Пушкин в Михайловском

 

 

 

Оформление обложки Валерия Гореликова

 

В оформлении книги использованы материалы
© Shutterstock/fotodom/Antalogya,
а также фотографии работы Андрея Степанова

 

Гордин А.

Пушкин в Михайловском / Аркадий Гордин. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025.

 

ISBN 978-5-389-29629-9

 

16+

 

Имение Михайловское, вотчину Абрама Ганнибала, «арапа Петра Великого», А. С. Пушкин впервые посетил в 1817 году, в последний раз — в 1836 году; встречи поэта с Михайловским охватывают два десятилетия: он приезжал сюда в разные периоды своей жизни. Здесь было создано около ста произведений, в том числе трагедия «Борис Годунов», главы романа «Евгений Онегин», поэма «Граф Нулин», стихотворения «Деревня», «Пророк», «Я помню чудное мгновенье...», «Вновь я посетил...». Сюда поэт стремился в самые тяжкие минуты жизни и здесь, у Святогорского монастыря, завещал себя похоронить.

«Пушкин в Михайловском» — главный труд известного пушкиниста Аркадия Моисеевича Гордина (1913–1997). Еще в 1939–1940 годах А. М. Гордину довелось принять непосредственное участие в создании первой научно обоснованной экспозиции в усадьбе Михайловское, в 1945–1949 годах он был заместителем директора Пушкинского заповедника по научной части, а в 1957–1963 годах — заместителем директора по научной части Всесоюзного музея А. С. Пушкина.

Опираясь на обширный фактический материал, в том числе на архивные источники, автор увлекательно рассказывает о значении Михайловского в судьбе поэта. Книга А. М. Гордина вышла в свет в 1989 году и с этого времени уже не раз переиздавалась, до сих пор оставаясь классикой пушкинистики.

 

© А. М. Гордин (наследник), 2025

© А. Д. Степанов, фотографии, 2025

© Оформление.
ООО «Издательская Группа
«Азбука-Аттикус», 2025
Издательство Азбука®

 

 

 

 

 

Марианне Яковлевне Басиной —
моему неизменному соавтору в жизни
и в литературной работе

От автора

От вас беру воспоминанье,
А сердце оставляю вам...

 

Эти пушкинские строки обрели для меня подлинную реальность, когда летом 1932 года восемнадцатилетним студентом я впервые побывал в Михайловском и Тригорском.

Не было здесь ни правильных дорожек, ни ухоженных цветников, ни многочисленных строений, ни тем более асфальта. Не было и дома поэта — из земли виднелись лишь камни фундамента, поросшие травой. Но был домик няни под сенью старого клена, была неширокая светлая Сороть, соединяющая два спокойных озера, были бескрайние дали, зеленые скаты холмов, рощи, старинные парки. Было главное — ничем не нарушенный пушкинский пейзаж. Было то удивительное ощущение подлинной встречи с Пушкиным, которое так верно передал А. В. Луначарский, побывавший здесь летом 1926 года: «...когда ходишь по запустелому парку, с такой страшной интенсивностью думаешь о нем, что кажется, нисколько не удивился бы, если бы вдруг из купы деревьев или из-за угла здания появилась бы его задумчивая фигура. Позднее, когда я уехал, мне живо представлялось, что я действительно видел его там. Конечно, приблизительно таким, каким изображен он на привычном памятнике, только без всякого величья.

Мне вспоминалось, что он вышел из густой тени на солнце, упавшее на его курчавую непокрытую голову, задумчиво опущенную, и будто он поднял голову и посмотрел на нас, людей, живущих через 100 лет, рассеянным взором...»

Это было для меня началом обретения Пушкина. Пушкина в Михайловском.

С тех давних пор строки «От вас беру воспоминанье, а сердце оставляю вам...» как бы шли со мною рядом, сопутствовали мне. Не только потому, что Михайловское и Тригорское стали для меня драгоценны и я как можно чаще старался здесь бывать. Они вошли в мою жизнь как неотъемлемая часть ее. Здесь мне довелось жить и работать, их судьба надолго стала и моей судьбой.

Огромная сила нравственного воздействия, скрытая в сочетании «Пушкин — Михайловское», которую я ощутил уже с первого знакомства, побудила меня в середине 1930-х годов начать знакомить с мало еще тогда посещаемыми заповедными местами школьников, организовать вблизи Михайловского Детскую экскурсионно-туристическую базу, просуществовавшую несколько лет и принявшую сотни групп из Ленинграда, Москвы и многих других городов.

Тогда же, ровно полвека тому назад, была написана моя первая книга о Пушкине. Она называлась, как и эта, — «Пушкин в Михайловском».

В 1939–1940 годах я занимался здесь реэкспозицией отстроенного к 100-летию гибели Пушкина дома поэта, собирая по крупицам мемориальные предметы, документы, книги, произведения искусства — все то, что вошло в экспозицию тогдашнего довоенного музея и было вскоре разграблено, уничтожено фашистами.

Довелось мне и сразу после окончания Великой Отечественной войны, в 1945–1949 годах, в качестве заместителя директора заповедника по научной части вместе с крохотным коллективом научных сотрудников вновь собирать экспонаты для нового дома-музея, налаживать экскурсионную, массовую и научную работу, составлять проектные задания для архитекторов. Шло возрождение заповедного пушкинского уголка.

Годы, проведенные в Михайловском, дали мне понимание того, чем была для Пушкина псковская деревня; что позволяло ему в самые тягостные дни заточения утверждать, будто он находится «в наилучших условиях» для окончания своего романа в стихах, а его «духовные силы достигли полного развития»; отчего именно здесь стал он «поэтом действительности» и в его поэзию впервые вошел народ, со всей бытовой повседневностью, бедами и радостями, силой духа и творческого начала, вошла история народа, позволившая ему взглядом поэта-мыслителя увидеть и прошлое, и настоящее своей страны, создать «деревенские главы» «Евгения Онегина» и трагедию «Борис Годунов»; почему в последние годы жизни так рвался Пушкин сюда, в деревенскую глушь, из враждебного Петербурга и здесь, «ближе к милому пределу», завещал похоронить себя...

Настоящая книга — некоторый итог публиковавшегося мною ранее, а также результат архивных изысканий и наблюдений последних лет.

Оставаясь научно-популярным изданием, рассчитанным на самые широкие читательские круги, она включает в себя элементы исследования. В процессе работы оказалось возможным выявить неизвестные доселе документы, уточнить отдельные факты биографии Пушкина, его предков — Ганнибалов — и лиц из деревенского окружения поэта, внести коррективы в традиционное прочтение некоторых пушкинских текстов, отрешиться от некоторых расхожих представлений «пушкинской легенды».

Последовательно хронологическое построение книги имеет целью показать возможно более конкретно и всесторонне каждую из встреч Пушкина с Михайловским на разных этапах его жизненного и творческого пути, в разной общественно-политической ситуации. Встречи эти охватывают почти всю сознательную жизнь поэта — два десятилетия, с 1817 по 1836 год.

«Оному Аврааму Ганибалу
всемилостивейше пожаловали...»

Еще в детстве слышал Пушкин немало рассказов о необычной судьбе своего прадеда — «царского арапа» Абрама Петровича Ганнибала, привезенного восьмилетним мальчиком с севера Африки на берега Невы в подарок Петру I и ставшего выдающимся русским генералом — инженером и артиллеристом, о его сыновьях. Рассказывали бабушка Мария Алексеевна, няня Арина. Рассказы эти занимали его. Многое запомнилось навсегда. Позже, будучи лицеистом, он с гордостью читал имя двоюродного деда Ивана Абрамовича — героя битв при Чесме и на полуострове Морее, строителя Херсона — на Морейской колонне в Екатерининском парке, а в годы южной ссылки слышал воспоминания старожилов о «наваринском Ганнибале». Но интерес поэта к его предкам Ганнибалам особенно возрос, когда он попал в тот уголок Псковского края, который с середины XVIII века принадлежал Абраму Петровичу, потом его детям и внукам и представлял собою «ганнибаловскую вотчину». Здесь довелось ему познакомиться с последним из оставшихся в живых к тому времени старых Ганнибалов — двоюродным дедом, генералом Петром Абрамовичем, вдовой и многочисленными детьми другого двоюродного деда, Исаака Абрамовича, найти документальные свидетельства и услышать предания о прошлом ганнибаловского рода.

После смерти Петра I, в годы частых дворцовых переворотов и быстро сменявшихся временщиков, на долю Абрама Ганнибала, или, как его звали тогда, Абрама Петрова, крестника и любимца царя, его верного помощника в делах военных и гражданских, выпало множество невзгод. Один из самых образованных и способных военных инженеров, фортификатор, артиллерист, математик, он несколько лет провел в ссылке в Сибири — сначала в Тобольске, затем на китайской границе, куда был отправлен Меншиковым официально для построения Селенгинской крепости, но фактически, по справедливому утверждению Ганнибала, «по злобе», «чтобы там уморить». Жил «в крайней нужде», подвергался арестам. Фельдмаршал Б. X. Миних помог Абраму Петровичу в конце 1730 года вырваться из Сибири и определил в Перновскую крепость в Эстляндии (город Пернов — ныне Пярну в Эстонии) «к инженерным и фортификационным делам». Там он прослужил немногим более двух лет. Затем в 1733 году «по челобитной» вышел в отставку и почти восемь лет прожил в приобретенной им деревеньке Карикула (Карьякюла) близ Ревеля (ныне Таллин) со своей второй женой Христиной-Региной фон Шёберх, с которой обвенчался в ревельской соборной церкви в 1736 году. С первой женой, Евдокией Андреевной Диопер, он расстался еще в 1731 году, прожив всего несколько месяцев. Год спустя, обвинив жену в измене и намерении отравить его, начал против нее бракоразводный процесс, окончившийся лишь в 1753 году. По-видимому, с Христиной Матвеевной Ганнибала связывала серьезная взаимная привязанность. Решение уйти в отставку можно объяснить, с одной стороны, неудовлетворенностью службой в эстляндской глуши, с другой — желанием не быть на виду, опасением возможных серьезных неприятностей, связанных с незаконной вторичной женитьбой до официального развода с первой женой.

Однако после восьми лет деревенской жизни, в январе 1741 года, Ганнибал снова определился на службу — был назначен в Ревельский гарнизон командиром артиллерии, «за долговременные беспорочные его службы» получил чин подполковника и в пожизненное владение — небольшую мызу Рагола (Рахула) Ревельского уезда (позднее она перешла в его вечное и потомственное владение). Его знания и опыт военного инженера-фортификатора и артиллериста в это время оказались весьма нужными — надвигалась новая война со Швецией, и возникла необходимость все прибалтийские крепости «в надлежащую исправность и оборону приводить в возможном поспешении».

Когда 25 ноября того же 1741 года в результате нового дворцового переворота престол заняла Елизавета Петровна, дочь Петра I, Ганнибал, по свидетельству его биографов, обратился к ней с евангельскими словами: «Помяни мя, егда приидеши во царствие свое». И Елизавета Петровна не замедлила откликнуться на эти слова воспитанника и любимца ее отца. Как и другие соратники Петра I, пострадавшие после его смерти, Ганнибал был обласкан и щедро награжден [1].

12 января 1742 года он получил чин генерал-майора с назначением обер-комендантом Ревеля, в то время крупного русского порта и важной крепости на Балтийском море. Тогда же пожалованы ему немалые земли — Михайловская губа пригорода Воронича Псковской провинции с числящимися в ней «душами» [2].

 

Указ нашему Сенату. Всемилостивейше пожаловали мы от артиллерии подполковника Аврама Петрова сына Ганибала в наши Генералы Майоры армейския, и быть ему в Ревеле Обер комендантом... Оному Авраму Ганибалу всемилостивейше пожаловали мы за ево долговременныя и верныя службы во Псковском уезде пригорода Воронича Михайловскую губу которая после кончины блаженной памяти царевны Екатерины Ивановны приписана к нашему дворцу, в которой по ведомости из нашей дворцовой конторы показано по переписи Генералитетской пятьсот шездесят девять душ со всеми к ней принадлежащими землями в вечное владение. И повелеваем нашему Сенату учинить по сему нашему указу, и о том куда подлежит послать наши указы. Елисавет. Генваря в 12 день 1742 г. в Санкт Петербурхе.

В Сенат получен того ж генваря 13 дня № 11 [3].

 

На следующий день, 14 января, «ис Правительствующего Сената» именной указ был направлен по назначению с предписанием «Вотчинной конторе о том ведать и чинить по оному Ея Императорского Величества указу». В Вотчинной конторе указ «получен генваря 18-го дня 1742 году» [4]. 3 февраля Вотчинная контора предписала псковской провинциальной канцелярии передать пожалованные деревни Ганнибалу. С этого времени Абрам Петрович вступил во владение своими псковскими имениями.

Четыре года спустя, 6 февраля 1746 года, ему была выдана жалованная грамота, на больших листах пергамента, окаймленных нарядным, иллюминованным акварелью орнаментом, скрепленных собственноручной подписью императрицы [5].

Фактически А. П. Ганнибал получил не всю Михайловскую губу (числившуюся в Вороническом, позднее Опочецком, уезде Псковской провинции, а не в Псковском уезде, как ошибочно говорится в указе и жалованной грамоте), но лишь большую часть ее, так как, кроме дворцовых, здесь находились еще помещичьи и монастырские владения. Однако крестьян досталось ему больше. По ревизской сказке 1744 года за Ганнибалом числилось в Михайловской губе 806 душ мужского пола, не считая находившихся на оброке (41 деревня, около 5 тысяч десятин земли) [6].

Побывал ли Абрам Петрович тогда, в 1746 году, в новых своих владениях? Обычно считается, что побывал и сам на месте отдал первые распоряжения. Основанием для такого утверждения служило письмо Ганнибала от 12 октября 1746 года его старому знакомому, И. А. Черкасову, состоявшему, как и Ганнибал, в 1730-х годах членом оппозиционного кружка княгини А. П. Волконской и пострадавшему при ближайших преемниках Петра, а с воцарением Елизаветы Петровны получившему титул барона и занявшему влиятельный пост кабинет-секретаря. В своем письме Абрам Петрович, жалуясь на свою материальную нужду, просил «в той... крайней бедности помочь», содействовать в получении разрешения «на зимнее время в деревнишки... уволенному быть, где бы по новозаводившему случаю хотя бы малое поправить что мог» [7]. Письмо это не было напечатано вместе с другими письмами Ганнибала Черкасову в издании «Письма Абрама Ганнибала» (изд. Н. Гастфрейнд. СПб., 1904), так как последний переслал его канцлеру графу А. П. Бестужеву-Рюмину, под началом которого находился в то время Абрам Петрович, выполнявший важные дипломатические поручения.

Письмо Черкасову отправлено Ганнибалом не из Ревеля, а из Штокфорса (Стокфорса) на шведской границе — с нового места службы Абрама Петровича. Биографы А. П. Ганнибала, утверждающие, что он в течение десяти лет почти безотлучно находился в Ревеле в должности обер-коменданта, и тем более те, кто полагает, что он годами проживал в своих псковских имениях, ошибаются. Числясь формально ревельским обер-комендантом, Абрам Петрович с осени 1745 года фактически занимался совсем другими, весьма ответственными делами. В Ревеле он прослужил немногим более трех лет, ревностно относясь к делу и воюя с нерадивым, мало заботившимся об интересах России местным начальством. Его абсолютная честность, добросовестность и бескомпромиссность особенно проявились в ту пору («усерден, неподкупен... не раб», по словам Пушкина). Затем его замещал вице-комендант полковник Ф. Луцевин, а Ганнибал сменил генерал-аншефа князя В. Н. Репнина на посту русского полномочного комиссара в смешанной комиссии по уточнению границы между Россией и Швецией в соответствии с мирным трактатом 1743 года. По-видимому, выбор пал именно на него, потому что он обладал необходимыми специальными знаниями, владел иностранными языками и был хорошо знаком с Прибалтийским краем. Да и канцлер Бестужев-Рюмин, зная его способности и деловые качества по совместному участию в кружке А. П. Волконской, мог на него положиться в таком серьезном государственном деле. 15 июня 1745 года Елизавета подписала «Указ нашей военной коллегии»:

 

Генерала маэора и ревельского обер коменданта Ганибала определить к разграничению по последнему мирному трактату с Швецией земель, и для отправления его к сей комиссии велеть ему явиться в нашей коллегии иностранных дел... [8]

 

Вызванный в Петербург Абрам Петрович получил назначение. Затем последовали указы и наставления, определявшие круг обязанностей и полномочия русского комиссара, распоряжения о предоставлении ему необходимых помощников, рабочих, транспорта, инструментов и всего прочего, нужного для производства работ. После нескольких месяцев пребывания в столице Ганнибал 8 сентября выехал к месту назначения.

Работа комиссии, связанная со многими разного рода трудностями, растянулась на ряд лет, и почти все это время Абрам Петрович то находился на русско-шведской границе, о чем свидетельствуют подробные донесения, регулярно поступавшие от него в Коллегию иностранных дел, то вел переговоры со шведскими представителями в Петербурге.

Первые документы, свидетельствующие о предоставлении А. П. Ганнибалу отпуска, относятся к 1749 году.

13 июля он подал челобитную на высочайшее имя:

 

Всепресветлейшая державнейшая великая государыня императрица Елисавет Петровна самодержица всероссийская государыня всемилостивейшая.

Бьет челом генерал майор и кавалер Аврам Петров сын Ганибал, а в чем мое прошение тому следуют пункты.

1. Имею я ниже именованный в псковской провинции в Воронецком уезде в Михайловской губе деревни мои, и для поправления тея самые требуют меня туда необходимые нужды мои.

И дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелено было во всемилостивейшем разсуждении тех моих предписанных крайних нужд в реченныя деревни мои отпустить меня именованного на двадцать на девять дней.

Всемилостивейшая государыня, прошу вашего императорского величества о сем моем челобитие решение учинить.

Июля... дня 1749 года.

К подписанию подлежит в государственную коллегию иностранных дел [9].

 

Прошение писал «ревельского гарнизона дерптского полку сержант» Тимофей Епифанов, по-видимому служивший при Ганнибале. Собственноручная ганнибаловская только подпись.

Месяц спустя по этой челобитной последовало решение.

 

Указ ея императорского величества самодержицы всероссийской из государственной коллегии иностранных дел Господину генерал майору Ганнибалу.

Просили вы чтоб для исправления необходимых нужд из Санкт-Петербурга отпустить вас в деревни ваши во псковской провинции на двадцать на девять дней; а на такое ваше прошение через сие позволяется, и вы потому можете на помянутое время в деревни свои отъехать, а по том паки в Санкт-Петербург возвратиться. Граф Алексей Бестужев-Рюмин, граф Михайло Воронцов. 31 августа 1749 [10].

 

Собственноручным рапортом от 18 сентября Ганнибал сообщал о своем отъезде:

 

Государственной коллегии иностранных дел
генерал майора и кавалера Ганнибала

РАПОРТ

Ея императорского величества указ из оной коллегии об увольнении меня на 29^ть дней в деревню мою пущенной от 31 августа мною сего текущего месяца 16 дня получен, по содержанию которого сего ж месяца 20 числа в предписанную деревню мою я и отправляюся.

А. Ганнибал

Сентября 18 дня 1749 года. С. Петербург [11].

 

Также собственноручным рапортом Абрам Петрович сообщал потом о своем возвращении.

 

В Государственную коллегию иностранных дел

ПОКОРНЫЙ РАПОРТ

По дозволительному из оной Государственной коллегии иностранных дел ея императорского величества указу отпущен я был на двадцать восемь дней в деревни мои, где с прошедшего сентября 20-го сего октября по 19 число я и находился, а реченного октября 19-го дня паки сюда возвратился, о чем в Государственной коллегии иностранных дел сим наипокорно рапортую.

Генерал майор А. Ганнибал

Октября 30^го дня 1749 года. С. Петербург [12].

 

Таковы единственные документальные свидетельства о пребывании А. П. Ганнибала в его псковских имениях.

Но, разумеется, он не мог не проявлять интереса к псковским своим землям с момента их получения и первые распоряжения сделал, надо думать, заочно, когда назначил приказчика Якова Баранчеева сразу по вступлении во владение, в 1742 году. В дальнейшем, как это обычно делалось, он получал регулярно отчеты приказчика и соответствующие доходы деньгами и натурой. К этому времени у него была большая семья, которую надо было содержать.

Вообще, Абрам Петрович питал интерес к сельскому хозяйству, имел опыт, приобретенный в те годы, что жил в отставке помещиком в своей деревне Карьякюла. Предметом его постоянных забот была пожалованная ему в 1741 году мыза Рагола (Рахула). Не имея возможности заниматься хозяйством самому, он одно время сдавал ее в аренду некоему профессору Иохиму фон Тирену. Заслуживает внимания относящийся к этому времени эпизод. Отдавая мызу арендатору, Ганнибал особо оговорил в соглашении, что тот не имеет права требовать от крестьян работы сверх определенных сторонами норм и подвергать телесным наказаниям. Когда же арендатор не выполнил эти условия (разорял крестьян, а выбранного для принесения на него жалобы ходока зверски избил), Абрам Петрович сразу же решил аннулировать арендный договор и настоял на утверждении своего решения в суде [13]. Эпизод знаменательный и для нравов эпохи уникальный. Быть может, традиционное представление о крайней жестокости и бессердечности как самого Абрама Петровича, так и его сыновей преувеличено. В этой связи можно вспомнить и то, что, сурово расправившись с изменившей ему первой женой, он оставил при себе белую дочь Евдокию и воспитывал ее вместе с другими детьми от второго брака.

Первая ганнибаловская усадьба на территории Михайловской губы — будущее Петровское — появилась в середине 1740-х годов на месте деревни Кучане, на низком северо-восточном берегу озера того же названия. Крестьян расселили по другим деревням, оставив в усадьбе 28 человек дворовых обоего пола. Поначалу возвели немногочисленные жилые и хозяйственные постройки; ни парка, ни сколько-нибудь значительного сада не разводили. Петровское стало центром управления всей вотчиной. Место было удобное — у воды, вблизи леса и проселочной дороги, связывавшей ганнибаловские деревни.

Позднее заложили основание усадищ Устье Сороти, или просто Устье, на месте деревни Зуево — будущее Михайловское, Генварское на месте деревни Паршюгово, в одной версте с небольшим от Зуева, и Воскресенское на месте деревни Оклад.

Известно, что с 1746 года летними месяцами живала в Петровском Христина Матвеевна Ганнибал с детьми. В исповедной росписи Воскресенской церкви пригорода Воронича 1746 года значится: «села Петровского господина генерал-майора Аврама Петровича Ганнибала дети: Евдокия — 15, Анна — 9, Елисавета — 8, Петр — 6, Януарий — 1 год 9 месяцев» [14] (возраст детей указан неточно), старший, Иван, уже служил. Христина Матвеевна, как лютеранка, православную церковь не посещала.

О второй жене А. П. Ганнибала известно крайне мало. Она представляется даже в несколько комическом свете на основании переданного Пушкиным анекдота. По поводу имени Януарий, которое Абрам Петрович при крещении дал своему третьему сыну, она якобы жаловалась: «Шорн шорт, — говорила она, — делает мне шорни репят и дает им шертовск имя» (это явно была шутка, которую могла слышать от Христины Матвеевны и передать внуку Мария Алексеевна). Дочь скромного армейского офицера — капитана стоявшего в Пернове Вестманландского полка Матиаса (Матвея) Иоганна фон Шёберха и лифляндской дворянки, урожденной фон Альбедиль, Христина Матвеевна чем-то привлекла внимание Ганнибала и очень быстро овладела его сердцем. И по-видимому, дело было не в одной внешности (что она была недурна собой, можно судить по внешности ее детей). Христина Матвеевна пользовалась не только любовью, но и уважением своенравного своего мужа. Они прожили в согласии полвека, имели одиннадцать детей, из которых зрелого возраста достигли семеро — четыре сына и три дочери. Когда незадолго до смерти Абрам Петрович составил свое завещание, он с истинным почтением говорил о своей «супруге» и в ее распоряжение оставлял все состояние. Отношение Христины Матвеевны к Ганнибалу тоже явно не было равнодушным: иначе бы она, дворянка, дочь офицера, набожная лютеранка, не связала с ним свою судьбу еще до официального брака (вряд ли она могла не знать и того, что он женат). Это свидетельствует также о смелости, решительности ее характера.

На плечах Христины Матвеевны лежали все заботы по хозяйству и воспитанию детей. Семья жила в Петербурге, в собственном доме. Если сыновья с ранних лет поступали в военные учебные заведения, то дочери оставались при ней до замужества и ей были всецело обязаны своим воспитанием, далеко не худшим, судя хотя бы по тому, как в дальнейшем сложилась их жизнь. Недавно удалось обнаружить любопытный документ, проливающий некоторый свет на личность хозяйки ганнибаловского дома. Ее духовник, пастор лютеранской общины Шляхетского сухопутного кадетского корпуса в Петербурге Г.-Г. Геннинг, 21 февраля 1750 года по ее просьбе обращался к знакомому профессору теологии Галльского университета за содействием в подыскании учителя французского языка «для детей генерал-маэора А. П. Ганнибала». В своем письме Геннинг с большим уважением отзывался о Христине Матвеевне, характеризуя ее как «утонченную даму», воспитанную, образованную, умную [15].

Первый биограф Пушкина П. В. Анненков вряд ли имел основание называть семью А. П. Ганнибала «полудикой и полуграмотной» [16].

Можно предполагать, что Христина Матвеевна принимала деятельное участие и в управлении псковскими имениями, если вообще не была здесь подлинной хозяйкой. Она ведь в сельском хозяйстве толк знала.

Служба А. П. Ганнибала в комиссии по разграничению на шведской границе окончилась в основном весною 1752 года, хотя он принимал участие в ее заседаниях и позднее — в 1753–1754 годах. Он был переведен в том же чине в Инженерный корпус. В последующее десятилетие руководил технической частью корпуса; осуществлял наблюдение за строительством и ремонтом крепостей на севере и северо-западе России; исполнял обязанности главного командира при строительстве и содержании кронштадтского канала и присутствующего в комиссии о Ладожском канале и рогервикских строениях [17]. Получил звание генерал-поручика, а затем и генерал-аншефа. Был пожалован орденом Св. Александра Невского (еще раньше, во время службы в комиссии по разграничению, в 1747 году, получил орден Св. Анны).

9 июня 1762 года указом императора Петра III Ганнибал был уволен в отставку «за старостью» и «без награждения». Это произошло неожиданно и незаслуженно. Ему едва исполнилось 66 лет, и в такие годы генералы его ранга обычно в отставку не увольнялись. Как с законной обидой писал он сам в прошении Екатерине II, был отставлен после 57 лет непорочной службы «неповинно и без всякого... преступления» [18]. Здесь, вероятно, имели место происки его врагов из «немецкой партии», затаивших злобу на норовистого генерала еще с ревельских времен (они особенно вошли в силу при Петре III).

Выйдя в отставку, Абрам Петрович поселился в своей мызе Суйда Софийского уезда под Петербургом. Это были земли не пожалованные, родовые, а купленные в 1759 году у графа Ф. А. Апраксина. Абрам Петрович был домовит, если не сказать скуповат, знал цену достатку и постоянно стремился приумножить свои владения. Почти одновременно с Суйдой он купил поблизости село Воскресенское, деревни Пижня, Мельница, село Коприно, мызу Елицы с деревнями Кузнецово, Малая Вопша, Погост, Малые Тайцы и еще восемь деревень.

В Суйде Ганнибал прожил почти два десятка лет, «как мудрец, в тишине и покое». Бывал ли он в это время в Михайловской губе, неизвестно. Если и бывал, то лишь кратковременными наездами.

Почему он предпочел имения петербургские псковским, сказать трудно. Возможно, потому, что они были ближе к столице, а он, особенно вначале, не хотел совсем порывать связь с нею.

Абрам Петрович скончался 20 апреля 1781 года на 85-м году жизни и был похоронен возле суйдинской Воскресенской церкви, где незадолго перед тем была похоронена Христина Матвеевна, скончавшаяся в феврале в возрасте 76 лет.

Раздел

Еще 13 июля 1776 года, по случаю своего восьмидесятилетия, А. П. Ганнибал продиктовал духовное завещание, по которому все пожалованные ему в вечное и потомственное владение в Псковской губернии имения, а также «присовокупленная» им в Петербургской губернии, Копорском уезде, мыза Суйда «со всеми ж к оной мызе принадлежащими деревнями, что в них имеется мужска и женска пола душ», после смерти его и Христины Матвеевны должны были перейти к старшему сыну Ивану Абрамовичу; мыза Елицы с принадлежащими к ней деревнями — Петру Абрамовичу; мыза Руново с деревнями — Иосифу Абрамовичу; мыза Тайца с деревнями — Исааку Абрамовичу. «Да сверьх того Петру, Иосифу, Исааку деньгами в награждение по пяти тысячь рублей». Младшей, незамужней еще тогда, дочери Софье выделялся в приданое капитал пять тысяч рублей; двум другим дочерям не причиталось ничего, поскольку они «выданы в замужество с довольным награждением». Особо оговаривались два обстоятельства: чтобы недвижимые имения передавались «по наследственной линии по порядку старшинства, дабы означенные недвижимые имения никогда не выходили из рода Ганнибалов», не продавались и не закладывались, чтобы дети в будущем — после смерти отца — «находились в непременной братской дружбе» [19].

Однако этот примечательный документ, составленный соответственно петровским узаконениям, весьма продуманно, в точных и строгих выражениях, не был принят во внимание, когда шесть лет спустя братья производили раздел имущества после смерти родителей.

Раздельная запись, учиненная в Санкт-Петербургской гражданской палате «лета 1782 года августа в 8 день», гласит, что наследники, «поговоря между собою», решили «движимое и недвижимое имение, состоящее в разных губерниях и уездах... полюбовно разделить, и досталось Ивану на часть С.-Петербургской губернии в Софийском уезде мыза Сюйда, с деревнями, село Воскресенское, что ныне деревня Сюйда, деревня Мельница и деревня Пижня, а Петру в том же Софийском уезде мыза Елица с деревнями: Елицой, деревней Новой, деревней Погосты, деревней Обшу и деревней Кузнецкою, да в Псковском наместничестве, в Опочецком уезде, в Михайловской губе деревня Кучани, что ныне сельцо Петровское и деревни в Спасской губе Девонисовой и Силничихой, да в Михайловской губе Дорохово, Пальчихино, Крылово, Федорыгино, Колитино и Вепрево; ...Иосифу С.-Петербургской губернии в Софийском уезде мыза Руново и деревня Кобрино, да в Псковском наместничестве в Опочецком уезде в Михайловской губе деревня Устье, что ныне называется сельцо Михайловское с деревнями: Косохновой, Репщино, Вашково, Морозово, Локтево, Воронова, Лунцово, Лежнево, Цыблово, Гречнево, Махнино, Брюхово и Поршюгово; ...Исааку в Санкт-Петербургской губернии в Софийском уезде мыза Тайца с деревнями, да в Псковском наместничестве в Опочецком уезде деревня Оклад, что ныне называется сельцо Воскресенское с деревнями: Челово, Большие и Малые Дупли, Ванюхи, Селиваново, Щепетово, Денисово и Горки, да в Егорьевской нижней губе пустошь Пугино, да в том же Опочецком уезде, в Велейской волости пустошь Маслово, с имеющимися в вышеописанных мызах и деревнях по минувшей 3-й ревизии, и со вновь рожденными мужеска и женска пола душами, с живущими в тех деревнях с братьями их и племянниками и со внучаты с приемыши и с беглыми и со всеми их семеиствы и с их крестьянскими животы, с лесы и сенными покосы с рыбными ловли и со всеми угодьи с хлебом стоячим и молоченным и в земле посеянным со скотом мелким и рогатым, что по дачам и по писцовым книгам окажется... и сим разделом... по данным к нынешней Ревизии о крестьянстве спискам быть довольным, и впредь друг на друга ни в чем не бить челом» [20].

Раздельной записью предусмотрено было полюбовное деление на три равные части между Петром, Иосифом и Исааком сенных покосов в Михайловской губе и многие другие подробности. Ничего не сказано только о капитале 60 тысяч рублей, положенных Абрамом Петровичем в Воспитательный дом, по-видимому, на имя старшего сына или, во всяком случае, с предоставлением ему одному права ими распоряжаться.

Итак, пожалованные псковские земли поделили между собой три младших брата — Петр, Иосиф (Осип) и Исаак. Иван Абрамович получил свою часть только под Петербургом.

Владелец Михайловского

Осипу Абрамовичу в это время исполнилось 38 лет (родился 20 января 1744 года). Как рассказывал Пушкин, настоящее его имя было Януарий, но Христина Матвеевна «не согласилась звать его этим именем, трудным для ее немецкого произношения», и за ним закрепилось имя Иосиф, или Осип. Начав с ранних лет службу в артиллерии, он дослужился до чина морской артиллерии капитана 2-го ранга, что соответствовало гражданскому чину надворного советника. По-видимому, особого служебного рвения не проявлял, жизнь вел рассеянную, беспорядочную, входил в значительные долги, что привело к ссоре с требовательным, строгим отцом, который в конце концов отказал ему в материальной поддержке и даже не желал его видеть. Единственный способ поправить свои дела подобного рода молодые офицеры видели обычно в женитьбе. К этому способу прибегнул и Осип Абрамович.

Будучи в начале 1770-х годов со служебным поручением на заводах в Тамбовской губернии, он познакомился с дочерью бывшего тамошнего воеводы и состоятельного помещика Алексея Федоровича Пушкина Марией Алексеевной и вскоре женился на ней. Вряд ли Мария Алексеевна вышла за Ганнибала по пылкой любви. По ее словам, «выдана была в замужество от родителей своих». Сверстницы считали брак незавидным и, по воспоминаниям, сочинили на этот случай эпиграмму:

Дочь уважаемых и состоятельных родителей, из старинного боярского рода, хорошо воспитанная, с приданым, она могла рассчитывать и на лучшую партию. Но ей шел уже 28-й год, а подходящий жених не находился. Ганнибал же был молод, недурен собой, со столичными светскими манерами и фамилии известной. О характере будущего зятя, как и его материальном положении, родители Марии Алексеевны, скорее всего, не знали. Вот предложение и было принято.

Свадьба состоялась в доме А. Ф. Пушкина 9 ноября 1773 года. Вскоре молодые переехали в Муром. Там, в нескольких верстах от города, на Выксунском чугунолитейном заводе Баташевых, Осип Абрамович, вероятно, наблюдал за отливкой пушек для вновь строящихся военных судов. В Муроме прожили не менее года. Здесь родился и умер их первый ребенок — сын. В конце 1774 года Мария Алексеевна, которая снова ждала ребенка, уехала в Суйду к Абраму Петровичу, чтобы попытаться выпросить прощение для его непутевого сына (гнев Ганнибала, конечно, был вызван не женитьбой сына без родительского благословения, как впоследствии пытался представить дело Осип Абрамович, — против такой партии у него не могло быть никаких возражений, — а всем его поведением). «Бросившись к ногам» старого генерала, она добилась желаемого: Осипу Абрамовичу было даровано прощение, разрешено приехать в Суйду. Здесь 21 июня 1775 года родилась Надежда Осиповна.

Отношения между супругами с самого начала были недобрыми. Муж, как утверждала Мария Алексеевна, чтобы рассчитаться с кредиторами, сразу продал все полученное за нею в приданое движимое и недвижимое имение, жизнь по-прежнему вел далеко не безупречную, изменял жене, оскорблял ее.

Вскоре Осип Абрамович вышел в отставку и поселился вместе с женою и дочерью у родителей в Суйде. Но однообразная, лишенная каких-либо развлечений и увеселений жизнь в глухой деревне, под постоянной опекой жены и отца, тягостные упреки в недостойном поведении, расточительности, неверности (Мария Алексеевна, человек характера прямого и независимого, терпеть этого не желала) очень скоро наскучили Осипу Абрамовичу, и уже в начале 1776 года он уехал тайно, не простясь. «Муж мой, — писала позднее Мария Алексеевна, — возвратясь в дом к отцу своему, недолгое время жил в порядке, но, следуя дурным своим склонностям, часто заслуживал гнев родительский, и чтобы оного избавиться, бежал из дому, оставя к отцу своему письмо, что он навеки от него скрылся» [22]. С этого начался семейный конфликт Осипа Абрамовича и Марии Алексеевны, продолжавшийся несколько лет и втянувший множество различных учреждений и лиц, включая императрицу.

Оставив маленькую дочь в Суйде, Мария Алексеевна отправилась в Петербург на поиски мужа. Он находился в то время в Красном Селе, недалеко от столицы, у своего «приятеля» майора А. О. Маза, бывшего там управляющим имением. Мария Алексеевна, по ее словам, писала мужу, прося, чтобы он ее «к себе взял», но получила отказ «с ругательствами». Более того, Осип Абрамович каким-то образом тайно увез из Суйды дочь, которой не было еще и года, явно с целью шантажа. Тогда 18 мая 1776 года Мария Алексеевна по совету родных послала мужу «разводное письмо», засвидетельствованное ее братом, подполковником Кирасирского полка Михаилом Алексеевичем Пушкиным, где заявляла о своей готовности «расстаться навек» и освободить его от всяких «притязаний»; единственное ее условие было — чтобы дочь осталась при ней.

29 мая в ответном письме Осип Абрамович, подчеркивая содержащуюся в письме жены готовность отказаться от брака с ним, освободив его при этом от всех материальных обязательств, и стремясь выставить ее виновницей разрыва, соглашался как с прекращением супружеских связей, так и с оставлением у нее дочери.

Надо сказать, что обмен «разводными письмами» являлся лишь частным соглашением и не имел юридической силы, не являлся официальным расторжением брака, и это имело существенное значение в ходе дальнейших событий.

Мария Алексеевна, лишенная средств к существованию, уехала с дочерью в деревню к своему отцу, чтобы у него поселиться. Но здесь ее ожидал новый удар: отец, которому было тогда 60 лет, внезапно умер. Позже она так писала об этом: «Будучи я так нагло покинута с малолетнею дочерью и оставшись без всякого пропитания, принуждена была ехать в деревню к родителю моему, который, увидев меня в таком бедственном состоянии, получил паралич, от которой болезни и скончался...» В течение трех лет Мария Алексеевна вынуждена была жить с дочерью у родных, главным образом у брата, на правах «бедной родственницы», лишенная, по ее словам, «способов не токмо, чтоб дать дочери приличное благородной особе воспитание, но и необходимого к своему содержанию».

Осип Абрамович отправился в Псков. Этот город выбрал он не случайно. Ведь недалеко от Пскова находились родовые ганнибаловские имения. Будучи «из дворян Псковской губернии», он мог рассчитывать получить здесь службу по дворянским выборам. И действительно, вскоре был избран первым заседателем Совестного суда [23] от дворян, а позже советником Псковского наместничества и продолжал служить по выборам почти три с половиной года. В это время некоторую выгоду давала ему и близость отцовских имений. В псковс…