Фрагмент книги «220 метров»
За полтора года он запомнил количество шагов от комнаты до комнаты; до первой печки, обклеенной газетами пятидесятых; до второй печки, залитой масляной краской; до промежуточной комнаты, где живет программист; и от нее — до кухни. На кухне проводились общие сборы. Ему даже выделили уголок между печкой и плитой Алкоголика Первого. Михаил вычистил свое рабочее место и принес пару картонных коробок, в которых хранились документы. Не самые важные — справки, выписки и столетние, поеденные тараканами поэтажные планы.
Десять владельцев — не баран чихнул. Общий сбор в коммуналке отнимал силы и нервы. Сначала неделю согласовывалось удобное всем время, когда все были свободны от работы, дежурств, отпусков, развозов детей по кружкам и прочих хлопот. Но потом у кого-нибудь случался форс-мажор. И они писали и сообщали, что задерживаются, преподносили важно «задерживаюсь», словно опаздывала не меньше чем королевская особа. Больше всего проблем доставляли алкоголики, которых Михаил называл про себя Алкоголик Первый и Алкоголик Второй, согласно расположению их комнат. Комната Первого находилась ближе к входу, а Второго, соответственно, дальше. Они были примерно одного возраста, спившиеся и обросшие, звали их Романом Петровичем и Иваном Вадимовичем. Впрочем, Алкоголик Первый еще как-то держался, а Второй опустился окончательно. На глазах Михаила его комната превратилась в свалку, а самого Ивана Вадимовича он пару раз заставал спящим на подоконнике пролетом ниже. Спьяну он не мог открыть дверь ключом самостоятельно, а другие жильцы отказывались его пускать. Михаил будил его и помогал дойти до комнаты. В любое время года и суток Иван Вадимыч носил потертую кожаную косуху с вышитой на спине красной розой. Косуха все меняла. В ней Иван Вадимыч был не просто алкашом, но человеком с таинственным и сложным прошлым, не выстоявшим под напором судьбы. И это Михаилу нравилось. В темных переплетениях коридоров, комнат, кухонь с ванными за занавеской жили самые необычные, самые странные люди.
«Ровно полтора года, черт возьми», — подумал Михаил. Своеобразный рекорд в карьере. Есть, конечно, коммуналки, которые расселяются годами. Квартиры с несговорчивыми бабками, которых скорее вынесешь ногами вперед, чем уговоришь продать жилье. Но у Михаила все получалось быстрее, ловчее. С ним коммунальные жильцы были сговорчивее, цену не заламывали, заоблачных требований к встречке не предъявляли. Была и вторая причина, помимо любви к старым домам, по которой ему поручали расселения, — невероятное умение расположить людей к себе. Вместе с ним шли дар убеждения, внимательность, способность запоминать разговоры, каждую мелочь биографии — свадьбы, разводы, количество детей, профессию и прежние места работы. Какое-то время Михаил подозревал в себе черты излишнего конформизма, но потом подозрение само собой забылось, и он стал думать о себе как о гиперобщительном человеке, «своем парне», который помогает людям.
