Богиня

 

 

 

Yukio Mishima
MEGAMI
Copyright © 1954–1955, The Heirs of Yukio Mishima
All rights reserved

 

Перевод с японского Елены Струговой

Оформление обложки Вадима Пожидаева

 

Мисима Ю.

Богиня : роман / Юкио Мисима ; пер. с яп. Е. Струговой. — СПб. : Азбука, Издательство ­АЗБУКА, 2025. — (Большой роман).

 

ISBN 978-5-389-30615-8

 

16+

 

Сюго, почтенный и просвещенный отец семейства, еще в молодости разгадал тайну женской красоты: если изо дня в день внушать женщине, что она красавица, она станет красавицей. Этот подход он, утонченный ценитель прекрасного, годами применял к жене, а затем и к единственной дочери. Вырастить юную Асако идеальной женщиной — такова безгрешная, но необоримая страсть этого Пигмалиона. Однако что произойдет, когда идеальная женщина явится в мир и там впервые столк­нется с любовью и предательством?..

Юкио Мисима (1925–1970) — звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). Его «Богиня» — тонкая, отчасти сатирическая аллегория творчества (считается, что Мисима полемизирует здесь с эстетом Дзюнъитиро Танидзаки и трагической фигурой японской поэзии Осаму Дадзаем) и пронзительная история о реальных людях, которые во имя любви к прекрасному пытаются лепить красоту из живого материала и в результате обречены лицом к лицу столкнуться с богами.

Впервые на русском!

 

© Е. В. Стругова, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательство АЗБУКА», 2025
Издательство Азбука®

 

 

 

 

 

— Вот и сезон, когда нужен зонтик от солнца, — сказала Асако.

— Давай я тебе куплю. Французский, с длинной ручкой. Тебе такой подойдет. Фу, женщина прошла в темных очках. Не нужны они. Тебе, Асако, не надо носить очки от солнца.

— Ты, пап, терпеть не можешь солнечные очки, да?

— Их носят неуверенные в себе женщины. Что в них хорошего? Скрывать красивые глаза, да еще и выставлять себя женщиной легкого поведения.

Сюго с дочерью вошли в магазин, торгующий европейскими зонтами. Что бы он ни покупал дочери, выбирал всегда долго. Асако в конце концов становилось скучно, она соглашалась со всем, и ей уже ничего не хотелось.

— К этому платью лучше с выраженными полосками.

Умаявшийся продавец принес больше десятка зонтов. Сюго поставил свою единственную дочь перед зеркалом и теперь просил ее менять позы: то опереться на сложенный и отставленный в сторону зонт, то раскрыть его над головой.

— Что-то не пойму, как лягут на лицо тени, когда солнце будет просвечивать сквозь эти полоски. Асако, выйди-ка ненадолго на улицу.

— Да ну, как-то неловко.

Асако, прищурившись, смотрела на залитую светом дорогу. Ослепительное солнце середины мая уже клонилось к закату. Холодная вечерняя тень быстро окутывала высокое здание напротив, витрины потемнели. В электричке, в театре, в ресторане — везде мужчины пристально смотрели на Асако. Есть что-то поразительное в том, как один человек смотрит на другого. Подростком она ничего не понимала, но, повзрослев, осозна­ла смысл этого страшного понятия из Биб­лии — совершаемого взглядом прелюбодеяния [1] — и сразу ужаснулась: казалось, эти ядовитые взгляды грызут ее не запятнанное пока тело.

Она встречала подобное в американских комиксах: идет нарядная красавица, супружеская пара среднего возраста останавливается, смотрит на нее. В глазах жены отражается только наряд, а муж видит красавицу голой.

Не то чтобы Асако ощущала именно это. Но каждый раз, когда на нее пристально смотрел мужчина, складывалось впечатление, что она столкнулась с эротоманом. Ей казалось, что за этими взглядами всегда скрывается загадочный подтекст. Возможно, какой-нибудь мужчина, скользнув мимолетным взглядом по лицу Асако, весь день потом ходил как зачарованный и был счастлив. Ничто в ее лице не вызывало у людей неприличных желаний, не толкало на безрассудство, но не было в ее облике и холодной, непорочной, отрешенной красоты. Женственная, приветливая, жизнерадостная Асако располагала к себе людей, и в этом была ее сила.

 

 

 

 

 

Когда они вышли из магазина, солнце уже село, так что зонт не понадобился.

— Я проголодался. Давай поедим, — предложил Сюго.

Каким-то загадочным образом в нем уживались невероятная доброта и невероятный эгоизм. Ему не приходило в голову спросить у дочери, хочет ли она есть. Он исходил из требований лишь своего желудка, но сообщал о принятом решении мягким, заботливым тоном, поэтому Асако не могла противиться.

Несмотря на экономический застой, вызванный политикой дефляции, Гиндзу [2] вечером наводняли толпы одетых по-летнему людей. Впрочем, среди них можно было по пальцам пересчитать тех, кто пришел за покупками. Но для того, чтобы просто наслаждаться прогулкой, тротуар был слишком узок, а в переулках асфальт пестрел выбоинами и трещинами, и к тому же там повсюду высились кучи гравия для дорожных работ.

Проходя здесь, Сюго каждый раз ворчал:

— Как по мне, токийским чиновникам погулять бы по Елисейским Полям в Париже. Что это за улица такая?! Как по ней людям ходить?

Сюго частенько критиковал технический прогресс, в подобных же случаях он негодовал из патриотизма.

Горячий поклонник западной культуры — в отличие от тех, кто превозносил ее напоказ, — до войны он несколько лет жил за границей и, вернувшись в Японию, построил дом в европейском стиле: там не было ни одной комнаты с татами [3] и везде можно было ходить в обуви. Под конец войны дом сгорел в пожаре, так что Сюго волей-неволей пришлось купить уцелевший японский дом в токийском районе Дэнъэнтёфу и переехать туда. К жизни по-европейски семья возвращалась только летом, когда приезжала на дачу в Каруидзаву [4].

Прежде Сюго занимал высокий пост в зарубежном филиале торговой фирмы, входившей в крупную промышленно-финансовую группу, а в Японии был назначен главой металлургической компании из того же концерна. Послевоенные чистки в верхах обошлись для него малой кровью, и через несколько лет он удачно вернулся на должность директора в одну из компаний, связанных с прежними промышленно-финансовыми объединениями. Опять подолгу пропадал на работе, но, несмотря на это, взял за правило раз в неделю обязательно гулять с дочерью по городу. В такие дни Асако под конец работы приходила встретить отца в контору на пятом этаже высотки в районе Хибия.

Сюго толкнул стеклянную дверь ресторана. С дочерью он обращался как с леди, поэтому пропустил ее вперед, а сам вошел следом. В отличие от нынешней молодежи, у него это выглядело естественно, ничего наигранного, и недалекий человек из-за красоты Асако вполне мог безосновательно принять отца с дочерью за старого джентльмена и его любовницу.

Сдав зонт в гардеробную, Сюго легонько дотронулся до плеча дочери и увел ее к бару. Асако не особо любила спиртное, но за компанию с отцом ей приходилось перед едой выпивать аперитив. Он был решительно против, чтобы дочь в это время пила американскую кока-колу или апельсиновый сок.

Бар пустовал. Скучающий бармен, глядя в зеркало за батареей бутылок, поправлял черный галстук-бабочку.

Официанту, подошедшему принять заказ, Сюго бросил:

— Мне мартини. — И, с ласковой улыбкой обернувшись к дочери, спросил: — А ты что будешь, Асако?