Берсеркер. Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти
Fred Saberhagen
BERSERKER
Copyright © 1967 by Fred Saberhagen
BROTHER ASSASSIN
Copyright © 1969 by Fred Saberhagen
BERSERKER’S PLANET
Copyright © 1975 by Fred Saberhagen
Published in agreement with the author,
c/o BAROR INTERNATIONAL, INC., Armonk, New York, U.S.A.
All rights reserved
Перевод с английского
Оксаны Степашкиной, Александра Филонова,
Леонида Шестакова
Серийное оформление Виктории Манацковой
Оформление обложки Татьяны Павловой
Иллюстрация на обложке Виталия Еклериса
Саберхаген Ф.
Берсеркер : Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти : романы / Фред Саберхаген ; пер. с англ. О. Степашкиной, А. Филонова, Л. Шестакова. — СПб. : Азбука, Издательство АЗБУКА, 2025. — (Звезды новой фантастики).
ISBN 978-5-389-30324-9
16+
Давным-давно где-то в глубинах Вселенной встретились две расы разумных существ, и начали войну на взаимное уничтожение, и преуспели в этом. Единственное наследие той войны — абсолютное оружие, которое ей же и положило конец, машины-убийцы, наделенные компьютерным сознанием. Продвигаясь по Галактике, эти корабли величиной с планету уничтожают на своем пути все живое, потому что такова главная задача, заложенная в них создателями.
И теперь они добрались до окраин освоенного людьми космоса.
Люди нарекли их берсеркерами. Люди тоже умеют воевать. Люди приняли вызов.
В этот сборник вошли первые произведения цикла. В «Маске Марса» человеческой психике снова и снова придется вступать в единоборство с ничуть не менее изощренной и противоречивой психикой машин. В «Брате берсеркере» война продолжится не только в пространстве, но и во времени. А в «Планете смерти» израненный и обезумевший вражеский корабль найдет себе тайное убежище и даже создаст собственный религиозный культ.
© А. В. Филонов, перевод, 1999
© Л. С. Шестаков, перевод, 2025
© О. М. Степашкина, перевод, 1999
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательство АЗБУКА», 2025
Издательство Азбука®
Пролог
Я, Третий историк кармпанской расы, в благодарность расе выходцев с Земли за оборону моего мира, запечатлел здесь свое фрагментарное видение их великой битвы против нашего общего врага.
Это видение сложилось — крупица по крупице — на основе моих прошлых и нынешних контактов с чуждыми для меня разумами людей и машин. В них я зачастую прозревал образы и переживания, непостижимые для меня, однако все увиденное мной существует на самом деле. И посему я правдиво запечатлел деяния и слова выходцев с Земли — великих, малых и рядовых, слова и даже тайные помыслы ваших героев и ваших предателей.
Глядя в прошлое, я узрел, как в двадцатом столетии по вашему христианскому календарю ваши праотцы построили на Земле первые радиодетекторы, способные измерить глубины межзвездных пространств. И в день, когда они впервые уловили шепот наших инопланетных голосов, долетевший до них сквозь чудовищную бездну, звездная Вселенная стала реальностью для всех земных народов и племен.
Они осознали, что их окружает настоящий мир: Вселенная, немыслимо странная и грандиозная, быть может даже враждебная, окружает всех землян до единого, обратив их планету в крохотную пылинку. И, подобно дикарям, жившим на крохотном островке и вдруг осознавшим, что за морями существуют громадные государства, ваши народы — угрюмо, недоверчиво, чуть ли не вопреки собственной воле — мало-помалу забыли свои мелочные раздоры и дрязги.
В том же столетии люди старой Земли впервые шагнули в космос. И стали изучать наши инопланетные голоса, если могли их расслышать. А когда люди старой Земли научились путешествовать быстрее света, они пошли на голос, дабы отыскать нас.
Наши расы, ваша и моя, принялись изучать друг друга с огромной любознательностью, но притом с величайшей осмотрительностью и галантностью. Мы, кармпане, и наши старшие друзья куда пассивнее вас. Мы живем в других условиях, и наши мысли большей частью принимают другие направления. Мы не представляли угрозы для Земли. Мы видели, что наше присутствие ничуть не стеснило землян; в физическом и интеллектуальном отношении им приходилось буквально вставать на носки, чтобы дотянуться до нас. А мы пускали в ход все свое искусство, дабы сохранять мир. Увы и ах, ведь близился немыслимый день — день, когда мы пожалели, что не воинственны!
Вы, уроженцы Земли, отыскивали необитаемые планеты, где могли процветать под теплыми лучами солнц, чрезвычайно похожих на ваше собственное. Вы рассеялись по единственному отрезку одной ветви нашей медленно вращающейся Галактики, основав колонии — большие и малые. Вашим первопроходцам и поселенцам Галактика уже начала казаться дружелюбной, изобилующей целинными планетами, которые истомились в ожидании ваших мирных трудов.
Чуждая безграничность, окружавшая вас, казалось, не представляет ни малейшей угрозы. Воображаемые опасности скрылись за горизонтом молчания и безбрежности. И вы снова позволили себе такую роскошь, как опасные конфликты, грозящие самоубийственным насилием.
На планетах не было законов, обязательных к исполнению. В каждой из ваших колоний отдельные вожди хитростью или силой добивались личной власти, отвлекая свои народы реальными или воображаемыми опасностями, исходящими от прочих выходцев с Земли.
Дальнейшие исследования были отложены в те самые дни, когда до вас долетели новые, непостижимые радиоголоса, что шли из дальних пространств за форпостами вашей цивилизации, — странные голоса, чреватые смертельной опасностью, оперировавшие только математическими категориями. Обитатели Земли и земных колоний, охваченные взаимными подозрениями, начали страшиться друг друга, стремительно обучая войска и вооружаясь в предчувствии грядущей войны.
И именно в этот момент готовность к кровопролитию, временами ставившая вас на грань самоуничтожения, помогла вам спастись. Нам же, кармпанским наблюдателям, беспристрастным свидетелям и созерцателям разумов, казалось, что вы несли сокрушительную военную мощь через всю свою историю, зная, что в конце концов она понадобится, что пробьет час, когда вам не поможет ничто менее ужасное, чем война.
И вот час пробил, наш враг явился без предупреждения, а ваши неисчислимые военные флоты были наготове. Вы рассыпались, окопавшись на десятках планет, и вооружились до зубов. Именно благодаря вам кое-кто из вас и из нас жив по сей день.
Познания кармпанцев в психологии и логике, наша проницательность и деликатность не принесли нам ни малейшей пользы. А пускать в ход миротворческие умения, миролюбие и терпимость было бессмысленно, ибо наш враг не был живым.
Так что же есть мысль, если породить ее подобие способен даже механизм?
Без единой мысли
Машина представляла собой чудовищную крепость, совершенно безжизненную, посланную ее давно умершими хозяевами, чтобы уничтожать все живое. Она и ей подобные достались Земле после войны между неведомыми межзвездными империями, разыгравшейся в незапамятные времена.
Одна такая машина, зависнув над планетой, освоенной людьми, могла за два дня обратить ее поверхность в выжженную пустыню, окутанную тучами пара и пыли в сотни миль толщиной. Эта машина сейчас проделала нечто подобное.
В своей целеустремленной, бессознательной войне против жизни она не прибегала ни к какой предсказуемой тактике. Неведомые древние стратеги построили ее в качестве случайного фактора, чтобы запустить на вражескую территорию ради причинения максимального ущерба. Люди полагали, что ход битвы зависит от хаотичного распада атомов в слитке долгоживущего изотопа, запрятанного глубоко внутри машины, и предсказать его не в состоянии ни один противостоящий ей мозг — ни человеческий, ни электронный.
Люди назвали эту машину берсеркером.
Дел Мюррей, в прошлом — специалист по компьютерам, наделил бы ее множеством других имен, но сейчас ему было недосуг сотрясать воздух попусту: он метался по тесной кабине одноместного истребителя, лихорадочно меняя блоки аппаратуры, поврежденные во время последней стычки, когда ракета берсеркера едва не угодила в истребитель. Вместе с ним по кабине летало животное, смахивавшее на крупного пса с обезьяньими руками и державшее в почти человеческих ладонях аварийные заплаты. В воздухе висела дымка. Как только ее колыхание выдавало место утечки воздуха, собака-обезьяна бросалась туда, чтобы наложить заплату.
— Алло, «Наперстянка»! — крикнул человек в надежде, что радио снова заработало.
— Алло, Мюррей, «Наперстянка» слушает! — внезапно разнесся по кабине громкий голос. — Насколько близко ты подобрался?
Дел был чересчур измучен, чтобы радоваться восстановлению связи.
— Скажу через минуточку. По крайней мере, он перестал в меня палить. Шевелись, Ньютон.
Инопланетное животное под названием «айян» — не только компаньон, но и помощник — покинуло свое место у ног человека и решительно отправилось латать корпус.
Поработав еще с минуту, Дел снова пристегнулся к противоперегрузочному креслу с толстой обивкой, установленному перед чем-то вроде панели управления. Последняя ракета, разминувшаяся с кораблем буквально на волосок, осыпала кабину градом мельчайших осколков, превратив обшивку в решето. Просто чудо, что ни человека, ни айяна даже не оцарапало.
Радар снова заработал, и Дел сообщил:
— «Наперстянка», я примерно в девяноста милях от него. С противоположной стороны от вас.
Проще говоря, в той самой позиции, которую он стремился занять с самого начала космического боя.
Оба земных корабля и берсеркер находились в половине светового года от ближайшего светила. Пока рядом с ним были два корабля, берсеркер не мог совершить скачок из нормального пространства и устремиться к беззащитным колониям на планетах этого светила. Экипаж «Наперстянки» состоял всего из двух человек. Техники у них имелось больше, чем у Дела, но оба человеческих корабля по сравнению с противником были всего лишь пылинками.
На экране радара Дел видел древнюю металлическую развалину, величиной почти не уступавшую земному штату Нью-Джерси. Человеческое оружие оставило в ней пробоины и кратеры размером с остров Манхэттен и оплавленные подпалины, напоминающие озера.
Но берсеркер все еще обладал колоссальной мощью. Пока что ни одному человеку не удавалось выйти живым из боя с ним. Да и теперь он мог прихлопнуть корабль Дела, как комара, и лишь понапрасну растрачивал на него свои непредсказуемые ухищрения. И все же сама эта обходительность вселяла в душу особый ужас. Люди никогда не могли напугать этого врага так, как он пугал их. Согласно тактике землян, основанной на горьком опыте, атаковать берсеркера должны были три корабля одновременно. «Наперстянка» да Мюррей — только два. Третий корабль якобы был в пути, но все еще в восьми часах лета от этого места: двигался на скорости «Эс-плюс», вне нормального пространства. До его прибытия «Наперстянке» и Мюррею следовало сдерживать берсеркера, раздумывавшего над своими непредсказуемыми действиями. Тот в любой момент мог либо напасть на один из кораблей, либо попытаться оторваться. Мог часами выжидать, пока они не сделают первый ход, но наверняка даст бой, если люди перейдут в атаку. Он выучил язык земных звездоплавателей и мог попытаться завязать беседу. Но в конце концов непременно постарался бы уничтожить их, как и все живое на своем пути. Таким был фундаментальный приказ, отданный древними военачальниками.
Тысячи лет назад он без труда распылил бы кораблики вроде тех, что ныне преградили ему дорогу, хотя они и несли термоядерные боеголовки. Но электронные чувства подсказали ему, что накопившиеся повреждения подорвали его силы. Да и многовековые бои на просторах Галактики, видимо, научили его осмотрительности.
Внезапно датчики Дела показали, что позади его корабля формируется силовое поле — будто сомкнутые лапы исполинского медведя, преграждавшие утлому кораблику путь к отступлению. Дел ждал смертельного удара, а его дрожащие пальцы зависли над красной кнопкой, чтобы выпустить по берсеркеру сразу все ракеты. Но если атаковать в одиночку или даже в паре с «Наперстянкой», адская машина отразит натиск, сокрушит корабли и двинется дальше — уничтожать очередную беззащитную планету. Для атаки нужны три корабля. Нажатие на красную кнопку, запускающую ракеты, — просто жест отчаяния.
Дел уже начал докладывать «Наперстянке» о силовых полях, когда его разум уловил первые признаки атаки иного рода.
— Ньютон! — резко бросил он, не отключая канал связи со вторым кораблем. Пускай там поймут, что́ вот-вот случится.
Айян мгновенно выскочил из противоперегрузочного кресла и встал перед Делом как загипнотизированный, сосредоточив все внимание на человеке. Дел порой хвастался: «Покажите Ньютону рисунок с разноцветными огоньками, убедите его, что это изображение пульта управления, и он будет давить на кнопки или на то, что вы ему укажете, пока показания пульта не станут соответствовать картинке».
Но ни один айян не обладает человеческими способностями к обучению и творчеству на абстрактном уровне — и Дел передал корабль под командование Ньютона.
Выключив бортовые компьютеры — во время надвигающейся атаки, уже дававшей себя знать, они оказались бы такими же бесполезными, как и его собственный мозг, — Дел сказал Ньютону:
— Ситуация «Зомби».
Животное мгновенно сделало, как его учили: крепко схватило руки Дела и прижало их, одну за другой, к подлокотникам кресла, где были заранее закреплены наручники.
Тяжелый опыт дал людям кое-какие познания о ментальном оружии берсеркеров, хотя принцип его действия оставался неизвестным. Воздействие нарастает исподволь и продолжается не более двух часов, после чего берсеркеру, по-видимому, приходится отключать его на такое же время. Но под воздействием луча и человеческий, и электронный мозг лишаются возможности планировать или предсказывать последствия событий — причем не осознают собственную недееспособность.
Делу казалось, что такое уже случалось прежде, быть может даже не раз. Ньютон, этот забавный тип, зашел в своих шуточках чересчур далеко: бросил свои любимые игрушки — коробочки с цветными бусинами — и принялся манипулировать рукоятками панели управления. А чтобы не вовлекать в свою игру Дела, ухитрился привязать его к креслу. Просто возмутительное поведение, особенно в самый разгар боя. Тщетно попытавшись освободить руки, Дел окликнул Ньютона. Тот преданно заскулил, но остался у пульта.
— Ньют, собака ты эдакая, развяжи меня сейчас же. Я знаю, что надо сказать: восемь десятков и еще семь лет... Эй, Ньют, а где твои игрушки? Дай-ка глянуть на твои миленькие бусики.
В корабле остались сотни коробочек с товаром — разноцветными бусинами, которые Ньютон обожал сортировать и перекладывать туда-сюда. Довольный своей хитростью, Дел принялся озираться, тихонько хихикая. Надо отвлечь Ньютона при помощи бус, а после... смутная мысль растворилась в фантазиях помраченного рассудка.
Ньютон время от времени поскуливал, но оставался у пульта, передвигая рукоятки управления в определенной последовательности, которой его обучили, совершая отвлекающие маневры, призванные ввести берсеркера в заблуждение и заставить считать, что личный состав корабля по-прежнему находится в полной готовности. Но к большой красной кнопке он не подносил руку даже близко. Нажать на нее он должен был лишь в том случае, если бы ощутил смертельную боль или увидел, что Дел мертв.
— Ага, понял вас, Мюррей, — время от времени доносилось по радио, словно в ответ на сообщение. Иногда экипаж «Наперстянки» добавлял пару слов или цифр, которые могли что-нибудь означать. Дел ломал голову над тем, что они там городят.
Наконец до него дошло: «Наперстянка» пытается поддерживать видимость того, что кораблем Дела по-прежнему управляет ясный разум. Потом в его душе вспыхнул страх: Дел осознал, что опять оказался под ударом ментального оружия. Погруженный в раздумья берсеркер, полугений-полуидиот, воздержался от продолжения атаки, когда успех был гарантирован, — то ли он в самом деле обманулся, то ли желал любой ценой быть непредсказуемым.
— Ньютон!
Услышав перемену в интонации человека, животное оглянулось. Теперь Дел мог сообщить Ньютону, что можно отпустить хозяина без малейшего риска, — фраза была чересчур длинной, и человек, находящийся под воздействием ментального луча, не произнес бы ее связно.
— ...Никогда не исчезнут с лика земли, — договорил он, и Ньютон, взвизгнув от радости, разомкнул наручники. Дел тотчас же повернулся к микрофону.
— «Наперстянка», очевидно, луч отключен, — разнесся голос Дела по рубке более крупного корабля.
— Он снова у руля! — с облегчением вздохнул командир.
— Из чего следует, — откликнулся второй пилот (третьего не предполагалось), — что в ближайшие два часа у нас есть шанс дать бой. Я за то, чтобы атаковать сейчас же!
Но командир лишь покачал головой — медленно, но твердо.
— С двумя кораблями шансов почти нет. До подхода «Штуковины» меньше четырех часов. Если мы хотим победить, то должны тянуть время. Я атакую, как только он в следующий раз выкрутит Делу мозги! По-моему, мы не смогли одурачить его ни на миг... до нас ментальный луч не достанет, но Делу уже не отвалить. А айяну нипочем не дать бой вместо него. Как только Дел отключится, у нас не будет ни единого шанса.
— Подождем, — отозвался командир, неустанно обегая взглядом пульт. — Не факт, что он перейдет в нападение, как только пустит луч...
И вдруг берсеркер заговорил. Радиоголос отчетливо прозвучал в рубках обоих кораблей:
— У меня есть для тебя предложение, маленький корабль.
Голос его ломался, как у подростка, потому что фраза была составлена из слов и слогов, которые произнесли плененные берсеркером люди обоих полов и разного возраста.
«Обрывки человеческих эмоций, рассортированные, будто бабочки на булавках», — подумал командир. Не было ни малейших оснований предполагать, что после изучения языка берсеркер оставил пленников в живых.
— Ну?
Голос Дела, по контрасту, был зычным и выразительным.
— Я изобрел игру, в которую мы могли бы сыграть. Если ты будешь играть достаточно хорошо, я не стану убивать тебя прямо сейчас.
— Ну, все ясно, — пробормотал второй пилот.
Поразмышляв секунды три, командир врезал кулаком по подлокотнику.
— Значит, он хочет узнать о способности Дела к обучению, постоянно проверяя его мозг при помощи ментального луча, в различных режимах. Если он убедится, что ментальный луч работает, то сразу же перейдет в нападение. Голову даю на отсечение. Вот какую игру он затеял на сей раз.
— Я подумаю над твоим предложением, — холодно отозвался голос Дела.
— Торопиться незачем, — заметил командир. — До включения ментального луча пройдет почти два часа.
— Но нам нужно еще два часа сверх того.
— Опиши игру, в которую хочешь играть, — произнес голос Дела.
— Это упрощенная версия человеческой игры под названием «шашки».
Командир и второй пилот переглянулись; невозможно было даже вообразить Ньютона играющим в шашки. А провал Ньютона, вне всякого сомнения, означал гибель всех четверых через пару-тройку часов и открывал путь к уничтожению очередной планеты.
— А что послужит доской? — после секундной паузы поинтересовался голос Дела.
— Будем обмениваться ходами по радио, — невозмутимо заявил берсеркер и принялся описывать игру вроде шашек, с доской меньше обычной и с меньшим числом шашек. Сама игра отнюдь не была замысловатой, но, разумеется, требовала наличия действенного интеллекта, человеческого или электронного, способного видеть хотя бы на пару ходов вперед.
— Если я соглашусь, — медленно проговорил Дел, — то как мы решим, кто ходит первым?
— Он тянет время, — отметил командир, обгрызая ноготь большого пальца. — Эта штуковина подслушивает, и мы не можем помочь ему советом. Ну, дружище Дел, не теряй головы!
— Ради простоты, — возгласил берсеркер, — первый ход всегда будет за мной.
Дел закончил мастерить шашечную доску за целый час до атаки на свой рассудок. При перестановке снабженных штырьками фишек берсеркер станет получать сигналы, а подсвеченные клетки будут означать положение его шашек. Если берсеркер попытается общаться с Делом во время действия ментального луча, отвечать ему будет голос, записанный на магнитной ленте, до отказа заполненной слегка агрессивными репликами вроде «Играй-играй» или «Не желаешь ли сдаться прямо сейчас?».
Он не сообщал противнику о том, как далеко продвинулся в своих приготовлениях, потому что все еще возился с тем, о чем врагу знать не следовало, — с системой, позволявшей играть в упрощенные шашки даже Ньютону.
Работая, Дел беззвучно хихикал и то и дело поглядывал на Ньютона. Тот лежал в своем кресле, прижимая к груди игрушки, будто искал утешения. План требовал, чтобы айян напряг свои способности до предела, но изъянов в замысле не имелось, он непременно должен был сработать.
Тщательно проанализировав игру, Дел зарисовал на карточках все возможные позиции, с которыми мог столкнуться Ньютон, — делая только четные ходы, спасибо берсеркеру за эту оговорку! Отбросив некоторые варианты развития игры, вытекавшие из скверных начальных ходов Ньютона, Дел еще больше упростил себе работу. Потом указал стрелкой лучший из возможных ходов на всех карточках, что изображали оставшиеся позиции. Теперь он мог быстро научить Ньютона отыскивать соответствующую карточку и делать ход, указанный стрелкой...
— Ой-ой, — выдохнул вдруг Дел, опустив руки и уставившись в пространство. Услышав его интонацию, Ньютон заскулил.
Однажды Дел играл с чемпионом мира по шахматам Бланкеншипом, дававшим сеанс одновременной игры на шестидесяти досках. До середины партии Дел держался неплохо. Затем, когда великий человек остановился перед его доской в очередной раз, Дел двинул вперед пешку, считая, что его позиция несокрушима и можно ринуться в контратаку. Но тут Бланкеншип переместил ладью на совершенно невинное с виду поле — и Дел тотчас же узрел надвигавшийся мат; до него оставалось целых четыре хода, но исправлять положение было слишком поздно.
Внезапно командир громко, отчетливо выругался. Подобные вольности с его стороны были крайней редкостью, и второй пилот удивленно оглянулся.
— Что?
— По-моему, мы прогорели. — Командир помолчал. — Я надеялся, что Мюррей сможет наладить какую-нибудь систему, чтобы Ньютон играл или хотя бы прикидывался, что играет. Да только дело не выгорит. По какой бы системе ни играл Ньютон, в одинаковых ситуациях он будет делать одни и те же заученные ходы. Может, это будет идеальная система, но ни один человек так не играет, черт побери! Он совершает ошибки, меняет стратегию. Все это неизбежно проявится даже в такой простой игре. Но, главное, во время игры человек обучается. Чем дольше он играет, тем лучше у него выходит. Это сразу же выдаст Ньютона, чего и ждет бандит. Наверное, он слыхал об айянах. И как только он убедится, что ему противостоит неразумное животное, а не человек или компьютер...
Через некоторое время второй пилот сказал:
— Я принимаю информацию об их ходах. Они начали партию. Может, нам стоит состряпать доску, чтобы следить за развитием игры.
— Лучше приготовимся вмешаться, когда пробьет час.
Командир беспомощно посмотрел на кнопку залпа, затем на часы, показывавшие, что до подлета «Штуковины» оставалось добрых два часа.
Вскоре второй пилот сообщил:
— Похоже, первая партия окончена. Дел проиграл, если я правильно понимаю цифры их счета. — Он помолчал. — Сэр, опять сигнал, который мы приняли, когда берсеркер в прошлый раз включил ментальный луч. Должно быть, Дел снова почувствовал его.
Командиру было нечего ответить. Оба молча принялись ждать атаки чужака, надеясь, что за считаные секунды до собственной гибели сумеют причинить ему хоть какой-нибудь ущерб.
— Они начали вторую партию, — озадаченно произнес второй пилот. — А еще я слышал, как он только что сказал: «Что ж, продолжим».
— Ну, голос он мог записать. Должно быть, составил какой-то план игры для Ньютона, но долго водить берсеркера за нос он не сможет. Никак.
Время едва ползло.
— Он проиграл уже четыре партии, — снова подал голос Второй. — Но при этом делал неодинаковые ходы. Эх, будь у меня доска...
— Да заткнись ты со своей доской! Тогда бы мы таращились на нее вместо пульта. Прошу не терять бдительности, мистер.
По прошествии многих — казалось — часов Второй встрепенулся:
— Вот это да!
— Что?
— Наша сторона свела партию вничью.
— Значит, луч отключен. Ты уверен, что...
— Включен! Смотрите, вот здесь те же показания, что и в прошлый раз. Он направлен на Дела чуть ли не час и все усиливается.
Командир уставился на пульт с недоверием, однако он знал о высокой квалификации Второго и не имел оснований не доверять ему. Да и показания датчиков выглядели достаточно убедительно.
— Значит, кто-то, — промолвил он, — или что-то безмозглое мало-помалу учится играть в эту игру. — Помолчав, он добавил: — Ха-ха, — словно пытался припомнить, как надо смеяться.
Берсеркер выиграл еще партию. За ней последовала ничья. Новая победа врага. Затем три ничьих подряд.
Один раз второй пилот услышал, как Дел хладнокровно осведомился:
— Сдаешься?
И на следующем ходу проиграл. Но очередная игра опять закончилась вничью. Дел явно раздумывал дольше, чем противник, но не настолько, чтобы вывести того из терпения.
— Он пробует различные модуляции ментального луча, — указал Второй. — И взвинтил мощность до предела.
— Ага, — отозвался командир.
Он уже не раз хотел вызвать Дела по радио и сказать что-нибудь воодушевляющее, а заодно дать хоть какой-нибудь выход своей лихорадочной жажде деятельности, попытаться выяснить, что к чему. Но он знал: испытывать судьбу нельзя. Любое вмешательство может развеять чудо.
У него не укладывалось в голове, что эти необъяснимые успехи могут продолжаться, даже когда шашечный матч постепенно превратился в бесконечную череду ничьих между двумя блестящими игроками. Командир уже много часов назад распростился с жизнью и надеждой — и ждал рокового мгновения.
А ожидание все не кончалось.
— ...Никогда не исчезнут с лица земли! — договорил Дел Мюррей, и Ньютон с энтузиазмом метнулся освобождать его правую руку от наручников.
Перед ним на доске стояла недоигранная партия, брошенная считаные секунды назад. Ментальный луч был отключен, как только «Штуковина» ворвалась в нормальное пространство — в боевой позиции — всего с пятиминутным опозданием; берсеркеру пришлось сосредоточить всю свою энергию, чтобы отразить тотальную атаку «Штуковины» и «Наперстянки».
Увидев, что оправившиеся от воздействия ментального луча компьютеры уже навели перекрестие прицела на израненную, вздутую центральную секцию берсеркера, Дел выбросил правую руку вперед, расшвыряв шашки с доски.
— Все! — хрипло рявкнул он, обрушив кулак на большую красную кнопку.
— Я рад, что ему не вздумалось поиграть в шахматы, — позже говорил Дел, беседуя с командиром в рубке «Наперстянки». — Такого мне нипочем бы не соорудить.
Иллюминаторы уже очистились, и оба могли разглядывать тускло рдеющее, расширяющееся газовое облако, оставшееся от берсеркера, — очищенное пламенем наследие древнего зла. Но командир не сводил глаз с Дела.
— Ты заставил Ньютона играть по диаграммам позиций, это я понимаю. Но чего я в толк не возьму — как ему удалось постепенно освоить игру?
— Не ему, а его игрушкам, — ухмыльнулся Дел. — Эй, погоди, не надо бить меня так сразу!
Подозвав айяна, он взял из ладони животного небольшую коробочку. Там что-то тихонько затарахтело. На крышку коробочки была наклеена диаграмма одной из возможных позиций в упрощенных шашках, а возможные ходы фигур Дела были помечены разноцветными стрелками.
— Потребовалась пара сотен таких коробочек, — пояснил он. — Вот эта была в группе, которую Ньют использовал для четвертого хода. Найдя коробочку с позицией, соответствующей позиции на доске, он брал коробочку и вытаскивал бусину вслепую — кстати, оказалось, что впопыхах обучить его этому труднее всего. — Дел сопровождал слова действиями. — Ага, синяя. То есть надо сделать ход, отмеченный синей стрелкой. А оранжевая стрелка ведет к слабой позиции, видишь? — Дел вытряхнул все бусины из коробочки на ладонь. — Ни одной оранжевой не осталось, а до начала игры было по шесть штук каждого цвета. Но Ньютону было велено откладывать в сторону каждую вынутую бусину, до конца игры. Если табло показывает, что мы проиграли, он должен отбросить все использованные бусины. Все плохие ходы мало-помалу исключаются. За пару часов Ньютон вместе со своими коробочками научился безупречно играть в эту игру.
— Отлично, — подытожил командир, на миг задумался и протянул руку, чтобы почесать Ньютона за ушами. — Мне бы такое ввек в голову не пришло.
— А мне следовало бы подумать об этом раньше. Самой идее уже пара сотен лет от роду. А компьютеры — моя гражданская профессия.
— Это может быть очень плодотворным, — заметил командир. — Я о том, что твоя идея может оказаться полезной для любой оперативной группы, столкнувшейся с ментальным лучом берсеркера.
— Ага. — Дел впал в задумчивость. — Кроме того...
— Что?
— Да я припомнил одного парня, которого встретил как-то раз. По имени Бланкеншип. Вот я и гадаю, а не удастся ли мне соорудить...
Да, я, Третий историк, прикасался к рассудкам живущих, рассудкам землян, охваченным таким смертельным холодом, что какое-то время они полагали войну игрой. И первые десятилетия войны с берсеркерами наводили на мысль, что для жизни эта игра проиграна.
Эта обширнейшая война содержала чуть ли не все ужасы боен вашего прошлого, многократно умноженные в пространстве и во времени. Но притом куда меньше походила на игру, нежели все предшествующие.
И пока зловещая громада войны с берсеркерами разрасталась, земляне обнаружили, что она породила новые ужасы, неведомые доселе.
Взирайте же...
Доброжил
— Это всего лишь машина, Хемфилл, — едва слышно проговорил умирающий.
Паря в невесомости и почти в полной темноте, Хемфилл выслушал его почти без презрения и жалости. Пусть горемыка конфузливо испускает дух, прощая Вселенной все на свете, если это облегчит ему уход!
Сам Хемфилл безотрывно взирал сквозь иллюминатор на темный зазубренный силуэт, заслонивший столько звезд.
Видимо, дышать теперь можно было только в этом отсеке пассажирского лайнера, ставшем темницей для трех человек, к тому же воздух со свистом вырывался через пробоины, стремительно опорожняя аварийные баки. Корабль представлял собой изувеченный, искореженный остов, и все же враг в поле обзора Хемфилла совсем не двигался. Должно быть, разбитому кораблю не давало вращаться силовое поле врага.
К Хемфиллу через отсек подплыла пассажирка лайнера — молодая женщина — и коснулась его руки. Он припомнил, что ее зовут Мария такая-то.
— Послушайте, — начала девушка, — как по-вашему, мы не могли бы...
В ее голосе не было отчаяния — скорее, рассудительные интонации человека, разрабатывающего план, — и Хемфилл стал прислушиваться к ней. Но их перебили.
Стены отсека завибрировали, будто диффузоры огромных громкоговорителей, приводимые в движение силовым полем врага, которое все еще сжимало изувеченный корпус. Послышался скрипучий голос берсеркера:
— Вы, кто еще слышит меня, живите. Я намерен подарить вам жизнь. Я посылаю катер для спасения вас от смерти.
Хемфилл был сам не свой от бессильной ярости. Он еще ни разу не слышал голос берсеркера собственными ушами, и все равно тот оказался знакомым, будто давний кошмар. Хемфилл ощутил, как женщина отдернула ладонь, и только тогда понял, что в ярости вскинул обе руки, растопырил и скрючил пальцы, как когти, а затем сжал их в кулаки и заколотил в иллюминатор, едва не разбив их в кровь. Эта чертова штуковина хочет забрать его внутрь! Из всех людей в космосе хочет сделать пленником именно его!
В его голове мгновенно сложился план, тут же вылившийся в действие; Хемфилл резко отвернулся от иллюминатора. В этом отсеке были боеголовки для небольших оборонительных ракет. Где-то он их видел.
Второй уцелевший мужчина — офицер корабля, медленно истекавший кровью, которая просачивалась через прорехи в форме, — увидел, что Хемфилл роется среди обломков, и всплыл перед ним, чтобы помешать ему.
— Не выйдет... Вы уничтожите лишь катер, который он посылает... Если он это вам позволит... Там могут быть другие люди... Еще живые...
Из-за невесомости офицер висел перед Хемфиллом вверх ногами. Когда же инерция развернула их так, что они увидели друг друга в нормальном положении, раненый вдруг осекся, сдался, оставил уговоры и отвернулся, безвольно дрейфуя в воздухе так, будто уже умер.
Хемфилл не надеялся соорудить целую боеголовку, зато мог извлечь детонатор на химической взрывчатке — тот как раз уместился бы под мышкой. Когда началась неравная битва, всем пассажирам пришлось надеть аварийные скафандры; теперь он нашел для себя запасной баллон с воздухом и лазерный пистолет какого-то офицера, который сунул в петлю на поясе скафандра.
Девушка снова приблизилась к нему. Хемфилл настороженно следил за ней.
— Сделайте это, — сказала она со спокойной убежденностью, медленно кружась в полумраке вместе с обоими мужчинами, под завывание утекавшего сквозь пробоины воздуха. — Сделайте. Потеря катера ослабит его перед следующим боем, пусть и ненамного. Все равно у нас нет ни малейшего шанса на спасение.
— Да, — одобрительно кивнул он. Эта девушка понимает, что самое важное — ранить берсеркера, бить его, ломать, жечь и в конце концов уничтожить. Все остальное — ерунда.
— Не позволяйте ему выдать меня, — шепотом произнес он, указав на раненого старпома. Девушка молча кивнула. Возможно, берсеркер подслушивал. Раз уж он способен говорить при помощи стен, то может и подслушивать.
— Катер приближается, — сообщил раненый спокойным, сухим тоном.
— Доброжил! — позвал машинный голос, запинаясь, как всегда, между слогами.
— Здесь!
Он вздрогнул, проснулся и тут же вскочил на ноги. Оказалось, он задремал чуть ли не под открытым концом трубы, из которого капала питьевая вода.
— Доброжил!
В тесном отсеке не было ни динамиков, ни сканеров, и зов донесся с некоторого расстояния.
— Здесь!
Он побежал на зов, шаркая и топая подошвами по металлу. Задремал, очень уж устал. Хотя бой был коротким, на него свалились дополнительные обязанности — пришлось обслуживать и направлять ремонтные машины, странствовавшие по бесконечным путепроводам и коридорам, чтобы устранять повреждения. Доброжил понимал, что он больше не в силах помочь ничем.
Теперь у него ныли голова и шея, намятые шлемом, а на теле остались потертости от непривычного скафандра, который пришлось надеть с началом боя. К счастью, на этот раз обошлось без боевых повреждений.
Подойдя к плоскому стеклянному глазу сканера, он шаркнул ногой, замерев в ожидании.
— Доброжил, извращенная машина уничтожена, и несколько зложилов теперь совершенно беспомощны.
— Да!
Доброжил затрясся от восторга.
— Напоминаю тебе, жизнь есть зло, — проскрежетал голос машины.
— Жизнь есть зло, я — Доброжил! — поспешно сказал он, перестав трястись. Вряд ли за этим последует наказание, но лучше не рисковать.
— Да. Как ранее твои родители, ты был полезен. Теперь я намерен погрузить в себя уцелевших людей для более пристального изучения. А ты будешь использован вместе с ними в моих экспериментах. Напоминаю, они — зложилы. Мы должны быть осторожны.
— Зложилы... — Доброжил знал, что это существа, имеющие такую же форму, как он, и существующие в мире вне машины. Они устраивают сотрясения и удары, называемые боем. — Зложилы — здесь.
От этой мысли по коже мороз пробежал. Подняв руки, Доброжил воззрился на них, затем окинул взглядом коридор из конца в конец, пытаясь вообразить зложилов во плоти.
— Теперь ступай в медицинскую комнату, — велела машина. — Прежде чем ты приблизишься к зложилам, тебя надлежит сделать неуязвимым к болезням.
Хемфилл перебирался из одного разбитого отсека в другой, пока не нашел пробоину в корпусе, почти целиком забитую мусором. Пока он пытался извлечь весь этот хлам, по кораблю разнесся лязг: к нему пристыковался катер берсерка, прибывший за пленными. Хемфилл рванул посильнее, преграда подалась, и вырвавшийся воздух вынес его в пространство.
Вокруг разбитого корабля парили сотни обломков, удерживаемых возле него то ли слабым магнитным притяжением, то ли силовыми полями берсеркера. Проверка показала, что скафандр работает достаточно хорошо, и при помощи его маломощного реактивного двигателя Хемфилл обогнул корпус лайнера, приближаясь к тому месту, где замер катер берсеркера.
Бесчисленные звезды глубокого космоса не были видны за темным силуэтом берсеркера — зубчатым, будто крепостные стены древних городов, но куда громаднее любого города. Причалив к нужному отсеку, катер берсеркера прикрепился к изувеченному остову лайнера, чтобы забрать на борт Марию и раненого. Не снимая пальцев с детонатора бомбы, Хемфилл подплыл ближе.
Теперь, у смертной черты, его встревожила мысль о том, что ему так и не удастся убедиться в уничтожении катера. А ведь это такой мизерный удар по врагу, такая ничтожная месть!
Продолжая по инерции приближаться к катеру и держа палец на детонаторе, Хемфилл увидел облачко пара, вырвавшееся из разгерметизированного отсека при расстыковке катера с кораблем. Невидимые силовые поля влекли катер, Хемфилла, обломки, плававшие поблизости от катера, к берсеркеру.
Хемфилл ухитрился в последнюю секунду пристегнуться к ускользавшему катеру. И подумал, что воздуха в баллонах скафандра хватит еще на час — куда больше, чем ему нужно.
Увлекаемый к берсеркеру Хемфилл мысленно балансировал на грани смерти; пальцы на детонаторе бомбы окоченели. Окрашенный в цвет ночи враг стал для него воплощением смерти. Иссеченная черная поверхность берсеркера стремительно надвигалась в потустороннем свете звезд, обращаясь в планету, на которую падал катер.
Хемфилл все еще льнул к катеру, когда тот был затянут через врата, способные пропускать множество кораблей одновременно. Громадность и могущество берсеркера окружили его со всех сторон, одной своей всеохватностью подавляя ненависть и отвагу.
Эта крохотная бомбочка — лишь бессмысленная шутка. Как только катер пришвартовался к черной внутренней пристани, Хемфилл спрыгнул с него и бросился искать укрытие.
Едва он спрятался за погруженной в тень металлической балкой, как ладонь помимо его воли легла на спуск бомбы — просто ради того, чтобы освободить его через смерть. Но Хемфилл сдержался, заставив себя наблюдать за тем, как пульсирующая прозрачная труба, уходившая в переборку, высасывает из катера двух пленников. Сам не зная, что́ собирается предпринять, он оттолкнулся и поплыл в сторону трубы, почти невесомо заскользив сквозь темную чудовищную пещеру; массы берсеркера хватало, чтобы создать небольшую естественную гравитацию.
Минут через десять путь ему преградил воздушный шлюз. Судя по всему, это был встроенный в переборку фрагмент корпуса земного военного корабля.
Шлюз — подходящее место для установки бомбы. Хемфилл отпер наружный люк и вошел в шлюз, не подняв тревоги. Если покончить с собой здесь, берсеркер лишится... собственно говоря, чего? Зачем ему вообще понадобился шлюз?
«Не для пленных, — подумал Хемфилл, — раз он всасывает их через трубу». Опять же, и не для врага. Проанализировав воздух в шлюзе, он снял шлем. Для дышащих воздухом друзей ростом с человека? Что-то тут не так. Любое живое и дышащее существо — враг берсеркера; исключение составляют лишь его неведомые строители. Во всяком случае, так считали люди... до этих пор.
Внутренний люк шлюза открылся от первого же толчка, и Хемфилл зашагал по тесному, тускло освещенному коридору с искусственной гравитацией, держа пальцы на детонаторе бомбы.
— Войди, Доброжил, — сказал корабль. — Пристально рассмотри каждого из них.
Доброжил издал нерешительное горловое урчание: так звучит запущенный и тотчас же остановленный сервомотор. Его терзали чувства, напоминающие голод и страх перед наказанием, — ведь ему предстояло увидеть живых тварей наяву, а не в виде старых изображений в театре. Но даже выявление источника неприятных чувств не помогло. Он нерешительно переминался с ноги на ногу у порога комнаты, куда поместили зложилов. По приказу машины пришлось снова надеть скафандр — защита на тот случай, если зложил попытается причинить ему вред.
— Входи, — повторил корабль.
— Может, лучше не надо? — жалобно заныл Доброжил, не забывая, однако, произносить слова громко и внятно, в надежде избежать наказания.
— Наказать, наказать, — произнес голос корабля.
Если он сказал это слово дважды, значит наказание было почти неотвратимым. Поспешно, будто уже ощущая боль-без-повреждений в своих костях, Доброжил открыл дверь и переступил порог.
Он лежал на полу, окровавленный и поврежденный, в диковинном изодранном скафандре. И в то же время стоял в проеме дверей. На полу простерлось его собственное тело, то самое человеческое тело, которое он знал, но ни разу не видел со стороны. Не просто изображение, а куда больше: он раздвоился. Там, тут, он, не-он...
Доброжил привалился спиной к двери, вскинул руку и хотел было прикусить ладонь, позабыв о шлеме. Затем принялся молотить облаченными в рукава скафандра руками друг о друга, пока боль от ушибов не привела его в чувство, заставив ощутить палубу под ногами.
Мало-помалу ужас схлынул. Разум постепенно осознал увиденное, сумел истолковать и освоиться. Вот он я, здесь, здесь, в дверном проеме. Тот, там, на полу, — это другая жизнь. Другое тело, как и я, разъедаемое ржой жизни. Только куда хуже, чем я. Там, на полу, — зложил.
Мария Хуарес долго молилась с закрытыми глазами, не прерываясь ни на миг…