Океан на двоих
Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.
Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Дорогие читательницы
и читатели,
Вверяю вам Эмму и Агату
в Стране Басков посреди лета.
Желаю вам приятного чтения
(и прекрасной жизни).
С дружескими пожеланиями,
Виржини Гримальди
Словно невидимой цепью
Связаны наши запястья
С той минуты, как мы родились.
И если ты тонешь, я тоже тону.
Но нет, я слишком люблю жизнь,
Чтобы дать нам пойти ко дну.
Моей сестре
Тогда
Апрель, 1985
Эмма — 5 лет
Сегодня утром у меня родилась сестра. Она страшненькая.
Вся красная и в полосочку.
Папа спрашивает, рада ли я, я говорю нет. Я не рада. Я ее не хочу. Надеюсь, что они оставят ее в больнице.
Я не дам ей мои игрушки.
Но мне очень нравится ее игрушка-сплюшка.
Сейчас
5 августа
Эмма
14:32
Ворота не заперты. Они скрипят, когда я их толкаю, словно упрекают меня, что так долго не приезжала. Белая краска местами облупилась, и проступил исконный черный цвет. После того как Миму ограбили, я настояла, чтобы она повесила замок, установила сигнализацию и несколько датчиков движения вокруг дома. Она перепробовала все отговорки: «кот включит сигнализацию», «я не смогу открывать окна», «месье Малуа ограбили, а сигнализация не сработала», «это слишком дорого», «все равно у меня нечего красть», «оставь меня в покое, Эмма, ты упрямая в отца».
Я приехала первая. Ставни закрыты, сорная трава прорастает между плитами террасы, помидорные кусты гнутся под тяжестью плодов. Мима высадила рассаду в день моего рождения и сразу позвонила мне, ругалась, что земля забилась под ногти и не отчищается. «Я посадила “бычье сердце”, знаю, что ты его любишь, — сказала она. — Сделаю тебе вкусный салат, когда приедешь».
Рядом с «бычьим сердцем» растут помидоры черри, Агатины любимые. Я срываю один, обтираю о рубашку и вонзаю в него зубы. Кожица лопается, мякоть брызжет на губы, кисловатый сок с семечками растекается по языку, и сразу врываются воспоминания из детства.
— Ты уже здесь?
От голоса Агаты я вздрагиваю. Я не слышала, как она подошла. Она обнимает меня, но мои руки опущены. В нашей семье обычно скупятся на проявления чувств. Только не сестра. Она бегло говорит на языке нежности, и все чувства у нее наружу.
— Я рада тебя видеть, — говорит она, ослабляя хватку. — После всех этих лет…
Она умолкает, смотрит мне в лицо, и волнение захлестывает меня, когда ее взгляд встречается с моим.
— Я удивилась, получив твое сообщение, — продолжает она. — Идея супер. Я слышала, что дом Мимы продают, но это неудивительно, ты же знаешь нашего дорогого дядю. Этот тип до сих пор спрашивает про двадцать сантимов, которые я у него заняла, когда мне было восемь лет, я уверена, что в прошлой жизни он был паркоматом.
— Вот почему у него квадратная голова.
— Ага. Если нажмешь на нос, он выдаст талон на парковку. Ну что, открываем дом?
Я иду за ней к двери. Солнечный свет плещется в ее светлых волосах — и в них проблескивают седые нити. От этих свидетелей времени у меня щемит сердце. Когда сестренка была перед глазами каждый день, она не менялась. Но теперь с последней нашей встречи прошло пять лет, и Агата вдруг стала взрослой.
— Не знаю, куда я задевала ключ.
Она вытряхивает сумку на коврик, длинный бронзовый ключ лежит среди пачек жвачки и сигарет.
— Вот он!
Мне бы хотелось, чтобы его там не было. Чтобы мы не смогли войти и ушли, отказавшись от этой затеи. Мне бы хотелось никогда не предлагать сестре приехать сюда в последний раз, пока дом еще не принадлежит другим людям, и провести здесь отпуск, как раньше, в детстве, каникулы. Хотелось бы так и не узнать, каково это — открыть дверь и не услышать голоса бабушки, требующей разуться.
Тогда
Сентябрь, 1986
Эмма — 6 лет
Агата опять обкакалась в ванне. Ее какашки плавают вокруг меня. Мама кричит и вытаскивает ее из воды. Она часто кричит с тех пор, как появилась Агата.
Когда папа приходит с работы, мама рассказывает ему, что случилось. Он смеется, и она смеется тоже. А я ласкаюсь к ним.
Завтра я пойду в школу. Надеюсь, попаду в один класс с Сесиль, а не с Марго. Она такая воображуля со своими длинными волосами, и еще она сказала мне, что я дура, раз не умею кататься на двухколесном велосипеде.
Я тоже хочу длинные волосы, но мама не разрешает. Она говорит, что слишком трудно их мыть, потому что у меня кудри. Она коротко стрижет их большими оранжевыми ножницами. Когда я вырасту, у меня будут длинные волосы, как у Марго.
Сейчас
5 августа
Агата
14:35
Не успела я ступить в дом, как заревела сигнализация. Слезы от этого сразу высохли. Эмма подпрыгнула, как попкорн на сковородке, и заткнула пальцами уши. Надо запомнить на будущее: если соберусь кого-то грабить, не стоит звать сестру в напарницы.
Я набираю код. Мима сказала мне его, когда ее положили в больницу, чтобы я приходила кормить кота.
8085.
Годы рождения двух ее внучек.
Я открываю ставни внизу, Эмма наверху. Я поднимаюсь в спальню Мимы и нахожу сестру застывшей у комода. Шкатулка для украшений открыта и пуста. Эмма качает головой:
— Очевидно, паркомат вспомнил, что у него есть мать.
— Дорого бы я заплатила, чтобы увидеть его рожу, когда он узнает, что бóльшая часть драгоценностей — бижутерия.
— Он знает, что мы здесь?
— Нет. Я не говорила с ним с похорон.
Повисает молчание. Я произнесла слово-табу. Эмма не приехала на похороны Мимы. Якобы школьная экскурсия, которую она никак не могла отменить. Я плохо себе представляю, какая достопримечательность может быть важнее прощания с бабушкой, но меня она бы все равно не послушала.
Мы спускаемся в гостиную. На деревянном столике, застеленном клеенкой, лежит телепрограмма, открытая на пятнице, 27 мая. В корзинке — сморщенные яблоки.
«Забери себе сыр и фрукты, — сказала мне Мима, когда я пришла к ней в больницу. — Боюсь, я здесь надолго, все пропадет».
Я отказалась, из суеверия. Ей становилось лучше с каждым днем, и врачи надеялись.
«Думаешь, я буду есть твой гадкий сыр? — сказала я. — Ты можешь истребить целый город, всего лишь открыв холодильник. Не знаю, зачем заморачиваются производством атомных бомб, если есть камамбер».
Она засмеялась, и я продолжила:
«Как, по-твоему, ты потеряла все зубы? Это не от возраста, Мима, это от запаха».
Сиделка принесла обед, Мима улыбнулась при виде ломтика безвкусного сыра, завернутого в целлофан, я поцеловала ее в лоб и пообещала прийти завтра. В 4:56 утра новый инсульт, сильнее предыдущих, унес все наши завтра.
Эмма открывает холодильник:
— Надо сходить в магазин.
— Можно и завтра, правда? Мне больше хочется на пляж. Такая суперская погода, надо пользоваться, здесь это не бывает надолго.
Ей не надо меня уговаривать, я сама все понимаю по ее взгляду. Она усаживается за стол и начинает составлять список. Медовый месяц продолжался считаные минуты, вернулась рутина, как будто мы расстались вчера.
— Что ты ешь на завтрак?
— Кофе, — отвечаю я, пытаясь скрыть разочарование.
Она записывает. У нее очень короткая стрижка, и в профиль она вылитая мама. Я раньше не замечала, что Эмма так на нее похожа. Я, говорят, все взяла от отца, особенно нос. Не уверена, что благодарна ему за это, я даже хотела подправить нос у хирурга, но в конце концов оставила как есть, он еще может пригодиться. Если, например, однажды я буду плыть на моторной лодке и руль откажет.
— Может, приготовить телятину на ужин? — предлагает Эмма.
— Я вегетарианка.
— С каких пор?
— Года два или три.
— А. Но курицу ты все-таки ешь?
— Нет, но ты можешь взять для себя.
— Да нет, бог с ней. Будем есть рыбу.
— Ее я тоже не ем.
— Да чем же ты питаешься? Зерном?
— Исключительно зерном, да. Надо мне быть осторожней, кстати, я заметила странную вещь. Смотри.
Я подхожу к ней и задираю рукав футболки.
— Я ничего не вижу, — говорит она.
— Вот же, смотри лучше. Не видишь?
— Нет.
— У меня пробиваются перья. А на днях я снесла яйцо.
Закатив глаза, она возвращается к списку, стараясь не рассмеяться, но, несмотря на все ее усилия, я вижу, как она сдерживается.
Тогда
Ноябрь, 1986
Агата — 1,5 года
Нет.
Сейчас
5 августа
Эмма
15:10
В супермаркете почти пусто. Только несколько стариков пришли воспользоваться прохладой, источаемой полками-холодильниками. Все остальные на пляже. Я представляю себе полотенца впритык друг к другу, песок, летящий в глаза из-под ног детей, тревожные крики родителей, смех со всех сторон, изнуряющую жару. Не нахожу больше никакой прелести в волнах, в которые ныряла в детстве, в горячем песке, который топтала в отрочестве. Раньше я считала дни, отделявшие меня от очередной встречи с океаном, и каждый раз он казался мне прекраснее, чем был, когда мы расстались, но теперь я могу представить остаток своих дней без него. Я не начала его ненавидеть, все еще хуже. Он перестал быть чем-то обязательным для меня.
— Схожу за туалетной бумагой, — сообщает Агата, удаляясь.
Я вычеркиваю бумагу из списка. Я поделила его на секции: сначала крупы и макароны, потом овощи и под конец замороженные продукты.
Сестра возвращается, нагруженная товарами, и ни один не похож на туалетную бумагу.
— Я нашла бриоши с кусочками шоколада! Ты помнишь Мимины?
— Агата, мы составили список…
— Ты составила список, — возражает она. — И ты настояла, чтобы мы распланировали меню на неделю.
Я не отвечаю. Мы вместе всего несколько часов, а придется пробыть семь дней. Поводов для ссоры будет предостаточно.
Она открывает пакет и отламывает кусок бриоши.
— Хочешь?
Она ждет, что я откажусь. А я беру кусок и запихиваю в рот. Чтобы она не подумала — еще и она, — что я психоригидная.
Это любимое оружие Алекса, к которому он прибегает, когда я упрекаю его в отсутствии инициативы.
«Ты стоишь у меня над душой, когда я загружаю посудомойку, ты всегда в претензии, когда я готовлю еду, тебе не нравится, куда бы я ни предложил пойти. Все, что я делаю, не катит, так что я уже просто боюсь что-либо делать».
Возразить нечего. И если честно, доля правды в этом есть.
Мне долго нравилось то, как он живет, как со спокойной силой наблюдает мир, его способность плыть по течению, довольствуясь тем, что жизнь может дать. Он был безмятежностью, которой у меня не было, и я могла жить с ней, только если она не ощущалась. Я ухватилась за него, чтобы он оторвал меня от детства. Я спрятала свои тревоги в его крепком теле, укрылась в его больших руках, которых хватало, чтобы обнять меня целиком.
Но время искажает достоинства, превращая их в недостатки.
Агата закрывает пакет с бриошами и адресует мне дерзкую улыбку.
— Пойду возьму чипсов, думаю, ты не внесла их в свой список.
Я смотрю ей вслед, пока она идет к нужной секции; уж конечно, я не стала ее предупреждать, что у нее под носом шоколадные усы.
Тогда
Декабрь, 1987
Эмма — 7 лет
Мы встречали Рождество у Мимы и дедули. С нами были дядя Жан-Ив и кузены Лоран и Жером. Мы, дети, ночевали вчетвером в спальне внизу, было весело, Агата из-за насморка всхрапывала, точь-в-точь как папина газонокосилка. Когда мы встали, даже пипи не сделали, сразу отправились к елке — посмотреть, приходил ли Санта.
В школе Марго говорила мне, что его нет, а я говорила — есть, но учительница сказала, Марго права. Я проплакала всю перемену. Вечером папа сказал, что мне наплели глупостей, но я уже не знала, кто говорит правду, и опять заплакала. Папа велел мне сидеть в своей комнате, и тогда он докажет, что Санта есть, только я должна обещать не открывать дверь. Я поклялась и высморкалась в рукав.
Прошло немного времени, и папа заговорил со мной через дверь. Он был с Сантой, но мне нельзя было его видеть, а только слышать. Мне стало щекотно в животе. Низкий голос сказал: «Ого-го, Эмма, я Санта, я пришел сказать тебе, что я есть и скоро принесу подарки тебе и твоей сестренке. Ты хорошо себя вела в этом году?» Я ответила: «Да», хотя один раз стащила жареную картошку из Агатиной тарелки. Санта, наверное, все видит, но уж очень она была вкусная.
Он пробыл недолго, но ничего, зато теперь я знаю, что он есть. Я обещала не рассказывать про него в школе, но все-таки сказала Сесиль и еще немножко Марго, Оливье, Кумбе, Наташе и Венсану, потому что он в меня влюблен.
Подарки были под елкой, но дедуля и родители еще спали. Проснулась только Мима, и пришлось ждать, пока встанут все. Она приготовила нам горячее молоко и бриоши с кусочками шоколада.
Я получила плюшевого малыша-прыгуша Попплс и, главное, электронную игру «Волшебный диктант». Я играла весь день, даже пришлось менять батарейки! Вот и доказательство, что Санта есть, ведь я именно об этом просила в письме, которое мама ему послала. Марго просто врушка.
Агата получила куклу Тинни, которая делает пипи (фу!), и светлячка. Это плюшевая игрушка, но у нее в голове загорается свет, если нажать на живот. Наверное, нам больше не придется спать со светом в коридоре, потому что я больше не могу. Я знаю, что иначе она закатывает истерики, но мне это мешает спать, хоть я и не раздуваю из этого историю. Моя сестра иногда бывает милая, но все-таки было легче, пока она не появилась. Это я тоже написала в письме Санте, но он, видно, не понял, что я хотела сказать.
Тогда
Декабрь, 1987
Агата — 2,5 года
Не хочу баиньки.
Сейчас
5 августа
Агата
16:01
Автоматические двери раздвигаются, впуская жару. Тележка полна, покупки в пластиковых пакетах рассортированы по категориям. Подозреваю, что она их раскладывает по алфавиту.
— Теперь, когда мы сделали твое любимое дело, перейдем к моему?
— Какому?
— Пойдем на пляж!
Эмма закатывает глаза. Она знает, что я не отстану: у меня невероятный талант добиваться своего измором. Так меня взяли на работу, так я получила свою квартиру. Из-за этого сбежал Матье. Придурок. В кои-то веки я планировала долгосрочные отношения, а парень смылся до конца испытательного срока.
— Тебя не затруднит мне помочь?
Эмма ловко загрузила багажник машины, словно заполнила экран тетриса. Я беру тележку и везу на место, задаваясь вопросом, хорошая ли это в конечном счете идея — провести неделю вместе.
Не могу сказать, что я разлюбила сестру. Именно она, вне всякого сомнения, занимает больше всего места в моем сердце, с тех пор как Мима нас подвела. Но я убеждена, и глубоко это прочувствовала, что можно любить человека и вместе с тем на дух его не переносить. То же самое у меня с репчатым луком.
Иногда я думаю: не будь мы связаны кровными узами, я бы ее терпеть не могла. А все, что у нас теперь общее, — это наши воспоминания.
— Ладно, — говорит она, включая зажигание. — Но поедем на пляж «Чертог любви».
Я бы предпочла «Пляж кавалеров», менее популярный у туристов, ну да ладно. Мы обе идем на уступки и обе довольны. Эмма ведет машину, вглядываясь в горизонт. Ее хмурое лицо озаряет широкая улыбка, когда она понимает, что я на нее смотрю. Я тоже улыбаюсь. Надеюсь, что мы, повзрослевшие, с такими разными жизнями, по-прежнему настоящие сестры — сестры Делорм.
16:20
В доме Мимы нас ждет делегация. Наш дорогой дядя Жан-Ив, он же паркомат, и его жена Женевьева сидят за столом.
Они смотрят, как мы входим, нагруженные, но и бровью не ведут.
В нашей семье с этикетом не шутят, а он предполагает, что младший должен первым приветствовать старшего. Такую науку глотают не жуя и прилежно применяют всю жизнь, не подвергая сомнению.
— Здравствуй, дядя, — говорю я и наклоняюсь, чтобы его поцеловать.
— Привет, девочки. Эмма, сколько лет, сколько зим.
Сестра тоже чмокает его, бормоча:
— Я не смогла приехать на похороны, я не планировала… Боялась, что… Мне очень жаль…
Ее извинения бессмысленны, никто не планирует таких вещей. Женевьева спасает ее, сама того не желая:
— Мы получили сообщение о сработавшей сигнализации. Мы не знали, что вы собирались заехать.
— Нам захотелось побывать здесь в последний раз, — отвечает Эмма. — Пока дом не продан.
— У вас были ключи? — с…