Фрагмент книги «Лгунья»
Стихи… Они стали вашей школой чувств и вашей энциклопедией. Вы их бормочете по ночам, а иной раз поете тихим речитативом, и вашему голосу вторит гитара.
…Москва. Литературные диспуты. (Конная милиция — не всегда бывала для вас преградой.)
И вот однажды отцу пришлось вызволять из милиции свою Киру и двух ее кавалеров. Всех троих схватили за то, что Кира рванула за рукав постового.
Кавалеры стояли подавленно рядом с ней. Она сидела на милицейской лавке. Лицо ее было бледно и высокомерно.
— Ты что, ошалела? — строго спросил Зиновьев у Киры. — А вы? Неужто не можете разобраться, кто девица, а кто подонок?..
— Извините, но она дернула за рукав постового.
— Кира, сознайся, ты дернула постового?!
Молчание.
— А может, она не дернула. Мои дети — они, знаете ли, не приучены, чтобы дергать… И что ж получается: сегодня она в дежурке, а завтра у вас за решеткой? Извините меня, конечно, как старшего, но вы несолидно с ней поступили… Нехорошо!
Киру вывели под руку из милиции. За всю дорогу она не сказала ни слова. Не возмущалась. И не оправдывалась.
На ночь ее укрыли двумя одеялами, напоили горячим чаем.
Мать на кухне тихонько всхлипывала.
…Однажды Кира с подругами из десятого класса пробралась в университет на выступление поэта Долинова. Вырвавшись на эстраду, она преподнесла поэту цветы.
Встав на одно колено, на европейский лад, поэт взял фиалки и дотронулся губами до руки своей юной поклонницы. Его шелковистые, легкие, как пух одуванчика, волосы коснулись ее ладони. От губ поэта шло сухое тепло, от тонкого запаха склоненной его головы перехватывало дыхание.
— Руки не мой. Никогда! Слышишь? — шептали Кире девочки-десятиклассницы.
И разболтали в школе об этом сверхзнаменательном происшествии.
— Сам Долинов? Врете.
— А я тебе говорю, говорю!.. Ведь он же при всех свидетелях.
— Кира, правда?
Она пожимала плечами. Она молчала.
Вопли школьников докатились до Кириного отца.
— Кира! Я тебе кто? Отец? Сознайся: вот так-таки бух на колени, при всем народе?
— Ну и что тут особенного?
