Фрагмент книги «Круг в огне»
Свободу Он мне даровал!
Потом обратил тот же взгляд на Джоанну и запел:
Стеной окружен огневою,
Я страха не ведаю с Ним,
Он — лилия долины,
Я вечно Им буду храним!
Девочки переглянулись, и каждая, чтобы не захихикать, прикусила нижнюю губу, но Сьюзен все-таки прыснула и прихлопнула рот ладонью. Певец помрачнел и несколько секунд только тренькал струнами. Потом затянул «Старый крест на холме»3, и они вежливо выслушали, но, когда он кончил, сказали: «Теперь наша очередь!» — и прежде, чем он успел начать новую, запели натренированными монастырскими голосами:
Tantum ergo Sacramentum
Veneremur cernui,
Et antiquum documentum
Novo cedat ritui4.
Дочурка увидела, как серьезные лица парней повернулись друг к другу и выражение их стало нахмуренно-обескураженным, как будто парни не знали точно, смеются над ними или нет.
Præstet fides supplementum
Sensuum defectui.
Genitori, Genitoque
Laus et jubilatio,
Salus, honor, virtus quoque…
В серо-фиолетовых сумерках лица парней стали темно-багровыми. Вид у обоих был злой и удивленный.
Sit et benedictio;
Procedenti ab utroque
Compar sit laudatio.
Amen.
Девочки вывели «Аминь», и сделалось тихо.
— Еврейские, что ли, песенки, — сказал Уэнделл и стал настраивать гитару.
Девочки глупо захихикали, но тут дочурка топнула ногой по бочке.
— Дурной ты бычина! — заорала она. — Дурной бычина из Церкви Бога!
Вопя, она свалилась с бочки; они попрыгали с перил посмотреть, кто кричал, а она, мигом поднявшись, метнулась от них за угол дома.
Мать устроила ужин на заднем дворе, где над столом, как всегда у них в таких случаях, горели японские фонарики.
— Я с ними за стол не сяду, — сказала дочурка, схватила со стола свою тарелку и унеслась с нею на кухню, где поужинала в обществе тощей чернокожей кухарки с синими деснами.
— Ну что ж ты гадкая такая бываешь, — посетовала кухарка.
