Остров Сокровищ

 

 

 

Robert Louis Stevenson

TREASURE ISLAND

 

Вступительная статья

Виктории Хрусловой

 

Стивенсон Р. Л.

Остров Сокровищ : роман / Роберт Льюис Стивенсон ; пер. с англ. Н. Чуковского ; вступ. ст. В. Хрусловой ; худож. Наталья Леонова. – М. : Махаон, Азбука-Аттикус, 2025. – (Классная классика).

 

ISBN 978-5-389-29688-6

 

12+

 

«Остров Сокровищ» – приключенческий роман Роберта Льюиса Стивенсона, который перенесёт читателей в мир пиратов, несметных богатств и опасных приключений. Когда юный Джим Хокинс находит карту сокровищ, он даже не представляет, какое путешествие ему предстоит… Вместе с командой опытных моряков он отправится на загадочный остров, раскроет коварный план заговорщиков и не раз спасёт жизнь себе и друзьям!

 

© Чуковский Н. К., наследники,
перевод на русский язык, 2025

© Леонова Н. А., иллюстрации, 2025

© Вступительная статья, оформление.
ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025
Machaon®

«Желание и любопытство – два глаза, магически преображающие мир»

«Роберт Льюис Стивенсон – один из самых честных, самых изобретательных и самых страстных писателей в мировой литературе» – эта цитата аргентинского прозаика Хорхе Луиса Борхеса как нельзя лучше отражает впечатление, производимое личностью Стивенсона. Писатель, юрист, музыкант, репортёр – всю свою короткую жизнь этот незаурядный человек стремился к приключениям и новизне. Недаром сам он говорил, что только скучным людям мир кажется скучным местом.

Роберт Льюис Стивенсон родился 13 ноября 1850 года в Эдинбурге. Его отцом был потомственный инженер и специалист по маякам Томас Стивенсон, и до 21 года Роберт собирался продолжить семейное дело. Однако, уже получив престижную награду Эдинбургского университета за вклад в науку, юноша внезапно перевёлся на юридический факультет. Он и позже неоднократно удивлял окружающих неожиданными поступками: помолвка с певицей кабаре, путешествие на байдарках по рекам Бельгии и Франции, переселение на острова Самоа… В душе Стивенсон до последнего дня оставался романтиком, которого манили далёкие страны. Стоит ли удивляться, что именно он считается изобретателем спального мешка – незаменимой поклажи путешественника и туриста.

Свой путь в литературе Стивенсон начал с публикации очерков по истории родной Шотландии. В 1866 году он издал брошюру, приуроченную к двухсотлетию Пентландского восстания. После этого молодой автор решил сосредоточиться на описании своих странствий: несмотря на рано диагностированную болезнь бронхов, он много колесил по миру. Так на свет появились рассказ «Дорога» (1873) и две книги очерков: «Путешествие внутрь страны» (1878) и «Путешествие с ослом» (1879). «Я путешествую ради движения и попутчиков, – как-то заметил Стивенсон. – Движение – это самое прекрасное в жизни».

Именно в поездке писатель познакомился со своей будущей женой, Фрэнсис Матильдой Осборн, к тому моменту уже имевшей двоих детей: взрослую дочь и маленького сына. Общение с пасынком благотворно повлияло на творчество писателя: наблюдая за тем, как мальчик что-то увлечённо рисует, Стивенсон сам взялся за карандаш и создал карту придуманного острова. Так родился замысел «Острова Сокровищ» (1882) – приключенческого романа, поначалу изданного под псевдонимом «Капитан Джордж Нотт». И хотя первое издание успеха у публики не снискало, годом позже произведение Стивенсона разошлось большими тиражами, принеся ему мировую известность.

За одним художественным текстом последовал ряд других: историко-приключенческие романы «Принц Отто» (1885), «Похищенный» (1886) и «Чёрная стрела» (1888), сборник рассказов «Весёлые молодцы и другие истории» (1887), а также знаменитая готическая повесть «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» (1886). В этом тексте, нетипичном для Стивенсона, описывается фантастический научный эксперимент, позволивший добропорядочному доктору временно перевоплощаться в жестокого преступника. Идея о возможности сосуществования в одном теле двух настолько разных личностей оказалась чрезвычайно популярной: книга была экранизирована больше 60 раз, а само произведение нередко называют классикой «литературы ужасов».

И всё же талант Стивенсона куда охотнее обращался к прошлому, а не к будущему. Даже в авторских стихах внимательный читатель легко уловит ностальгию по давно минувшему. Так, сборник «Детский сад стихов» (1885), написанный от лица ребёнка, обращается к детским воспоминаниям писателя, а баллада «Вересковый мёд» (1880) отсылает нас к средневековым легендам. Вероятно, для Стивенсона было куда интереснее описывать мир, в котором ещё остались неизведанные человеком горизонты. Его же любимыми героями всегда оказываются энтузиасты с горящими глазами, готовые проявить мужество и стойкость в ответ на удары судьбы. Таковы храбрые воины Ричард Шелтон и Дэвид Бэлфур, таков и герой книги, которую вы держите в руках, – пятнадцатилетний Джимми, по воле случая оставляющий трактир «Адмирал Бенбоу» и отправляющийся навстречу приключениям.

В центре романа «Остров Сокровищ» – история противостояния честных моряков и пиратской шайки. Обнаружив в сундуке старого матроса карту, способную привести к сокровищам пирата Флинта, отважный юноша Джим Хокинс решает отправиться на поиски легендарного клада. Его замысел поддерживают как благородный доктор Ливси, так и бесстрашный сквайр Трелони. Последний на свои деньги фрахтует судно и набирает команду опытных мореплавателей. Уже одолев две трети пути, герои узнаю́т, что большая часть команды, от одноногого кока Джона Сильвера до боцмана Джоба Эндерсона, – пираты, а значит, всем честным людям на корабле грозит опасность. Смогут ли друзья противостоять нависшей угрозе и вернуться домой?..

 

Виктория Хруслова

Глава I

Старый морской волк в трактире «Адмирал Бенбоу»

Сквайр [1] Трелони, доктор Ливси и другие джентльмены попросили меня написать всё, что я знаю об острове Сокровищ. Им хочется, чтобы я рассказал всю историю, с самого начала до конца, не скрывая никаких подробностей, кроме географического положения острова. Указывать, где лежит этот остров, в настоящее время ещё невозможно, так как и теперь там хранятся сокровища, которых мы не вывезли оттуда. И вот в нынешнем, 17.. году я берусь за перо и мысленно возвращаюсь к тому времени, когда у моего отца был трактир «Адмирал Бенбоу» [2] и в этом трактире поселился старый загорелый моряк с сабельным шрамом на щеке.

Я помню, словно это было вчера, как, тяжело ступая, он дотащился до наших дверей, а его морской сундук везли за ним на тачке. Это был высокий, сильный, грузный мужчина со смуглым лицом. Просмолённая косичка торчала над воротом его засаленного синего кафтана. Руки у него были шершавые, в каких-то рубцах, ногти чёрные, поломанные, а сабельный шрам на щеке – грязновато-белого цвета, со свинцовым оттенком. Помню, как незнакомец, посвистывая, оглядел нашу бухту и вдруг загорланил старую матросскую песню, которую потом пел так часто:

Голос у него был стариковский, дребезжащий, визгливый, как скрипучая вымбовка [3].

И палка у него была как гандшпуг [4]. Он стукнул этой палкой в нашу дверь и, когда мой отец вышел на порог, грубо потребовал стакан рому.

Ром был ему подан, и он с видом знатока принялся не спеша смаковать каждый глоток. Пил и поглядывал то на скалы, то на трактирную вывеску.

– Бухта удобная, – сказал он наконец. – Неплохое место для таверны. Много народу, приятель?

Отец ответил, что нет, к сожалению, очень немного.

– Ну что же! – сказал моряк. – Эта якорная стоянка как раз для меня... Эй, браток! – крикнул он человеку, который катил за ним тачку. – Подгребай-ка сюда и помоги мне втащить сундук... Я поживу здесь немного, – продолжал он. – Человек я простой. Ром, свиная грудинка, яичница – вот и всё, что мне нужно. Да вон тот мыс, с которого видны корабли, проходящие по морю... Как меня называть? Ну что же, зовите меня капитаном... Эге, я вижу, чего вы хотите! Вот!

И он швырнул на порог три или четыре золотые монеты.

– Когда эти кончатся, можете прийти и сказать, – проговорил он грозно и с видом командира взглянул на отца.

И действительно, хотя одежда у него была плоховата, а речь отличалась грубостью, он не был похож на простого матроса. Скорее его можно было принять за штурмана или шкипера, который привык, чтобы ему подчинялись, и любит давать волю своему кулаку. Человек с тачкой рассказал нам, что незнакомец прибыл вчера утром на почтовых в «Гостиницу короля Георга» и расспрашивал там обо всех постоялых дворах, расположенных поблизости от моря. Должно быть, услышав о нашем трактире хорошие отзывы и узнав, что он стоит на отлёте, капитан решил поселиться у нас. Вот и всё, что удалось нам узнать о своём постояльце.

Человек он был молчаливый. Целыми днями бродил по берегу бухты или взбирался на скалы с медной подзорной трубой. По вечерам он сидел в общей комнате в самом углу, у огня, и пил ром, слегка разбавляя его водой. Он не отвечал, если с ним заговаривали. Только окинет свирепым взглядом и засвистит носом, как корабельная сирена в тумане. Вскоре мы и наши посетители научились оставлять его в покое. Каждый день, воротившись с прогулки, он справлялся, не проходили ли по нашей дороге какие-нибудь моряки. Сначала мы думали, что ему не хватает компании таких же забулдыг, как он сам. Но под конец мы стали понимать, что он желает быть подальше от них. Если какой-нибудь моряк, пробираясь по прибрежной дороге в Бристоль, останавливался в «Адмирале Бенбоу», капитан сначала разглядывал его из-за дверной занавески и только после этого выходил в гостиную. В присутствии подобных людей он всегда сидел тихо, как мышь.

Я-то знал, в чём тут дело, потому что капитан поделился со мной своей тревогой. Однажды он отвёл меня в сторону и пообещал платить мне первого числа каждого месяца по четыре пенса серебром, если я буду «в оба глаза смотреть, не появится ли где моряк на одной ноге», и сообщу ему сразу же, как только увижу такого. Когда наступало первое число и я обращался к нему за обещанным жалованьем, он только трубил носом и свирепо глядел на меня. Но не проходило и недели, как, подумав, он приносил мне монетку и повторял приказание не пропустить «моряка на одной ноге».

Ну и натерпелся я страху с этим одноногим моряком! Он преследовал меня даже во сне. Бурными ночами, когда ветер сотрясал все четыре угла нашего дома, а прибой ревел в бухте и в утёсах, он снился мне на тысячу ладов, в виде тысячи разных дьяволов. Нога была отрезана у него то по колено, то по самое бедро. Порою он казался мне каким-то страшным чудовищем, у которого одна-единственная нога растёт из самой середины туловища. Он гонялся за мной на этой одной ноге, перепрыгивая через плетни и канавы. Недёшево доставались мне мои четыре пенса каждый месяц: я расплачивался за них этими отвратительными снами.

Но, как ни страшен был для меня одноногий моряк, самого капитана я боялся гораздо меньше, чем все остальные. В иные вечера он выпивал столько рому с водой, что голова у него шла ходуном, и тогда он долго оставался в трактире и распевал свои старинные, дикие, жестокие морские песни, не обращая внимания ни на кого из присутствующих. А случалось и так, что он приглашал всех к своему столу, требовал стаканы и заставлял оробевших собутыльников либо слушать его рассказы о морских приключениях, либо подпевать ему хором. Стены нашего дома содрогались тогда от «Йо-хо-хо, и бутылка рому», так как все посетители, боясь его неистового гнева, старались перекричать один другого и петь как можно громче, лишь бы капитан остался ими доволен, потому что в такие часы он был необузданно грозен: то стучал кулаком по столу, требуя, чтобы все замолчали; то приходил в ярость, если кто-нибудь перебивал его речь, задавал ему какой-нибудь вопрос; то, наоборот, свирепел, если к нему не обращались с вопросами, так как, по его мнению, это доказывало, что слушают его невнимательно. Он никого не выпускал из трактира – компания могла разойтись лишь тогда, когда им овладевала дремота от выпитого вина и он, шатаясь, ковылял к своей постели.

Но страшнее всего были его рассказы. Ужасные рассказы о виселицах, о хождении по доске [5], о штормах и об островах Драй Тортугас [6], о разбойничьих гнёздах и разбойничьих подвигах в Испанском море [7].

Судя по его рассказам, он провёл всю свою жизнь среди самых отъявленных злодеев, какие только бывали на море. А брань, которая вылетала из его уст после каждого слова, пугала наших простодушных деревенских людей не меньше, чем преступления, о которых он говорил.

Отец постоянно твердил, что нам придётся закрыть наш трактир: капитан отвадит от нас всех посетителей. Кому охота сносить такие издевательства и дрожать от ужаса по дороге домой! Однако я думаю, что капитан, напротив, приносил нам скорее выгоду. Правда, посетители боялись его, но через день их снова тянуло к нему. В тихую, захолустную жизнь он внёс что-то необычное, яркое. Среди молодёжи нашлись даже поклонники капитана, заявлявшие, что они восхищаются им. «Настоящий морской волк, насквозь просоленный морем!» – говорили они.

По их словам, именно благодаря таким людям Англия и стала грозою морей.

Но, с другой стороны, этот человек и вправду приносил нам убытки. Неделя проходила за неделей, месяц за месяцем; деньги, которые он дал нам при своём появлении, давно уже были истрачены, а новых денег он не платил, и у отца не хватало духу потребовать их. Стоило отцу заикнуться о плате, как капитан с яростью принимался сопеть – это было даже не сопение, а рычание; он так грозно смотрел на отца, что тот в ужасе вылетал из комнаты. Я видел, как после подобных попыток он в отчаянии ломал себе руки. Для меня нет сомнения, что эти страхи значительно ускорили горестную и преждевременную кончину отца.

За всё время, покуда капитан жил у нас, он ходил в одной и той же одежде, только приобрёл у разносчика несколько пар чулок. Один край его шляпы обвис; капитан так и оставил его, хотя при сильном ветре это было большим неудобством. Я хорошо помню, какой у него был драный кафтан; сколько он ни чинил его наверху, в своей комнате, в конце концов кафтан превратился в лохмотья.

Никаких писем он никогда не писал и не получал ниоткуда. И никогда ни с кем не вступал в разговор, разве только с соседями, да и то если был очень пьян. И никто из нас никогда не видел, чтобы он открывал свой сундук.

Только один-единственный раз капитану посмели перечить, и то произошло это в самые последние дни, когда мой несчастный отец был при смерти.

Как-то вечером к больному пришёл доктор Ливси. Он осмотрел пациента, наскоро съел обед, которым угостила его моя мать, и спустился в общую комнату выкурить трубку, поджидая, когда приведут его лошадь. Лошадь осталась в деревушке, так как в старом «Бенбоу» не было конюшни.

В общую комнату проводил его я и помню, как этот изящный, щегольски одетый доктор в белоснежном парике, черноглазый, учтивый, поразил меня своим несходством с деревенскими увальнями, посещавшими наш трактир. Особенно резко отличался он от нашего вороньего пугала, неряшливого, мрачного, грузного пирата, который надрызгался рому и сидел, навалившись локтями на стол.

Вдруг капитан заревел свою вечную песню:

Первое время я думал, что «сундук мертвеца» – это тот самый сундук, который стоит наверху, в комнате капитана.

В моих страшных снах этот сундук нередко возникал передо мною вместе с одноногим моряком. Но мало-помалу мы так привыкли к этой песне, что перестали обращать на неё внимание. В этот вечер она была новостью только для доктора Ливси и, как я заметил, не произвела на него приятного впечатления. Он сердито поглядел на капитана, прервав свой разговор со старым садовником Тейлором о новом лекарстве от ревматизма. А между тем капитан, разгорячённый своим собственным пением, ударил кулаком…