Gergely Jenő
A pápaság története

Перевод с венгерского и предисловие «От переводчика» Юрия Гусева

В оформлении обложки использована фреска Пьетро Перуджино
«Вручение Христом ключей апостолу Петру». Ок. 1481–1482.
Сикстинская капелла. Ватикан
В оформлении форзаца и нахзаца использованы флаг и герб
города-государства Ватикан

Гергей Енё

История папства / Енё Гергей ; [пер. с венг. Ю. П. Гусева]. — М. : КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2025. – (Исторический интерес).

ISBN 978-5-389-29538-4

16+

Новое издание книги, вышедшей в Венгрии в 1982 г., а в России в 1996 г. После распада социалистического блока автор, освободившись от жестких рамок исторического материализма, существенно переработал и дополнил ее текст, так что получилась фактически другая книга, не ограниченная идеологическими догмами.

Книга рассчитана на широкого читателя и охватывает 20 веков истории папской духовной власти и церковного государства от апостола Петра до Иоанна-Павла II. Гонения на первых христиан, борьба за инвеституру с германскими императорами, Крестовые походы, авиньонское пленение, продажа индульгенций, инквизиция, Реформация и Контрреформация, Религиозные войны – все победы и поражения, реформы, интриги, знаменитые буллы и соборы, святые и грешники на папском престоле, всё это вы найдете в увлекательной и достоверной книге Енё Гергея.

© Гусев Ю. П., перевод на русский язык, предисловие, 2024
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025
КоЛибри®

От переводчика

Во-первых: эта книга уже выходила на русском языке в 1996 г. И автор был тот же, и название то же, и материал в общем тот же. И все-таки то была другая книга. Ту «Историю папства» написал профессор Будапештского университета им. Лоранда Этвеша, историк-марксист Енё Гергей, написал, опираясь на методологию исторического материализма; вышла книга в 1982 г., под занавес «реального социализма». Эту книгу (вы держите ее в руках) переписывал, исправлял, дополнял крупный венгерский историк Енё Гергей, не связывающий себя идеологическими догмами: в основу своего подхода он кладет почерпнутый в Библии (конкретнее — в Евангелии от Марка) принцип «вязать» и «разрешать», то есть прослеживает историю папства в чередовании периодов сближения с мирской властью и отдаления от нее, вражды и борьбы с ней. Книга вышла в 1999 г. Правда, истмат в переработанном тексте не искоренен полностью, кое-где он даже довольно густ, и я там, где это было возможно, то есть не выходя за рамки стилистической правки, старался его осторожно, так сказать, заретушировать.

Во-вторых: Гергей предназначал свою книгу для широкой аудитории, а потому не стремился нашпиговать текст огромным количеством цитат (хотя мог бы, как мне кажется, это сделать: тема просто подталкивает к этому). Тем не менее в книге цитируется довольно много исторических документов, имеющих отношение к истории папства, и прежде всего постановления Вселенских соборов и документы, исходящие от пап: буллы, энциклики и т. д. Следуя одному из важных (неписаных) правил перевода, я первым делом пытался найти уже существующий, где-то опубликованный (канонический) русский перевод этих документов: ведь считается, что делают такие переводы люди, имеющие прямое отношение к церкви, а значит, лучше меня знающие хотя бы терминологию. Кое-что мне удалось найти в интернете; многое — нет. Вполне возможно, что переводы такие имеются, зарытые где-нибудь в архивах церковных учреждений или в личных архивах; но поскольку доступа к этим архивам у меня нет и не будет, то мне приходилось переводить их с венгерского перевода (и пусть бросит в меня камень тот… ну и т. д.).

В-третьих: Венгрия — одна из немногих, кажется, стран, где две основные конфессии западного мира: католицизм и протестантство (так сказать, антикатолицизм) — с давних пор сосуществуют вполне мирно, не пытаясь истребить друг друга. Одна из главных причин этого мне видится в том, что венграм на протяжении едва ли не всей их истории (во всяком случае, с XVI века) приходилось бороться за выживание, отстаивая свой национальный статус, свою культуру и противостоя внешним угрозам. Добиться успеха в этой многовековой борьбе можно было (и венгры его добились) лишь в сплочении. Тут уж было не до различий в церковных ритуалах. Более того, религия (то есть христианство в разных его формах) выступала как один из мощных мотиваторов сплочения. Недаром в одном из самых знаменитых поэтических произведений XIX века — «Национальной песни» Шандора Петефи, которой он в марте 1848 г. поднимал народ Пешта (Будапешта тогда еще не было, были два отдельных города: Буда и Пешт) на восстание, появляется странная формула: «бог венгров».

Можно тут поразмышлять о том, что понятие это, уходя корнями в глубины национального самосознания, смыкается там с памятью о древних языческих божествах кочевых мадьярских племен, но это будут уже фантазии, домыслы. Очевидностью же является то, что формула «бог венгров» совсем не имеет в виду различий и противоречий между католической и протестантской конфессиями.

Когда-то меня удивляло, что венгры (практически одни и те же) с одинаковым пиететом говорят об исторических деятелях и событиях, связанных и с католической, и с протестантской церквами. (В книге Енё Гергея это тоже чувствуется, хотя говорит он, понятным образом, о католичестве.) Предметом национальной гордости для венгров является, например, сказочно красивый собор Матяша (Матяш-темплом) в Будайской крепости. Но с такой же любовью смотрят они и на величественно суровую Большую церковь в Дебрецене, городе, который они (несколько, на мой взгляд, все же преувеличивая) называют «кальвинистским Римом». Вот еще один факт: за судьбу кардинала Йожефа Миндсенти, активно участвовавшего в революционных событиях осени 1956 г., а затем почти 15 лет проведшего в американском посольстве в Будапеште, переживали все венгры, без различия конфессий, в том числе и атеисты.

Отдельно надо сказать, что приезд в Венгрию папы Иоанна Павла II в 1991 г. стал огромным событием тоже для всех венгров. Тем более что этот визит как бы знаменовал собой другое, имеющее для Венгрии эпохальное значение событие: освобождение из социалистического лагеря. Здесь я могу написать «в-четвертых», так как случайно оказался в те дни в Будапеште и лично лицезрел (глагол «видел» кажется тут слишком тусклым) папу.

Он возвращался (это было уже в середине дня) с площади Героев, где участвовал в каком-то из многих мероприятий. Папамобиль (нечто вроде закрытого сверху аквариума из пуленепробиваемого стекла) медленно двигался по проспекту Андраши (до 1989 г. — проспекту Народной Республики, в 1945–1956 гг. — проспекту Сталина, осенью 1956 г., на короткое время, — проспекту Молодежи, до 1945 г. — проспекту Андраши). Иоанн Павел II в своем аквариуме сидел высоко и был хорошо виден — сгорбленный старичок в белой сутане. (Нам, русским, — нам с женой — думалось: божий одуванчик. Но если серьезно, было удивительно, как он, такой на вид хрупкий и немощный, способен выдержать приготовленную для него венграми максималистскую программу, — Гергей описывает ее довольно подробно.) С папамобиля взгляд зрителя смещался на кортеж: впереди и позади папы ехали черные автомобили, в которых, полуоткрыв дверцы и выставив дула автоматов, сидели крепкие итальянские мóлодцы с мафиозными лицами; глаза их были устремлены на окна верхних этажей по обеим сторонам проспекта. Но мы смотрели на них с пониманием: у всех в памяти было совершенно ни с чем не сопоставимое покушение на папу, которое Иоанн Павел II пережил буквально чудом.

Ну и, наконец, в-пятых (хотя это скорее должно быть во-первых): это же невероятно интересно — проследить сквозь века, сквозь два тысячелетия перипетии существования такого уникального феномена человеческого духа в его причудливом переплетении с материальным, с общественным бытием, наблюдать, какие странные варианты возникают из взаимодействия объективной реальности и субъективной воли!.. Даже хочется узнать, чем все это кончится. И кончится ли…

Ю. Гусев

Предисловие

Когда император Нерон обрушился с гонениями на христиан, апостол Петр решил прислушаться к уговорам верующих и уйти из Города, чтобы спасти свою жизнь; было это в 64 г. Р. Х. Темной ночью, выбравшись из своего убежища, он двинулся по Аппиевой дороге, торопясь покинуть Рим. И сразу за городскими воротами встретил воскресшего Христа, который, неся на плечах крест, направлялся в Город. «Quo vadis, Domine?» — изумленный, спросил Его апостол. На что ответил ему Иисус: «Иду в Рим, чтобы опять быть распятым». Петр внял глубокому смыслу его слов и, устыдившись слабости своей, вернулся. Что за этим последовало, известно: укрепившись благодаря Учителю в вере своей, апостол Петр тоже принял смерть на кресте.

Сейчас, в последние месяцы второго тысячелетия после Рождества Христова, на заре рождающегося третьего тысячелетия, вопрос, заданный в ту давнюю ночь, звучит по-прежнему актуально. Quo vadis? Куда ты идешь, человечество? Куда движется европейский мир с его культурой, в основе которой лежит христианство? Куда идут — как неотъемлемая часть этого мира — венгры, Венгрия? А главное, куда идет отдельный человек, уникальный, неповторимый индивид? Всю гамму возможных ответов на этот вопрос содержат в себе и предлагают два тысячелетия истории христианства — точно так же, как, по всей вероятности, и другие вероучения, другие философские системы, другие мировоззрения и культуры. Однако в Европе (на протяжении последних двух тысячелетий, а у нас, венгров, на протяжении тысячелетия) именно христианство предопределяло выбор ответа, в духе того краткого диалога, что прозвучал на Аппиевой дороге: «Quo vadis?» — в течение двадцати с лишним веков вопрос этот повторяется постоянно, побуждая людей делать выбор, твердо обозначать свою позицию, преодолевать колебания, подавлять в себе малодушный порыв к бегству, упорно сопротивляться стихиям и враждебным силам, сохранять верность высоким идеалам.

Если ты человек верующий, то и сегодня, на рубеже тысячелетий, оптимальный, удовлетворяющий душу и сердце ответ на извечный вопрос «Quo vadis?» наверняка способна дать тебе мистерия Искупления. Однако и для неверующих поиск такого ответа едва ли можно считать никак не связанным с ценностями, нормами, вызовами, которые содержатся в христианской культуре. Понять же эти ценности и вызовы вряд ли удастся без знания прошлого.

Познание прошлого, раскрытие его тенденций, расшифровка вызовов, которые в нем таятся, — всем этим занимается целый ряд научных дисциплин. Что касается христианства как религии и как церкви, то наиболее компетентной здесь должна считаться, конечно, теология. Однако и она не может не принимать во внимание, не может пренебрегать тематически связанными с ней достижениями других наук, прежде всего истории, археологии, этнографии.

Собирать материал для книги под названием «История папства», затем работать над ее написанием мы начали около двух десятилетий тому назад, совсем в других, по сравнению с нынешними, исторических и политических условиях. Учитывая ограниченность своих возможностей и познаний, мы не ставили своей целью создание некоего «тотального» синтеза, всеобъемлющей истории церкви. Задача наша была куда более скромной: опираясь на доступные нам источники, прежде всего на книжные, библиотечные материалы, дать очерк истории папства, ориентируясь при этом на критерии научно-популярного, в самом лучшем понимании этих слов, жанра. В этой работе нам помогали великолепные обобщающие труды, из которых следует упомянуть сочинения таких замечательных немецких историков, как Леопольд Ранке, Франц Ксавер Зеппельт, Георг Швайгер и др. Особенно был нам полезен фундаментальный «Справочник по истории церкви», написанный профессором Габором Адриани, заведующим кафедрой церковной истории Боннского университета.

Поскольку мы с самого начала настроились на то, что книга наша будет посвящена сущностному стержню «видимой церкви» — институту папства, — то отсюда следовало, что церковь и папство надлежит каждый раз помещать в контекст исторического процесса. Вместо того чтобы подбирать доказательства своей правоты, процитируем рецензию выдающегося историка, специалиста по данному вопросу, профессора Иштвана Диосеги. «История папства, — пишет он, — тема весьма сложная, и те, кто пытался ее разрабатывать на протяжении времени, прошедшего после появления Liber Pontificalis (530) воспринимали свою задачу в самых различных поворотах. Некоторые рассматривали ее как часть целостной истории церкви, другие нанизывали на единую нить жизнеописания сменяющих друг друга пап, третьи выдвигали на передний план историю папского государства. Енё Гергей […] хотел представить прежде всего историю института — Святого престола и Папского государства, — не претендуя‚ однако‚ на абсолютную полноту, а ставя на первый план деятельность наиболее выдающихся личностей, так чтобы при этом должным образом вырисовывались взаимосвязи между органами церковного управления и мировой политикой…»

В то же время, желая понять, а может быть, уже и понимая Христов генезис церкви, особенности ее становления, ее евангельскую миссию, — словом, ее трансцендентный характер, мы всегда старались иметь в виду эту ее сущность. «Излагая перипетии двадцативековой истории церкви, автор постоянно помнит о том, что католицизм органически сочетал в себе трансцендентное и посюстороннее, о том, что эта религия претендовала на определенную роль в формировании человеческого общества, используя для этого светские институты, а в то же время хотела сохранить свой надсоциальный статус, желая, чтобы в ней видели земную гарантию обретения идеального бытия, — пишет рецензент. — Преемники святого Петра свою земную миссию, свою задачу по подготовке смертного человека к вечной жизни стремились реализовать в союзе со светскими властями, и в интерпретации автора книги история папства делится на основные главы именно в соответствии с тем, как возникают новые и новые союзы такого рода. Это подобно противоречивому в самом себе единству связывания и разрешения [1], и надо признать, что для демонстрации двадцативековой истории папства лучший принцип подхода едва ли можно было найти».

***

Когда первое издание «Истории папства» вышло из печати, рецензенты-католики высказывались в том ключе, что хорошо бы увидеть — причем как можно скорее — очерк истории института папства, выдержанный в католическом духе и снабженный печатью «Nihil obstat» [2]. Однако такой книги — ни вышедшей из-под пера отечественного автора, ни переведенной с какого-либо языка — с тех пор так и не появилось. Это обстоятельство — одна из причин, побудившая нас вновь предоставить издательству нашу вышедшую почти два десятилетия назад монографию, в должной мере переработав, исправив и дополнив ее. (В русском переводе [3], который вышел в Москве в 1996 г., мы исправили обнаружившиеся ошибки и дополнили рассказ актуальными на тот момент сведениями, касающимися деятельности папы Иоанна Павла II.) Основной текст монографии — если не считать необходимых поправок — изменениям не подвергался; исключение представляют собой только главы, относящиеся к периоду после 1945 г., — они были практически написаны заново. Такое решение представлялось нам целесообразным‚ потому что ни подхода к теме, ни основной концепции книги, ни ее структуры мы не видели необходимости менять сколь-либо кардинально. Но с тем большим старанием стремились мы избавиться от уже тогда замеченных ошибок, заблуждений, односторонних выводов, необоснованных обобщений. При всем том мы и сейчас не считаем возможным и нужным ощутимо увеличивать в книге сугубо венгерские реалии и отсылки. Это наше ощущение подтверждается, в частности, тем фактом, что в 1996 г. увидел свет коллективный труд «Тысяча лет взаимосвязей между Венгрией и Святым престолом» (глава, посвященная XX в., написана в этом труде нами). С тем большим энтузиазмом мы удовлетворяем пожелания дополнить «Историю папства» рассказом о периоде понтифика Иоанна Павла II, — пускай рассказ этот, исходя из характера монографии, мы и вынуждены свести лишь к самым общим моментам. В этом плане наша позиция оправдана еще и тем, что об Иоанне Павле II мы уже издавали небольшие работы в 1986 г., затем в 1991 г.

В свое время в предисловии к первому изданию «Истории папства» мы писали, что книга эта, как мы надеемся, будет способствовать плодотворному диалогу между верующими и неверующими. К настоящему моменту такой диалог в достаточной мере налажен, но мы убеждены, что история папства остается не менее волнующей и актуальной, чем прежде.

Будапешт, сентябрь 1999 г.

Автор

ПАПСТВО — ЧТО ЭТО ТАКОЕ?

Вот что пишет британский историк и государственный деятель Томас Маколей в связи с книгой известного протестантского историка Леопольда Ранке, посвященной истории римских пап: «На сей земле в делах человеческих нет и никогда не бывало ничего более достойного внимания, чем Римско-католическая церковь» [4]. У любого человека, верующий он или неверующий, католическая церковь, во главе и в центре которой находится папа, и сегодня вызывает повышенный интерес. Для современного человека значение христианства не исчерпывается тем, что оно является мировой религией, — значимость его и в том, что на протяжении двух тысяч лет оно, играя огромную роль в истории культуры, органически переплеталось с всемирной историей. Связь эта для христианства всегда представляет собой нечто такое, что затрагивает его сокровенную суть, хотя при этом и порождает множество проблем. Принцип и практика совмещения духовной и светской власти (дуализм) является краеугольным камнем христианской идеологии, который был заложен в нее основоположником католицизма апостолом Павлом. В поворотные моменты мирового исторического процесса христианство — и как учение, и как церковь — вновь и вновь вставало перед задачей разделения и сочетания власти, — задачей, которая была для него экзистенциально важной, и каждый раз решало ее; причем, добавим, решало успешно. Потребность создания и поддержания такого рода взаимосвязи с историей — особая черта христианства (особенно западного христианства), которая отличает его от других религий. Христианство никогда не стремилось быть бесплотной религией, ограничивающейся сферой духовного, религией, которая и не пытается играть роль в истории, в формировании человеческого общества, а является лишь способом бегства от исторической действительности, способом изоляции от общества. Так что вывод может быть сделан один: история христианства, церкви и папства тесно связана с историческим процессом в целом.

Прежде чем перейти к историческому рассмотрению нашей темы, целесообразно выяснить, что вкладывает официальная церковь в понятие «папа», как определяет «папство».

Слово «папа» происходит от греческого «отец». В первые столетия христианства так называли епископов, а какое-то время даже простых священников. Изначально в ходу было именно такое, греческое название священника. Когда епископальная церковь сформировалась и в западном, латинском мире, позднелатинское слово «папа» (отец) стало считаться в ней наиболее соответствующим епископскому титулу. Даже в VI в. епископов еще называли папами; например, это слово мы читаем на сохранившемся с 570 г. надгробном памятнике епископа Равеннского. Начиная же с VII в. титула «папа» удостаивались исключительно римские епископы; в этом факте отразилось находившееся тогда в стадии быстрого становления учение о верховенстве статуса папы.

Наиболее четко учение о папстве (и о церкви) применительно к Средневековью и Новому времени было изложено на Первом Ватиканском соборе (1869–1870). Некоторое изменение в этом плане обозначила принятая на Втором Ватиканском соборе (1962–1965) догматическая конституция о церкви, где вновь выдвинуто на первый план положение о епископской коллегиальности в руководстве церковью. Согласно этой конституции, папа — преемник святого Петра в римском епископате, а потому ему принадлежит юридическая полнота полномочий во всех сферах церковной жизни. Его сословная власть (то есть власть внутри сословия священников) — это власть епископская, однако верховенство его — отнюдь не просто почетный титул. Власть папы — высшая и юридически полная власть над всей церковью, независимая от любой человеческой власти и охватывающая вопросы веры и нравственности, а также все аспекты управления церковью. Умерший в 1945 г. венгерский кардинал, примас Юстиниан Шереди так сформулировал положение о законодательной, судебной и наставнической власти папы: «Папа римский, видимый глава Церкви Христовой, обладает, согласно воле Христовой, высшей, полной, всесторонней и непосредственной юрисдикцией над всеми частями и над всеми членами Матери-церкви во всех религиозных, моральных, дисциплинарных вопросах и в делах управления церковью…» (толкование 218-го канона) [5].

Каково же конкретное содержание верховенства (примата) папской власти?

Папа осуществляет верховную законодательную власть в церкви: папа (и Вселенский собор) имеет право, не нуждаясь в одобрении со стороны государства и не прибегая к норме placetum regium [6], издавать законы, обязательные для всей церкви или для ее части, толковать их, изменять, освобождать от их исполнения. Законы, принимаемые соборами и папами по вопросам церковной дисциплины, называются канонами. Их объединяли в специальные канонические кодексы. (Такой кодекс был создан уже Халкедонским собором в 451 г. Средневековые каноны были собраны в неоднократно переиздававшемся «Corpus Juris Canonici»; наиболее, пожалуй, пригодно для использования лейпцигское издание 1876–1884 гг.) Папская кодификационная комиссия, созданная в 1904 г. папой Пием X и возглавленная кардиналом Гаспарри, составила свод законов «Codex Juris Canonici»; папа Бенедикт XV освятил его 27 мая 1917 г., а 19 мая 1918 г. каноны вступили в силу. Папа Иоанн XXIII в 1959 г. инициировал реформу Кодекса; новый, действующий и по сей день Кодекс церковных канонов был издан 25 января 1983 г. папой Иоанном Павлом II. Последний раз свод законов католической церкви, с исторической перспективой, охватывающей многие столетия, был издан в девяти томах, при участии Юстиниана Шереди, в 1923–1929 гг. [7]

Папе принадлежит статус высшего учителя и наставника в церкви. В вопросах веры и морали папа отсеивает ереси, то есть следит за чистотой вероучения; ведает распространением веры (миссионерской деятельностью); созывает Вселенские соборы католической церкви (первые восемь соборов папа созывал вместе с императором), руководит, лично или через доверенных лиц, их работой, утверждает их решения, переносит или распускает соборы.

Предмет вероучения — откровения Божии, хранительницей которых является церковь в целом. Откровения эти церковь возвещает на торжественных или на обычных богослужениях. Торжественными считаются те редкие богослужения, на которых церковь возвещает какие-либо догматы (истины). Это может происходить двумя способами: или на Вселенском соборе, или ех cathedra, когда папа провозглашает их с амвона. Догматы, касающиеся вопросов вероучения и морали, принимаемые соборами (а после I Ватиканского собора, с 1870 г., провозглашаемые папой ex cathedra) и обязательные для всей церкви, считаются непогрешимыми (infallibilitas).

Папа наделен высшей судебной властью в церкви. Любое судебное дело может быть подано ему уже на первой ступени. Он единственный, кому подсудны кардиналы, нунции и, в уголовных делах, епископы. Он же является третьей, последней инстанцией в случаях апелляции по процессам, касающимся церковной жизни. Если приговор вынесен папой, осужденному запрещено обращаться с апелляцией к светскому суду.

Папе принадлежит высшая исполнительная власть в церкви: он учреждает, изменяет и ликвидирует епископства; назначает, утверждает в должности, переводит и смещает епископов; заполняет вакансии; является высшей инстанцией в распоряжении церковным имуществом; обладает правом канонизации, то есть причисления к лику блаженных и святых.

Внутрицерковные функции папы очень четко изложил в своей книге «О папе» [8] француз Жозеф де Местр. Если не считать некоторых преувеличений, то по сути он прав: папа — гарант всеобщности (универсальности) и единства католической церкви. Поскольку папа — залог единства церкви, то папская власть — суверенна. Благодаря папе даже отдельные части церкви действуют, как если бы они представляли собой церковь в целом. Единовластие папы необходимо и для поддержания законности и порядка внутри церкви. Римская церковь — автократия, которая не признает ни демократию, ни аристократию. Без папы немыслим даже Вселенский собор. А следовательно, автократической форме папской власти, воплощающей в себе все сущее, непогрешимость свойственна как черта неотъемлемая.

Святой Франциск Сальский считал, что «церковь и папа — одно». Де Местр пишет, что без папы нет истинного христианства; «папа необходим, он единственный и исключительный отец христианства. Он владеет обетом, без него нет единства, а значит, нет церкви» [9]. Папская власть по своей природе — власть духовная, она исходит от Бога, ибо от Бога происходит всякая суверенность. Папский суверенитет был истоком власти европейских христианских монархов; поэтому, убежден де Местр, папа стоит над светской властью.

Власть папы, означающая верховенство его как главы церкви над всем сущим, дополняется, а точнее‚ неотъемлемо сочетается со следующими ветвями региональной власти: папа еще и епископ Рима, архиепископ Римской церковной епархии, примас Италии, патриарх Запада. Эти функции исторически сформировались именно в таком порядке и изначально были связаны с римским епископством, а уж потом привели к вселенскому верховенству. (Римской епархией папа управляет через кардинала, который носит титул Vicarius Urbis.)

Вселенское верховенство папы как главы церкви и его региональные церковные функции в ходе истории — с образования Церковного государства (Patrimonium Sancti Petri) до 1870 г., когда оно прекратило свое существование, — органически сплетались с функцией светского автократа (суверена) Папского государства. Управление церковным государством, представляющим собой ненаследуемую монархию, с течением времени претерпевало изменения, но по природе своей всегда оставалось монархическим и абсолютистским. Реорганизованное в духе Латеранских соглашений (1929) Папское государство, Ватикан‚ — это лишь символ светской власти и независимости пап. (Ватиканом папа управляет через своего наместника по общим вопросам.)

«TU ES PETRUS»

(Формирование епископальной
церкви в I–III вв.)

Объяснение возникновения, затем жизни, то есть изменения, развития церкви — и, внутри ее, института папства — возможно с позиции христианско-католической или (не в полном отрыве от этой позиции) на чисто исторической методике. Сформировавшееся после I Вселенского собора католическое теологическое представление о том, что церковь была основана Иисусом — а папство является ее имманентной частью, — в итоговом виде можно сформулировать так: «Мостом между исторической фигурой Иисуса и христианской церковью является небольшая группа учеников. Эту горстку своих последователей Иисус подготовил к тому, чтобы они — в духе близящегося Царства Божия — могли принять участие в осуществлении Его миссии. Если вдуматься в это, то мы уже не с такой уверенностью сможем называть Назарянина „основателем“ Церкви — в юридическом смысле этого слова. Скорее мы увидим в нем зачинателя того движения, из которого после Пасхи родилась и сформировалась Церковь» [10]. Тогда мы, сказав о возникновении церкви, не можем говорить в юридическом смысле и о папстве, — можем только в теологическом. Отсюда становится понятно, почему II Ватиканский собор определил церковь — несмотря на то что она по-прежнему остается иерархической — как «странствующий народ Божий».

Объяснение, которое, прибегая к помощи истории и родственных ей наук, попытаемся реконструировать и мы, стремится, пользуясь методом критического анализа источников, доказать историческую закономерность возникновения христианства, раскрыть социальные причины и обстоятельства его возникновения, показать стадии его становления как религии, включая долгий путь превращения римского епископа в папу — в иерархическом смысле этого слова.

Процесс формирования монархического института папства берет начало в период отмирания древней церкви. Ведь и об истории римских епископов мы можем говорить лишь с возникновения епископальной церкви и института епископата как такового. Таким образом, для того чтобы понять закономерность возникновения папства, мы должны вкратце изложить историю возникновения католической церкви.

Возникновение христианства
и древняя церковь

В соответствии с официальной позицией христианских церквей христианство и церковь возникли в Палестине в период правления императоров Августа (31 до н. э. — 14 н. э.) и Тиберия (14–37 н. э.). Палестина, которая, в силу своего географического положения, была объектом завоеваний то Египта, то государств Месопотамии, затем — Римской империи, с 586 г. до н. э. почти постоянно находилась под чужестранным владычеством. Населявшие Палестину еврейские племена никогда не расставались с надеждой вновь обрести независимость. Они ждали Мессию, который принесет им освобождение и спасет от рабства. Мессианская идея пустила глубокие корни в их сознании, видоизменяясь в зависимости от исторических обстоятельств.

Римский полководец Помпей в 63 г. до н. э. захватил Иерусалим и присоединил Палестину к провинции Сирии. В годы царствования в Иудее идумеянина Ирода, большого друга Рима, теплившееся в душе евреев ожидание Мессии вспыхнуло с новой, небывалой силой. В этой атмосфере и появился на сцене провозвестник и основатель христианства — Иисус из Назарета. Основополагающие догматы нового вероучения были сформулированы в Никейском Символе веры. В подробном виде это вероучение содержится в четырех евангелиях (из них три — синоптические — от Матфея, от Марка и от Луки, появившиеся после 70 г. от Р. Х., и четвертое — от Иоанна, написанное в конце I в. от Р. Х.). (Слово «евангелие» — euangelion — у греческих классиков, например у Гомера, означало награду за добрую, благую весть. В Новом Завете евангелием, благой вестью, называли исходящее от Христа и повествующее о нем учение, а также распространение его.)

Сегодня уже большинство историков считают Иисуса исторической личностью. Не подвергается сомнению и то, что евангелия достоверно (это находит подтверждение в исторических, археологических и других научных источниках) рассказывают о возникновении апостольского коллектива, который стал ядром группы Иисуса, и об одном из членов этого коллектива, Петре, опираясь на которого, как на камень, Иисус хотел строить свою церковь. В формулировании догматов этой церкви и принципов ее организации большая роль принадлежит посланиям, приписываемым Павлу, и положениям, содержащимся в четвертом Евангелии — от Иоанна. Тезис, что церковь была основана Христом, католическая теология доказывала, ссылаясь главным образом на Евангелие от Матфея. Согласно Матфею, Иисус, находясь с учениками в окрестностях Цезареи, на берегу Иордана, сказал Симону: «И Я говорю тебе: ты — Петр (камень. — Е. Г.), и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф.,16: 18–19). С конца Средневековья паломник, вступающий на землю Рима, видит на куполе, созданном Микеланджело в храме, воздвигнутом над могилой Петра, горделивую латинскую надпись: «Tu es Petrus et super hanc petram aedificabo ecclesiam meam, et tibi dabo claves regni coelorum» [11].

Смысл учения, таким образом, заключается в следующем: церковь — состоящее из людей видимое сообщество, а сила, на которой зиждется это сообщество, таится в авторитете. Камень (Петр) и есть тот авторитет, на котором стоит церковь. Отсюда следует: тот, кто воплощает авторитет‚ и является главой церкви. Что же означают ключи от Царства Небесного? Ключ — символ права и власти. Ключ от дома (от церкви) принадлежит тому, кому принадлежит дом. Воплощение авторитета, хранителя ключей, — Петр и его преемники, папы. Что такое власть разрешающая и связующая? Это доказательство монархической, наместнической власти Петра. В древнееврейской духовной литературе и вообще у восточных народов выражение «разрешать и связывать» было общепринятым юридическим выражением для обозначения правовых полномочий в законодательстве, в практике вынесения приговоров, в мотивации административных распоряжений и действий. Одним словом, оно означало принятие решения с опорой на авторитет. Элементы иерархической церкви обнаруживаются и в Евангелии от Луки, и в Деяниях святых апостолов. Петр стал центральной фигурой потому, что был человеком компромисса и утвердил себя как носителя харизмы (Деян., 15: 5–31).

Авторитарному характеру Петра вроде бы противоречит Евангелие от Иоанна, где мы узнаем о неоднократных случаях, когда Петр колебался, выказывал нерешительность (Ин. 18: 25–27; 19: 26; 21: 15–24). Иоанн считал себя лучшим, самым верным учеником Христа. Иисус передал апостольскую миссию и право наместничества в церкви всем своим апостолам (и их преемникам, епископам) в равной мере. Тогда для чего понадобилось подчеркивать первенство Петра? По мнению святого Киприана, епископа Карфагенского (ум. 258), это было необходимо для того, чтобы, даже при соблюдении принципа коллегиальности, подчеркнуть и утвердить единство церкви. Петр как апостол был равен остальным, но внутри церкви ему была дана особая, конституционная по своей природе власть, и как таковая она имела наследственный характер. Таким образом, первостепенная функция примата папства, то есть исторически сформировавшегося принципа авторитарности и его практики, заключалась в сохранении единства управления церковью и единства вероучения.

При реконструкции основных линий исторического развития мы должны были исходить из того, что христианство географически возникло в Палестине, хронологически же — в первой половине I в. н. э. Членами первой христианской общины, появившейся в Иерусалиме, были исключительно евреи, которые оставались в тесном контакте с иудаизмом, да и сами соблюдали законы Моисеевы. В социальном отношении самые ранние иерусалимские и иудейские христианские общины состояли из бедняков. Социальное положение этих людей, а также то, что Иудея находилась под гнетом Рима, позволяет сделать вывод, что ранние христиане ненавидели богатых и ненавидели Рим, который в данной ситуации представлял власть богатых. Надежды на улучшение своей жизни они связывали с пришествием Мессии, который покончит с владычеством Римской империи.

Вера в скорое наступление конца света, равно как и враждебное отношение к власти и богатству — эти два факта объясняют, почему первые христиане обращали свое имущество в деньги и жили общинами с коллективным владением всеми благами. Такой образ жизни, конечно, был бы немыслим без внутренней демократии. А отсюда следует, что у первых христиан не было клириков и мирян, как не было и общественных должностей: здесь каждый мог учить, каждый, участвуя в общей трапезе, играющей роль культового мероприятия (агапа), мог выступать с проповедью. Независимые друг от друга, чаще всего изолированные общины не могли быть едины и в плане учения, которого они придерживались. Поэтому на формирование их веры, догматов, которые они считали истинными, решающее влияние оказывала среда, окружение, в котором они жили.

Уже во время Иудейской войны (66–70), а тем более после нее ранние христианские общины стали искать контакты с еврейской диаспорой за пределами Палестины. Подавление еврейского восстания, разрушение Иерусалима в 70 г. — эти события рассеяли обитавшие в Палестине еврейские христианские общины по всему тогдашнему миру. Беженцы искали и находили приют прежде всего в восточных провинциях империи. В это время многочисленные еврейские колонии уже существовали не только в больших торговых городах, таких как Дамаск, Антиохия, Александрия, Афины, Коринф, в прибрежных городах Малой Азии, но и даже в самом Риме. К этому времени, после разгрома вооруженных восстаний, экзальтированное мессианство, окрашивающее еврейское движение за независимость, уступило место разочарованию; выходом из кризиса представлялся уход из мрачной реальности в сферу воображения. Так тоска по свободе постепенно перемещалась в мир трансцендентного.

Выйдя за пределы Палестины, христианство — если оно не желало превратиться в незначительную иудейскую секту — должно было порвать с еврейскими (иудаистскими) корнями. (Это и был первый акт высвобождения, разрешения.) Однако разрыв происходил нелегко. Многие евреи-христиане (которые в соответствии с традицией считали своими лидерами Петра и бóльшую часть апостолов) не приветствовали сдвиг общей миссии в сторону языческого — главным образом эллинистического — мира. Поэтому соблюдение Моисеевых законов они считали обязательным и для язычников, обратившихся в христианство. Дальнейшее распространение христианства, таким образом, натолкнулось на сопротивление самих евреев. В то же время к христианам присоединялось все больше людей не из числа евреев (их и называли язычниками). Это благоприятствовало укреплению того направления в христианстве, которое связано с именем апостола Павла (паулианство). Павел не требовал соблюдения законов Моисеевых ни от евреев, ни от перешедших в христианство язычников; более того, он считал это вредным.

Проблема отношения к иудаизму отражается в сюжете о так называемом апостольском соборе, созванном, как утверждается, в 49 г. от Р. Х. в Иерусалиме. Председательствовал на соборе якобы сам Петр. Созвать собор потребовалось из-за разгоревшейся в Антиохии полемики, обязаны ли крещеные язычники соблюдать еврейские законы. Совет апостолов, то есть орган коллегиального руководства церковью, решил: нет, не обязаны! Значимость Иерусалимского собора не только в при…