Фрагмент книги «Как тебя зовут»
*
В хрустальной вазочке печенье «Юбилейное» и конфеты «Кавказские». Он сходил заранее, принес, постарался пыль вытереть, чтобы Алевтина не подумала, что на самом деле для уборки зовет. Кошачью шерсть мокрыми ладонями с диванов и кресел собрал, а с коврика в прихожей стряхнул кристаллики соли.
— Думала уж, и не позовешь.
— Почему так?
Он добавляет немного кипятка в чайник с готовой заваркой — это называется «поженить», он и на самом деле только у семьи жены такому научился, а дома не делали. Впрочем, он вполне мог не обращать внимания тогда на то, что делали дома. Ведь и дом у него был только до девяти лет, а потом началось страшное, странное.
— Ну зачем тебе. Видела, что к тебе приходят, семейством целым… Дочка?
— Дочка и зять. Правда, он что-то реже стал в последнее время приходить.
— Ну ко мне вообще не ходит невестка. А что — у них семья, сами по себе. Я и не обижаюсь. Еще не хватало, чтобы надо мной тряслись, смотрели, носы потихоньку затыкали. Потому что говорят, что мы теперь и пахнем по-особому, а сами не чувствуем. Тебе не говорили?
— Да нет, какое. Но только дети — одно, а тут совсем другое.
— А я вот на лыжах пристрастилась ходить, представляешь? — вдруг переводит разговор Алевтина.
На ней красная праздничная кофта, хотя Шура говорила, что красный только молодым идем, а лучше всего — детям. Вечно лежали красные платьишки для маленькой Женьки, в целлофане, аккуратно приготовленные к какому-нибудь празднику. Он мотает головой, чтобы остановить воспоминание.
— Ты чего?
— Да ничего. Вот жене год скоро.
Он осекается. Может быть, нельзя.
— Да чего уж там… Понимаю. Сколько жили? Всю жизнь?
Он кивает, сглатывает противный комок в горле. Алевтина вдруг оставляет чашку, протягивает руку и накрывает его ладонь своей. Их руки очень похожи — худые, морщинистые, узловатые, на ее пальцах никаких колец; а Шура всегда носила.
— Да, после техникума сразу. А котов — ты спрашивала — много было. И все белые.
