Фрагмент книги «Золотой мальчик»
…Карусель качнулась. Витя не сразу понял, что произошло. Ему на грудь будто поставили приятный горчичник. С раннего детства знакомое, но позабытое чувство. Под ребрами растет и чешется, будто подсолнух поворачивается к солнцу — к источнику энергии. Витя спрыгнул с простонавшей карусели и быстро зашагал со двора. Под ногами хрустели, как попкорн, сухие веточки с тополиным пухом.
В Штормовом, где Витя родился и жил двенадцать лет, этот зуд в груди случался часто. Особенно после того, как о нем узнали взрослые. Папа смотрел голубыми своими пластмассками и спрашивал ласково: «Где тебе хорошо?» — а потом добавлял: «Туда и иди». И сын шел в такт биению сердца и неизбежно приводил отца к ручью, на дне которого было полно золотых крупинок, оседавших в лотке.
Сопливый Игнат с его оловянным Иисусом остались позади. Впереди светилась на солнце желтая пятиэтажка. У крайнего подъезда нутро Вити совсем затомилось, и он встал, загипнотизированный. Горошина на золотой цепочке разгоралась лампадкой. Витя задрал голову и сощурился на железную бордовую лестницу, приваренную к стене. Откуда-то взялись силы. Он подпрыгнул на тоненьких ножках и ухватился за нижнюю перекладину, неожиданно легко подтянул тело. Левая рука, правая рука, левая нога, правая нога. К ладоням липли злые крошки облупившейся краски. Лестницу немного вело, порывами налетал ветер, надувая парусом футболку на спине. Но из-за прилива радости Витя ни на что не обращал внимания. Источник теплой тяги становился все ближе. Наконец разогретое нутро заклокотало, и мальчик замер на высоте пятого этажа между большим окном и незастекленной лоджией. Он не успел подумать, что дальше, его потянуло направо, кольнуло страхом внизу живота, когда он переступил с перекладины на перила, и ровно в этот момент далеко внизу проехал автомобиль. В следующую секунду Витя уже сидел на цементном полу узкого балкончика рядом с пластмассовым столиком, на котором веяло пеплом блюдце, переполненное окурками. Теперь страх отпустил.
Витя поднялся на ноги и, составив ладони ковшиком, заглянул в квартиру. Большущая гостиная, совсем не похожая ни на одну комнату, где бывал Витя. Розовые стены, кое-где расписанные иероглифами, местами увешанные изображениями луноликих девиц с запятыми на месте глаз. На полу белоснежный ковер с кудряшками. Прямо на нем стоит плоский телевизор раз в пять больше, чем у них дома, отражающий косую штору и физиономию Вити, прилипшего к оконному стеклу. Рядом навороченный магнитофон, на нем видеокамера. Тут же высокие, наверное, с Витю ростом, серебристые колонки с черными сетчатыми блюдцами, на каждой по норковой шапке, будто свернувшиеся калачиком кошки. Послышались шаги, и Витя поспешно присел. Суетливые, приглушенные, кишащие матом голоса. В гостиной ухнули, как бывает, когда поднимаешь тяжелое. И голоса стали удаляться, будто их поглотил ворс ковра.
