В творчестве Остен ясно просматриваются два периода плодотворной
активности, разделенные довольно длительным перерывом:
Впрочем, на жизнь мисс Остин ее успех и творчество, похоже, не оказывали особого влияния. Насколько можно судить по ее письмам и воспоминаниям родных, она до самого конца оставалась прежде всего жизнерадостной, внимательной, нежной и ласково-ироничной дочерью, сестрой и теткой в своей большой и любящей семье. Умерла Джейн Остин в Уинчестере 18 июля 1817.
Юношеские сочинения Джейн Остин отличаются от первых опытов большинства других авторов тем, что часто забавны сами по себе, независимо от угадываемых в них черт ее позднейшего творчества. Например, Любовь и дружба (Love and Friendship), произведение, сочиненное в четырнадцатилетнем возрасте, представляет собой уморительную пародию на мелодраматические опусы 18 в. Среди юношеских писаний Джейн, сбереженных в ее семье и изданных в трех томах более чем через сто лет после ее смерти, имеются и другие довольно остроумные сочинения. К ним, не умаляя его литературных достоинств, можно отнести и Нортенгерское аббатство (Northanger Abbey, опубл. 1818), поскольку этот роман писался как пародия на очень популярный тогда «готический роман» и по стилю, материалу и времени написания близок к юношеским сочинениям Джейн Остин. В Нортенгерском аббатстве речь идет о наивной барышне, свихнувшейся на чтении «готических романов» и вообразившей, будто в действительной жизни, если разобраться, тоже царит зловещая мистика.
Чувство и чувствительность (Sense and Sensibility, 1811) начинается как пародия на мелодраматические сочинения минувшего века, которые писательница уже подвергла раньше осмеянию в Любви и дружбе, но затем развивается в совсем неожиданном направлении. Мысль романа, лежащая на поверхности, состоит в том, что чувствительность — восторженность, открытость, отзывчивость — опасна, если ее не умеряют осмотрительность и благоразумие, — предостережение, вполне уместное в устах писательницы, выросшей в доме священника. Поэтому Марианна, воплощение чувствительности, страстно влюбляется в обаятельного господина, который на поверку оказывается негодяем; между тем ее рассудительная сестра Элинор избирает объектом своей привязанности вполне надежного молодого человека, за что получает в финале вознаграждение в виде законного брака.
Гордость и предубеждение (Pride and Prejudice, 1813) — один из самых известных английских романов. Это бесспорный шедевр Джейн Остин. Здесь она впервые полностью контролирует свои пристрастия и возможности; морализаторские соображения не вторгаются в анализ и характеристику персонажей; сюжет дает простор ее чувству комического и авторским симпатиям. Гордость и предубеждение — роман об охоте на женихов, и тема эта освещена автором со всех сторон и исследована во всех исходах — комических, обыденных, эмоциональных, практических, бесперспективных, романтических, здравомысленных и даже (в случае мистера Беннета) трагических.
В промежутке между двумя периодами, когда одно за другим
создавались масштабные произведения,
Эмма (Emma, 1815) считается вершиной творчества Джейн Остин, ярчайшим образцом ее комического письма. Тема романа — самообман. Читателю дается возможность проследить за переменами, которые происходят с очаровательной Эммой, превращающейся из высокомерной самовлюбленной юной командирши в смирную, раскаявшуюся барышню, уже готовую выйти замуж за человека, который способен защитить ее от ее собственных ошибок.
Доводы рассудка (Persuasion, опубл. 1818), последний завершенный роман Джейн Остин, вновь кардинально отличается от предшествующего. Но это не поворот в сторону Мэнсфилд-Парка, а обращение к не исследованным пока областям, лишь мимоходом затронутым в образе Марианны Дэшвуд в Чувстве и чувствительности. Новизна Доводов рассудка состоит в серьезном и сострадательном отношении к чувству. А в Сэндитоне (Sanditon, опубл. 1925), работе, которую Джейн Остин предприняла за несколько месяцев до смерти и которая осталась интригующим фрагментом, говорится о том, как обманчива внешность и как трудно выносить справедливое суждение, и все это с таким техническим бесстрашием и с такой пластичностью, что, кажется, от этой книги можно было бы ожидать даже большего, чем было достигнуто в Гордости и предубеждении и в Эмме.