Авторитарная Россия. Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Предисловие

Приятным солнечным днем лета 1990 года я сидел в приемной Мариинского дворца в Ленинграде. Я был 24-летним активистом демократического движения, которое незадолго до этого одержало победу на выборах в городской совет. Вскоре я получил два очень разных предложения о трудоустройстве от двух различных групп моих знакомых. Одной из них была команда социологов, которые исследовали социальные и политические изменения в городе и в стране. Они пригласили меня присоединиться к их группе, утверждая, что мои инсайдерские знания о новых общественных движениях дадут хороший старт успешной профессиональной карьеры, связанной с изучением политических и общественных процессов. Другая группа включала ряд новых депутатов, которые были заняты реформированием органов власти в городе и были уверены, что мой опыт участия в выборных кампаниях и репутация активиста помогут улучшить довольно хаотичный процесс принятия решений.

Мне предстоял непростой выбор между должностью младшего научного сотрудника в Институте социологии Академии наук и должностью среднего уровня в формировавшемся тогда аппарате городского совета. Второй вариант казался более привлекательным, и после ряда бесед я пришел на интервью с председателем совета Анатолием Собчаком. Профессор права, избранный на Съезд народных депутатов СССР в 1989 году, он приобрел огромную популярность как яркий оратор и жесткий критик советской системы. Через год, после того как он получил место депутата в ходе довыборов, депутаты Ленсовета пригласили его занять пост председателя совета. Как это часто бывало, Собчак опаздывал, и, ожидая его прихода, я беседовал в приемной с секретарем Димой — симпатичным, улыбчивым и разговорчивым молодым человеком моего возраста.

Наконец Собчак прибыл, и мы прошли в его огромный роскошный кабинет. Ни о чем меня не спрашивая и даже, кажется, совсем не замечая моего присутствия, мой потенциальный босс начал длинную и страстную речь, как если бы он выступал перед сотнями слушателей, хотя кроме нас в кабинете никого не было. Думаю, он использовал эту возможность как тренировку перед одним из публичных выступлений, которые в то время принесли ему всесоюзную славу. Речь Собчака была полна яркой риторики, но довольно пуста по содержанию: он ругал прежнюю систему, критиковал текущую нестабильность и обещал, что город будет процветать под его руководством. После казавшегося бесконечным монолога он сделал паузу, и я смог задать вопрос, казавшийся мне ключевым для моей будущей работы: «Анатолий Александрович, а как Вы видите систему власти в городе, которую Вы хотите создать?»

Собчак наконец повернулся ко мне, словно спустившись с небес на землю, и сменил тон речи на более откровенный: «У нас очень много депутатов городского совета, они шумные и плохо организованные: они должны в основном работать в округах, вести прием граждан и отвечать на жалобы населения. У нас есть горисполком: он должен заниматься городским хозяйством, дорогами, озеленением, протечками, но не выходить за эти пределы. А я (широкий взгляд вокруг кабинета) с помощью моего аппарата (пристальный взгляд на меня) буду проводить политику в городе». Я был шокирован, услышав столь циничные суждения от человека, который в глазах многих людей воспринимался как символ демократии. «Но ведь это почти то же самое, что было при коммунистах… а как же демократия?»

Собчак, вероятно, был очень удивлен тем, что тот, кто, предположительно, мог стать членом его формирующейся «команды», задал ему столь наивный вопрос. Он ответил мне четко, с той интонацией, с какой университетские профессора порой сообщают первокурсникам прописные истины: «Мы теперь у власти — это и есть демократия». Это высказывание меня потрясло. Большие надежды на новую демократическую политику разом рухнули. Я не мог и не хотел стать маленьким винтиком в нарождавшейся политической машине. Я повернулся спиной к Собчаку и, даже не попрощавшись, покинул кабинет. Затем я направился пешком в Институт социологии: буквально ушел в мир науки из мира политики.

Это был поворотный пункт моей профессиональной карьеры. К сожалению, у меня не было возможности получить формальное образование в сфере политических наук. Несмотря на это (или благодаря этому?), позднее я стал профессором политологии в двух университетах двух разных стран. Но уроки, которые я получил много лет назад в кабинете Собчака, оказались для меня не менее важны, чем многие учебники по нормативной политической теории. Я понял, что главная цель политиков — это максимизация власти. Иными словами, они стремятся находиться у власти с помощью любых средств так долго, как это возможно, и иметь столько власти, сколько возможно. Это стремление порой не зависит от их демократической риторики и публичного имиджа. В этом и состоит суть политики. Но одним политикам удается достичь этой цели, а другие не настолько успешны. Поэтому в одних случаях мы наблюдаем диктатуры разного типа (от режима Мобуту в Заире до Лукашенко в Беларуси), а в других — вариации иных политических режимов (отнюдь не всегда демократических).

На деле Собчак достичь своих целей и максимизировать власть в Ленинграде (после 1991 года — Санкт-Петербурге) не смог. Спустя шесть лет, в 1996 году он, будучи действующим мэром города, в ходе жесткой борьбы на выборах уступил с небольшой разницей голосов своему заместителю Владимиру Яковлеву. Другой заместитель Собчака, Владимир Путин, тоже кое-чему научился у своего руководителя и использовал его уроки в своей карьере политика. Но эти уроки отличались от моих так же, как политика отличается от политической науки. Путин, как минимум до настоящего времени, смог максимизировать власть в качестве президента и премьер-министра России, хотя сегодня он сталкивается с нарастающими вызовами. И секретарь Дима, которого я встретил в тот памятный день, тоже извлек для себя уроки. Дмитрий Медведев также занимал посты президента и премьер-министра России. Да, он по-прежнему симпатичный, улыбчивый и разговорчивый человек. Но в известном смысле он так и остался секретарем в приемной.

Эта книга — о том, почему и как после падения коммунистического господства в России сформировался и укоренился новый авторитарный режим и каковы его механизмы управления. За последние три десятилетия в политической жизни России многое изменилось. Ее атрибутами сегодня стали нечестные и фальсифицированные голосования взамен конкурентных выборов; подверженные политической цензуре (а часто и самоцензуре) СМИ; манипулируемые партии и парламенты, штампующие спущенные им «сверху» решения; зависимые и глубоко пристрастные суды; произвол государства в управлении экономикой; повсеместная коррупция; усиливающиеся репрессии со стороны властей в отношении своих оппонентов. Эти тенденции нашли свое отражение в многочисленных критических оценках международных и отечественных специалистов, которые, опираясь на разные методики анализа, характеризуют современную Россию как глубоко недемократическую страну1.

Вряд ли в начале 1990-х годов кто-либо из участников тогдашних политических процессов в России ожидал такого развития событий. Но было бы неверно ограничиться лишь констатацией того, что «большие надежды» недавнего прошлого нашей страны обернулись разочарованиями в ее политическом настоящем и глубокими сомнениями в ее будущем. Эта книга призвана дать ответы на вопросы о логике политических процессов в нашей стране, о том, «как мы дошли до жизни такой» и почему три десятилетия после распада СССР не приблизили, а отдалили нашу страну от политической свободы. Какие причины обусловили траекторию политического развития России и скорое «бегство от свободы» страны, недавно избавившейся от коммунистического режима? Есть ли шансы на то, что Россия сможет преодолеть нынешние политические тенденции и выйти на путь свободы и демократии? Или этот путь закрыт для нее если не навсегда, то на долгие десятилетия? Я полагаю, что поиск ответов на эти вопросы важен для российских граждан, которым не безразлично, что происходит в политической жизни нашей страны. Тем более он важен для участников политических процессов в России.

Эта книга не академическое исследование, но и не публицистика. Хотя она основана на научной работе, которой я занимаюсь много лет2, и использует материалы исследований многих специалистов, но адресована широкой российской (и не только) аудитории, интересующейся политическими процессами в нашей и других странах. Такой ракурс обусловил стиль изложения этой книги: я стараюсь объяснить используемые в ней термины доступным языком, не впадая при этом ни в глубокие исторические экскурсы со времен допетровской Руси, ни в рассуждения о специфике нашей страны в духе «умом Россию не понять»3.

Понимать Россию умом можно и нужно — проблема в том, как это грамотно сделать. Мой подход опирается на несколько важных принципов. Первый из них — это позитивные, а не нормативные рамки анализа. Иначе говоря, я стремлюсь анализировать российскую политику не в свете того, «как должно/не должно быть», не исходя из представлений о должном, а в свете того, «как на самом деле» развиваются политические процессы, и каковы их причины и следствия.

Второй принцип — это включение анализа современной российской политики в теоретический и сравнительный контекст политической науки, которая накопила немалый опыт изучения недемократических политических режимов4. При всех особенностях политического развития отдельных стран (Россия здесь не исключение) в мире политики существуют общие закономерности. Их знание часто (хотя и не всегда) позволяет дать обоснованные оценки тенденций и выявить перспективы. В этом плане политическая диагностика отчасти сродни диагностике медицинской: знания о причинах и симптомах болезней других пациентов могут помочь более эффективному лечению (медицинские метафоры встретятся еще не раз на страницах этой книги).

Третий принцип — это принцип рационального выбора5. Я исхожу из того, что все участники политического процесса — политики, чиновники, бизнесмены, да и обычные граждане — стремятся в политике к максимизации своих выгод и минимизации издержек. Но они часто не могут достичь своих целей из-за того, что обладают не вполне достоверной информацией или воспринимают ее не самым эффективным для себя способом, находясь в плену ошибочных представлений.

Наконец, четвертый принцип — это отказ от детерминизма, то есть от суждений о заведомой заданности и предопределенности политических процессов. Если Россия ранее никогда не была настоящей демократией, то это не значит, что она не может ею стать. Я полагаю, что мир в целом и мир политики в частности таков, каким делают его те люди, которые принимают (или не принимают) участие в политике. Развитие политических процессов в том или ином направлении становится результатом тех действий, которые предпринимают люди (хотя часто последствия этих действий оказываются непредвиденными).

Эта книга устроена следующим образом. В первой главе речь пойдет об основных понятиях и общих подходах. Мы обсудим, что представляют собой политические режимы, в том числе демократия и авторитаризм, почему происходит смена политических режимов, включая переходы к авторитаризму, и как на этом фоне развивались процессы посткоммунистической трансформации в России. В следующей главе я представлю свой взгляд на то, почему у России не получилось стать демократией после распада СССР, что именно (и почему) пошло не так, как хотелось многим политикам и гражданам в начале 1990-х годов. Три дальнейшие главы будут посвящены углубленному анализу политических процессов в России на протяжении каждого из трех постсоветских десятилетий — 1990-х, 2000-х и 2010-х годов, начиная от распада СССР и завершая «общероссийским голосованием» по поправкам в Конституцию, состоявшимся летом 2020 года. Наконец, в заключительной, шестой, главе мы подведем итоги политического развития России за последние три десятилетия, обсудим возможности и ограничения дальнейшей политической эволюции нашей страны.

Книга называется «Авторитарная Россия». Это название отнюдь не означает, что наша страна обречена на авторитаризм навсегда — я не разделяю этот пессимизм, зная, что за последние десятилетия демократиями стали многие прежде авторитарные страны. Это название — парафраз названия другой книги, которая вышла в далеком 1973 году6. Она называлась Authoritarian Brazil, и на ее страницах коллектив авторов (среди которых был и будущий президент Бразилии Фернанду Энрике Кардозу) обсуждал причины и механизмы авторитарного господства в этой стране. Спустя год после ее выхода в Бразилии начался долгий и драматичный процесс демократизации, а через шестнадцать лет, в 1989 году вышла новая книга с участием тех же авторов, посвященная анализу процессов бразильских демократических преобразований. На контрасте с предыдущей книгой она называлась Democratizing Brazil7. Я очень надеюсь, что однажды увидит свет и книга под названием «Демократизирующаяся Россия»: мне хотелось бы стать ее автором.

Эта книга стала результатом моей работы в Европейском университете в Санкт-Петербурге и в Университете Хельсинки. Я благодарен коллегам в России и Финляндии, сотрудничество с которыми на протяжении многих лет — наши дискуссии и совместные обсуждения — стали важной частью подготовки книги. Большое спасибо, прежде всего, Вадиму Волкову, Григорию Голосову, Борису Колоницкому, Ивану Курилле, Элле Панеях, Борису Фирсову и Олегу Хархордину в Санкт-Петербурге, Ристо Алапуро, Маркку Кивинену, Маркку Кангаспуро, Маркку Лонкила, Юсси Лассила, Каталин Миклоши и Марине Хмельницкой в Хельсинки. Мои соавторы Хилари Аппель, Маргарита Завадская, Андрей Заостровцев, Андрей Стародубцев и Дмитрий Травин весьма существенно обогатили работу своим интеллектуальным вкладом. Бывшие и нынешние студенты и аспиранты, ныне ставшие успешными исследователями — Алексей Гилев, Кирилл Калинин, Егор Лазарев, Анна Тарасенко, Татьяна Ткачева, Андрей Щербак, Геннадий Яковлев и другие, — стимулировали меня к поиску новых идей.

Ранние версии отдельных глав и разделов книги выходили в научных журналах и издательствах, публиковались в формате колонок в интернет-изданиях, и я благодарен всем тем, кто причастен к их появлению на свет. Отдельное спасибо Анне Гасановой, Анне Корхонен и Татьяне Хрулевой за бесценную организационную помощь. Первые читатели рукописи книги — Сергей Ким, Алексей Победоносцев, Дмитрий Травин и Антон Шириков — внесли важный вклад на заключительном этапе работы над ней. Эта книга никогда не появилась бы на свет без Марины Красавиной, убедившей меня подготовить и выпустить ее в издательстве «Альпина Паблишер», сотрудникам которого я также бесконечно благодарен. Внимательная и дружелюбная редактура Бориса Грозовского заметно улучшила качество текста. Я не смогу назвать всех коллег из разных городов и стран, чьи вопросы, советы, замечания и комментарии помогли мне при подготовке этой книги, но все же особо благодарю Ирину Бусыгину, Александра Либмана, Кирилла Рогова, Константина Сонина, Реджину Смит, Генри Хейла и Гульназ Шарафутдинову. Наконец, моя жена Оксана много лет оказывает самую значимую и неоценимую поддержку, и я остаюсь в неоплатном долгу перед ней.

Нет нужды говорить, что никто из указанных лиц и организаций не несет ответственности за возможные ошибки и неточности в этой книге: вся ответственность за неверные суждения, ошибки и интерпретации лежит исключительно на мне.

Санкт-Петербург — Хельсинки, февраль 2021 года

ГЛАВА 1

СТРОИТЕЛЬСТВО АВТОРИТАРИЗМА

Представим себе, что образованный и весьма интересующийся политикой москвич или петербуржец в конце августа 1991 года погрузился в летаргический сон, с тем чтобы проснуться почти через тридцать лет, в начале 2021 года. Скорее всего, придя в себя и сильно удивившись многочисленным переменам, произошедшим в повседневной жизни (от повсеместного использования мобильных телефонов и обилия импортных автомобилей до наполненных разнообразными товарами супермаркетов), он не сразу смог бы даже узнать страну, сильно изменившую свои границы и название. На смену масштабному экономическому кризису, который поразил СССР в начале 1990-х, к началу 2020-х годов (до поразившей мир пандемии коронавируса) в Россию пришел рост экономики, пусть и не сильно впечатляющий. Обилие этнополитических конфликтов и неконтролируемого криминального насилия на территории тогдашнего СССР сменилось относительной стабильностью ситуации в России. Да и в политическом плане, на первый взгляд, Россия осуществила немалый прогресс по сравнению с СССР.

В начале 2020-х годов Россию возглавляет президент, избранный на всеобщих прямых выборах с участием восьми кандидатов; всеобщим голосованием избираются и главы исполнительной власти в большинстве регионов страны. В стране официально действуют свыше 40 партий, четыре из которых представлены в нижней палате парламента. Доступ к политически значимой информации несоизмеримо шире, чем в последние годы СССР: как с точки зрения набора каналов информации, так и с точки зрения их содержания. Наш герой мог бы без особого труда пользоваться рядом гражданских свобод, провозглашенных еще в конце советского периода российской истории (таких, как свобода передвижения). Если бы он сам и его близкие не принадлежали к определенным религиозным или сексуальным меньшинствам, то, вполне вероятно, он мог бы решить, что ситуация с правами человека в России вполне благополучна. Скорее всего, проснувшись, наш герой даже согласился бы с мнением тех американских специалистов, которые утверждали в 2000-е годы, что Россия вполне может служить примером «нормальной», более-менее демократической страны, преодолевающей со временем многочисленные болезненные патологии своего развития, унаследованные от советского прошлого8.

Однако после более пристального и внимательного анализа от взгляда нашего наблюдателя не укрылись бы многочисленные фундаментальные дефекты российского политического режима, формальных и неформальных «правил игры», лежащих в его основании. Он наверняка заметил бы несвободные и несправедливые выборы, сопровождающиеся различными манипуляциями (от отказа в участии ряду кандидатов до откровенных фальсификаций); ставшие рутинной нормой произвол и злоупотребления в использовании государством своих рычагов контроля над компаниями и некоммерческими организациями; репрессии в отношении реальных и воображаемых политических оппонентов властей на фоне провоцируемой ими ненависти к инакомыслию; приближающуюся к нулевой автономию партий, парламентов и судов; многочисленные гонения на независимые медиа; наконец, его взгляд оценил бы очень низкое качество государственного управления в России, особенно в сферах верховенства права, контроля коррупции и качества государственного регулирования9. Первоначальный оптимизм нашего героя, вероятно, сменился бы скепсисом и заставил бы его сделать вывод: за внешним «фасадом», казалось бы, успешного преодоления трудностей посткоммунистического переходного периода скрываются глубокие изъяны политического устройства России.

В августе 1991 года в результате провала путча, организованного частью тогдашних руководителей советского государства, к власти в России пришли выступавшие под лозунгами свободы и демократии новые политические силы во главе с всенародно избранным президентом Борисом Ельциным. Это событие стало логическим завершением процесса демократизации в СССР. Лидеры путчистов были арестованы, коммунистический режим рухнул, правящая партия, монополизировавшая власть на протяжении семи с лишним десятилетий, оказалась сметена с политической арены, как и многие заметные публичные фигуры прежней поры. Старый политический порядок ушел в прошлое, открывая путь к политической свободе.

Казалось, популярный тезис американского политолога Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории» и предстоящем всеобщем торжестве демократии в мире10 нашел в России тех дней свое безусловное воплощение. Но открытый путь к свободе не оказался прямой и ровной автострадой. Вступив было на него, Россия на протяжении трех десятилетий то плутала по бездорожью, то сваливалась в кюветы, то наезжала на других водителей и пешеходов, то стремилась во что бы то ни стало вернуться назад в воображаемое прошлое. За три десятилетия наша страна не только не приблизилась к демократии, но и сильно отдалилась от ее идеалов, которые многим казались почти достигнутыми в августе 1991 года.

Немногие участники тогдашних событий могли предвидеть такую траекторию политического развития России. Пережив серию драматических турбулентных событий в 1990-е годы, наша страна обрела некоторые черты стабильности в 2000-е, а в 2010-е и 2020-е годы столкнулась с новыми вызовами и противоречиями, реакция на которые со стороны Кремля была призвана если не полностью предотвратить, то максимально замедлить перемены. В результате нынешнее политическое устройство России сегодня довольно сильно отличается как от политического режима советской эпохи, так и от устойчивых демократий. Противоречивость политических процессов в России отражена и в многочисленных критических оценках международных и отечественных агентств и экспертов, которые, используя различные термины и опираясь на разные методики анализа, сходятся в характеристике сегодняшней российской политики как глубоко недемократической.

Слишком многие общественные ожидания августа 1991 года не воплотились в жизнь. Это дает поводы не только с горечью констатировать, что «большие надежды» относительно недавнего российского прошлого обернулись горькими разочарованиями в политическом настоящем нашей страны и глубокими сомнениями относительно ее будущего. Такое сопоставление ставит и вопросы о логике политических процессов в России последних десятилетий. Почему у России (в отличие от ряда других посткоммунистических стран, будь то Чехия, Эстония, Украина или Монголия) не получилось стать демократией на протяжении последних трех десятилетий? Какие причины обусловили траекторию политического развития России после распада СССР? Как мы дошли до жизни такой? И есть ли шансы, что Россия в обозримом будущем сможет преодолеть нынешние политические тенденции и выйти на путь свободы и демократии, или этот путь закрыт для нее если не навсегда, то на долгие десятилетия?

Поиск ответов на эти вопросы важен для тех российских граждан, которым не безразлично, что происходит в политической жизни их страны. Он важен и для аналитиков и наблюдателей происходящих в России политических процессов, и для тех, кто пытается осмыслить политические процессы в других странах и регионах мира, в том числе там, где отмечаются отчасти схожие антидемократические тенденции. Поиск ответов значим для нас всех и как часть общественной дискуссии, и как предмет научной работы специалистов-политологов.

Ответы не могут быть однозначными и единственно правильными — изучение мира политики (не только в России) предполагает наличие разных конкурирующих друг с другом точек зрения. В этой книге я даю свои варианты ответов на некоторые из поставленных мною вопросов. Они опираются на мой профессиональный опыт научных исследований российской политики в теоретической и сравнительной перспективе на протяжении четверти века, а также на исследования и разработки многих отечественных и зарубежных специалистов. В первой главе книги мы прежде всего разберемся с ключевыми понятиями и подходами, на которые будет опираться дальнейший анализ. Затем выделим основные характеристики российского политического режима, обсудим важнейшие параметры его эволюции в 1991–2021 годах и представим логику политических изменений в России, которые будут детально обсуждаться в последующих главах.

О чем будем говорить: принципы и подходы

Прежде чем начать обсуждение проблем современной российской политики, нам необходимо договориться о принципах и подходах, задающих всю систему координат этой книги и логику представленного в ней анализа. Я имею в виду не только и не столько теоретические постулаты, сколько рабочие понятия и определения. Они позволяют понять, какое конкретно содержание стоит за терминами, которые используются на страницах этой книги (авторы других книг могут вкладывать в те же понятия иные смыслы, и поэтому прийти к иным выводам).

Поскольку в дискуссиях о политике непонимание часто возникает из-за различия в понятиях, которыми пользуются участники дискуссий, для начала следует определиться с тем, что есть политика. В русском языке, в отличие от английского, это слово обычно используется в двух разных значениях: как деятельность, связанная с борьбой за власть (в английском — politics), и как набор действий, которые осуществляются в различных сферах управления — например, социальная, внешняя, образовательная политика (в английском — policy). В этой книге мы будем говорить о политике как о борьбе за достижение, осуществление и удержание власти (politics). Все то, что имеется в виду под словом policy, мы будем называть «политическим курсом».

Такое определение влечет за собой следующий вопрос: что такое власть, кто и как ее осуществляет и с какими целями? Обсуждение этих вопросов может увести нас слишком далеко от основного сюжета, поэтому мы воспользуемся популярным определением, которое дал известный политолог Роберт Даль: «А обладает властью над В, если А служит причиной определенного поведения В при условии, что без воздействия со стороны А тот вел бы себя иначе»11. Иными словами, власть понимается как причинно-следственные отношения между теми, кто властвует, и теми, кто подвластен. Эти отношения возникают при наличии у А ресурсов (силы, денег, знаний, статуса) и умения использовать их во благо себе.

Такое определение власти справедливо в отношении и власти школьной учительницы над учениками, и власти монархов над своими подданными. Средства осуществления власти могут включать в себя прямое насилие, убеждение, переговоры и т.д. Главное в этом определении власти, что В подчинится А, а не взбунтуется против него, и не проигнорирует его шаги (иначе власть оборачивается фикцией). Чтобы это условие выполнялось, одного лишь насилия, как правило, недостаточно. Нужно еще, чтобы А обладал авторитетом в глазах В, и тот был бы готов согласиться с его (ее) претензиями на власть12.

Без такого авторитета невозможно обеспечить минимальный порядок в обществе и исключить острое (а иногда насильственное) противостояние между А и В. Механизм поддержания авторитета в политике принято называть легитимностью. Она основана или на традиции (как в рамках католической церкви, где Папа выступает для католиков главным религиозным авторитетом), или на вере в выдающиеся личные качества политического лидера — харизму (как у некоторых политических лидеров, будь то Ленин или Гитлер), или на формализованных и неформальных «правилах игры» (конституции и законы, с одной стороны, и неписаные, но разделяемые всеми нормы, с другой).

Легитимность, основанную на сочетании формальных и неписаных, но принимаемых всеми норм, Макс Вебер называл рационально-легальной13. Эти «правила игры» в основном и определяют условия легитимности власти в современных обществах, включая Россию. Легитимность означает не то, что подвластные безусловно поддерживают властвующих, но то, что они готовы терпеть их власть, считая ее сохранение более приемлемым вариантом по сравнению с любыми альтернативами14. Однако легитимность может быть утеряна или подорвана в случае, если альтернативы начнут казаться более привлекательными, нежели статус-кво.

Доля тех, кто претендует на осуществление власти, в любом обществе невелика. Как правило, на принятие значимых решений по ключевым вопросам в каждой стране влияют относительно небольшие группы лиц. Эти группы принято называть элитой15 (часто выделяют политические, экономические, культурные и другие сегменты элит). Политические элиты (иногда говорят о политическом классе) можно разделить на правящие группы, находящиеся у власти, и контрэлиты, пребывающие в оппозиции. Остальная часть общества — это массы, которые, как правило, оказывают на принятие значимых решений косвенное воздействие, в той мере, в какой элиты вынуждены учитывать их мнение.

Именно различные сегменты элит в основном ведут борьбу за получение, осуществление и удержание власти, используя для достижения этих целей различные средства, ресурсы и стратегии. Таких ключевых игроков во внутренней и международной политике принято называть акторами (с ударением на первый слог). В качестве акторов могут выступать отдельные политики,…