Максим и Федор
Оформление обложки Вадима Пожидаева
В оформлении книги использованы живописные произведения Владимира Шинкарева
Шинкарев В.
Максим и Федор : избранные сочинения / Владимир Шинкарев. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (Азбука. Голоса).
ISBN 978-5-389-27444-0
18+
Владимир Николаевич Шинкарев — петербургский художник и писатель, сооснователь творческой группы «Митьки», идеолог митьковского движения.
«Максим и Федор» — одно из самых известных произведений самиздата 1970–1980-х годов, разошедшееся на цитаты, подобно «Двенадцати стульям» или «Операции Ы». Необычайная легкость, ироничность и вместе с тем подлинная глубина сделали этот текст всенародно любимым самыми разными поколениями.
Максим и Федор — друзья, «полная противоположность», как любит подчеркивать сам Максим, стихийные философы («Максим часто говорил: „Одинаковое одинаковому рознь!“»). Не менее важными героями наряду с Максимом и Федором (и компанией) здесь становятся время и быт — очень узнаваемые детали позднесоветской повседневности вплетаются в универсальный макрокосм человеческой жизни. Максим и Федор, а также ученик их Петр — тоже универсальные герои — герои петербургского текста, который у Шинкарева лишен характерной зловещности, но сохранил магическое измерение. Они осваивают дзен-буддизм и, если верить слухам, совершают путешествие в Японию; они предпочитают вермуту портвейн и, преодолев все мыслимые и немыслимые трудности, наконец достигают Царского Села; они неспешно живут свою жизнь, находя прелесть в самых обыкновенных вещах, и это их свойство заражает и читателя.
В настоящее издание включены основные литературные произведения Владимира Шинкарева: «Максим и Федор», «Папуас из Гондураса», «Домашний еж», «Всемирная литература» — эссе, сопровождающие картины о шестнадцати великих произведениях (от «Илиады» до «Преступления и наказания»), иллюстрации к текстам.
© В. Н. Шинкарев, текст, иллюстрации, 2024
© Оформление.
ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2024
Издательство Азбука®
Максим и Федор
Вещь в трех частях
Как и все, что я делаю,
посвящается Игорю Константинову [1]
Все казалось ему странным в этом мире, созданном как будто для быстрой насмешливой игры. Но эта нарочная игра затянулась надолго, на вечность, и смеяться уже никто не хочет, не может...
...Внутри бедных существ есть чувство их другого, счастливого назначения, необходимого и непременного, — зачем же они так тяготятся и ждут чего-то?
А. Платонов [2]
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Мысли
(Афоризмы, Максимы [3], Федоры)
* * *
Один Максим отрицал величие философии марксизма, однако, когда его вызвали куда надо, отрицал там свое отрицание, убедившись тем самым в справедливости закона отрицания отрицания.
* * *
Максим презирал безграмотность и невысокие интеллектуальные данные своего друга Федора и любил подчеркнуть, что они друг с другом полная противоположность. Нередко на этой почве между ними разворачивалась ругань и даже драка. Как-то раз, крепко вломив Федору, Максим с удовлетворением отметил, что овладел законом единства и борьбы противоположностей [4].
* * *
Знакомый Максима Петр (о нем подробнее речь впереди) с детства испытывал непреодолимую тягу к самоубийству. Идя по мосту, он нередко не выдерживал искушения покончить счеты с жизнью — бросался вниз... Остальную часть пути одумавшийся Петр преодолевал вплавь.
Суицидальные [5] настроения, обуревавшие впечатлительного юношу, помогли ему приобрести отличную закалку и данные спортсмена-разрядника.
Максим, комментируя это дело, с благодарностью отозвался о законе перехода количества в качество, которым не стоит брезговать.
* * *
Вскоре Максим с такой силой овладел философией марксизма, что мог без труда изобретать новые непреложные законы развития человеческого общества.
Так, глядя на своего друга Федора, да и просто так, допивая вторую бутылку портвейна, Максим часто говорил: «Одинаковое одинаковому рознь!»
* * *
У Максима было много сильных мыслей, даже трудно специально выделить. Так, например, его часто посещала необыкновенной силы мысль: «Где занять четвертной? [6]»
* * *
Случалось, что и Федор мог кое-чему научить Максима. Так, однажды Максим дал Федору почитать одну книгу (из тех, о которых лучше не разговаривать с малознакомыми людьми) [7]. Федор пошел на бульвар почитать, однако замечтался, попил пива — да и не заметил, как посеял книгу.
— А где книга? — осведомился Максим вечером.
— Посеял, — отвечал Федор.
Максим осыпал Федора бранью, однако последний, не сплошав, спросил:
— А что, книга была хороша?
Максим в ответ лишь заскрежетал зубами. Тогда Федор продекламировал строки Некрасова:
Сейте разумное, доброе, вечное!
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное
Русский народ!
Максим, не зная, как возразить, лишь скрежетал зубами.
* * *
На алтарь мысли Максим мог положить все, даже предметы первой необходимости.
Однажды он сказал:
— Когда я думаю, что пиво состоит из атомов [8], мне не хочется его пить.
* * *
Знакомый Максима Петр любил рассуждать в том смысле, что человеку все доступно и прочая.
Максим, хмуро прослушав эти рассуждения, подобно баснописцу Эзопу [9], молвил:
— Тогда выпей из дуршлага! — И, хлопнув дверью, вышел.
* * *
Заметив, что Максим пьет не закусывая, Федор осведомился, не объясняется ли это тем, что Максим вспомнил о молекулярной и атомарной структуре [10] закуски.
Максим гордо помотал головой и сказал:
— Кто не работает — тот не ест!
* * *
Вот какая реплика приписывается Максиму, хоть это и недостоверно.
Федор с похмелья начинал нескончаемый рассказ про исчезнувших собутыльников, или про то время, когда он учился в школе, или про какие-то деревни. Федор рассказывал бессвязно, надолго замолкая, иногда минут на пять, ограничиваясь одними междометиями или жестами. Петр если не выходил сразу, то мучился, скучал, слонялся по комнате, перебивая Федора своими эскапистскими [11] романтическими байками.
Максим, заметив неприязнь Петра к рассказам Федора, сказал:
— Даже о литературном произведении нельзя судить по содержащимся в нем словам.
Сад камней [12]
(хокку [13], танки [14,15], бронетранспортеры [16])
* * *
Идет Максим по тропке между круч.
Но, поравнявшись с сакурой [17],
Застыл, глотая слезы.
* * *
Проснулся Федор с сильного похмелья —
Лежит в саду японском под сакурой
И плачет, сам не зная, как сюда попал.
* * *
К станции электрички,
Шатаясь, Федор подходит.
Головою тряся,
На расписание смотрит:
Микаса, Касуга, Киото [18],
Авадза, Инамидзума
И дальняя бухта Таго [19].
Что ж? С таким же отчаяньем
Смотрел он и раньше и видел:
Рябово, Ржевка, Грива,
Пискаревка, Всеволожск [20]
И дальняя Петрокрепость [21].
Ледяные злые перроны.
* * *
Подбитым лебедем упал на куст сакуры Федор,
Когда Максим ему вломил [22] промеж ушей.
* * *
Максим по тропке шел.
Навстречу Федор.
Максим его столкнул.
— Ты что толкаешься? —
Вскричал с обидой Федор.
— А что ты прешь как танк? —
ему Максим в ответ спокойно.
* * *
Феномен чоканья желая изучить,
Максим и Федор взяли жбан саке.
И день и ночь работали упорно.
Наутро встали —
В голове как бронетранспортер.
* * *
В саду камней сидел часами Федор,
Максима ожидая.
Максим по лавкам [23] бегал за саке [24].
* * *
Максим стоял с поднятым пальцем [25].
Федор ржал.
Так оба овладели дзен-буддизмом [26].
* * *
Японский друг принес кувшин саке
Максиму с Федором с учтивою улыбкой.
Для закуси велел сакуры принести.
А те, японским языком владея не изрядно,
Ему несут не сакуру, но куру.
* * *
Японский быт вполне освоил Федор.
И если раньше на кровати спал,
То после трапезы с японскими друзьями
Валился прямо на циновку [27],
Не в силах до кровати доползти.
* * *
В тень сакуры присел, мечтая, Федор,
И, том Рансэцу [28] пред собой раскрыв,
Достал махры и вырвал лист на самокрутку.
Картинок не найдя, отбросил том
И погрузился в самосозерцанье [29].
* * *
Склон Фудзи [30] выползает из тумана.
Максим и Федор по нему идут.
Обнявшись, головы клонят друг к другу...
Эх, Хокусая [31] б счас сюда!
* * *
Как брызги пены над ручьем — вишневый цвет.
На тонком мостике сидят Максим и Федор.
И изумрудной яшмою [32] меж ними блещет —
Бутылка в фокусе струящихся лучей.
Счастливая весенняя прохлада.
* * *
Максим ученика Петра работой мучил:
Уборку делать заставлял, сдавать посуду.
Нередко делать харакири [33] заставлял.
* * *
Максим Петра, как мальчика, мог бить
Наследьем классиков.
Ударил в рыло [34] Хокусаем;
Двухтомничком Акутагавы [35]
По хребтине дал.
Японская плясовая
Солнце вышло из-за Фудзи,
По реке поплыли гуси.
Молвил Федору Максим:
— Ну-ка, сбегай в магазин.
* * *
К бутылке Федор жадно приложился —
И враз пустая стала.
Максим не знал — смеяться или плакать.
* * *
Не век скорбеть — восток уже алеет,
Торговый люд по лавкам заспешил.
Вот продавец саке врезной замок снимает.
Зевает, рот ладошкою прикрыв,
И Федор, стоя на крылечке,
Ему кричит: «Банзай! Банзай!»
* * *
В глубоком самосозерцанье Федора застав,
Максим, тревожить друга не желая,
Один все выпил перед сном, что было в доме.
Проснувшись, он с раскаяньем отметил:
От слез все рукава у Федора мокры [36].
* * *
Ночь скрыла все.
Прибой шипит во тьме.
Максим, дрожа, на кухне воду пьет.
Туда-обратно
(дзен-буддистские [37] притчи и коаны [38])
* * *
Как-то утром Максим, будучи в сильном похмелье, сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. К нему подошел Федор и обратился с вопросом:
— В чем смысл буддизма?
— Да иди ты в жопу [39] со своим буддизмом! — слабо закричал Максим.
Федор, пораженный, отошел.
* * *
Один юноша, Петр, наслышавшись о философских достижениях тогда еще незнакомого ему Максима, пришел к нему домой и обратился к Федору, которого он по ошибке принял за Максима, с вопросом:
— В чем смысл прихода бодхидхармы [40,41] с юга?
Подумав немного, Федор спокойно сказал:
— Не знаю.
В это время в разговор вмешался Максим и сказал:
— А пошел ты в жопу со своим бодхисатвой!
Пораженный Петр, славя Максима и Федора, ушел.
* * *
Другой юноша, Василий, услышав от Петра о случившемся, пришел к Максиму и Федору и обратился к последнему с вопросом, не посоветует ли ему тот поступить в монастырь. Федор, разминая папиросу, безмолвствовал.
В разговор вмешался Максим и сказал:
— Да иди ты в жопу!
Просветленный Василий не знал, чей ответ лучше.
* * *
Ученик Василий подарил Федору книгу Дайсэцу Судзуки [42] «Жизнь по дзену». Федор спросил у Максима, как ему поступить с подарком.
— Хоть в сортир вешай, — отвечал Максим.
Просветленный Федор так и поступил.
* * *
Однажды Федор осведомился у Максима:
— В чем смысл дзен-буддизма?
Тот исподлобья глянул на Федора и звезданул [43] его по больному уху.
Федор, не утерпев, ответил ударом в поддыхало. Максим, превозмогая боль, продолжил урок — дал Федору в глаз, сделал ему шмазь и напоследок, когда Федор уже повернулся, чтобы уйти, дал ему поджопник [44].
Федор вышел.
* * *
Как-то ночью, проснувшись с сильного похмелья, Федор очень захотел пить. Не зажигая света, он вышел на кухню, нащупал на полке бутыль и начал пить. Сделав первый же глоток, он понял, что ошибся, и в бутылке не вода, как он предполагал, а керосин.
Однако Федор с такой силой овладел дзен-буддизмом, что нашел в себе мужество не исправлять ошибку [45] и спокойно допил бутылку до конца.
* * *
Федор, когда бывал пьян, любил поиграть с котом. Однажды утром, проснувшись с сильного похмелья, он обнаружил, что вчера, играючи, засунул кота в бутылку [46], откуда извлечь последнего нет никакой возможности. Разбивать же бутылку, конечно, жалко.
Однако уроки дзен-буддизма не прошли даром — Федор, не задумываясь, нашел правильное решение и сдал на приемный пункт бутылку вместе с котом.
* * *
Федор, когда испытывал просветление, сильно радовался и кричал. Соседи часто упрекали его за эти крики, а однажды написали заявление в жилконтору. Из жилконторы пришла повестка с приглашением в нарсуд.
Федор осведомился у Максима, что делать с повесткой.
— Хоть задницу вытирай, — был ответ Максима.
Федор так и сделал.
* * *
При входе в дом Максима и Федора лежала деревянная калабаха. Федор, проходя мимо, всякий раз говорил:
— Во! Калабаха!
Петр, ученик Максима, однажды вскричал:
— Да что ты каждый раз говоришь? Я давно знаю, что это калабаха!
Шедший рядом Максим поднес кулак к носу Петра и сказал:
— А это видал?
Пораженный Петр все понял и отчалил.
* * *
Петр заметил, что у Федора есть странная привычка: отстояв длинную очередь у пивного ларька, тот в последний момент не берет пиво, а отходит, правда с заметным усилием. Петр заинтересовался, зачем Федор это делает, если через пять минут он все равно возвращается и встает в очередь.
Федор твердо ответил:
— Чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить его до конца.
Петр хлопнул себя по лбу и удалился.
* * *
— Выпей из дуршлага тогда! — молвил Максим в ответ на хвастливые заявления Петра, что человеку, мол, все доступно и прочая.
Пораженный Петр выпил.
* * *
— Что остается делать человеку, которому на шею уже набросили петлю? — осведомился Максим.
— Сакура красива не только в цвету, — с присущим ему изяществом ляпнул Петр.
Василий вместо ответа взял коробок спичек и уронил на пол — но коробки не разбиваются от удара об пол, зато от громыхания проснулся Федор и спросонья забормотал: «А? Где я?.. Что?»
Его ответ Максим, как всегда, признал лучшим.
* * *
Вот случай крайне недостоверный, но не стоит брезговать и такими сведениями о Максиме и Федоре.
Один раз Максим спросил, в чем, по мнению Петра, заключается смысл дзена.
— Дзен, — сказал Петр, любивший сравнения изящные, но недалекие, — это умение разлить два полных стакана водки из одной четвертинки [47].
— Из пустой, — добавил Василий.
Максим перевел взгляд на Федора.
— И водку не выпить, — молвил Федор.
Максим удовлетворенно кивнул, сказав:
— И в стаканы не разливать.
Максим-моногатари [48]
1
Жил да был один Максим. Один раз он, как говорят, сказал даме, которая работала продавщицей в «Водке — крепкие напитки»:
Бодрящий блеск
Зеленой и красивой травы
Соком забвения стал...
Гадом буду —
Еще за одной приду!
А продавщица в ответ ничего не сказала, только бутылку «Зверобоя» [49] из ящика достала и одной рукой ему подала.
2
Жил-был Максим. Вот как он однажды сказал даме, работавшей продавщицей в «Водке — крепкие напитки»:
Когда бы Клеопатра [50] сама
Моей возлюбленной была,
Навряд ли столько огненного жару
Я получал из рук ее,
Сколь ты небрежным взмахом мне даешь.
А продавщица в ответ: бутылку обтерла [51] и перед Максимом на прилавок поставила, но ничего не сказала — может, не поняла или плохо расслышала, не знаю.
3
Жил-был кавалер по имени Максим. Случилось однажды ему так сказать продавщице в винном отделе «Гастронома»:
Потрясающе стремительные
Бегут дни нашей жизни,
Подобно току в электропроводах.
Не ты ли, красавица, столб,
Что тот провод над землей вздымает?
Может, и ответила бы ему что-нибудь та дама, но не случилось этого, потому что другой кавалер, по имени Петр, оказавшийся тут, так поспешил молвить, наверняка на то основания имея:
Это верно ты сказал
Про потрясающе стремительные дни,
Подобные току в проводах,
Которые опору вот в таких столбах имеют.
Без опоры и провод порвется.
И, так славя и воспевая эту даму, оба кавалера, однако, ту даму оставили, не дождавшись от нее ответа, и из магазина быстро пошли домой.
4
Жили три кавалера. Первый кавалер носил имя Максим. Второй кавалер носил имя Федор. Третий кавалер носил имя Петр. Один раз кавалер Петр вскочил из-за стола, за которым все трое сидели, обмотал шарф вокруг шеи и груди и быстро пошел в «Гастроном», чтобы увидеться, видно, с дамой, которая работала продавщицей в винном отделе. И, увидев, что «Гастроном» открыт и дама та за прилавком стоит, задышал сильно и так сказал (вот как умели сказать молодые люди в те времена!):
Да! Не зря Максим сказал
Про потрясающие дни нашей жизни,
Про столбы и гудящие провода,
Вторящие гулу земли,
И…