Фрагмент книги «Игла и нить»
И вновь, как и сотню лет назад, мрачная музыка колоколов захлестывала Лондон своей грациозностью и неподвижностью, яркой, как свет созревшей в небе полной луны. Несмотря на поздний час, в городе, что она освещала, бурлила жизнь: он был полон огней, машин и людей, которые, казалось, были повсюду, — они неспешно прогуливались или спешно куда-то неслись, работали, пили, танцевали, спали; и никто из них не замечал пронзительного колокольного звона.
Внутри башни звук был поистине оглушительным. Однако женщины не дрогнув сделали шаг вперед, замыкая плотный круг. Их босые ноги не чувствовали холода, а волосы свободно струились по спине. Облаченные в простые мантии, женщины откинули капюшоны, ощущая вибрацию колоколов каждой клеточкой своего тела; ощущая гул и марево города, расположенного внизу; ощущая тишину луны, светившей в окна; ощущая, как внутри их говорит магия. Последний удар колокола, звук, полный необратимости, повис в воздухе.
Полночь. Время пришло.
Они воздели руки к небу.
Когда это случилось, никто из них не вскрикнул — Семерка была созвана не для этого, да и в любом случае на крик у них просто не было времени. И хотя в их распоряжении были бесконечные годы, все произошло слишком быстро...
Оконное стекло разбилось вдребезги. Пролилась первая кровь ночи. Слова были произнесены: непроницаемые и нерушимые. Женщин отбросило назад, и их босые ноги заерзали по полу. Затем они взмыли в воздух: их мантии развевались, а руки и ноги застыли в лунном свете. Все они ощущали одно — пустоту и тщетность от осознания того, что ничего нельзя сделать: мантии обвивались вокруг шеи, пока сами женщины падали в пустоту ночи.
Только когда их тела перестали принадлежать им, они сделали то, что делают все тела: принялись извиваться, дергаться, издавать булькающие звуки и задыхаться — иными словами, медленно умирать.
А там, внизу, Лондон продолжал жить своей жизнью, и только колокола Биг-Бена хранили несвойственное им гробовое молчание.
Радость
В пятнадцать лет
Это был типичный пригород Лондона: расположенные в ряд плотно прилегающие друг к другу жилые дома, высокие и узкие, с суровыми фасадами, аккуратными палисадниками и железными воротами, наглухо закрытыми в столь поздний час. Плотно задернутые шторами окна этих домов светились в темноте, что царила снаружи. В сонной тишине лишь изредка можно было различить далекий шум городских магистралей или тихие шаги припозднившегося соседа, лай собаки, шепот деревьев на ветру... Однако один из домов был молчаливее других.
