Я, Юлия

Оглавление
Благодарности
Информация для читателей
Dramatis personae. Действующие лица
Prooemium. Тайный дневник Галена
Liber primus. Книга первая. Коммод
I. Тайный дневник Галена
II. Неистовая Юлия
III. Пепел Рима
IV. Всемирный амфитеатр
V. Наместник
VI. Меткость императора
VII. Никто
VIII. Страх
IX. Всеобщий замысел
Х. Пять кандидатов
Liber secundus. Книга вторая. Пертинакс
XI. Тайный дневник Галена
XII. Неожиданное предложение
XIII. Что решил Пертинакс
XIV. Послание Юлии
XV. Забытые
XVI. Мятеж
XVII. Прибытие Цилона
XVIII. Что решил Квинт Эмилий
Liber tertius. Книга третья. Юлиан
XIX. Тайный дневник Галена
ХХ. Продажа верховной власти
XXI. Встреча
XXII. Святотатственное рассечение кожи
XXIII. Юлиан у власти
XXIV. Рынок рабов
XXV. Второй император
XXVI. Задержание особого рода
XXVII. Сестры
XXVIII. Замысел Юлиана
XXIX. Прощание
XXX. Три императора
XXXI. Что решил Альбин
XXXII. Особенная женщина
XXXIII. Оборона Рима
XXXIV. Гонец от Юлиана
XXXV. Медленное умирание
XXXVI. Териак
XXXVII. Человек особой породы
XXXVIII. Expeditio urbica
XXXIX. Проклятие дома Флавиев
XL. Запах власти
Liber quartus. Книга четвертая. Нигер
XLI. Тайный дневник Галена
XLII. Что решила Юлия
XLIII. Всеобщая война
XLIV. Встречи
XLV. Битва при Иссе
XLVI. Тщеславие Галена
XLVII. Поражение императора
XLVIII. Заботы Севера
XLIX. Легионы Юлии
L. Северный дождь
LI. Expeditio mesopotamica
LII. Mater castrorum
LIII. Тайный дневник Галена
LIV. Новый цезарь
Liber quintus. Книга пятая. Альбин
LV. Тайный дневник Галена
LVI. Падение Византия
LVII. Mare Britannicum
LVIII. Решение задачи
LIX. Переговоры
LX. Окончательный замысел
LXI. Пища, способная изменить мир
LXII. Печальное возвращение
LXIII. Враг Рима
LXIV. Тайная сила Севера
LXV. Друзья Альбина
LXVI. Princeps iuventutis
LXVII. Expeditio Gallica
LXVIII. Битва при Лугдуне
LXIX. Самая долгая ночь
LXX. Ловушка Альбина
LXXI. Когда все становится неважным
LXXII. Голова императора
LXXIII. Тайный дневник Галена
LXXIV. Окончательная победа
Приложения
Историческая справка
Словарь латинских и прочих иноязычных терминов
Схемы и карты
Библиография
Примечания

 

 

 

Santiago Posteguillo

YO, JULIA

Copyright © Santiago Posteguillo, 2018

Illustrations copyright © Leo Flores

All rights reserved

 

Перевод с испанского Владимира Петрова

Оформление обложки Егора Саламашенко

Иллюстрации Лео Флореса

 

Постегильо С.

Я, Юлия : роман / Сантьяго Постегильо ; пер. с исп. В. Петрова. — СПб. : Азбука, Издательство АЗБУКА, 2025. — (The Big Book. Исторический роман).

 

ISBN 978-5-389-31032-2

 

18+

 

192 год. В Риме правит обезумевший император Коммод, который мнит себя новым Геркулесом, устраивает показательные выступления с демонстрацией своей нечеловеческой силы и держит в заложниках семьи наместников удаленных областей. Сенат теряет остатки терпения, и наступает один из тех периодов римской истории, когда быть императором особенно опасно для жизни.

После смерти Коммода Юлия Домна, жена наместника Септимия Севера, уезжает к мужу, тем самым развязывая ему руки, и вскоре у Рима оказывается несколько императоров: помимо собственно римского, еще двое в далеких провинциях, в том числе и Север. Политические интриги, попытки заключать альянсы, заговоры, несколько войн — пять бурных лет Юлия стоит плечом к плечу с мужем, выступая его полноправным советником и выказывая немалые политические и стратегические таланты. И у Юлии есть собственный план — ее амбиции требуют не просто привести Септимия Севера к власти...

Сантьяго Постегильо, филолог и лингвист, дотошный исследователь и энергичный рассказчик, автор исторических бестселлеров, посвященных истории Древнего Рима, в том числе многотомного эпика о Юлии Цезаре, над которым он работает в настоящее время («Рим — это я», «Рим, проклятый город»), написал дилогию о Юлии Домне — женщине, фактически правившей Римом во времена, когда мнения женщин никто не спрашивал. В романе «Я, Юлия», в 2018 году получившем престижную премию Planeta, наконец обретает голос блистательная фигура, лишенная голоса на много веков.

Впервые на русском!

 

© В. А. Петров, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательство АЗБУКА», 2025
Издательство Азбука®

 

 

 

 

Посвящается Лисе и Эльсе — за все

 

 

 

 

 

She speaks always in her own voice
Even to strangers; but those other women
Exercise their borrowed, or false, voices
Even on sons and daughters.

She can walk invisibly at noon
Along the high road; but those other women
Gleam phosphorescent — broad hips and gross fingers —
Down every lampless alley.

She is wild and innocent, pledged to love
Through all disaster; but those other women
Decry her for a witch or a common drab
And glare back when she greets them.

Here is her portrait, gazing sidelong at me,
The hair in disarray, the young eyes pleading:
‘And you, love? As unlike those other men
As I those other women?’

Robert Graves. The Portrait

 

 

 

 

 

Она всегда говорит своим голосом,
Даже с незнакомцами, а другие женщины —
Чужим или измененным,
Даже когда беседуют со своими детьми.

Никем не замеченная, она проходит в полдень
По главной улице, а другие женщины,
Широкобедрые, с грубыми пальцами,
Сразу заметны в темном переулке.

Дикая и невинная, она пронесет свою любовь
Сквозь любые бедствия, а другие женщины
Зовут ее то ведьмой, то потаскухой
и откликаются на ее приветствие бешеным взглядом.

Вот ее портрет, она смотрит на меня искоса,
Волосы взъерошены, юные глаза вопрошают:
«А ты, любимый, ты не похож на других мужчин
Так же, как я — на других женщин?»

Роберт Грейвс. Портрет

Благодарности

Такой роман было бы невозможно написать без поддержки знакомых, друзей и родственников. Я очень признателен Жорди Пике, терпеливо прочитавшему первый вариант, и валенсийскому ресторану «Эль Селлер и л’Агла», где мы засиживались подолгу, обсуждая роман. Благодарю моего брата Хавьера и его жену Пилар, которые нашли время прочесть один из ранних набросков и высказать свои замечания.

Спасибо преподавателям Университета Жауме I (Кастельон) — Жулите Грау де Валенсия, Хесусу Бермудесу и Рубену Монтаньесу: они всегда приходили мне на помощь с латинскими и греческими текстами. Все ошибки в последних прошу отнести на мой счет.

Спасибо Марии Норьенге и Сидни-Сассекс-колледжу, благодаря которым я стал приглашенным преподавателем Кембриджского университета и получил доступ к отделу редких книг (да, так он и называется) местной библиотеки. Я смог прочесть, например, вышедший в 1903 году роман единственного автора, писавшего до меня о Юлии Домне.

Спасибо сотрудникам Agencia Literaria Carmen Balcells, особенно Рамону Конесе, за неизменную поддержку во всех моих литературных начинаниях.

Спасибо сотрудникам издательства Editorial Planeta за тщательную подготовку моего романа к публикации.

Наконец, я выражаю бесконечную признательность моей жене Лисе и дочери Эльсе, которых оставлял на неоправданно долгое время ради литературной работы.

Информация для читателей

Историческая справка и приложения

Роман «Я, Юлия» снабжен исторической справкой и приложениями. В справке подробно рассказывается об исторических событиях, на фоне которых происходит действие романа, перечисляются источники, которыми я пользовался, и результаты моих собственных трехлетних исследований. Советую читать справку после романа, иначе интрига раскроется преждевременно.

Приложениями, напротив, можно и нужно пользоваться по ходу чтения. В них включены карты, генеалогические древа, словарь латинских терминов и библиография. Особенно полезной будет карта Римской империи, на которой отмечено расположение легионов.

Об употреблении титулов «август» и «цезарь» [1]

Сегодня слово «цезарь» обозначает любого римского императора, но при Юлии Домне, то есть во времена расцвета Римской империи, «цезарь» и «август» употреблялись в разных ситуациях. «Августом» могли называть любого члена императорского семейства, например супругу или сестру императора. «Цезарем» же именовали наследника императора. Это различие было фундаментальным. Чтобы римляне и все обитатели империи знали, кто какой титул носит, чеканились монеты, где указывалось положение каждого представителя императорского семейства. Вокруг изображения «августа» заглавными буквами перечислялись все титулы императора. Нередко для того, чтобы на монете поместились все титулы, прибегали к сокращениям.

По идее, мог быть только один «август» — император, и только один «цезарь» — его наследник. На практике же в тот или иной момент могли существовать сразу несколько «августов» и «цезарей». Иногда царствовали два императора-соправителя, и отношения между этими «августами» были мирными. Бывало, что «август» назначал своими наследниками двух «цезарей» — на случай, если один скончается. Однако в силу человеческой природы часто случалось так, что при наличии нескольких «августов», деливших между собой власть, или нескольких наследников-«цезарей» они уживались друг с другом плохо.

Теоретически «августой» могла быть и женщина, если император наделял ее этим почетным титулом, не дававшим, однако, никаких реальных преимуществ. Супруги римских императоров не обладали властью и не могли повелевать легионами или влиять на принятие важнейших решений. По крайней мере, так думали жители Рима, что отражено во многих учебниках.

А теперь посмотрим, как все было на самом деле.

Dramatis personae [2]

Семейство Юлии

Юлия Домна, жена Септимия Севера

Септимий Север, наместник Верхней Паннонии

Бассиан, старший сын Юлии и Севера

Гета, младший сын Юлии и Севера

Юлия Меса, сестра Юлии

Алексиан, муж Месы

Соэмия, старшая дочь Месы и Алексиана

Авита Мамея, младшая дочь Месы и Алексиана

Враги Юлии

Коммод, император Рима

Пертинакс, сенатор

Юлиан, сенатор

Песценний Нигер, наместник Сирии

Клодий Альбин, наместник Британии

Римские женщины

Марция, любовница Коммода

Тициана, жена сенатора Пертинакса

Скантилла, жена сенатора Юлиана

Дидия Клара, дочь сенатора Юлиана

Мерула, жена наместника Песценния Нигера

Салинатрикс, жена наместника Клодия Альбина

Преторианцы

Квинт Эмилий, префект претория при Коммоде и Пертинаксе

Марцелл, центурион преторианцев при Коммоде

Туллий Криспин, префект претория при Юлиане

Флавий Гениал, префект претория при Юлиане

Таузий, преторианец-тунгр

Флавий Ювенал, префект претория при Септимии Севере

Ветурий Макрин, префект претория при Септимии Севере

Римские сенаторы и другие высокопоставленные лица

Эклект, управляющий императорским двором при Коммоде

Дион Кассий, сенатор

Сульпициан, сенатор

Тит Сульпициан, сенатор, сын Сульпициана-старшего

Гельвий Пертинакс, сенатор, сын Пертинакса

Клавдий Помпеян, сенатор

Аврелий Помпеян, сенатор, сын Клавдия Помпеяна

Лентул, легат

Эмилиан, легат

Вирий Луп, наместник Нижней Германии

Новий Руф, наместник Испании

Друзья и приближенные Септимия Севера

Плавтиан, друг детства Севера

Фабий Цилон, легат

Юлий Лет, легат

Кандид, легат

Аннулин, легат

Валериан, начальник мезийской конницы

Квинт Меций, трибун

Парфянские аристократы

Вологез V, царь царей

Вологез VI, первородный сын Вологеза V

Артабан V, второй сын Вологеза V

Хосров, третий сын Вологеза V

Другие персонажи

Гален, грек, врач императорской семьи

Филистион, библиотекарь в Пергаме

Опеллий, военный, служащий на границе

Каллидий, атриенсий семейств Северов

Луция, дочь поселенцев, живущих в приграничье

Нарцисс, атлет

Турдитан, работорговец

Аквилий Феликс, глава фрументариев, тайной полиции Рима

Prooemium [3]
Тайный дневник Галена

Заметки об императрице Юлии и о том, почему
содержимое этого свитка следует держать в тайне

Рим
950 ab urbe condita
 [4]

Мое имя — Элий Гален. Я учился в Пергаме и Александрии, много лет был врачом императорского семейства в Риме, а потому стал свидетелем множества достопамятных событий. Могу сказать, например, что я присутствовал при падении одной династии и восхождении другой. Еще я сопровождал римские легионы в походах против варваров — за Реном, за Данубием, на далеком Востоке. Я видел, как вспыхивают жестокие гражданские войны, как проливается кровь в амфитеатрах разных стран, как она хлещет рекой во время сражений. Но самое страшное, что мне доводилось наблюдать, — это чума, опустошающая целые края. Итак, перед моими глазами пронеслось много всего. Хронисты, состоящие при императоре, и прочие, записывающие на папирусе сведения о людских делах, должным образом занесут все это в свои анналы для потомства. И все же меня снедают сомнения: а как же Юлия? Кто-нибудь вспомнит о ней и ее судьбе? Всего лишь за десять лет она из никому не известной девочки, уроженки сирийской Эмесы [5], стала сиятельной императрицей Рима — невероятный cursus honorum!

Я же, движимый чувством благодарности и стремлением к справедливости, затеял беспримерный труд, решив рассказать обо всем с самого начала — с того дня, когда Юлия Домна прибыла в Рим. Но я не обладаю сноровкой записного поэта или ловкого сочинителя пьес для площадных представлений. Да, я написал немало, но то были трактаты, посвященные врачеванию, растениям и снадобьям, строению человеческого тела, недугам и их исцелению. Поэтому я столкнулся с трудностью, о которой даже не подозревал: как рассказать о судьбе человека? И в каком порядке? Излагать ли события в их естественной последовательности или избрать предметное изложение? Все это так ново для меня... Признаюсь, несколько месяцев я пребывал в совершеннейшей растерянности.

До чего же нелегко определить, как нужно вести рассказ! Если, конечно, ты желаешь достичь совершенства, к которому следует стремиться во всех своих начинаниях. В нашем случае это означает вот что: не принимайся за повествование, не выстроив замысла. Лучше вовсе не начинать, чем пускаться в такое безрассудство. И вот я потратил много времени и усилий, обдумывая вопрос: как поведать о судьбе Юлии Домны, могущественнейшей из римских императриц?

Я размышлял о том, из чего складывается личность человека: кое-кто говорит, что главное — это нрав, зависящий от душевных движений и состояний здоровья. Но такие вещи интересуют только врачей вроде меня. А я ведь пишу не для своих сотоварищей — им останутся мои пространные учебники и трактаты об искусстве Асклепия. Я вложил в них все свои знания, довольно-таки ограниченные. Впоследствии я еще вернусь к этому: к пределам моего врачевания, к потемкам, в которых мне пришлось брести.

Но довольно обо мне. Перейдем к Юлии.

Что лучше всего говорит о каждом из нас, помимо нрава и движений души? Друзья — те, кого мы считаем заслуживающими доверия. Если посмотреть на тех, кто окружает человека в разные годы его жизни, сразу становится понятно, кто он такой. Об этом есть у Аристотеля; но он также предупреждал, что дружба, основанная на корысти, — не подлинная: мы сближаемся с другим, желая получить от него что-нибудь, обычно — выгоду для себя. Когда речь идет о могущественной императрице, такой, как сиятельная Юлия, мы можем перечислить ее ближайших друзей (одним из которых был и я), но неизбежно задаемся вопросом: кто из нас добивался ее расположения из искренней дружбы, не стремясь получить привилегий, подарков, помощи? Я сам искал ее общества, желая иметь то, о чем мечтал. Да, я проникся к ней уважением и даже восхищением, но было ли это дружбой?

Императрица и власть. Вот два слова, которые показались мне ключом к этому повествованию. Найдя их, я понял, как придать ему связность: говоря о могущественном человеке, трудно указать на его настоящих друзей, но зато легко перечислить врагов. Несомненно, Юлия за много лет приобрела себе грозных недругов, смертельных противников. Узнав их имена, мы поймем, какой была женщина, против которой они злоумышляли. Итак, будучи неспособным назвать истинных друзей императрицы, я решил разделить свое повествование на пять частей, пять книг, посвятив каждую одному из ее главных врагов. А это были ни много ни мало пять римских императоров. Внушительный перечень! Думаю, благодаря ему читатель осознает все величие сиятельной Юлии, которая никогда не склонялась ни перед кем.

За это я и восхищался ею.

Но давайте начнем с начала.

I

Тайный дневник Галена

Заметки о происхождении Юлии
и о безумии императора Коммода

С самого приезда в Рим Юлии пришлось непрестанно бороться за существование. Ее первый враг был грозным и безжалостным. Я знаю, о чем говорю: немало людей нашли свою погибель в первые годы царствования императора Цезаря Луция Элия Коммода Августа Пия Феликса Сарматского и так далее. Я привожу здесь лишь часть его официальных имен и опускаю небывалые прозвища, которыми он награждал себя во время своего правления; далее, для удобства, я буду именовать его «Коммодом».

Юлия проявила завидную волю к жизни, обитая в худшем из миров, терпя своенравие Коммода, последнего из династии Ульпиев-Элиев — или Антонинов, в зависимости от того, кто для нас важнее: ее основатели, Нерва и Траян, или последние представители, Антонин и Марк Аврелий.

Прежде чем перейти, как я обещал выше, к врагам императрицы, поговорим немного о порядке событий, обозначив начальную точку нашего повествования. Юлия, дочь жреца Элагабала, бога солнца, родилась в сирийской Эмесе, на востоке империи. Ее выдали за Септимия Севера, многообещающего римского легата, и Юлии пришлось переехать в Лугдун [6], столицу Лугдунской Галлии, наместником которой был Септимий. Девушке было всего шестнадцать или семнадцать лет; ее муж, сорокалетний вдовец, в прошлом браке не имел детей. Супруги хорошо ладили между собой. Юлия, небольшого роста, прекрасная с виду, обладала к тому же незаурядным умом, хотя никто этого не замечал: она умело скрывала его за яркой красотой лица и тела. Увидев ее, Септимий Север был мгновенно сражен. Видимо, это случилось во время их предыдущей встречи, несколькими годами ранее, когда Север служил легатом на Востоке, — Юлия была еще подростком. Ниже я расскажу подробнее об этой первой встрече.

Но продолжим.

Юлия зачала всего через девять месяцев после свадьбы, что говорит как о горячей страсти ее супруга, так и о плодовитости будущей августы. Первенцу, родившемуся в Лугдуне, дали имя Бассиан, в честь отца Юлии. А значит — большинство людей не знало об этом, — Септимий нежно любил жену и хотел ей угодить. И его можно понять: Юлия выглядела ослепительно, он же был мужчиной в расцвете сил. Я же впервые увидел императрицу, когда мне шел восьмой десяток — и все-таки, помню, ее красота разожгла во мне плотское желание, которое я считал навеки угасшим. Нет-нет, императрица не позволяла себе заигрывать с мужчинами: ни в ее поведении, ни в ее одеянии не было на это даже намека. Она всегда вела себя благоразумно, и в своих покоях, и на людях. Я не могу обвинить ее в стремлении к блеску и роскоши, как делает большинство ее врагов, из-за чего во многих провинциях империи сложилось искаженное представление о ней. Разве такой она останется в веках, разве таким будет ее образ, сотканный из недобрых слухов?

Да, она околдовывала мужчин, но не из-за своего легкомыслия или склонности к пустым любовным играм. Просто есть женщины, на которых больно смотреть из-за их красоты, и не важно, что они делают, какую одежду носят. Юлия знала, как пользоваться своими достоинствами для воздействия на мужа, даже если это могло привести к гражданской войне, бесконечной и беспощадной. Пожалуй, у нее не было выбора: она всегда старалась опережать события, наносить удар первой — и в таких случаях безошибочно определяла противника. Думаю, то была всего лишь самозащита. Но я опять забегаю вперед. Рассказывать о жизни человека куда сложнее, чем составлять руководство по строению человеческого тела. Поэтому мои читатели должны запастись терпением.

Я должен кое-что пояснить. Могущественнейшие люди в Риме живут согласно правилу: если не нападешь первым, враги уничтожат тебя, в прямом смысле слова. Юлия сразу же это осознала. Те, кто упрекает ее, не желают понимать, что она была всего лишь прилежной ученицей, осваивавшей жестокие способы борьбы за власть в Риме, и долго считалась иностранкой. Но вернемся к последним годам царствования Коммода, ведь все началось именно тогда. Септимий Север хорошо управлял Лугдунской Галлией, а потому был назначен проконсулом Сицилии. Юлия и малыш Бассиан отправились с ним. Там она произвела на свет второго ребенка, получившего имя Гета, в честь Септимиева брата. Юлия знала, как ублажить супруга, и не только в постели. А затем Септимий получил чрезвычайно важное назначение, став наместником Верхней Паннонии, которому подчинялись три легиона.

Это был счастливый брак.

Жизнь супругов текла бы спокойно, если бы не Коммод.

События замелькали с невероятной быстротой. Коммод сошел с ума, и тут случилось несчастье. В тот день я потерял все. Но не буду отвлекаться: я ведь рассказываю не о себе, а о Юлии.

II

Неистовая Юлия

Шестью годами ранее
Дом семейства Северов, Рим
Конец 191 г.

Юлия подняла большие темные глаза от свитка со стихами Овидия и огляделась. В атриуме никого больше не было — только ее сестра Меса, тоже погруженная в чтение. Юлия неспешно встала и втянула в себя воздух, потом еще и еще раз.

— Чувствуешь запах? — спросила она.

Меса положила свой свиток на край ложа и недоуменно посмотрела на сестру:

— Запах чего?

Казалось, Юлия ее не слышит. Она принялась расхаживать по атриуму, все чаще делая вдохи и выдохи, глядя на небо.

— Звезд не видно.

— Пасмурно, — заметила Меса.

Юлия помотала головой и вернулась на свое место. На ее прекрасном восточном лице — в которое без оглядки влюбился бы каждый легат, каждый наместник — читалось напряжение.

— Нет, ты и вправду не чувствуешь? — настаивала Юлия. Сестра пожала плечами. Юлия громко позвала атриенсия, старшего раба в доме Северов. — Каллидий, Каллидий!

На зов тут же явился мужчина лет тридцати, высокий, с рельефными мышцами.

— Да, госпожа.

— Немедленно отправляйся в город, дойди до... — Юлия возвела глаза к небу и что-то прикинула. — Дойди до форума божественного Траяна, затем до императорского дворца и возвращайся. Потом расскажешь, не видел ли ты чего-нибудь необычного.

Каллидий кивнул, развернулся и стал звать других рабов. Когда те пришли, он велел им взять собой палки, ножи и три факела. Наконец все было готово, и он покинул дом, не спросив, зачем госпожа отдала такой приказ. Он добился высокого положения именно благодаря слепому послушанию.

— Что, в Риме по ночам так неспокойно? Зачем брать все это? — осведомилась Меса.

Но Юлию не волновали опасности, которые грозили прохожим в столице империи после захода солнца.

— Сестра, я ощущаю запах дыма, — объяснила она. — Где-то вспыхнул пожар. Я только не знаю, насколько велика беда.

Императорский дворец, Рим

Пламя беспрепятственно поглощало строения дворца, одно за другим. Квинт Эмилий, начальник преторианской гвардии, раздавал указания своим подчиненным:

— Выведите сиятельного на поле цирка! Быстрее, быстрее!

Первым делом, думал он, надо спасти императора, остальное подождет. Тут он ощутил легкое прикосновение к своему плечу. Кто осмелился?! Квинт Эмилий повернулся с недовольным видом, положив руку на эфес меча. И увидел старого врача, чьи глаза почти что вылезли из орбит.

— Мне нужны люди, — сказал Гален.

Квинт Эмилий сплюнул на землю:

— Забыл, как надо обращаться ко мне? «Выдающийся муж» — вот как.

Больше он не сказал ничего. Ему не нравилась бесцеремонность этого лекаря, пользовавшегося неограниченным доверием сначала императора Марка Аврелия, а теперь и его сына Коммода.

— Я не могу дать тебе людей, старик, — наконец продолжил он. — У меня есть дела поважнее: сберечь жизнь императора, его любовницы, его рабов...

— Горит дворцовая библиотека! — завопил тот.

— А также весь дворец и Форум в придачу! — добавил Квинт Эмилий, уже не раздраженно, а злобно. — У меня нет людей, чтобы удовлетворять твои прихоти! Позови вигилов! Это они должны тушить пожар, а не я!

— Вигилы пытаются отстоять храм Весты и храм Мира! Библиотека располагается внутри дворца, а дворец доверен тебе!

Все было без толку. Квинт Эмилий помотал головой в знак отказа и развернулся, чтобы последовать за своими преторианцами. Те быстро уносили прочь, подальше от огня, человека в пурпурной императорской тоге, вдыхая запах перегара — последствие очередного пиршества, одного из многих.

Гален направился в противоположную сторону.

Квинт Эмилий обернулся и увидел, что обезумевший врач не удаляется от пожара, а, наоборот, приближается к его очагу.

— Ты и ты! — обратился начальник к двум преторианцам. — Берите его и тащите в цирк!

Лекарь немало досаждал ему, но состоял при сиятельном императоре: допустить, чтобы он стал добычей пламени, было не слишком разумно. Коммод, которому Гален был так же дорог, как любовница и рабы, обвинил бы в его гибели Квинта Эмилия, а тому вовсе не хотелось испытывать на себе тяжесть императорского гнева. Он видел Коммода в ярости: зрелище не из приятных. Тот, на кого обрушивался Коммод, мог считать себя покойником.

Солдаты по-военному отсалютовали начальнику и устремились за стариком, который семенил с удивительной быстротой.

— Идет в библиотеку, — заметил один из них.

— Там жарче всего, — закончил другой.

Не обращая внимания на преторианцев, Гален приблизился к входу в дворцовый архив, намереваясь попасть внутрь и спасти что можно. Сквозь щели в двустворчатой бронзовой двери, что вела в комнату для чтения, шел темный дым. Гален пнул дверь ногой, но та не открылась. Тут его схватили за плечи — весьма невежливо.

— Отпустите, проклятые, отпустите, злодеи! — яростно завывал Гален, молотя кулаками, силясь высвободиться из хватки двух преторианцев.

Но он был уже стар, а два воина-германца отличались завидной телесной крепостью. Они поволокли врача прочь от библиотеки.

— Пустите, оставьте, проклятые! — надрывался Гален, пока солдаты тащили его по коридору, соединявшему дворец с пульвинаром Большого цирка. — Вы ничего не понимаете. Там все мои свитки, все папирусы, все записи последних тридцати лет. Горит все, что я знаю, все, чему я научился... Да не придет к вам на помощь Асклепий, когда вы захвораете!

Навстречу им проследовал отряд вигилов, посланных для тушения пожара. Они несли ведра из эспарто, пропитанные смолой. Управляться с такими было намного легче, чем с деревянными, — они весили гораздо меньше. Но, несмотря на усилия этих людей, обученных тушению пожаров, пламя все разгоралось, выплевывая горячие головни и горящие куски папирусов, которые летели вверх, в бесстрастное ночное небо.

Дом семейства Северов, Рим

Вернулись рабы во главе с атриенсием. Весь в поту, он вошел во внутренний двор обширного дома Северов, где его с нетерпением поджидали женщины. Юлия стояла посередине, рядом с имплювием, Меса — чуть поодаль. Теперь сестра Юлии тоже была обеспокоена, так как уловила запах дыма.

— Там сильный пожар, госпожа! — сообщил атриенсий, тяжело дыша.

— Да сохранит нас Элагабал! — воскликнула Меса, вверяя себя богу солнца, которому поклонялись в ее родном городе.

У Юлии, однако, не было времени на благочестивые размышления. Она сразу перешла к делу:

— Где именно? Очень большой?

— Не знаю, госпожа. Я не смог пройти дальше колонны Траяна. За ней — сплошная суматоха. Пламя уже подобралось к амфитеатру Флавиев. Небо стало рыжим...

Юлия и Меса посмотрели вверх. Все было окрашено в зловещие, грозные охристые цвета. Сделав над собой усилие, Юлия принялась действовать.

— Разбудите детей, — велела она.

— Алексиан! — воскликнула Меса, вспомнив, что ее мужа нет дома.

— Он направился к порту, это в другой стороне, — успокоила ее Юлия.

Она не волновалась ни за мужа, ни за зятя: Септимий был далеко, в Верхней Паннонии, где исполнял должность наместника. Ей так хотелось бы поехать туда с ним! Более того, это было ее долгом. Однако...

Стук в дверь вывел ее из задумчивости.

— Откройте! Сейчас же откройте! — приказала она.

— Алексиан! — крикнула Меса. Дверь открыли, в нее быстрым шагом вошел муж Месы. Она бросилась ему на шею.

— Громадный пожар! — известил всех Алексиан, обнимая супругу, чтобы унять волнение.

— Надо идти, — сказала Юлия тихо, почти шепотом.

— Куда?

Юлия пристально посмотрела на зятя. Алексиан был примерным мужем и хорошим отцом для малышки Соэмии. В отсутствие Септимия он исполнял обязанности отца семейства. Еще одним мужчиной в доме был Плавтиан, вездесущий приятель супруга Юлии.

— Подождем Плавтиана, — решил Алексиан. — Мы были с ним в порту. Затем он пошел выяснять, грозит ли нам опасность, или пожар не достигнет этой части города. Ты же знаешь, покинуть Рим...

Юлия перебила его, вновь понизив голос:

— Он не принадлежит к нашему семейству.

Было понятно, что она ступает на скользкую почву. Ссориться с Алексианом не стоило.

— Однако Септимий доверяет ему, и я тоже, — заявил зять.

Больше Юлия не произнесла ни слова.

Ее отсутствующий супруг предоставил Плавтиану слишком много власти, и Юлия не могла ничего возразить.

До поры до времени.

Большой цирк, Рим

К длинной арене, где в дни состязаний мчались квадриги, вели поистине циклопические ступени. По ним расхаживал император Коммод, одетый в пурпурный палудаментум. Его окружали десятки вооруженных преторианцев.

Он остановился, возвел глаза к небу и вздохнул:

— Ветер дует с севера.

— Да, сиятельный, — подтвердил Квинт Эмилий, тоже посмотревший наверх.

Император продолжил расхаживать по ступеням, неулыбчивый, внутренне напряженный.

— Кого не хватает? — осведомился он.

— Пока точно не знаем, сиятельный, — ответил начальник преторианцев, — но, кажется, сгорел храм Мира, а вместе с ним — римские архивы и часть зданий Форума. Храм Весты также объят пламенем.

— Это знак свыше. — Коммод застыл на месте и уставился на Квинта Эмилия. — Ты понял?

Префект претория тоже остановился и сглотнул слюну. Он не знал, что сказать. По телу потекли ручейки пота. Император меж тем ждал ответа.

— Нет, ты не понял, — заключил Коммод, видя, что его собеседник хранит молчание. Затем, к облегчению Квинта Эмилия, улыбнулся. — Это понимаю один только я, и никто больше. Вот почему я император, а вы нет. Погодите чуть-чуть...

Запрокинув голову, он залился звонким смехом, отзвуки которого покатились по ступеням. По распоряжению императора, двери Большого цирка оставались закрытыми. В эту ночь цирк стал его убежищем. Пусть простонародье ищет спасения в других местах. Громадное сооружение, облицованное мрамором при Траяне, не может загореться в два счета. Пока ветер гонит дым на юг, все хорошо. Хорошо для него, Коммода. Все остальное не имеет значения. Только он.

— Да, это знак, который посылают мне боги, — громко продолжил Коммод, в этот раз не глядя ни на кого. Его глаза скользили по величественным ступеням, словно он обращался к невидимому для других призраку. — Я перестрою Рим. На месте пепелища — новый город, новая империя, новый порядок...

Внезапно он замолк, нахмурился и резко повернулся к префекту претория.

— Ты выставил стражу у всех ворот? — спросил он.

— Да, сиятельный. Никто не войдет в Большой цирк, ник... ни... нико...

Император не дал ему закончить:

— Не-е-ет, глупец! Не у этих ворот! Боги, что за беспомощность, что за слепота! Я говорю о городских воротах, через которые попадают в Рим и покидают его. Там расставлены преторианцы?

— Нет... пламя... я думал о спасении ж-жизни и-императора... — неуверенно забормотал Квинт Эмилий.

— Так поставь у них стражу, дубина, и молись, чтобы никто не вышел из города. Особенно... ну, ты знаешь кто. Ни одна из этих женщин не должна покинуть Рим ни под каким видом.

Квинт Эмилий наконец все понял. Он вынужден был признать, что у императора имеется повод для беспокойства. Несмотря на все возраставшее безумие, у Коммода случались минуты просветления, когда он мыслил совершенно ясно. Сейчас настала как раз такая минута.

— Я лично займусь этим.

— Надеюсь, ты все сделаешь, ради своего же блага. Если хоть одна выскользнет, будешь держать ответ.

Начальник преторианцев, чей лоб усеяли капли пота, кивнул. Император, погруженный в задумчивость, продолжал разглядывать бесконечные ступени Большого цирка, на которых не виднелось ни души. Квинт Эмилий отправился выполнять поручение императора, чьи угрожающие слова по-прежнему звенели у него в ушах.

Император впервые обратился к нему с прямой угрозой.

Префекту претория это очень и очень не понравилось.

Дом семейства Северов, Рим

Дым становился все гуще. Обитатели дома оживленно переговаривались. Дышать было трудно. Наконец голос Алексиана перекрыл гул беспокойной беседы и кашель, приступы которого настигали то одного, то другого:

— Хорошо. Давайте сделаем, как говорит Юлия. Покинем дом.

Он возглавил длинную процессию вместе с отрядом вооруженных рабов. За ними шли Юлия, крепко державшая за руки своих детей, четырехлетнего Бассиана и трехлетнего Гету, и Меса с Соэмией на руках — малышке было всего несколько месяцев. Замыкали шествие рабы во главе с атриенсием Каллидием. Все они также были при оружии.

На улице царило смятение. Навстречу бежали какие-то люди, повсюду слышались крики. Не раз попадались вигилы с ведрами, лестницами и топорами, они спешили на север.

Процессия двигалась быстро и вскоре достигла Тройных ворот, что вели к Тибру и речному порту. Рядом раскинулся Бычий форум, существовавший с незапамятных времен.

— Стойте! — велел Алексиан.

Все встали. Малышка Соэмия заплакала, чувствуя, как участилось биение материнского сердца. Объятые страхом Бассиан и Гета, напротив, хранили ледяное молчание. Юлия посмотрела вперед, поверх плеч рабов, и увидела десятки преторианцев, которые становились у ворот, никого не пропуская.

Алексиан обернулся и посмотрел на нее в упор. Это из-за нее они оказались здесь, это она настояла на том, чтобы попытаться покинуть город.

Юлия стояла неподвижно, с решительным видом, размышляя о том, как сбежать, выбраться из темницы, в которую превратился Рим, и ни о чем больше. Никто не предполагал, что в этой суматохе, вызванной пожаром, преторианцы перекроют все выходы. Она чувствовала на себе взгляд Алексиана.

— Мы не должны говорить, кто мы такие, — наконец сказала Юлия.

— Если мы не скажем, нас точно не пропустят, — возразил он.

Она кивнула.

Все так. Но если назвать имена, все будет зависеть от того, какие распоряжения дал преторианцам Квинт Эмилий, получивший в свою очередь приказ от императора.

— Что будем делать, мама? — спросил маленький Бассиан, чью руку мать стиснула еще сильнее.

Гета молчал. Ему хотелось плакать, но он сдерживался, видя, что брат сохраняет спокойствие. Мальчики все время состязались между собой: кто раньше съест обед, кто быстрее пробежит по дому, кто выше прыгнет, кто выкажет больше храбрости.

— Поворачиваем обратно, — сказала Юлия со вздохом. Они потерпели неудачу, хотя были так близки к цели...

Алексиан испытал облегчение. Ссоры со свояченицей всегда приносили ему душевные терзания. Юлия была жизнерадостной, умной, красивой женщиной и хорошей сестрой. Но ее пылкий нрав порой давал о себе знать. Видимо, это и было нужно Септимию Северу: неуемная живость внутри прекрасного тела. Меса, тоже очень красивая, была куда спокойнее. Алексиан радовался, что они ушли от Тройных ворот: внутренний голос говорил, что прорываться через стражников не стоит. Проверять, прав он или нет, совсем не хотелось.

— Дым рассеивается, — заметила Меса. — Похоже, городская стража работает на совесть.

Алексиан склонил голову в знак согласия. Юлия сделала то же самое. Воздух стал чище. Запах по-прежнему ощущался, но уже можно было дышать.

Все они теперь думали только о том, как вернуться в большой фамильный дом Северов. Никто не обратил внимания на пристальный взгляд центуриона, начальника преторианцев, поставленных у ворот. Он внимательно изучил их роскошные одеяния. Кто они такие, эти несколько человек, подошедшие вплотную к стражникам и внезапно повернувшие обратно? Центурион с озабоченным видом подозвал к себе одного из подчиненных:

— Следуй за ними на расстоянии, так, чтобы тебя не увидели. Когда узнаешь, куда они направляются и кто они такие, возвращайся.

Юлия, Меса, Алексиан и остальные возвращались домой, понурив головы, стараясь избегать тех мест, где все еще стоял густой дым, держаться подальше от городских ворот, охраняемых преторианцами, и поближе к реке. Когда в городе пожар, лучше быть рядом с источником воды, чтобы прижать к лицу смоченную тряпку или губку, дающую хоть какую-то защиту от дыма.

Возле Тибра десятки вигилов под присмотром преторианцев грузили ведра с водой в большие телеги, которые отправлялись к очагу возгорания. Здесь же был Плавтиан, чуть ли не кричавший на центуриона, — по его мнению, вигилы двигались слишком медленно.

— Что вы здесь делаете? — набросился он на них, даже не поприветствовав. — Вам надо сидеть дома, в безопасности, под защитой вооруженных рабов. Соваться в город — безумие.

— Из-за дыма стало нечем дышать... — стал оправдываться Алексиан, но Плавтиан понял, что дело не только в этом.

— Это все Юлия, да? — тихо спросил он, устремив взгляд на жену Септимия Севера, обнимавшую своих детей, чтобы те поменьше волновались. Алексиан молча кивнул. — Она с ума сошла, — продолжил Плавтиан, не повышая голоса. — Я нисколько не удивлен. Но ты-то способен рассуждать здраво. Если Септимий узнает, ему это не понравится.

— Ты же знаешь Юлию... — вздохнул Александр.

Да, Плавтиан прекрасно знал Юлию — умную, упрямую, красивую. Во всяком случае, так ему казалось. Что она умна, стало ясно всего через несколько месяцев после бракосочетания Юлии с его другом, ныне наместником Верхней Паннонии. Для большинства людей она была всего лишь красивой женой главы одной из важнейших римских провинций, Плавтиан же начинал понимать, кто она такая на самом деле. Но сейчас Юлия совершила ошибку, и это было ему на руку. Он направился к ней:

— Если Септимий узнает, что вы решили покинуть Рим без разрешения императора, да еще с детьми...

— Что же делать? Пожар! — стала оправдываться она без тени страха в глазах.

Плавтиан не привык, что его прерывают, и теперь не знал, что сказать. Воспользовавшись его секундным колебанием, Юлия пошла в атаку:

— Хочешь рассказать моему мужу?

Он сделал еще один шаг, приблизившись к ней вплотную. Малыш Бассиан и его брат Гета почувствовали, что материнские ладони вдруг стали потными. Тем не менее она крепко держала их за руки.

— Септимий Север должен ведать о том, что его жена глуха к голосу разума и подвергает опасности своих детей.

Бассиан посмотрел на мать, потом на Плавтиана, не в силах понять, что происходит. То был загадочный мир взрослых — Бассиан не мог уразуметь их поступков. Ему казалось, что мать лишь отвела их подальше от огня. Что же в этом плохого?

— Мой супруг прекрасно знает, кого он взял в жены. Он выбрал меня, если ты не забыл, — ответила она, не отступая ни на шаг. Что до Месы, то она отошла в сторону, держа на руках плачущую Соэмию.

— Как тебе хорошо известно, император удерживает в Риме жен и детей всех наместников, начальствующих над легионами, желая быть уверенным в их полнейшей преданности. — Теперь Плавтиан вспомнил, что́ хотел сказать. — В особенности это касается тебя, супруги Септимия Севера, наместника Верхней Паннонии, затем Салинатрикс, супруги Клодия Альбина, наместника Британии, и, наконец, Мерулы, жены Песценния Нигера, наместника Сирии, потому что каждому из них подчиняются три легиона. Ты замужем за одним из самых могущественных наместников, а потому император непрестанно следит за тобой и за теми, кто тебя окружает. — (Юлия, Меса, Алексиан, все патриции Рима знали это, но не осмеливались облечь в слова.) — Если преторианцы узнают, что ты, взяв детей, вознамерилась покинуть город без разрешения императора, Септимий через час-другой перестанет быть наместником. Что будет с тобой, с детьми, со всеми нами, начиная с Септимия? Твой порывистый нрав снова грозит нам бедой. Однажды он нас погубит.

Что ответить на это? Юлия погрузилась в раздумья. Почему он сказал «снова»? Ведь до того Юлия не говорила ничего, способного восстановить императора против ее супруга. Страхи, лишенные всякого основания! Плавтиан, близкий друг мужа Юлии, всегда был с нею не в ладах и стремился опорочить ее перед всем семейством. Любовь Септимия к жене становилась все горячее, и он все реже слушал Плавтиана. Вот откуда проистекало его злопамятство. Юлия ясно это сознавала. Она нахмурилась: что стояло стоит за вспышкой Плавтиана? Только ли ревность?

И все-таки она промолчала. Да, это было ошибкой, хотя, как ей казалось, не очень серьезной, ведь стражники у городских ворот их не узнали. Она надеялась как-нибудь выскользнуть из города посреди всеобщего замешательства. А дальше... нет, она ни в коем случае не собиралась ехать к мужу, это означало смертный приговор. Для нее, а возможно, и для остальных, как сказал Плавтиан. Но ведь пламя охватило императорский дворец. Жив ли Коммод или он погиб этой ночью? Если его больше нет, она, конечно же, поспешит к мужу. А если он здравствует и по-прежнему располагает всей полнотой власти, придется вновь надеть маску покорности и повиновения. Нет, она не впала в безумие и не действовала под воздействием минутных порывов. Напротив, она продумала все на удивление тщательно. Но к чему объяснять все это Плавтиану?

Сделав пол-оборота, Юлия потянула детей в ту сторону, где стоял дом Северов. Она сделала попытку — неудачную. Ничто не потеряно. При первом же удобном случае она попробует снова. Быть заложником, чьим угодно, — хуже участи нет.

Меж тем борьба с огнем продолжалась.

Преторианец, стоявший в укромном месте, среди дрожащих теней, наблюдал за тем, как Юлия и остальные входят в жилище наместника Верхней Паннонии, — этот дом был известен всем. Когда за ними закрылась дверь, солдат резко развернулся и быстро зашагал прочь. Следовало доложить обо всем начальнику стражи у Тройных ворот. Пусть он решает, что делать дальше.

III

Пепел Рима

Театр Марцелла, Рим
Начало 192 г.

Сенатор Пертинакс и его сын Гельвий вошли, в…