью. В этом мире нет места простым решениям и легким ответам. И этот мир, пожалуй, невозможно изобразить каким-либо другим способом — яркие краски, непредсказуемые смены полюсов палитры, крупные, нервные и стремительные мазки. Реальность — фантастична, фантастика — реалистична; и та и другая вызывают чувство тревожности, но будоражат при этом воображение и вызывают желание читать дальше.
Где-то в закоулках алматинского городского пейзажа (изображение которого, наверное, самое холодное и неприветливое в казахстанской литературе) можно разглядеть тени Чарльза Буковски, Чака Паланика, Стивена Кинга и даже, возможно, Владимира Сорокина и Виктора Пелевина. Но Женя, Асет, Саят, Акерке, Кристина — типичные казахстанцы, алматинцы, с восточным менталитетом, с призраками мыстан-кемпир на подкорке сознания и в вечномерзлых глубинах ледника Богдановича — всего-то в часе езды от «золотого квадрата» с никогда не пустующими летниками.
Главный герой романа, Женя Саблин, — человек, который на собственном опыте познал жестокость и несправедливость мира. Он оказывается в ситуации, где каждый день может стать последним, где каждое решение может стать роковым. Но именно в этой предельной ситуации раскрывается его истинная сущность, проявляются его скрытые силы и возможности. Через страдания и испытания он находит в себе неожиданную способность к состраданию и самопожертвованию.
Судьба Жакоши — девочки, которая символизирует невинность, изуродованную жестокостью окружающего пространства, — фантастическим образом переплетается с судьбой Жени. Жакоша становится для Жени зеркалом, в котором он видит свои страхи и надежды, свои слабости и силы. Их взаимоотношения — своего рода аллегория человеческой природы, показывающая, как в самых тяжелых условиях можно найти в себе мужество и сострадание.
Рваный ритм повествования позволяет стремительно вводить и максимально полно раскрывать второстепенных персонажей, каждый из которых представляет собой определенный продукт того или иного социального явления.
Набросанные — опять же быстрыми живыми штрихами — портреты играют важную роль в создании общей атмосферы повествования и надолго остаются с читателем. Почему в жизни каждого человека все так? Могло ли быть по-другому? Лаконичный ответ — в названии одной из глав: «Что-то не так». Просто в нашей жизни, во всем окружающем — что-то не так. И вряд ли было когда-то «так». Но каждый отчаянно ищет в себе причину — «что же не так?». И этот вопрос — наравне с общей атмосферой, в которой искусно переплетены элементы ужаса, драмы и психологии, — держит в напряжении до последней страницы. Ответов автор, конечно, не дает и никоим образом не позволяет формально фантастическому роману отдрейфовать к более перспективной и наверняка коммерчески более выгодной гавани жанровой литературы и «бульварного чтива».
Несмотря на мрачную атмосферу, в романе много светлых моментов, дарящих ощущение тепла и надежды — через вечную мерзлоту ледников. И выстраиваемый из них вектор — тоже к теплу и к будущему, которое все-таки однажды случится — «таким» или «не таким», но точно более непредсказуемым и потому — интересным, чем представления о нем героев книги и читателей.
Михаил Земсков,
писатель, директор
Открытой литературной школы Алматы
Пролог
В том, что жить ему осталось недолго, Женя Саблин не сомневался. Час? Полчаса? Минуту? Да это и неважно. Сначала заскрипят, завоют, изгибаясь, толстые прутья клетки, а затем ему оторвут голову. Се ля ви.
Внутренности Жени Саблина стали одним сплошным куском льда. Он, замерев, смотрел на девочку. Та глядела ему в лицо, чуть склонив голову влево. Совсем маленькая, хрупкая на вид девочка в синем платье. Бледная, черноволосая. Лицо и руки перемазаны кровью, словно вишневым вареньем. И платье в крови. Малышка сидела прямо на полу, поджав ноги. Под потолком раскачивалась тусклая рыжая лампа. У Жени болели и слезились глаза.
Девочка была прикована к стене за ногу здоровенной старой цепью, вроде якорной. Раскуроченное крепление цепи в стене походило на огромную яму на дороге. В помещении стоял запах железа, химии, испражнений. И разложения. Кровь разлагается.
— Жакоша, — голос Жени дрожал. — Послушай меня. Ты справишься! Я знаю, что ты справишься!
Саблин подался вперед, но неловко споткнулся и едва не упал на прутья, ухватившись за них изодранными в кровь руками.
— Ты меня слышишь?
— Слышу, — тихо ответила девочка. — Я тебя слышу, Женя.
— Ты сильнее, — в этот момент сердце Жени запоздало вспомнило, что нужно биться.
Быстрее. Быстрее.
— Прости меня, — сказала девочка. — Я не хочу делать тебе больно. Совсем не хочу.
— Ты…
— Ты мой друг, Женя, — девочка смотрела на Женю широко открытыми глазами. — Раньше у меня тут никогда не получалось друзей.
Стены в той части комнаты, где сидела девочка, были оклеены розового цвета обоями с узором в виде милых плюшевых медвежат. У заколоченного досками окна громоздилась старая детская кроватка. Медвежата, кроватка и доски были забрызганы где-то свежей, а где-то застарелой, почти коричневой кровью.
— Мы что-нибудь придумаем, милая, — проскулил Женя. — Вместе. Хорошо?
От прутьев исходил жгучий мороз.
— Солнышко, — Женя через силу давил это из себя, но слова шли по швам, змеились трещинами, вставали поперек горла. — Мы ведь можем…
Девочка поднялась, выпрямилась. И в этот момент слева раздался глухой грохот. Они оба — и Женя, и девочка — вздрогнули от неожиданности. Секунда тишины — и грохот повторился. Кто-то пришел. Кто-то пытался открыть заколоченную досками дверь.
— Видишь, — мгновенно просияла девочка. — Я говорила, что нужно всего лишь немного подождать!
Женю прошиб холодный пот.
— Мы не будем тебя убивать, Женя, — радостно лопотала Жакоша. — Видишь, я же говорила, что нужно только набраться терпения!
Каждый удар в дверь заставлял сердце Саблина испуганно сжиматься, что отдавалось внутри резкой, холодной болью.
— Ура! — воскликнула девочка. — Ура!
Она сделала несколько шагов, и за ней, противно скребя по полу, потащилась цепь. Женя замер.
Кто-то вошел. Кто-то сумел открыть дверь.
— Ура! — закричала девочка.
Но в следующую секунду ее голос изменился, превратившись в низкий звериный рык.
— Какого черта ты медлишь, старик?
Женя стоял на коленях, вцепившись в прутья, и одними губами читал молитву. Он не смотрел в ту сторону, откуда появился гость.
— Кто ты? — удивилась Жакоша.
— А ты кто?
Женя точно знал, кому принадлежит голос, и был от этого осознания в ужасе. Сердце снова замерло. Сил повернуть голову не нашлось.
— Я первая спросила!
— Меня зовут Кристина, — сказал голос. — А тебя?
Женя нутром чувствовал, как Жакоша начинает закипать.
— Что ты здесь делаешь? Какого черта ты здесь делаешь?
* * *
Возле дверей в больницу Галина Ибрагимова поняла, что, задумавшись, совсем забыла о проблемах с дыхательной системой мужа, и тот, естественно, сильно отстал. Ковылял он теперь метрах в пятнадцати позади, держась за левый бок. Галина быстро и, вероятнее всего, бесцельно огляделась, вынула из кармана мобильный, глянула на время. Не опоздали — и хорошо. Марат после возвращения из экспедиции вел себя странно. Иногда, как сегодня утром, например, закатывал уродливые, почти детские истерики.
Женщиной Галина была некрупной, а внешностью обладала самой обыкновенной, едва запоминающейся: прямые каштановые волосы, светло-голубые глаза. Из особых примет — небольшой зигзагообразный шрам на подбородке. В подростковом возрасте ей осточертело сравнение с фарфоровой куколкой, а на кафедре, где она с пятнадцатого преподавала историю искусств, оскомину набил «божий одуванчик». Окружающие всю жизнь стремились Галю защитить, чаще всего непонятно от кого или от чего. При этом сама она о помощи просила редко: с раннего детства привыкла со всем справляться самостоятельно.
Полуденное солнце успело здорово нагреть воздух, стало душно. Галина вспотела, посетовав про себя, что оделась слишком тепло. Был конец сентября.
— Куда ты поскакала? — заворчал Марат издалека. — Я зову ее, зову. Знаешь же, мне тяжело ходить.
Галина заторопилась навстречу мужу, ругая себя за то, что заставила его ждать.
— Может, не стоит сегодня сдавать? — спросила она. — Ты точно нормально себя чувствуешь?
— Нормально, — огрызнулся Марат. — Тише ходи и все. Аллергия, наверное, не знаю. Не может же быть, что бронхит?
— На бронхит не похоже, — Галина взяла мужа под руку. — Но тогда, может быть, стоит предварительно сдать анализы?
— Да все нормально со мной, — Марат оперся на руку жены. — Пошли. Успеваем же?
— Успеваем.
В помещении работал кондиционер, от резкого перепада температуры Галина почувствовала легкий озноб. На доске с объявлениями напротив входа висел большой глянцевый плакат, с которого улыбалась счастливая семья: молодые муж с женой и трое детей — два мальчика и девочка.
— На лифте поднимемся, — сказала Галина. — Третий вроде бы этаж, да? Ты помнишь?
— Кажется, третий.
Коридор на третьем этаже упирался в закрытую дверь процедурного кабинета. Галина тихонько постучала — никто не ответил. Пришлось стучать громче.
— Входите!
Галина пропустила мужа вперед.
— О! — воскликнул врач. — Наш почетный донор! Здравствуйте, Марат!
— Здравствуйте, — буркнул он в ответ и, охнув, сел на кушетку. — Жара на улице невыносимая.
— С вами все хорошо? — спросил врач. — Вид уставший.
— Работы вагон и маленькая тележка, — Марат почти отдышался, щеки снова порозовели. Правда, каким-то нездоровым румянцем. — Движемся к серьезному научному открытию, между прочим. Будет бомба, точно вам говорю, гордость региона!
— Здорово, — без энтузиазма отозвался врач. — Мы начнем чуть позже, чем планировали. Народу, сами видите, негусто. Сможете подождать буквально полчаса?
— Подождем, — Марат шумно выдохнул. — Куда деваться-то?
Часть 1
Второй шанс
Глава 1
Первая зима
I
В первый раз, когда стало холодать, Женя Саблин в поисках теплого места и не шевелился особо. Успеется, мол: едва перевалило за середину октября, дожди толком не пошли. Повезло, к слову. Только на следующий год он понял, насколько повезло. К зиме привыкнуть нельзя.
Октябрь был пасмурным, по-алматински больным, небо серым, но на ночь вполне хватало старой теплой куртки. Кроме нее у Жени ничего не осталось.
— Как ты один-то обычно?
Сидя на автобусной остановке и докуривая предпоследнюю из добытых за день вонючих, слишком крепких сигарет, Женя увидел, что к дороге вышли два парня. Один, тот, что повыше, был плотным, кудрявым, а второй — почти лысым, тощим и в очках, носатым.
— Это всегда своего рода приключение, — прогнусавил очкарик. — Или у тебя есть более интересные занятия для субботнего вечера?
— Одному как-то страшновато, нет? — переспросил кудрявый. — Нужен человек рядом, чтобы на случай чего хоть диалог сымитировать.
— Ну, — протянул очкарик, — главное, что в итоге подняли.
В этот момент он, вынув руку из левого кармана штанов, засуетился, стал судорожно шарить в правом, в задних, во внешних и внутренних карманах куртки.
— Бля, — выдохнул он испуганно. — Где?
— Не кипишуй, — кудрявый усмехнулся. — Дай мне свой телефон для начала, а теперь поищи нормально.
— Ух, — с облегчением выдохнул очкарик. — На месте.
— Говорю же, вдвоем сподручнее. А сейчас и такси приедет. О чем мы?
Женя, встав, направился к ним.
— Молодые люди, — он предупредительно кашлянул. — Я прошу прощения, у вас сигареты не будет?
Те переглянулись. То ли испуганно, то ли раздраженно.
— Держи, брат, — очкарик протянул Саблину сигарету.
— А огоньку? Ни говна, ни ложки, прошу прощения.
В быстро сгущающихся сумерках загорелся дерганый огонек зажигалки.
— Благодарствую, — сказал Женя, отошел.
Он не смог бы вспомнить, о чем парни говорили дальше. Как минимум потому, что старался не слушать. Во-первых, нужно было думать, где и как искать ночлег, а во-вторых, когда Женя понял, что является предметом обсуждения, внутри у него засвербела горячая, точно смола, зависть.
* * *
Та осень Женю Саблина пощадила. Температура не опускалась ниже семи-восьми градусов до самого конца ноября. Спал Женя на лавочках или под козырьками подъездов, а иногда удавалось попасть и в сам подъезд, но оттуда его обычно быстро выгоняли. Потом настала зима. Резко, без объявления войны. К тому времени, когда город, по обыкновению, разгорелся всякими новогодними гирляндами и шарами, Саблин был искренне уверен, что до весны ему попросту не дожить.
Руки на холоде мгновенно становились деревянными, глаза слезились. Кашляя, Женя выплевывал на снег кровь. Какого-то декабря, неясно какого, но определенно после двадцатого, Саблин впервые угодил в скорую. Вызвали неравнодушные прохожие.
II
— Брат, послушай, — Кирилл, старый добрый друг Саблина, высоченный, косая сажень в плечах, сел рядом с Женей на диван, помолчал. — Я все понимаю, правда, у тебя сейчас тяжелые времена. И я хочу тебе помочь. Мне важно, чтобы ты это понимал, о’кей?
Кирилл замолк и стал ждать, чтобы Женя отреагировал. А Саблину оказалось нечем. Внутри у него на тот момент не осталось никаких других эмоций, кроме бессильной и злой обиды.
— О’кей, — кивнул Женя. — Я все понимаю.
— Прошло четыре месяца. Нам с Алией не жалко, не подумай, но ты четыре месяца тупо сидишь в углу и бухаешь. Я не могу на это смотреть. Нужно брать себя в руки. Не для меня, не для нас с Алией. Для себя. С раб…