КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ

Рюноскэ Акутагава родился 1 марта 1992 года в г. Токио, в районе Кёобаси-ку, Ирибунэ-чоо, в семье зажиточных родителей. Отец его — Кайзоо Ниихара — происходил из военного сословия. Восемнадцатилетним юношей, в 1876 году, К. Ниихара принимал участие в так называемом бунте Хаги. После усмирения бунта он бежал в горы Хаконэ, недалеко от Токио, и здесь занялся молочным хозяйством. Впоследствии он переехал в Токио и расширил свое предприятие, открыв две молочных фермы в Синдзюку и Ирибунэ-чоо. Мать Рюноскэ — Фуку — в девичестве носила фамилию Акутагава, происходя из старинной семьи Акутагава, несколько поколений которой служили при дворе сёогунов Токугава. При рождении Рюноскэ отцу его было 42 года, а матери — 33 года. Так как оба эти возраста суеверными японцами считаются «черными годами», — первый для мужчин, а второй для женщин, — то, чтобы не навлечь несчастья на новорожденного, на семейном совете было решено, в согласии с обычаем, считать младенца подкидышем. Рюноскэ был фиктивно подброшен к Асадзироо Мацумура, управляющему отделением молочной фермы отца в Ниппори.

На девятом месяце после рождения Рюноскэ мать впала в тихое помешательство, после чего Рюноскэ был передан в семью ее старшего брата Мичиаки Акутагава и был усыновлен последним. Район Хондзё-ку, где проживал М. Акутагава, особенно кварталы Сомнзо, Рёогоку, Оокавабата и др., до настоящего времени еще хранят облик городских улиц феодального Эдо. Здесь прошли детские годы Рюноскэ, в атмосфере старинного семейного уклада, царившего в доме приемного отца, и среди наполнявших отцовскую библиотечку старинных книг с фантастическими повестями о чудовищах и привидениях, во вкусе китайской литературы. К этим книгам и к чтению вообще Рюноскэ пристрастился с малых лет. Серенький пейзаж улиц Хондзё и жуткий фантастический мир, раскрывшийся ребенку из книг, оставили неизгладимый след в душе Рюноскэ и отразились в какой-то мере на всем его миросозерцании.

С шести лет он был отдан в детский сад при начальном училище Коотоо, которое находилось рядом со знаменитым буддийским храмом Экооин, а с семи лет Рюноскэ начал ходить и в самое училище. Учился он успешно, но не отличался хорошим здоровьем: был слабосилен, тщедушен, истеричен, часто доходил до состояния, называемого в просторечье «родимчиком». К здоровым физически Рюноскэ питал поэтому зависть, граничившую с ненавистью, в чем он сам признавался.

Посещая начальное училище, Рюноскэ не оставлял чтения, пристрастившись к нему еще больше. Все, что имелось в библиотечке приемного отца, было перечитано. Тогда Рюноскэ стал брать книги на прочтение из ближайшей книжной лавки, Литература была типа лубочной, большею частью переделки из китайских фантастических романов, как «Сайюуки», «Суйкодан» и «Хаккэн-дэн» («История восьми собак»), из романов легкого жанра японских писателей эпохи Эдо-Вакина, Самма, Икку, из драм Чикамацу и т.п.

Одиннадцати лет Рюноскэ лишился матери, так и скончавшейся в состоянии тихого помешательства. Приблизительно с того же возраста Рюноскэ приступил к изучению английского языка и классической китайской литературы. Из японских писателей его умом владел в то время Рока Токутоми, в частности его произведения «Природа и жизнь» («Сизэн то дзинсэй») и «Воспоминания» («Омонда но ки»). К этому же времени относится издание Рюноскэ вместе с другими товарищами по классу школьного журнала «Мир на восходе солнца» («Хино-дэ-кай»), в котором Рюноскэ поместил свои первые рассказы «Великий пират» («Дай-кайзоку»), «Добро пожаловать» («Вэлл-кам»), «Удивительное» («Фусиги»), «Европейские сказки» («Сайёо отогия) и несколько мелких произведений. Журнал просуществовал около гола. Рюноскэ с большим увлечением отдавался сочинительству, сам редактировал журнал и даже рисовал для него обложки.

В 1905 году, четырнадцати лет, Рюноскэ поступил в 3-ью Токийскую губернскую гимназию. Учился он и здесь хорошо, хотя мало уделял времени на приготовление уроков. Большая часть свободного времени у него уходила на чтение, которое становилось все серьезнее и выше по качеству. Его любимыми писателями сделались Кёока Изуми, Соосэки Нацумэ и Оогай Мори, — крупнейшие писатели эпохи Мэйдзи. За свою страсть к чтению, прогрессировавшую в ущерб его физическому развитию, Рюноскэ постоянно подвергался насмешкам товарищей и учителей. Это больно задевало его самолюбие, вызывало в душе протест, отталкивало от школьной среды, заставляло замыкаться в себе, усугубляло одиночество и способствовало развитию гордости. Одновременно росло в его душе отвращение к бедности, о чем Рюноскэ пишет в автобиографическом рассказе «Полжизни Дайдоодзи Синсука» («Дайдоодки Синсукэ но хансай»).

«Семья Синсукэ была бедна. Впрочем, это не была бедность людей низшего класса, гнездящихся под одной крышей в многоквартирных домах. Это была бедность людей, принадлежащих к нижнему слою среднего сословия, тянущихся из последних сил, чтобы соблюсти внешние приличия. Отец его, чиновник в отставке, едва сводил концы с концами, живя с семьей в пять человек и прислугой на единственный, если не считать процентов на кой-какие сбережения, доход — пенсию в размере 500 иен в год. Естественно, приходилось во всем соблюдать строгую экономию. Семья размещалась в небольшом доме, правда, имевшем маленький садик и даже забор с воротами, но состоявшем всего из пяти комнат, включая и переднюю.

«Синсукэ рано пришлось испытать вкус бедности, веявшей от его пахнувшего лаком столика с неохотно выдвигавшимся ящиком. Он рано возненавидел ложь, сопряженную с бедностью. Мать, покупавшая пирожные в соседней лавчонке и перекладывавшая их в коробку с маркой первоклассной кондитерской «Фуугецу», когда требовалось сделать кому-либо подарок, отец, отказывавший ему в покупке китайско-японского словаря под предлогом нежелания потворствовать нездоровым литературным увлечениям сына и читавший ему наставления о пользе экономии и о достоинствах военных видов спорта, — все это отдавало ложью бедности, которую Синсукэ возненавидел лютой ненавистью, оставившей в его сердце неизгладимый след».

По окончании гимназии, в 1910 голу Рюноскэ без экзамена был принят в 1-ый Колледж (Коотоо-гаккоо) на отделение английской литературы. Здесь его товарищами по классу оказались будущие писатели: Масао Кума, Кан Кикучи, Юузов Ямамото, Юзуру Мацуока и др.

Впрочем, в то время у самого Рюноскэ еще не было намерения стать писателем. Больше привлекала его мысль выдвинуться на пути духовного совершенствования, причем сколько-нибудь конкретного содержания в эту мысль Рюноскэ не вкладывал. Путь должны были указать философы, за чтение которых Рюноскэ и принялся. Бергсон его разочаровал, атеистический материализм Ламетри не удовлетворил, «Критику чистого разума» Канта он дочитал лишь до четвертой страницы. Зато Ницше и Шопенгауэр овладели его умом. Но обстоятельному знакомству с философией мешали отсутствие необходимой подготовки, недостаток терпения и склад характера, «слишком чувствительный для того, чтобы довольствоваться пищей отвлеченных понятий». Ощущение, какой-то пустоты в душе не покидало Рюноскэ. По его собственному признанию, он стал пессимистом, еще не познакомившись с произведениями пессимистической философии. В «Афоризмах» Шопенгауэра он нашел своему пессимизму убедительное оправдание.

С писательством дело не ладилось. «Из-под пера не выливалось ничего, кроме междометий». Рюноскэ попробовал взяться за переводы иностранной литературы, но скоро разочаровался и в этом, придя к сознанию, что переводить чужие произведения — то же самое, что ходить в картинную галерею и копировать чужие картины. Среди этих метаний оставалась одна страсть, которой Рюноскэ не изменял: страсть к чтению.

В тогдашнем литературном мире Японии главенствовало течение, получившее название натурализма. В центре внимания читательских кругов были Тургенев, Ибсен, Мопассан. Но Рюноскэ не ограничивался этими писателями; с такой жадностью он читал и Оскара Уайльда, и Теофиля Готье, и Стриндберга, и Романа Роллана, и китайские романы, и романы японских писателей-гуманистов, Наоя Сига и Санзацу Мусякоодзи. Феноменальная память и острый ум помогали Рюноскэ извлекать обильную пищу из этого широкого и разностороннего чтения, на котором воспитывался литературный вкус Рюноскэ и его замечательный литературный стиль. Какую роль играла книга в формировании писательского склада Рюноскэ, можно судить из его собственных слов:

«Книге он был обязан всем. Для познания человеческой жизни он не занимался наблюдением людей на улице. Скорее, для наблюдения проходящих по улице людей, он обращался к изучению человеческой жизни по книге. Возможно, что для познания жизни такой путь был слишком извилист и далек. Но прохожие на улице оставались для него только прохожими. Для него не было другого способа узнать их, кроме как…