Сибирочка
Вступительная статья
Наталии Дровалёвой
Чарская Л.
Сибирочка : повесть / Лидия Чарская ; вступ. ст. Н. Дровалёвой ; худож. Е. Чудновская. – М. : Махаон, Азбука-Аттикус, 2025. – 176 с. : ил. – (Чтение – лучшее учение).
ISBN 978-5-389-29143-0
0+ 6–
Лидия Чарская – русская писательница, в начале XX века ставшая необычайно популярной своими произведениями для детей. О том, что волнует и увлекает юных читателей, она писала просто и увлекательно, героями её сочинений становились обыкновенные мальчишки и девчонки. Героиня повести «Сибирочка» – девятилетняя девочка, на долю которой выпали испытания всевозможными лишениями, бессердечностью, малодушием и жестокостью взрослых. Но с какими бы трудностями ни сталкивалась эта стойкая духом девочка, она не утратила способность любить и прощать, не утратила веру в добро и милосердие.
© Чудновская Е.И., иллюстрации, 2025
© Оформление, вступительная статья.
ООО «Издательская Группа
«Азбука-Аттикус», 2025
Machaon®
«ИНОГДА ДЛЯ СЧАСТЬЯ НАДО СОВСЕМ НЕМНОГО...»
Лидия Чарская – псевдоним Лидии Алексеевны Вороновой (1875–1937). Она родилась, по одним сведениям, в Царском Селе, а по другим – на Кавказе. Сама Чарская утверждала, что появилась на свет вовсе не в 1875 году, а на три года позже. Однако существует документ, где написано, что девочка «родилась 19 числа января 1875 года».
Рождение будущей писательницы и впрямь окутано тайной. В тот день, когда малютка появилась на свет, стояли крепкие морозы, гудела вьюга, а люди спешили в церковь на службу. Однако этот радостный зимний день омрачился смертью матери Лиды – Антонины Дмитриевны, все сёстры которой в тот же момент пообещали воспитывать девочку как свою родную дочь. Одна из девушек воскликнула: «Ребёнок родился в воскресенье! А воскресные дети бывают обыкновенно счастливы». Так тётушка будущей писательницы предсказала необыкновенную судьбу ребёнка. Чарская не раз признавалась: «Решительно, я самый счастливый человек в мире! И любят меня все, и стихи писать могу...»
Маленькая Лида любила убегать от няни в сад и представлять, что она принцесса этого маленького цветущего королевства, за которой пустился в погоню злой волшебник и которую непременно должен спасти прекрасный принц. Однажды к подросшей девочке пригласили гувернантку Катишь (Екатерину) – прелестную девушку из Николаевского сиротского института, ставшую её добрым другом. Вместе с ней они не только одолевали коварные спряжения, но и по вечерам взахлёб читали книги. Катя много рассказывала маленькой Лиде о жизни в институте, о балах и влюблённостях. И поэтому, когда пришло время поступать в Павловский женский институт в 1886 году, девочка обрадовалась: «Катишь сумела привить мне интерес к той таинственной жизни, где несколько сот девочек развиваются среди подруг. И потому я заранее знаю, что меня полюбят там и мне будет хорошо».
Однако этим мечтам не суждено было сбыться. Пребывание в пансионе оказалось совсем не таким, как представляла себе Лида. Жизнь институтских затворниц была подчинена строгому регламенту, а каждый шаг контролировался суровыми классными дамами и воспитательницами. Стало ясно, что не так-то просто среди таких же девочек в накрахмаленных форменных платьях воображать себя принцессой и посвящать много времени играм и чтению, как привыкла Лида, живя дома. Недаром к своей автобиографической повести «За что?» (1909) Чарская выберет именно такие строки в качестве эпиграфа:
Детства дни – луч солнца яркий,
Как мечты прекрасный луч.
Детство – утро золотое,
Без суровых, мглистых туч.
Воспоминания о годах, проведённых в Павловском институте, отразятся в сюжетах произведений «Записки институтки» (1901) и «Тайна института» (1916), где писательница расскажет о жизни девочек в стенах закрытого учебного заведения, благодаря строгим устоям которого, по воспоминаниям уже взрослой Лидии, она научилась терпению и смирению.
Тут же в институтские годы раскрылась её способность к сочинительству, но поначалу Лида увлеклась написанием стихотворений. Первые её опыты были специально зачитаны её подругой на уроке словесности. «Ах! – я тихо вскрикнула и рванулась с парты. Это ведь моё стихотворение! Моё! Моё!» Дослушав стихотворение до конца, учитель воскликнул: «Автора называть не надо. Он выдал себя сам с головой этим пылающим лицом и пурпуровыми ушами... У вас есть талант!» Так в классе появилась юная поэтесса, о которой вскоре знал весь институт.
После выпуска красавица Лидия сразу же вышла замуж. И хотя в 1897 году девушка была принята на драматические курсы в Императорское петербургское театральное училище, она не оставляла мечты о писательстве. Играя в экзаменационных спектаклях, Лидия Воронова начала использовать псевдоним Чарская (от «чары», «очарование»). Спустя год после окончания курсов она поступила в Александринский театр, в котором прослужила до 1924 года.
Свободное от работы время Лидия посвящала сочинению сказок, повестей и рассказов для детей. Среди них – повесть «Сибирочка» (1908), где рассказывается о девочке, оставшейся в младенческом возрасте без родителей в глухой тайге, но по счастливой случайности найденной и воспитанной как родная приёмным дедом – добрым птицеловом Михалычем. Злоключения девочки начинаются после его внезапной смерти. Сибирочка попадает в руки к разбойникам. В плену у бандитов она знакомится с мальчиком Андрюшей, с которым они вместе отправляются в Санкт-Петербург в надежде найти дочку вырастившего Сибирочку старика. Но не всегда дети оказываются такими же добрыми и отзывчивыми, как их родители... Недаром в одном из произведений в уста своих героев Чарская вкладывает такие слова: «Помните, нет на свете порока хуже лжи! Ложь – это начало всякого зла!» Но иногда для борьбы со злом и обретения счастья нужно и впрямь совсем немного – бесконечная любовь к людям и вера в них...
Наталия Дровалёва
ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ
Что было девять лет назад
– Волки! Волки! Спасайтесь! – Этот отчаянный крик вырвался из груди ямщика, сидевшего на козлах больших крытых саней и правившего парой быстрых лошадок.
И ямщик задёргал вожжами, стараясь изо всех сил принудить коней бежать возможно скорее.
Была ночь, выл ветер, метелица плясала в лесу, наметая целые горы снега. Луна чуть светила сквозь эту движущуюся пелену.
Из саней высунулась голова господина, одетого в высокую соболью шапку и тёплую шубу.
– Волки! – испуганно произнёс он. – Где? Может быть, далеко? – И тотчас же с лёгким криком ужаса отпрянул назад в возок: несколько десятков огней с бешеной быстротой подвигались к саням.
Господин сразу догадался, что это были глаза волков. Они сверкали, как яркие фонари. Их было много-много.
Господин побледнел и дрожащим голосом обратился к сидящей подле него пожилой женщине, укутанной в тёплые платки поверх широкой лисьей шубы.
– Няня! Опасность очень велика... – ронял он трепещущими губами. – На нас нападают волки... У меня нет оружия с собою, чтобы отбиваться от них... На спасенье надежды почти нет... Надо спасти, по крайней мере, ребёнка... Во что бы то ни стало спасти! Не умирать же вместе с нами ни в чём не повинной крошке!.. Дайте мне мою дорогую!.. Я закутаю её хорошенько и постараюсь как-нибудь укрыть её от хищников... На коней надежды мало... Им не уйти от врага... Во всяком случае, мы поедем одни... Авось удастся нам добраться до какого-нибудь жилья... Но ребёнка я не хочу подвергать этой опасности... Попытаюсь спасти его более верным способом...
Тут голос путника оборвался. Он схватил из рук рыдающей няньки закутанную в мех малюсенькую девочку и быстро выскочил из саней со своей лёгкой ношей. Близ дороги росло дерево. К нему-то и подошёл путник с ребёнком, сбросил с себя шубу, завернул в неё малютку, безмятежно спавшую крепким детским сном, снял широкий кожаный пояс, подпоясывавший его тёплую оленью куртку, благословил, нежно поцеловал ребёнка и привязал его к дереву при помощи ремня, который и обвил вокруг ствола дуба.
– Если мне суждено спастись, я вернусь с рассветом сюда за тобою, моя крошечка, – произнёс он потрясённым голосом. – Если же я стану добычею хищных волков, добрые люди, проезжая утром по этой дороге, найдут и приютят тебя. Во всяком случае, до тебя волки не доберутся. Господь с тобою! Прощай, моя крошка! В руки Бога предаю тебя!
Спустя минуту он стоял уже опять у саней. Женщина, оставшаяся там, рыдала навзрыд и громко молилась. Ямщик сурово молчал. Кони бились и храпели, чуя смертельную опасность.
Все понимали отлично, и люди, и животные, что от волков им не было спасенья... А те между тем всё приближались и приближались с горящими, как фонари, глазами, уже издали щёлкая зубами, как бы предвкушая заранее победу над обречёнными смерти людьми.
Лошади бросились было вперёд, но снежные сугробы, метель и вихрь мешали их бегу. Пронзительно и страшно прозвучал над лесом протяжный волчий вой... Звери оцепили сани, подвигавшиеся убийственно медленно по наметённым сугробам снега, и вдруг ринулись всею стаею на коней...
* * *
Начинало уже светать, когда в лесу прогремел выстрел. За ним прозвучал другой, третий...
Это с десяток крестьян-охотников, услыша далеко за лесом волчий вой и крики погибающих, спешили к ним на помощь. Волки, почуя приближающихся к ним вооружённых людей, мгновенно разбежались.
Охотники поспешили к месту нападения и увидели ужасную картину. Обе лошади были съедены до костей. Ямщик и женщина со знаками жестоких укусов лежали мёртвые на снегу. Немного поодаль, в стороне от них, находился со слабыми признаками жизни молодой человек в оленьей дорожной куртке и собольей шапке, съехавшей на лоб. Он тяжело дышал. Укусы волков не миновали несчастного. Из рук и ног путника ручьём лилась кровь. Он был без чувств. Охотники подняли его и понесли к себе в посёлок, который отстоял версты на две от проезжей лесной дороги.
Там они привели неизвестного в чувство, подкрепили его силы вином, обмыли и забинтовали его раны.
Когда незнакомец пришёл в себя, его первыми словами было:
– Моя дочь... моя девочка... Она осталась в лесу... Я привязал её к дереву у дороги, чтобы волки не могли её достать... Ради всего святого, найдите её, принесите сюда. Я богат и щедро награжу вас за это.
Охотники кинулись в лес, обыскали все лесные дороги и тропинки, но нигде не могли найти ребёнка. Вместо него они принесли в посёлок мертвую женщину и ямщика. Дитя же исчезло из леса бесследно.
Отец исчезнувшей девочки, узнав ужасную весть о том, что его девочки не нашли, впал опять в бесчувственное состояние...
* * *
– Надо от него узнать, кто он, и известить его родных, что он лежит у нас и опасно болен, – решили охотники.
Но больной не в состоянии был отвечать на вопросы. Он бредил, метался, говорил про свою исчезнувшую девочку, но, кто он, откуда и где его родственники, от него нельзя было добиться.
Тогда охотники стали искать в карманах его платья какой-либо записки. И вот в кармане дорожной куртки больного была найдена порядочная сумма денег, его паспорт, бумаги и несколько писем его друзей. Из бумаг охотники узнали, что это был очень богатый и знатный барин. Из некоторых писем выяснилось, что он овдовел недавно и ехал из Петербурга со своей маленькой дочкой и её кормилицей-нянькой в Сибирь к одному пригласившему его другу. Адрес этого друга и письмо от него имелись в кармане больного, и этому-то другу и написали добрые люди о том, где и в каком положении находится его товарищ.
Друг приехал через несколько дней в посёлок и ухаживал за больным товарищем с нежностью родного брата. Молодость и силы взяли своё, и больной поправился настолько, что мог уехать от приютивших его людей.
Он щедро наградил своих спасителей-охотников и, с растерзанным сердцем, обыскав предварительно все окрестные селения, надеясь найти дочь, уехал, оплакивая свою малютку, которую считал погибшей.
* * *
Малютка-девочка не погибла, однако.…