Красный Бубен

 

 

 

Оформление обложки и иллюстрация на обложке
Сергея Орехова

 

 

Белобров В., Попов О.

Красный Бубен : роман / Владимир Белобров, Олег Попов. — СПб. : Азбука, Издательство АЗБУКА, 2025. — (Азбука. Голоса).

 

ISBN 978-5-389-30657-8

 

18+

 

Трэш-фантасмагория «Красный Бубен» охватывает пространство едва ли не всей планеты и даже космоса. Почему космоса? Потому что звезда Рэдмах, великая матерь звезд и пространств, источник всего сущего во Вселенной, вот-вот начнет излучать энергию, и фокус ее излучения придется на нашу Землю. Эпицентром вселенского действа станет обыкновенная русская деревушка на Тамбовщине под названием Красный Бубен. Здесь гонят самогон, соседи бьют друг другу морды, из Москвы приезжают дачники. Но в ней-то и суждено разразиться последней битве Добра со Злом.

Теофраст Себастьян Кохаузен, он же Троцкий, он же еще черт-те знает кто, ведь у дьявола миллион имен и обличий, идет на любые каверзы, чтобы заполучить в свои руки палец Ильи-пророка, единственный из всех артефактов преобразующий силу звезды в средство для продления жизни. Вампиры, оборотни, прочая загробная нечисть Кохаузену в этом деле помощники. И они вроде бы преуспевают.

Но тут явился Илья-пророк…

Текст романа приводится в новой авторской редакции, значительно переработанной по сравнению с первым изданием.

 

© В. С. Белобров, О. В. Попов, 2025

© Оформление.
ООО «Издательство АЗБУКА», 2025
Издательство Азбука®

Предложение,
от которого невозможно отказаться

«Предложение, от которого невозможно отказаться!» — гласил слоган книги Марио Пьюзо «Крестный отец», впервые опубликованной в 1969 году. (Мы бы и сами не отказались от такого слогана.) И уже в 72-м Фрэнсис Форд Коппола снял первый фильм из трилогии «Крестный отец». Полубандитская Америка 20–50-х, сухой закон, продажные чиновники, коррупция, беспредел. Все, как потом у нас в 90-е, кроме сухого закона. Девяностые давно остались в прошлом. И теперь, с высоты, как говорится, прожитых лет, можно беспристрастно взглянуть на них и увидеть там то, что не замечалось с близкого расстояния, как это увидел Коппола, когда в 70-е снимал о 30-х годах прошлого столетия.

Роман «Красный Бубен», события которого разворачиваются в переломном для всего мира 1999 году, был впервые опубликован в 2002-м. Книга несколько раз переиздавалась и имела успех у читателей. Готовя новое издание, мы подошли к его редакции со всей ответственностью. Кое-что изменилось, что-то появилось новое. Эта редакция нам нравится. Надеемся, что она понравится и вам.

Владимир Белобров
2021 год

Не все переживут ожидание счастья

В начале 90-х образованные горожане считали, что от полного счастья их отделяет эфемерная пленка, вот-вот она прорвется, и счастье наступит. Поэтому, к примеру, гибель Цоя летом 1990 года вызывала недоумение. Ведь как можно умирать сейчас? Умирать раньше нужно было. А сейчас — дотянем до счастья, а там, возможно, и вечная жизнь. Но что такое счастье, как и при Гайдаре-старшем, все понимали по-своему. Одни думали, что это русский царь, другие — что импортированный Уолл-стрит и т. д. В общей копилке представлений о счастье было и такое — пора становиться землевладельцами. Земля — это вечная ценность. К тому же она может прокормить до тех пор, пока не наступит полное счастье. В 1990 году мы поехали в Тамбовскую область и купили там землю и дома. В деревне тогда было спокойнее, от предчувствия счастья горожане были немного психованные. Мы попали в полноценную деревню с работающим совхозом. И в ней мы вдруг вернулись в старое время, до предчувствия счастья. В деревне все пока казалось неизменным, люди еще не понимали, что их размеренная жизнь заканчивается. И она закончилась. Город, с трудом, выжил. А мы стали свидетелями, как та, старая деревня умерла.

Олег Попов
2021 год

 

 

 

Персонажи фильма ужасов у митьков называются «козёлики». Я бы все кинофильмы жанра «мистический триллер» называл: «Опять козёликам неймется». «Опять козёликам неймется — 1», «Опять козёликам неймется — 2» и т. д. Впрочем, числительное скоро будет очень большим. Думаю, что количество мистических триллеров превзошло любой другой жанр; во всяком случае, в пунктах видеопроката замечаешь: одна большая коробка карточек — «мистические триллеры», а россыпь маленьких коробочек — «исторические», «боевики», «мелодрама», «детские», «эротика».

Роман Белоброва и Попова «Красный Бубен», если бы был фильмом, мог быть положен в любую из коробочек. По мощности пугания он сильно превосходит, например, похожий фильм «От заката до рассвета», но «От заката до рассвета» всего лишь хороший «Опять козёликам неймется». Вот повесть Н. Лескова «Запечатленный ангел», хоть и является боевиком и мистическим триллером, никак не назовешь «Опять козёликам неймется». Можно назвать — «христианский боевик». А «Красный Бубен» смело назову «православный боевик». Русскому человеку позарез нужны православные боевики.

Архетипические персонажи романа (уточним: тяготеющие к архетипу Ивана-дурака) вначале столь неказисты, что «Красный Бубен» кажется русофобским пасквилем, но к концу добиваются таких результатов, что их смекалке и силе духа дивится сам Илья-пророк. Словом, «Красный Бубен» — нужное идеологическое произведение.

Идеологическое произведение, чтобы стать популярным, мало того что не должно вызывать эстетического отторжения, оно должно содержать развлечение, утешение и даже радость, а главное — прямое героическое высказывание. Все перечисленное в романе Белоброва и Попова есть. А это тонкая работа.

Владимир Шинкарев
2002 год

Глава первая

Бубийство

1

Это случилось в августе девяносто девятого, в тот переломный год, когда все было еще не таким, каким стало после, и уже не таким, каким было до этого.

 

Андрей Яковлевич Колчанов, бывший совхозный бригадир, поехал в правление получать пенсию.

Он вывел из сарая ржавый велосипед, привязал на всякий случай к багажнику сумку, сел и поехал.

Педали шатались, и Колчанов ехал, как хромой ходит.

Заканчивался август, было еще тепло.

Урожай собрали неплохой. Зиму перезимуем.

Андрей Яковлевич ехал не очень быстро, но и не медленно. В углу рта дымилась папироска.

Он убрал руку с руля и приподнял кепку, приветствуя Петьку Углова с удочкой.

— Привет, Петька! А где Чапаев?

— В Караганде. — Углов в ответ приподнял кепку и остался позади.

Раньше Петька работал трактористом, а теперь стал свободным пьяницей и жил со своего огорода. Всем такая жизнь не нравилась, а ему нравилась. Вырастил, продал, купил, пропил.

Андрей Яковлевич нагнул голову и съехал под горку. Из-под колес, кудахтая, разбежались перепуганные куры.

— Эй, пердун старый! — Бабка Вера метила кур зеленкой. — Куда намылился?!

— На танцы! — крикнул Андрей Яковлевич. — Поехали, старая карга, потанцуем! Прыгай на раму!

— На твою раму уже отпрыгались. — Бабка Вера загоготала.

— Это откуда тебе знать, дура?!

— Подруги говорять! А-ха-ха!

— Откудова у тебя подруги?! С тобой, беззубая, я один только и общаюсь для собственного развлечения!

Андрей Яковлевич нажал на педали и выехал на бугор к картофельному полю.

«Вот я для чего сумку взял! — понял он свое неосознанное действие. — На обратном пути нарою картошки».

В поле работали солдаты с военного аэродрома.

Андрей Яковлевич вздохнул. Глядя на синие погоны, вспомнил сына, который тоже был летчиком и разбился при испытаниях. Андрей Яковлевич гордился сыном, что он вырос такой умный, не спился, закончил с отличием летное училище и испытывал первейшие в мире самолеты. А вона как обернулось... Лучше бы спился тогда уж... Хотя бы жив был.

Колчанов натянул на лоб кепку и объехал яму с грязью.

2

У правления толпились мужики. Колчанов слез с велосипеда, прислонил его к стенке. Мужики молча наблюдали.

— Здорово, мужики. — Андрей Яковлевич подошел.

— Здорово, Колчан, — поздоровались мужики. — На блядки собрался?

— А то куда ж? Двух уже по дороге отгреб, ядрена палка.

— Ага, — сказал дед Семен Абатуров. — Корову и собаку!

— У тебя, дед, — ответил Колчанов, — нет фантазии.

— Вот я собак и не бубу. — Дед Семен поплевал на окурок. — Слыхал новость? Бубийство у нас!

— Ну?! Кого ж бубили? — Андрей Яковлевич вытащил беломорину.

— Неуж не слышал?

— Откель? Я из дому трентий день не выхожу.

— Бляха-муха, какой анахорет!

— Сам иди на херет!

— Эка! Не стану тебе, долбаносому, коли так, ничего рассказывать!

— Не обижайся, старый хрен.

— А я на чудаков не обижаюсь.

— Говори, кого бубили-то, а то развел манифест.

Дед Семен почесал бороду и сплюнул с крыльца.

— Евреев бубили, вот кого!

— Ну?!

— По жопе пну!.. И еврея, и его еврейку.

— Кто ж бубил-то?

— А кто ж скажет?

3

Летом в деревню приехали дачники. Весной они приезжали присматриваться. Прознали, что в Красном Бубне есть дома на продажу. Приехали на стареньком «москвиче» и сразу застряли в грязи.

Слава богу, мимо ехал на велосипеде Колчанов.

Он с утра мучился. Накануне ездил на свадьбу в соседнюю деревню и вернулся оттуда восьмеркой. С утра Андрей Яковлевич проснулся на полу, его всего колотило, как стахановский отбивной молоток. Кое-как дополз до стенки, по ней добрался до бочки с водой, опустил туда голову и напился, чисто собака.

Высунув голову, посмотрел в мутное зеркало, и так ему стало обидно. Сын погиб, жена умерла. Остался Андрей Яковлевич один-одинешенек. И некому ему с похмелья разогреть жирных щей и поднести стопку.

Колчанов определенно знал, кто виноват в этом. Евреи. Они пролезли всюду и не дают человеку продыху.

Когда-то, еще при СССР, Андрей Яковлевич отправил жалобу в ЦК КПСС на антисионистов. Ему не ответили. И Колчанов понял тогда, что и в Центральном комитете окопались носастые. Значит, дергаться бесполезно. Если они в ЦК, то, значит, они и в КГБ, а если они в КГБ, то они и в МВД. Понятно, почему менты такие козлы.

Андрей Яковлевич вышел, шатаясь, на крыльцо. Лил дождь, и от этого стало еще поганей.

Он выкатил велосипед и поехал в сельпо. Денег не было. Была слабая надежда, что Галошина отпустит в долг.

Магазин оказался закрыт.

— Сионисты поработали и здесь, мать их в бок! — выругался Колчанов и поехал назад.

Он ехал и думал, где бы поправиться, но вариантов мало — времена трудные.

И тут Андрей Яковлевич увидел городскую машину, застрявшую в грязи. Вокруг нее суетились носатые. Еврей толкал машину сзади, а его баба держала над ним зонтик.

4

У мужчины был нос, который называют в деревне рулем, глубоко сидящие темные глаза, бородка, как у Калинина, черные с проседью волосы торчали из-под красной бейсболки с портретом бульдога. Одет был в американские джинсы и клетчатую фланелевую рубаху.

Его баба помельче. И нос у нее помельче, и ростом она пониже. И худая как шкилетина. А одета была в плащ и беретку с хвостиком.

Андрей Яковлевич притормозил и слез с велосипеда. Бутылка, которую он искал все утро, сама едет к нему в горло.

— Здрасте, — сказал он, приподнимая кепку.

Мужик перестал толкать машину.

— Здравствуйте... Вот, застряли немного, — сказал он.

Андрей Яковлевич прислонил велик к дереву, обошел машину и усмехнулся.

— «Немного» — он говорит! Ну, коли немного, то я тогда пошел, — при этом Колчанов никуда не уходил, — а вы тута колупайтеся до вечера.

Мужик понял намек и спросил:

— Вы, наверное, здешний?

Колчанов кивнул:

— Ну! А ты думал, что я австрийский абриген?

Мужик оценил шутку и засмеялся:

— Нет, я так не думал. Я думаю, что вы можете нам помочь.

— Дык, — Колчанов поскреб небритый подбородок, — помочь я, конечно, могу добрым людям... Я тут, почитай, всю жизнь живу. Меня тут кажная собака знает. Знает и уважает. Потому что я тута не последний, тому подобный, человек. — Он постучал по капоту. — Звать меня Андрей Яковлевич. Кого хошь спроси — кто такой Колчанов, все тебе скажут.

— Дегенгард Георгий Адамович, — представился мужик.

«Ага!» — подумал Колчанов.

— А это моя супруга Раиса Павловна. — Баба кивнула.

— Андрей Яковлевич я... Колчанов. — Он протянул руку. — Жаль, выпить не взял за знакомство.

— Так у нас есть. — Мужик открыл багажник, а там пол-ящика белой.

Колчанов даже зажмурился.

Мужик вытащил бутылку и два стаканчика.

— Только я за рулем, — сказал он. — Выпейте с Раисой.

— Ну и что, я тоже за рулем. — Колчанов показал на велосипед.

Мужик засмеялся:

— Очень приятно, что в деревне сохранились носители природного юмора. — Он открыл бутылку и налил сначала Колчанову, а потом жене.

— Мне чуть-чуть, — остановила его Раиса Павловна.

— Ну, за знакомство, и чтоб не последняя. — Колчанов выпил, вытащил из кармана яблоко, понюхал и протянул бабе. — Закуси!

— Спасибо. — Та взяла яблоко, но есть не стала, а тихонько засунула его куда-то в рукав.

Колчанов это отметил: «Брезгует, курва». Водка подействовала, и Андрея Яковлевича отпустило.

— Какими судьбами? — спросил он.

— Да вот... Хотим у вас в деревне домик купить. Потянуло с годами, знаете ли, к природе.

— Это хорошо. — Колчанов посмотрел на бутылку и подумал: «И чего это тянет носатых к нашей природе?» — Значит, решили у нас, так сказать, обосноваться?

— Мы слышали, — высунулась баба, — что у вас тут можно домик купить недорого.

— Может, и недорого можно, — неопределенно ответил Колчанов. — Смотря у кого покупать... Ты налил бы, хозяин, еще, чтоб я подумал.

Мужик налил.

— Мне больше не надо. — Его баба прикрыла стаканчик ладонью.

— Хорошая водка, — похвалил Колчанов. — Где брали?

— В Москве.

— А... В Москве продукты хорошие... А люди — говно... Я вас-то, конечно, не имею в виду. Вы-то, я вижу, не такие... А так... сколько я в Москву езжу — говно там люди.

Мужик вздохнул:

— Почему-то складывается такое мнение в регионах.

— Конечно. — Колчанов прищурился и, не вынимая пачки, достал из кармана беломорину. — Какое уж тут мнение может складываться, коли люди говно. Зажрались там... Ты не обижайся, Адамыч... Ты, я вижу, из других. — Колчанов еще раз обошел машину. — Как засела-то! — Он присел на корточки. — Без трактора не обойтись... Ну, повезло вам, москвичи, что на меня нарвались! А то б сидели до вечера в грязи... Я, короче, поеду за трактором... К моему другу Мишке. Он мне трактор, конечно, даст... Но я ему за это буду должен... — Колчанов помялся, — бутылку. Такие расценки.

— Нет проблем. — Мужик открыл багажник, вытащил бутылку и протянул Колчанову.

— Вы-то понимаете. — Андрей Яковлевич сунул ее в карман. — Я бы с вас ничего не взял. Я всю жизнь прожил — ни хера не нажил. Потому что такой бескорыстный я есть человек. Вот и живу весь в говне... Налей, Адамыч, на ход ноги, чтоб мне побыстрее педали крутить.

5

Мишка Коновалов пьяный спал на крыльце. Он помогал соседям выкапывать картошку, и его отблагодарили.

Трактор стоял рядом. Колчанов обрадовался — можно взять трактор и не делиться с Мишкой. Он спрятал велосипед в кустах, огляделся и спрятал там же бутылку, зарыл ее в листья. Сел на трактор и погнал вытаскивать евреев.

6

Москвичи сидели в машине и пили из термоса.

— А вот и я. — Андрей Яковлевич выпрыгнул из трактора. — Колчанов не подведет! Сказал — сделал!

— Хотите кофе? — предложила баба.

— Не-е. — Он замахал руками. — У меня от него сердце барахлит. Ничего пить не будем, пока не вытащим!

Зацепили тросом машину и вытянули из грязи на сухое место.

— Спасибо громадное! — Георгий Адамович приложил к груди руки. — Не знаем, что бы мы без вас и делали!

— Да фули. — Андрей Яковлевич вытер рукавом лоб. — Ну вот... одни работают, а другие награды получают, сидя дома. Мишка, вон, только разрешил трактор взять, и бутылка уже его. За что?! Трактор — общественный, горючее — тоже! А я туда на лисапеде... там уговаривай его... Кстати, не хотел за бутылку давать, жид! Грит: гони две! Еле уломал. — Андрей Яковлевич вздохнул. — А я — туда на лисапеде, обратно на тракторе! Теперь назад трактор сдавать, оттуда опять на лисапеде, а мне не по дороге ни хрена... И по делам я упоздал. — Колчанов вздохнул.

Адамыч намек понял и вытащил из багажника бутылку.

— Это вам.

— Это что?.. Да что ты, Адамыч! Я ж не к этому говорил-то! — Андрей Яковлевич взял бутылку и потряс ею. — Я ж за справедливость. Справедливости, говорю, нету. Вот я про что... Но коли ты от души, возьму, чтоб не обидеть хорошего человека, потому что из Москвы в основном говно едет, вам не чета.

Он убрал бутылку и хотел уже было отправиться, но тут баба спросила:

— Андрей Яковлевич, так вы не знаете, кто у вас тут дома продает?

Колчанов поскреб висок, у него созрел план. После гибели сына остался пустой дом, в котором сын отдыхал летом с семьей. Там уже несколько лет никто не жил. Присматривать за домом было недосуг, и он потихоньку приходил в негодность. Текла крыша. Труба частично обвалилась. Треснула потолочная балка. Да и деревенские архаровцы постарались — порастырили что могли. Честно говоря, Андрей Яковлевич и сам в точности не знал, в каком состоянии теперь дом, потому что забыл, когда был в нем последний раз. Хорошо бы продать его евреям. Если не купят, то, по крайности, раскрутить их на угощение. Со всех сторон расклад удачный. А уж продать евреям развалюху — дело богоугодное... А если не получится, он водочки-то их попьет, а потом и скажет: «Катитесь отсюда к едрене матери! Не стану я память о сыне за тринадцать сребреников продавать! Вы, евреи, Христа распяли, и за это вам — хер!»

— Как не знаю? Конечно знаю! Я и продаю, — сказал Колчанов.

— Правда?

— Ну, йоп! Колчанов жизнь прожил — никому не соврал! Продаю, конечно. Первосортный... Пятистенок. Печка, чулан, веранда, хоздвор огромный. Сад фруктовый не в рот, извините, какой! Только маленько запущенный. Но это поправимо. Сорняков повыдергать и моркови посадить... Погреб глубокий. Зимой картошку будете складать. Сверху люка я шинель всегда кладу для тепла.

— Вас нам, — сказала Раиса, — наверное, Бог послал.

— А кто ж еще? — согласился Колчанов. — Он самый...

7

Поехали смотреть дом. Колчанов приготовился к поединку. Но супругам, на удивление, дом понравился. Тогда Андрей Яковлевич заломил немыслимую цену. Думал, они начнут торговаться и он уступит вполовину. Но и тут евреи неприятно его удивили, согласившись с ценой без базара. За это Колчанов стал их уважать еще меньше и предложил купить втридорога оставшиеся в сарае дрова, которые все давно сгнили. Те, не глядя, взяли и дрова. Мало того, захотели оформить куплю прямо сейчас, чтобы лишний раз не ездить.

Поехали в правление. Там Андрей Яковлевич немного поволновался. Бухгалтера не оказалось на месте, и Колчанов боялся, что сделка сорвется из-за ерунды. Но все обошлось. Какие нужно документы подписали. Андрей Яковлевич пересчитал деньги.

 

В тот вечер Колчанов обмывал с новыми хозяевами проданный дом, а утром они укатили в Москву. Андрей Яковлевич запил и не просыхал, пока не кончились деньги. А когда протрезвел, очень обиделся. «Правильно говорят, еврейские деньги счастья не приносят. Продал сынов дом батька-иуда!» Поэтому, когда евреи приехали жить, Колчанов принял их холодно. Уж очень ему было обидно за себя и за русских вообще.

8

Приехав, Дегенгарды стали обустраиваться основательно. Первым делом выстроили высокий забор. С деревенскими же общались вежливо, но в дом не приглашали. А если кто приходил по какому делу (а дела в деревне известные — денег занять или опохмелиться), то разговаривали у ворот.

Это деревенским, само собой, не нравилось. Во-первых, им было любопытно — чем городские там занимаются, во-вторых, обидно, что чужаки завели свои порядки в их деревне. Все ждали, когда же дачники наконец поедут в город, чтобы залезть и посмотреть. Но, как назло, вдвоем они не уезжали.

Общество решило, что евреи купили дом, чтобы пить там кровь христианских младенцев, которых они привозят из Москвы в багажнике. В деревне младенцы пока не пропадали. Лиза Галошина, которая долго работала в столице, рассказывала, как это сейчас делается. Берут сирот из детдома, оформляют за границу бездетным иностранцам, а сами детей увозят в глухие места и там пьют их кровь, а внутренние органы продают в Вымираты султанам из Махрейна, чтоб те меняли свою старую, засранную коньяком печенку на новую. Скорее всего, евреи и себе поменяли все внутренние органы, для пенсионеров они выглядели подозрительно, как молодожены из санатория.

Временами из их трубы шел какой-то очень уж черный дым. Решили, что евреи сжигают трупы младенцев, из которых высосали кровь.

Мишка Коновалов рассказывал деревенским про своего родственника, который работал на мясокомбинате, пил свежую бычью кровь, от нее чувствуешь себя капитально и хрен стоит, как у быка.

Петька же Углов предложил залезть на крышу и взять пробы дыма из трубы для экспертизы, чтобы отвезти их куда следует и проверить. Но никто не знал, как это сделать и куда везти потом пробы.

А дед Семен рассказывал, будто ночью, проходя мимо колчановской синагоги, он видел на заборе семейство чертей с большими носами. Дед Семен вывел, что дачники и есть черти из Москвы, которые развалили колхозы и довели всю Россию до упадка, а теперь добрались до них, чтобы нафуярить и тут.

Колчанова шпыняли за то, что он продал дом нелюдям, от которых теперь страдает вся деревня. Андрей Яковлевич только огрызался — он и сам был не рад.

Наконец на стихийном собрании решили послать к москвичам Мишку Коновалова, чтобы он заявил им ультиматум: либо они ведут себя как положено, либо уматывают отсюдова к свиньям собачьим в Израиль. С Коноваловым отправились несколько человек. По дороге Мишка размахивал палкой и кричал, что научит уважать русский народ. У дома все спрятались в кустах, а Мишка перекрестился, постучал палкой по воротам и крикнул:

— Открывай!

Ворота открылись. Мишка прошел внутрь. Через полчаса он вышел пьяный в дымину и без палки. На вопросы не отвечал, говорить не мог. На следующий день ничего не помнил. Помнил только, как ему налили и он выпил. А дальше — как отрезано.

Деревенские в очередной раз осудили звериное нутро сионизмов за то, что они спаивают русский народ.

За это им на заборе нарисовали череп-кости и написали внизу:

 

Х... и П...

 

И вот евреев убили.

9

Проезжая утром мимо нехорошего дома, Мишка увидел, что ворота распахнуты. Он остановился и пошел посмотреть. Заглянул во двор. Прошел внутрь. В доме Мишка нашел тела застреленных москвичей, кучу мензурок, какие-то химикаты и старинную книгу с нерусскими буквами. Побежал за мужиками.

Вызвали милицию из Моршанска. Приехало двое — сержант и капитан. Капитан осмотрел трупы и пришел к такому предварительному выводу: дачники застрелены. Их кто-то застрелил.

Трупы увезли. Дом заколотили и опечатали.

На следующий день из Моршанска приехал сын Борьки Сарапаева Ванька, который работал там милиционером, и рассказал, что трупы дачников из морга исчезли вместе с санитаром.

Похоже, убийцы заметали следы. Тут мнения разделились. Одни говорили, что евреи прислали какому-то султану испорченные органы и за это султан подослал к ним моджахеда из Вашингтона. Другие считали, что они не поделили деньги с московскими продажными чиновниками, с помощью которых забирали детей из детских домов. А Семен Абатуров сказал, что это «чистая метахизика», но не объяснил, что он имеет в виду.

10

Звезда Рэдмах засияла на небе, когда из пещеры вышел обнаженный, костлявый, седой бородатый человек и пошел по древней тропе к вершине горы, опираясь на палку. Он шел твердо и уверенно. Казалось, что земля постанывает у него под ногами.

И кролик, и белка, и пятнистый олень, прибежавшие посмотреть, кто тут ходит, в ужасе кинулись прочь.

— Гибель и мор! Гибель и мор! — кричали звери, каждый по-своему.

И одинокий волк вышел навстречу. Но когда глаза его встретились с глазами человека, волк заскулил жалобно и, поджав хвост, подполз к нему и принялся лизать мокрым языком руки незнакомца.

И взошел человек на вершину горы, и сел на камень. И возвел очи к звезде Рэдмах, и сказал:

— Я ГОТОВ, О ВЕЛИКАЯ МАТЕРЬ ЗВЕЗД И ПРОСТРАНСТВ! Я ГОТОВ ПРИНЯТЬ ТВОЮ СИЛУ И ТВОЕ ПОСЛАНИЕ, КОТОРЫЕ ЗАВЕРШАТ ЧЕРЕДУ МОИХ ПЕРЕРОЖДЕНИЙ!

И грохот потряс землю. И с горы посыпались камни. И завыл волк, сидевший рядом.

И луч красного света вышел из звезды и коснулся груди человека. И сияние молний окутало его. А палка в руке вспыхнула и сгорела.

И когда все кончилось, человек сказал:

— БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, О ВЕЛИКАЯ ЗВЕЗДА РЭДМАХ!

И спустился он с камня, и положил руку на волка, и сказал:

— Долго я копил силы! И теперь я готов покинуть этот мир, чтобы отправиться в другой, высший!

Волк заскулил и задрожал.

— Я завершил свой путь на этой Земле, — продолжал человек. — Но то знание, которое я накопил за долгие века, не должно пропасть!

Незнакомец достал из мешка большую книгу и маленькую шкатулку. И открыл он книгу и пробормотал что-то из нее. А потом откусил себе мизинец, и положил в шкатулку, и убрал шкатулку с книгой обратно в сумку, и повесил ее волку на шею.

— Ты будешь хранить это до тех пор, пока не появится тот, кто сможет этим воспользоваться. Ибо, воспользовавшись этим, станет сильнее всех! Прощай же, зверь!

Человек поднял руки, оторвался от земли и полетел к звезде.

Глава вторая

Ужасное происшествие
на картофельном поле

1

Петька Углов собрался ночью на рыбалку.

Еще с вечера он прикормил карасей отрубями и надеялся на хороший клев.

Петька вытащил из-за печки четверть самогона, налил стакан мутной жижи, выпил, зажевал огурцом, поставил бутыль на место, надел сапоги, взял удочку, ведро, банку с опарышами и пошел к двери.

Но у двери остановился и вернулся — налить еще.

Он положил на пол удочку, поставил ведро, кинул в него банку с опарышами, вытащил из-за печки четверть, налил стакан, выпил, зажевал огурцом, поставил бутыль на место, поднял с пола удочку, подцепил ведро и пошел к двери.

В ведре гремела банка.

Взявшись за ручку, Петька замер, а потом повернулся на каблуках и пошел обратно.

Поставил ведро под стол, прислонил удочку к стенке, достал из-за печки четверть, налил, выпил, понюхал огурец, убрал бутылку на место, взял удочку и пошел к двери.

Но рядом с дверью понял, что в руке чего-то не хватает.

Не хватало ведра.

Петька в третий раз пошел обратно.

Поставил удочку, нагнулся, выдвинул из-под стола ведро на видное место, достал четверть, налил стакан, выпил, взял ведро и закинул на плечо удочку.

Крючок отцепился от удилища и зацепился за телогрейку на стуле.

Петька пошел к двери, но что-то удерживало его и не давало идти на рыбалку.

Углов напряг спину и, упираясь посильнее пятками в пол, все-таки пошел вперед, потому что не привык, когда ему не дают сделать того, что он задумал.

Он вольная птица, сам себе голова, кормится со своего огорода — и нечего его задерживать!

Что-то за спиной не выдержало его напора и потащилось за ним.

Идти было нелегко.

— Отъебись, говно! — сказал Петька невидимой силе.

Это не помогло.

Петька напрягся и рванулся со всей силы.

Леска лопнула, и Петька полетел в дверь.

Его сначала стукнуло лбом, а потом ведром.

Ведро смялось, стало немного угловатым.

Петька нахмурился, потер лоб.

Он оглянулся на удочку и увидел свободно болтающуюся леску без крючка.

Без крючка на рыбалку не ходят.

Петька вернулся к столу, вытащил четверть, налил и выпил.

И полез на печку, где у него хранились рыболовные крючки.

Он без труда нашел нужный, спрыгнул вниз и попал обеими ногами в ведро, сплющив банку с опарышами, потерял равновесие и завалился на удочку, сбив со стола бутылку.

Бутылку Петька спас, поймав ее вверх горлышком, лежа на спине.

А удочка сломалась напополам.

Не вынимая ноги из ведра, он допил бутылку и отключился.

 

Через день Петька рассказывал, что нечистая сила забралась к нему в дом и там устроила бардак, а его, Петьку, не пускала на рыбалку, крепко схватив волосатыми лапами за удочку. Но он развернулся и дал ей в пятак. А после этого началась у них битва, и нечистая сила сломала удочку, оборвала крючок и всунула его ногами в ведро.

Деревенские смекнули, что это Дегенгарды продолжают безобразить в деревне после смерти.

2

Через день Петька пошел на пруд, прикормить рыбу.

На берегу лежал дед Семен. Кто-то заботливо подложил ему под голову полено.

Абатуров служил церковным старостой в деревенской церкви, которую сам же и построил, когда вернулся с войны. А с недавних пор отвечал за все, тем более что старенький священник игумен Виссарион на днях скоропостижно отдал Богу душу.

От деда разило сивухой. Углов подумал, какие отзывчивые люди живут в их деревне, в городе хрен бы кто пьяному подложил под голову полено. Он вспомнил, как много лет назад поехал в Москву посмотреть Олимпиаду-80...

В поезде Петька познакомился со студенткой Таней. Она ему очень понравилась. Петька наврал, что он прыгун с шестом и едет участвовать в Олимпиаде.

— А где ваш шест? — спросила Таня.

— Эх, Таня, — Петька наморщился, — шест я покажу тебе в Москве. Он такой длинный, что в поезд его не затянешь.

В вагоне-ресторане Петька перепил и раздухарился. Он схватил стул и, пользуясь им как шестом, стал перепрыгивать через столы, попадая ботинками по головам мужчин и коленкам женщин. Перебил порядочно посуды и хотел выбросить в окошко одного москвича в очках, который сделал ему замечание. В конце концов Углова сняли с поезда в Рязани и посадили на пятнадцать суток. К тому времени, когда Петька откинулся, Олимпиада и деньги кончились. В Москву было ехать незачем и не на что. Пока он сидел, умер Высоцкий. А Петька Углов не смог в трудный час подставить ему плечо.

Со временем у него сложился складный рассказ о тех событиях, и Петька делился им с теми, кого уважал:

— Прослышал я от моего кореша армейского, который в Москве живет, что тяжелый выдался восьмидесятый год у Владимира Семеновича. Со всех сторон, рассказывал Высоцкий моему другу, обложили меня, короче, темные силы. Не дают мне, гады, нормально жить и работать, сочинять песни для всей страны и радовать население новыми ролями в кино. Давят меня, как будто прессом, не пускают за границу к жене. Сажают меня менты, почитай, каждую неделю, чтобы я подорвал окончательно в ЛТП здоровье. Будто я не Высоцкий, а обычный ханыга! А как же не выпить, когда меня в кино не снимают? Шукшин Вася хотел кино снять «Кто же убил Есенина?» — как сионисты повесили русского поэта. Меня позвал на главную роль — друга Есенина, чекиста. Так сионисты разнюхали про творческие планы, и Шукшина тоже угондошили несчастным случаем. И нет теперь, стало быть, ни кино, ни друга моего разлюбезного — Василия Макаровича! Сказал это Высоцкий, и слеза его прошибла. И ко мне, говорит, подбирается теперь всякая нечисть! Жить мне осталось считаные дни, ежли не найду я поддержки в народе!.. А кореш мой Высоцкому и говорит: погоди, Семеныч, рано тебя еще хоронить. Песни твои нужны и кинороли, чтобы людям русским глаза открывать! А есть у меня в деревне Красный Бубен лучший друг, Петька Углов, служили с ним вместе, ели кашу из одного котелка. Охраняли границы нашей Родины, чтобы ни одна гадина не пролезла к нам через колючку! Я, говорит, за Петьку ручаюсь головой и уверен в его твердой руке и верном глазе. Стреляет он с обоих рук вслепую, бегает быстрее твоей собаки, а уж при самообороне вырвет кому хошь ноги и вместо рук вставит их обратно кверх ногами. Мы его в столицу вызовем и дадим задание — лично отвечать перед народом и партией за народного певца и днем и ночью, быть, значит, рядом, как Саньчапанса! И он тебе какую хочешь народную поддержку окажет и отмудохает — на кого только покажешь! Работай после этого, дорогой наш товарищ Высоцкий, сочиняй побольше песен, пой их где пожелаешь и снимайся в каких душе угодно кинофильмах. Тылы и фланги у тебя, стало быть, будут не знамо как надежно прикрыты. Только свистнешь — а Петька уже кому надо нос сворачивает. Работай, Володя, одним паразитом меньше... Высоцкий, как это услышал, повеселел. Вот спасибо, говорит, теперь я спокоен и напишу сейчас новую песню про то, бляха, какие замечательные люди у нас по деревням. И написал такую песню:

Шуточная такая песня, но по-доброму, не как про это самое — выпили, короче, жиды всю воду, и пошло-поехало... Прознали кому надо, что еду я оказывать поддержку Высоцкому, и подослали в поезд москвича одного очкастого, спровоцировать меня на злостное хулиганство, чтобы я ему навешал от души звездюлин. Ну я-то не дурак, башка варит, ждал по дороге засаду и терплю до последнего. Говорит мне очкастый: фули ты, деревня, стаканы со столов скидываешь?.. А я и не его стаканы вовсе скидываю. Просто стаканы женщины одной, с которой познакомился. Стаканы, не имеющие к нему никакого отношения. Но молчу, скриплю зубами. Говорю ему культурно: не твои стаканы, не лезь... Руки положил одну на другую, как в школе, и сижу, смотрю в окошко на лампочки. Опять он мне: фули ты, деревня, материшься на весь вагон-ресторан?.. А где, я его спрашиваю, русскому человеку еще поматериться?.. И отодвинул его легонько в сторону, чтоб он мне вид из окна на Россию не закрывал своей гнусной мордой. А этот студент хватает меня за шиворот, плюет мне на шею и кричит: я не позволю! Я не позволю!.. Тут я не выдержал. Нервы натянуты до предела, сорвался я. Это ж надо — Петру Углову за шиворот плевать! Взял я этого провокатора, вытащил за ноги в тамбур и хотел с поезда спустить под откос, да не успел. Налетели из засады, повалили меня на зассанный пол, мордой по ступенькам повозили, и все. Так я и не доехал до Владимира Семеновича, и он умер, не дождавшись поддержки от народа...

3

Петька поправил полено под головой деда Семена. Уже темнело. Он высыпал отруби в пруд на свое любимое место возле коряги и пошел домой — выпить самогона и посмотреть по телевизору кино.

Шел по дороге и курил.

Зазвенел велосипедный звонок. Углов обернулся. Сзади крутил педали Колчан.

— Привет, Петька, — поздоровался он. — А где Чапаев? — Это была его постоянная шутка.

— В пруду теперь живет, — ответил Петька. — Теперь он человек-анхимия, морской дьявол. Я его прикармливать ходил отрубями.

— Клюет? — Колчанов поравнялся с Петькой, слез с седла и пошел рядом. Вытащил из кармана папиросу.

— А ты откуда, на ночь глядя?

— Да вот, еду... — Он помолчал. — Надо картошки накопать... Дай спички.

— Пососи у птички. — Петька протянул коробок.

Вышли к полю.

Андрей Яковлевич огляделся.

— Подержи лисапед, я быстро...

Колчанов вытащил из сумки саперную лопатку, поплевал на руки и копнул.

Откуда ни возьмись налетел ветер. Закаркали вороны. Пахнуло какой-то дрянью.

— Чего это? — Андрей Яковлевич придержал кепку, которую чуть не сорвало с головы.

Ему показалось, что у чучела сверкнули глаза-пуговицы, а нарисованный рот ухмыльнулся.

Петьке тоже стало не по себе, но привычка шутить победила.

— Японский цунами. — Он нажал на велосипедный звонок.

Колчанов вздрогнул.

— Не лезет, сука! — Он потянул за ботву. — Земля, что ли, ссохлась?

— Старый ты стал... Пора тебе на погост в мавзолей...

— Я еще всех вас переживу и на ваших похоронах набухаюсь! — Колчанов дернул.

Порыв ветра. Чучело взмахнуло рукавами. Стая ворон поднялась в небо и закрыла полную луну.

Колчанов перекрестился. Он допускал, что Бог, в принципе, есть и может помочь в затруднительном положении.

У Петьки изо рта ветром вырвало окурок.

— Что за херня, Петька? — Колчанов посмотрел в небо. — Как будто война началась.

— Современная война такая, что кнопку нажал — и копец... Хорош кота тянуть: выкапывай — и пошли... Я еще по телевизору хочу кино посмотреть про фашистов... — Он вытащил сигарету, чиркнул спичкой, но опять налетел ветер. — Черт!

— К ночи не поминай, накличешь. — Колчанов огляделся, ему опять почудилось, что чучело усмехается нарисованным ртом. — Ладно. — Он схватился за куст и, дернув что есть мочи, вырвал его.

Картошка, висевшая на ботве, была гигантского размера, каждая величиной с небольшой арбуз.

— Ни хера себе! — хохотнул Колчанов. — Вот так бульба! — Он стряхнул ее о землю и руками полез в лунку посмотреть, не осталось ли там еще.

Вдруг лицо Колчанова вытянулось, а брови поползли вверх.

— Петька, — выдавил он сипло, — меня что-то схватило и вниз тянет! Помоги!

Его дернуло, он напрягся, сопротивляясь неведомой силе.

Петька растерялся. Он держал велосипед и почему-то боялся его отпустить.

— Петька! Помоги, Петька-а-а! — Колчанов опять дернулся и ушел в землю по плечи. — По-мо-ги-те! У-би-ва-ют!

Углов словно прирос к велосипеду. Голова Колчанова отогнулась назад, как у человека, которого засасывает в болото и он из последних сил старается оставить нос и рот на поверхности. Колчанов растопырил ноги, чтобы зацепиться ими, но ноги продолжали скользить к лунке.

— Ой! Бляха-муха! Руки отпусти, сука! Сука-бл... — Крик оборвался на полуслове. Голова Колчанова ушла в землю. На поверхности остались только рваные офицерские брюки да голенища яловых сапог — наследство погибшего сына. Еще рывок — и на поверхности только подошвы. Еще рывок — и земля с краев посыпалась в лунку...

Вдалеке над лесом заухал филин.

Петька вздрогнул. Будто он проснулся среди ночи в глубоком похмелье. Мотнул головой, стряхивая оцепенение. А может, и не было ничего? Может, показалось? Он же современный человек и в курсе — такого в жизни не бывает. Такими историями пугают друг друга дети перед сном. Такой страшилкой хорошо припугнуть бабу-дуру, потому что, как показывает практика, они с перепугу лучше пялятся.

Петьке изо всех сил хотелось так думать, чтобы не свихнуться. Но откуда тогда у него руль? Откуда сумка на кустах? Откуда саперная лопатка валяется?

Углова затрясло, зубы застучали. Велосипед упал на землю.

— Бзынь-нь-нь! — звякнул звонок.

— Ух-ху-ху! — снова заухал филин.

Петька поднял к темному небу белое лицо. Зловещая луна смотрела на него. Петька заорал бессмысленным звуком и кинулся прочь. Он налетел на чучело и сшиб его. На голове Углова осталась дырявая шляпа пугала. Он бежал и бежал, не разбирая дороги, хрипя, как лошадь. Ему казалось, что за ним катятся гигантские картофелины, а ботва тянется, чтобы схватить за ноги и утянуть вслед за Колчаном под землю.

Не помня как, Петька влетел в дом, задвинул засов, накинул крючок и подпер дверь поленом. Кинулся к печке, вытащил четверть и прямо из горлышка выхлестал грамм триста-четыреста. Начал успокаиваться. Поставил бутылку на стол, сел напротив и смотрел на нее не отрываясь. Потом налил стакан, выпил, поставил и уставился теперь на стакан. Вздохнул. Почесал лоб, снял с головы дырявую шляпу, осмотрел. Откуда она? Положил шляпу на стол и долго на нее смотрел. Налил еще, вы…