Музыка

18+

Yukio Mishima

ONGAKU

Перевод с японского Елены Струговой

Оформление обложки Вадима Пожидаева

Мисима Ю.

Музыка : роман / Юкио Мисима; пер. с яп. Е. Струговой. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. — (Большой роман).

ISBN 978-5-389-29310-6

«Доктор, почему так происходит? Я не слышу музыки».

Такова загадка и трагедия молодой женщины, в один прекрасный день явившейся на прием к токийскому психоаналитику и перевернувшей все его представления и о себе самом, и о человеке вообще. С ее странных слов и для нее, и для него, и для всех, кто их окружает, начинается сошествие во ад — в сумеречный мир человеческих чувств, где предметом напряженного расследования становится сокровенная жизнь тела, сердца и разума. В этом извилистом путешествии все зыбко и переменчиво, ложь и недомолвки снова и снова сбивают с пути, разгадка неуловима, да и музыка — вовсе не музыка. В черноте мира женщина упрямо и отважно ищет утраченную способность чувствовать, которую у нее очень рано отняла бездумная жестокость тех, кто был рядом. Женщина шагает неверной тропой, то и дело утыкаясь в тупики и надеясь только на то, что однажды в самую черную из бездн — ее собственную душу — нежданно прольется свет. И рядом с ней, дивясь и ужасаясь, идут ее близкие, и внутри у них зияют такие же черные бездны

Юкио Мисима (1925–1970) — звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). «Музыка» — его поздний роман, почти детективная история о тайнах человеческой души, странствие в темные глубины, откуда никто из нас не возвращается прежним.

Впервые на русском!

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

Заметки господина Сиоми Кадзунори под названием «Музыка», описывающие случай женской фригидности, целиком и полностью опираются на реальные события (хотя все имена изменены) и представляют собой редкий документ, в котором дух экспериментального исследования, проведенного представителем медицинской науки, искусно соединен с хладнокровным самоанализом автора. Когда рукопись попала к нам, у нас не возникло сомнений в том, что ее необходимо опубликовать, но также мы приняли решение привлечь внимание читателей к двум моментам.

Первое: научный подход к изучению женской сексуальности, описанный господином Сиоми, исключает всякую деликатность, что, скорее всего, вызовет внутренний протест, и в первую очередь — у читательниц. В художественной литературе такое материалистическое отношение к сексуальным проблемам вполне допустимо: физиология полностью или частично окутана вуалью двусмысленности, и это призвано подтолкнуть читательское воображение. Но автор заметок ни о чем подобном не беспокоится — если в тексте и появляется специфическое описание секса, в котором автор прибегает к символам или мифологии, дело во влиянии на автора диких фантазий пациентки.

Второе: изложенное в заметках слишком далеко от привычной действительности, от нормальных чувств, которые испытывает женщина, и мы опасаемся, что кто-то из читателей сочтет их фантастическим произведением. Однако мы вынуждены признать, что они основаны на реальных фактах, а следовательно, в данном труде нам предстоит столкнуться с безграничной глубиной и широтой того, что зовется человеческой натурой. Это не всегда приятное зрелище, но, какие бы призраки ни являлись нам, человеческая натура — причудливый мифический лес, и обитает в нем не только героиня заметок Рэйко, но и каждая из вас, читательницы.

ЗАПИСАНО СИОМИ

МУЗЫКА

Психоанализ женской фригидности

1

С тех пор как я открыл медицинский кабинет на четвертом этаже одного из высотных зданий в Хибия, миновало пять лет, и за это время люди постепенно узнали, что такое психоанализ, с которым прежде были знакомы немногие. Конечно, с процветанием американских психоаналитиков не сравнить, но, хотя арендная плата за помещение была высокой, дела шли неплохо, и благодарить за это стоило не только меня лично, но и мою специальность.

Полагаю, отчасти причиной успеха стало то, что я устроил кабинет в центре города, создал такую атмосферу, при которой любой мог свободно прийти сюда и получить небольшую консультацию. В последнее время мой кабинет посещали по пути с работы служащие и девушки из офисов — мимоходом, непринужденно, словно обращались к хироманту (и скрывать сложные внутренние конфликты им было незачем).

Сложилось так, что по мере развития общества с людьми стали обращаться, как с шестеренками механизма, и сопротивляться вовлечению в этот гигантский механизм невозможно. В результате число моих пациентов резко возросло, и было понятно, что даже среди японцев, которым не нужно, в отличие от американцев, бороться с тисками пуританской морали (особенно это касается жителей больших городов), растет количество людей, страдающих неврозами.

Поэтому среди моих пациентов, как уже говорилось, есть служащий и девушка из офиса. Хостес из бара и светская дама. Телепродюсер и профессиональный игрок в бейсбол. Без преувеличения можно сказать, что это самые современные профессии.

Одни пациенты приходят по рекомендации моих друзей-медиков, другие — без каких-либо рекомендаций. Во всяком случае, перемены в обществе значительны, и визит к психоаналитику не считается, как прежде, позором для семьи. В отличие от посещений зубного врача, большинство пациентов стесняются попадаться другим людям на глаза, но в последнее время меня удручает, что многие приходят из-за привычки к бесполезным признаниям, — другими словами, чтобы удовлетворить свой психологический эксгибиционизм, — и чаще всего это женщины.

Конечно, с любого клиента я беру установленную плату. На самом деле это часть лечения. Мой учитель, профессор F, говорил, что бессознательное использование смысла, который несут в себе деньги, имеет целью упорядочить психику пациента, поэтому следует избегать и предоплаты, и отложенной оплаты нескольких сеансов постфактум, а поставить дело так, чтобы пациент передавал оплату психоаналитику после каждого приема.

Если меня спросят, кто из множества пациентов произвел на меня самое сильное впечатление, я отвечу, что среди них были как люди с тяжелыми заболеваниями, так и те, кто жаловался на странные симптомы. Но все-таки в первую очередь я должен назвать Юмикаву Рэйко.

И не потому, что она, как будет изложено дальше, посетила меня с ужасной проблемой. Причина в том, что эта женщина в конечном итоге заставила меня буквально содрогнуться от того, насколько причудливы человеческая душа и тело.

Как психоаналитик, я сталкивался с разными случаями и стараюсь из любого дела извлекать пользу для своей практики, но чем больше я узнаю, тем глубже чувствую, что мир сексуальных желаний человека безграничен, его так просто не понять, в нем нет общего для всех представления о счастье. Мне хочется привлечь внимание читателя именно к этому.

2

Моя клиника состояла из трех помещений с плотно закрывающимися дверями и прекрасной звукоизоляцией. Чтобы предотвратить естественные ассоциации, возникающие при чрезмерном возбуждении органов чувств, в них не было ни цветочных ваз, ни картин в рамах, зато в приемной я постарался по возможности создать приятную обстановку: большие окна, удобные кресла, обивка которых продуманно сочеталась с цветом стен, на журнальной стойке — иллюстрированные японские и европейские журналы, ваза со свежими цветами. Как-то раз пациент, вынужденный долго ожидать своей очереди, съел желтые хризантемы из вазы, но то был исключительный случай.

Хризантемы мне вспомнились потому, что утром, когда в мою клинику впервые пришла Юмикава Рэйко, они стояли в вазе, — определенно, это было ясное осеннее утро.

Накануне мы созвонились и договорились о приеме, и в этот день Юмикава Рэйко была первой посетительницей. По телефону она производила нормальное впечатление, хотя довольно низкий голос выдавал смену настроения, а в тоне проскальзывала легкая нервозность. У нее было рекомендательное письмо от врача из больницы, моего давнего друга. С какой стороны ни посмотреть, этот случай не представлялся мне сложным.

Тем утром я пришел в клинику, поздоровался с ассистентом Кодамой и медсестрой Ямаути, и ко времени, на которое мы договорились с Юмикавой Рэйко, переоделся в белый халат. Она пришла в ярко-красном пальто, опоздав минут на семь. За ее приверженностью к цвету, привлекающему взгляды, скрывалось некое состояние души.

Меня поразила красота Рэйко: ей было двадцать четыре или двадцать пять, но на фоне ярко-красного пальто дорогая, неброская косметика казалась естественным цветом лица.

Правильные, но не холодные черты. Хорошей формы нос делал ее профиль очень привлекательным, однако не вызывал ощущения, будто его владелица высокомерна, — он был достаточно мил. Пухлые губы, небольшой изящный подбородок. Ясные глаза — в них не было ничего, что называется, ненормального.

Но когда я вышел поздороваться, она попыталась приветливо улыбнуться, и именно в этот момент щека у нее задергалась в тике.

Я сделал вид, что не заметил этого спазма — явного признака истерии. Тик был не такой уж страшный: несколько раз легкой зыбью скользнув по щеке, он исчез.

Девушка явно пребывала в замешательстве. Я умело притворился, что не обратил внимания, но она все поняла. Может быть, подобное сравнение прозвучит странно, но в ту минуту она походила на красавицу, которая на краткий миг обернулась лисой.

В ясный день поздней осени за окном стеной выстроились офисные здания, театр, отель, другие многоэтажные дома, и в моей приемной, где каждый посетитель чувствовал, что находится в современной клинике, возникшая фантазия была абсолютно неуместна.

Я пригласил Рэйко в кабинет, заверил, что здесь нет причин беспокоиться насчет посторонних глаз и ушей. Потом предложил ей сесть в кресло, которое во время сеанса принимало удобное для пациента положение, положил на стол перед собой блокнот и, стараясь сделать вид, что не придаю записям особого значения, устроился на низком стуле.

Когда мы остались вдвоем, она приятным голосом изложила суть дела:

— С нынешнего лета у меня отчего-то плохой аппетит. Я думала, летом в этом нет ничего особенного, но порой возникала тошнота. Такое было не раз, снова и снова, и это очень мешает. Я пыталась пить готовые желудочные таблетки, но совсем не помогло. Я заметила это недавно и испугалась. — Рэйко острым кончиком языка облизнула верхнюю губу и запнулась. — Я предположила, что беременна.

— Был повод подозревать? — сразу спросил я.

— Да, — с гордостью произнесла Рэйко и после столь смелого ответа продолжила: — Об этом я хочу рассказать позже, по порядку. Я пошла к врачу, но оказалось, что признаков беременности нет. Несколько раз посещала терапевта, господина R, но после разных обследований никто ничего так и не понял, и на основании моих жалоб меня направили сюда.

Затем Рэйко по собственному почину принялась рассказывать о своей семье, о том, как она росла; я не перебивал, дав ей возможность говорить. Вот что она рассказала.

Юмикава — богатая семья из города Кофу, отец принадлежит к семнадцатому поколению знаменитого старинного рода. Сама Рэйко, когда окончила в родном городе женскую школу, пожелала продолжить учебу в Токио в женском университете S и жила там в общежитии. Обещала после окончания университета сразу вернуться домой, но потом решительно отказалась от этих планов, поскольку терпеть не могла жениха — троюродного брата, убедила отца, что ей нужно еще немного изучить общество, и устроилась на службу в крупную внешнеторговую компанию. С тех пор прошло уже два года, и, если она теперь уедет в родной город, ее ждет свадьба с противным ей мужчиной. Так что она решила и дальше оставаться в Токио, снимает квартиру, живет, как ей нравится, а любящий отец, хотя на словах и сердится, присылает ей достаточно денег.

Прекрасное положение, — кажется, большего и желать нельзя. Зарплата, которую Рэйко получает в компании, по сути, идет на карманные расходы: нет необходимости отправлять деньги родителям, это они полностью обеспечивают ее. Отец, похоже, уверился в том, что при благополучной во всех отношениях жизни со здоровьем дочери все будет хорошо.

Однако с наступлением осени к упомянутым выше симптомам — отсутствию аппетита и тошноте — добавился замеченный мною ранее тик.

— Так странно. Как будто мое лицо незаметно для меня забегает вперед...

Такое высказывание, типичное для психолога, указывало на незаурядный ум, но пока она говорила, ее щека снова задергалась в тике, и я чувствовал, что Рэйко усилием воли удерживает на лице напряженную улыбку, — чудилось, будто она мне подмигивает. Она старалась побороть тик, а он, наоборот, проявлялся: такие шутки всегда играет сопротивление истерического свойства.

И тут Рэйко вдруг произнесла нечто странное:

— Доктор, почему так происходит? Я не слышу музыки.

3

Я спросил, в чем дело, и оказалось, что имеет место следующее: например, когда она слушает радиоспектакль, диалоги героев звучат четко, а сопровождающая их музыка исчезает, будто внезапно солнце скрывается тенью, и становится тоскливо. Тогда я уточнил, как обстоят дела с чисто музыкальными программами, и выяснилось, что, едва начинается мелодия, сколько ни увеличивай громкость, Рэйко ничего не слышит; через некоторое время объявляют следующую композицию, и это она слышит прекрасно. То есть когда у нее в голове всплывает слово «музыка», собственно музыка исчезает. Понятие «музыка» уничтожает саму музыку.

Это показалось мне необычным помрачением рассудка, и я захотел немедленно…